Джек: Я бросил курить. Уже целый месяц я не выкурил ни одной сигареты.

Делла: И сколько килограммов веса ты прибавил, хе-хе-хе?

При этом все печально улыбнутся, так же как Джек и доктор Кью.

Доктор Кью: Ну, вы действительно многого добились, Джек. И на это не поддались.

Делла: Я тоже хочу добиться. Я готова откусить себе язык за то, что сказала это. Это говорила моя мать. Я пыталась сделать с Джеком то, что она делала со мной.

Дон (новичок в группе): Но что в этом ужасного? Всего лишь небольшая шутка.

Делла: Вчера мама приходила ко мне и пыталась снова это со мной проделать, но я ей не позволила. Она так разозлилась. Сказала: "Ты опять набираешь вес, ха-ха". Предполагалось, что я тоже засмеюсь и отвечу: "Да, я слишком много ем, ха-ха". Но вместо этого я ответила: "А ты на себя посмотри". Тогда она сменила тему и сказала: "Как ты можешь жить в такой развалине?"

Из приведенного диалога ясно, что трагедия жизни слишком полной Деллы в том, что для нее набирать вес и смеяться над этим равносильно тому, чтобы угодить матери. А если над этим не смеяться, то это дерзость и мать будет недовольна.

Юмор висельника — это шутка умирающего или знаменитые последние слова. Как уже отмечалось, зрители, собиравшиеся в восемнадцатом столетии на казни на Тайберне[57] или у Ньюгейта,[58] восхищались теми, кто умирал со смехом. "Я всегда был Победителем, — сказал Дэниел Тогдашний. — Мы одурачили всех простаков, но потом что-то пошло неверно. Остальным удалось уйти, а меня схватили, ха-ха-ха!" И толпа подхватила это «ха-ха-ха» в предвкушении того момента, когда откроется люк и "игрок умрет в игре". А Дэнни тоже будто бы смеется забавной шутке, которую сыграла с ним судьба, но в глубине души он понимает, кто в этом виноват, и на самом деле говорит: "Ну, мама (или папа), вы предсказывали, что я кончу на виселице, и вот я здесь, ха-ха-ха". То же самое в меньших масштабах происходит почти в каждой терапевтической группе.

Дэнни Теперешний был одним из четверых детей в семье; ни одному из них не давали разрешения на успех. Родители слегка мошенничали, но в целом в принятых в обществе рамках, и каждый из детей развил эту тенденцию чуть дальше. Однажды Дэнни рассказал о своих неприятностях в колледже. Он не успевал выполнить задание и потому заплатил, чтобы работу выполнили за него. Группа с интересом слушала, как он описывал свою торговлю с этим человеком и рассказывал, что этот же человек нанялся писать работы и для друзей Дэнни. Все заплатили ему авансом. Остальные члены группы задавали разные вопросы, пока Дэнни не подошел к сути своего рассказа. Этот человек сбежал в Европу, прихватив с собой все деньги и не написав ничего. Услышав это, вся группа расхохоталась, и Дэнни присоединился к общему смеху.

Остальные говорили, что считают эту историю забавной по двум причинам. Во-первых, Дэнни так рассказывал ее, что было ясно: он ожидает, что они будут смеяться, и разочаруется, если не рассмеются. Во-вторых, именно чего-то такого все ожидали. Может, даже надеялись, что так случится с Дэнни, потому что он добивался своего нечестным путем, вместо того чтобы честно выполнять свои обязанности. Все знали, что Дэнни должен потерпеть неудачу, и им было забавно наблюдать, какие усилия он для этого прилагает. Они присоединились к смеху Дэнни Теперешнего точно так же, как толпа подхватывала смех преступника. Позже члены группы будут угнетены этим, и больше всех — сам Дэнни. Его смех говорил: "Ха-ха-ха, мама, тебе всегда нравилось, когда я терпел поражения, и вот я опять".

Взрослый в Ребенке, то есть Профессор, с самого раннего возраста выполняет задачу: он должен добиваться того, чтобы мама была довольна, оставалась с ним и защищала его. Если он ей нравится и она выражает это отношение улыбкой, он чувствует себя в безопасности, хотя на самом деле ему может угрожать серьезная опасность или даже смерть. Кроссман рассматривает этот вопрос подробнее. Она говорит, что в нормальных условиях и Родитель матери и ее Ребенок любят детей. Так что когда мать улыбается, отпрыском довольны и ее Родитель, и ее Ребенок, и их отношения развиваются спокойно. В других случаях Родитель матери улыбается малышу, потому что так положено, но ее Ребенок сердится на него. Малыш может добиться улыбки Ребенка, но тогда его поведение не одобрит Родитель. Например, демонстрируя, что он «плохой», он вызовет улыбку Ребенка, потому что доказал: у него "не все в порядке", и это нравится Ребенку матери — той самой, которую мы выше называли «мамой-ведьмой». Из всего этого Кроссман заключает, что и сценарий и антисценарий можно рассматривать как попытки вызвать улыбку матери: антисценарий вызывает одобрительную улыбку Родителя матери (или отца), сценарий — улыбку Ребенка матери, которому нравится боль и неудобства потомка.

