Они приходят в себя, мы заполняем и подписываем наши заявления. Выйдя, мы хохочем, вспоминая их растерянность и смешные лица.

Затем мы едем на автобусе в город. Там мой жених покупает мне скромное (я настояла, чтоб именно скромное) платье и кольцо… с бриллиантом к моему огромному удивлению.

- Это приказ! — снова говорит он в ответ на мое удивление такому дорогому кольцу. Я не могу оторвать глаз от маленького камня, который разливает вокруг свет. Глядя на этот камень, я чувствую, что теперь у меня нет ни малейших сомнений, что он обязательно вернется ко мне через 2 месяца, и мы поженимся.

- И никаких сомнений, — говорит мой жених, будто читая мои мысли.

Мы смеемся.

Вечером на помолвку пришли его мама, дед и брат и две моих близких подруги. Я прошу их никому не говорить о помолвке. Жених говорит, что для него это не важно, пусть все знают.

- Я сейчас выйду на улицу и буду орать на всю деревню, что я женюсь на тебе!

Мы смеемся, но я прошу пока всё скрывать.

- Если моя невеста так хочет, то — только чтобы ей было спокойно, соглашаюсь.

Потом мы целуемся с ним на крыльце в темноте, пока гости шумят за столом.

Он обнимает меня и повторяет все время, как будто подслушал мои сомнения и тревогу:

- Два месяца — это очень мало. Очень-очень мало. Поняла?

СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

Женщина, 35 л., 2004 г.

Я лежу в хрустальном гробу, висящем на больших черных цепях, в хрустальном кокошнике и хрустальном же сарафане. Не сплю, но пошевелиться не могу, хотя все понимаю. Приятно жалеть себя, чувствовать свою несчастность, понимать, что любой, кто увидел бы меня в таком положении, пожалел бы меня непременно. Сначала чувствую, что могу двигать глазами, потом чувствую, что гроб раскачивается слегка от набегающего ветерка, и от этого тихонько и мелодично позвякивает приятная музыка. Вижу только фрагмент цепи, своды пещеры.

Вдруг я чувствую свое тело, что оно стало живым, и мне теперь неудобно в хрустальном плену. Я шевелюсь, но боюсь порезаться, сломав хрусталь, который плотно окружает меня. Хочу позвать на помощь, не могу дольше оставаться в неподвижности. Но кричать мне неловко как-то, поэтому я пою призывы о помощи. От моего шевеления гроб раскачивается все сильнее, цепи обрываются, он падает и разбивается. Я лежу в груде мелких осколков хрусталя, боюсь пошевелиться, чтобы встать.

Входит статный царевич лет 25-ти в расшитом кафтане и начинает освобождать меня от осколков, снимая их руками сверху и осторожно выгребая осколки мечом из-под меня. Наконец, он меня поднимает, окутывает своим расшитым золотом плащом и сажает на коня перед собой. Когда мы едем, он приговаривает, что я молодец, что пела, потому что на мой голос он сразу повернул коня, и неизвестно что бы было, если бы я молчала. А он довольно близко оказался от пещеры, и, следуя на мой голос, пришпорил коня, как только раздался грохот разбивающегося хрусталя. Царевич рад, что успел, а иначе я могла бы начать сама освобождаться от осколков, и — порезаться.

У меня нет никаких чувств, я не могу и не хочу говорить, а только чувствую, что он рядом, и что подо мной конь.

Состояние сомнамбулическое. Царевич останавливает коня у охотничьей избушки в лесу, мы садимся за стол, он накрывает его, ставит водку, красную икру, говорит, что если я выпью водки, то, возможно, приду в себя. Я ничего не хочу есть, а выпиваю только абрикосовый сок, который он мне налил, поняв, что водку я пить не буду. Я сомнамбулически уставилась на огонь, который он развел в камине, и мне по-прежнему все равно.

Мы едем дальше, и вдруг я спрашиваю: "Куда мы едем?" "Ко мне домой", — отвечает он. "А где твой дом?" — спрашиваю я. "Через три королевства", — отвечает. Мне от этого не по себе. Он объясняет: "Я отправился за тридевять земель, чтобы найти тебя, мою суженную. Вот нашел. Но если тебе не удобно так путешествовать, поедем на поезде, я куплю билеты".

В купе я пытаюсь вспомнить, кто я и откуда. Царевич говорит, что, может быть, стоит забыть прошлое, раз оно привело к тому моменту с хрустальным гробом. Он говорит, что мы приедем к нему, поженимся, у нас будут дети и новая жизнь. Я отвечаю, что тем более, раз будут дети, важно знать, какого я рода. А у самой мелькает нехорошая мысль, что он не хочет узнавать, кто мой обидчик, чтобы не сражаться с ним.

- Попробуй все вспомнить, — говорит царевич.

Я вспоминаю фигуру в черных одеждах, которая посылает проклятья. Больше ничего. Слушая меня, он становится чем-то взбудоражен, у него в глазах появляются какие-то огоньки. На станции царевич передает меня под опеку своего учителя-вельможи, а сам отбывает, как он сказал, по делу. Мне приятно, что он поехал отомстить за меня, но я все равно бесчувственная.