Следовательно, смех висельника имеет место, когда Дэнни "обнаруживает себя" в петле и его Ребенок говорит: "Я совсем не хотел так кончить. Почему же я здесь оказался?" Тогда Мать (в его голове) улыбается, и он понимает, что она обманом заманила его. И тогда перед ним выбор: либо сойти с ума и убить ее и самого себя, или рассмеяться. В такие моменты он может позавидовать брату, который предпочел психлечебницу, или сестре, которая выбрала самоубийство, но ни к одному из этих выходов он не готов — пока.

Смех или улыбка висельника возникают после особого типа стимулов и реакций, называемых "виселичными транзакциями". Типичный пример — алкоголик, который, как знают все в группе, не пил уже шесть месяцев. Однажды он приходит и дает остальным возможность поговорить о своих проблемах. Когда они все выложили и предоставили сцену ему, он говорит: "Угадайте, что произошло в уикэнд". Достаточно одного взгляда на его слегка улыбающееся лицо — и все знают ответ. И все тоже готовы заулыбаться. Один из присутствующих начинает виселичную транзакцию, спрашивая: "Что же случилось?" — "Ну, я выпил немного, потом еще, и следующее, что я помню… — тут он уже хохочет, и все остальные тоже, — это трехдневный загул". Стайнер, который первым четко описал этот феномен, говорит: "В случае с алкоголиком Уайт рассказывает аудитории о своем прошлом запое, и все слушатели (включая, может быть, и терапевта) радостно смеются. Этот смех Детей слушателей усиливает и подкрепляет улыбку «мамы-ведьмы» или людоеда, которые довольны тем, что Уайт подчинился их предписанию ("Не рассуждай — пей"), и на практике затягивает петлю на шее Уайта".

Смех висельника (который возникает в результате виселичных транзакций) означает: если пациент смеется, рассказывая о своих неудачах, и особенно если аудитория присоединяется к его смеху, значит, его неудача — часть катастрофы, запланированной сценарием пациента. Когда окружающие смеются, они повышают размер выплаты, ускоряют судьбу пациента и мешают ему выздороветь. Таким образом осуществляется родительский замысел, ха-ха.

Ж. Типы смеха

Справедливо будет сказать, что у сценарных аналитиков и их групп больше поводов для смеха, чем у других, даже если они воздерживаются от смеха под виселицей или когда кто-то попадает в лужу. Существует несколько разновидностей смеха, представляющих интерес для сценарного аналитика.

Сценарный смех

А. «Хе-хе-хе» — Родительский смешок «мамы-ведьмы» или папы-людоеда, которые ведут кого-то, обычно своего отпрыска, по пути наименьшего сопротивления, ведут к обману и поражению. "Сколько лишних килограммов ты набрал, хе-хе?" (иногда пишут "ха-ха"). Это сценарный смех.

Б. «Ха-ха-ха» — смешок Взрослого, полный печального юмора. Как в случае с Дэнни, он означает поверхностное впечатление. По своему прошлому опыту Дэнни знает, что нельзя доверять людям, обещающим выполнить твою работу, но о себе и своих слабостях знает меньше и потому постоянно попадает в ту же западню. Это смех висельника.

В. «Хи-хи-хи» — смех Ребенка, который собирается выкинуть что-нибудь особенное. На самом деле он пытается сыграть в игру "Разыграем шутку с Джо", это истинно мошенническая игра: Ребенок считает, что дурачит кого-то, а в конечном счете сам оказывается жертвой. Например, Дэнни Теперешний говорит «хи-хи-хи», когда нанятый им человек рассказывает, как они одурачат профессора английского языка, но когда наступает конец игры, Дэнни оказывается жертвой. Это игровой смех.

Здоровый смех

Г. «Хо-хо-хо» — Родительский смех над попытками Ребенка добиться успеха. Он покровительственный, благожелательный, полный стремления помочь, по крайней мере в той непосредственной проблеме, которая возникла сейчас. Обычно он исходит от людей, не слишком вовлеченных и всегда имеющих возможность переложить ответственность на кого-то другого. Он демонстрирует ребенку, что за несценарное поведение тоже можно получить награду. Это дедушкин смех, или смех Санта Клауса.

Д. Другой тип смеха «ха-ха-ха», более сердечный и значительный. Он обозначает истинное понимание Взрослым того, что он обманут, не кем-то посторонним, а собственными Родителем и Ребенком. Он аналогичен тому, что психологи называют "опыт "ага"" (хотя лично я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из психологов в таком случае говорил "ага"). Это смех проникновения.

Е. «Ух-ху-ху» — смех Ребенка, полный чистой радости, или «желудочный» смех взрослых — тех, у кого есть желудок. На него способны только свободные от сценария люди или такие, кто может временами отказываться от своего сценария. Это спонтанный смех здорового человека.

З. Бабушка

Никто из тех, кто знал свою бабушку, не может быть атеистом, даже если сама бабушка была неверующей, потому что все бабушки, добрые и злые, следят за вами откуда-то, обычно с неба. Во время групповых встреч (и часто во время игры в покер) бабушка висит где-то в углу под потолком. Если Ребенок пациента не доверяет своему Родителю, он обычно чувствует, что в трудную минуту может довериться бабушке и смотрит на потолок, ожидая одобрения и руководства от невидимого покровителя. Следует помнить, что бабушки могущественнее матерей, хотя могут реже выходить на сцену. Но когда выходят, им принадлежит последнее слово. Это хорошо известно читателям сказок, когда старуха может одарить Принца или Принцессу благословением или проклятием, а фея или волшебница крестная мать не могут снять заклятие, только смягчают его. Так, в "Спящей красавице" старуха обрекает Принцессу на смерть. Добрая фея заменяет смерть столетним сном. Это все, что она может, потому что фея говорит: "Я не могу совсем отменить то, что сделала старшая".

Таким образом, бабушка — суд последней инстанции, и если терапевту удастся снять заклятие, наложенное на пациента матерью, ему всегда приходится считаться с бабушкой. Поэтому хороший терапевт должен учиться обращаться не только с мамой-ведьмой, но и с антагонистичной бабушкой. В терапевтических ситуациях бабушки всегда считают себя правыми. Терапевт должен откровенно сказать им: "Неужели вы на самом деле хотите, чтобы Зоя потерпела поражение? Неужели думаете, что Наверху вас ждет награда, когда вы все там расскажете? Правда в том, что я не увлекаю вашу внучку на дурную дорожку, а даю ей разрешение жить счастливо. Что бы вам ни говорили, не забывайте, что терапевт тоже пришел Сверху и, когда будет необходимо, его Там выслушают. Зоя не может сама выступить против вас, но я могу".

В большинстве случаев именно бабушка решает, какие карты получит внук, когда играет в покер. Если у него хорошие отношения с бабушкой, он не проиграет, а чаще всего выиграет. Если же оскорбит бабушку мыслью или действием, он проиграет. Но он должен помнить, что у остальных игроков тоже есть бабушки, которые не менее могущественны, чем его. Вдобавок другие игроки могут быть в лучших отношениях со своими бабушками, чем он.

И. Типы протеста

Главные типы протеста — гнев и слезы. Большинство групповых терапевтов высоко оценивают эти типы протеста как проявление "истинных чувств", в то время как смех оценивается не так высоко и часто упускается из виду под предлогом, что не выражает реальные чувства.

Поскольку в девяноста процентах случаев гнев вызывается и одобряется Родителем, главный вопрос таков: "Что хорошего приносит гнев?" Он редко помогает достигнуть чего-то такого, чего нельзя было бы достичь без него и притом легче; а цену за него приходится платить высокую: несколько часов нарушенного метаболизма и, возможно, сильная бессонница. Критический пункт, после которого происходит вспышка гнева, возникает тогда, когда человек перестает говорить себе или друзьям "Я хотел бы…" (используя прошедшее время) и переключается на "Я хочу…" (используя настоящее время). Правило для гнева "на лестнице" такое же, как для "остроумия на лестнице". "Если вы сразу не сказали этого, не возвращайтесь, чтобы сказать, потому что скорее всего интуиция подсказала вам правильное решение". Наилучшая политика — подождать следующего случая, и, когда вы действительно будете готовы сказать лучше, вы скажете.

Фаза настоящего времени ("Я хочу…") обычно кратковременная и сменяется будущим временем ("В следующий раз я буду…"). Это означает переход от Ребенка к Взрослому. Я глубоко убежден (впрочем, не имея данных анализов в виде доказательства), что переход от прошлого к будущему совпадает с изменением в химизме обмена веществ; это какое-то незначительное изменение радикалов сложной гормональной субстанции, простой процесс восстановления или окисления. Это еще один выпад против иллюзии самостоятельности. Когда человек в своем негодовании переходит от прошлого к будущему, он думает: "Я успокаиваюсь" или кто-нибудь говорит ему: "Ну вот, теперь ты пришел в себя". Но на самом деле он не «успокоился» и не "пришел в себя". Это простая реакция на изменение в химизме.

Почти всегда гнев — это часть игры "Ну вот ты и попался, сукин сын!" ("Спасибо за предоставленную возможность рассердиться".) На самом деле человек радуется случившейся несправедливости, потому что с раннего детства несет в себе большой запас гнева и испытывает облегчение, когда может законно освободиться от него. ("Кто бы в таких обстоятельствах не рассердился?") Вопрос в том, благотворно ли такое освобождение от эмоциональной энергии. Фрейд давно говорил, что это ни к чему не приводит. Однако в наши дни большинство терапевтов считают это хорошим признаком групповых встреч и оживленно обсуждают на совещаниях персонала. Все радуются, возбуждаются и испытывают облегчение, когда пациент "излил свой гнев". Терапевты, которые одобряют такое поведение пациентов и даже требуют его от них, считают себя гораздо выше коллег и без колебаний выражают это свое отношение. Reductio ad absurdum[59] подобного отношения находим в следующем утверждении воображаемого пациента: "С помощью общественного транспорта я добрался до своего района и решил, что сегодня буду общаться с властными фигурами, выражая свои реальные чувства. Поэтому я заорал на босса и швырнул свою пишущую машинку в окно. Босс был очень рад и сказал: "Хорошо, что мы теперь вступили в реальную коммуникацию и вы излили свою враждебность. Именно такие работники нам нужны. Кстати, я заметил, что вы прикончили другого нашего работника, стоявшего под окном, но надеюсь, это не вызовет у вас чувства вины, которое помешало бы нашим дальнейшим интерперсональным интеракциям"".

Отличить поддельный гнев от истинного обычно чрезвычайно легко. После гнева "Ну вот ты и попался, сукин сын!" пациент может улыбнуться, тогда как за искренним гневом на групповой встрече обычно следует плач. В любом случае пациентам следует дать понять, что им не разрешается швырять вещи или нападать на других членов группы. Любую попытку так поступить нужно остановить физическими методами, и, за исключением особых случаев, пациент, пытающийся совершить это, должен быть отстранен от групповых встреч. Однако существуют терапевты, которые позволяют пациентам физически изливать свой гнев и имеют необходимые приспособления и персонал для ликвидации возможных осложнений.

Плач в большинстве случаев тоже притворство, он может быть даже драматическим представлением. Лучший способ судить о плаче — учесть реакцию остальных членов группы. Если они испытывают раздражение или сверхсочувствие, слезы, вероятно, поддельные. Искренний плач обычно вызывает уважительное молчание и искренние ответы, полные Аристотелевой трагической жалости.

К. История вашей жизни

Одно из наиболее интересных и поучительных для сценарного аналитика произведений — "Необыкновенная жизнь Ивана Осокина" известного мистика Успенского.[60] Иван Осокин получает шанс прожить жизнь заново и одновременно предсказание, что снова совершит все прежние ошибки и повторит поведение, о котором сожалеет. Герой отвечает, что это будет неудивительно, потому что он лишится памяти о пережитом, и поэтому ему придется повторить свой путь, чтобы научиться избегать ошибок. Ему говорят, что, вопреки обычной политике в подобных случаях, ему позволено будет помнить все и, тем не менее, он повторит все свои ошибки. На таких условиях он соглашается, и, конечно, хотя он предвидит катастрофы, которые вызовет своим поступком, повторяет свое прежнее поведение, как искусно и убедительно демонстрирует Успенский. Успенский приписывает это силам судьбы, и сценарный аналитик с ним согласится, добавив только, что эта судьба запрограммирована в раннем возрасте родителями, а не исходит от каких-то метафизических или космических сил. Таким образом, позиция сценарного аналитика совпадает с позицией Успенского: каждый индивидуум принуждается своим сценарием снова и снова повторять образцы поведения, независимо от того, насколько он сам сожалеет о последствиях. В сущности, само сожаление — это повод для повторения поступков, и они повторяются только для того, чтобы собирать сожаления.

Подкрепить эти рассуждения можно ссылкой на рассказ Эдгара По "Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром". Мистер Вальдемар был загипнотизирован перед самой смертью и в таком виде прожил очень долго. Но со временем его вывели из гипнотического транса, и он тут же, на глазах пришедших в ужас свидетелей, превратился с высохший труп, именно такой, каким стал бы, если бы умер в день, когда его загипнотизировали. Таким образом, он "догнал самого себя". В сценарных терминах, это повседневное происшествие. Родители гипнотизируют ребенка, чтобы он мог вести определенный образ жизни. Он будет проявлять все признаки жизненности, пока это возможно для человека, пока не будет достигнута предписанная сценарием судьба. После этого он очень быстро распадается. В сущности, многих людей сценарий «поддерживает», и как только он завершается, они начинают распадаться. Такова судьба многих стариков и «пенсионеров» по всему миру, как я уже замечал. (А не только в "нашем обществе", как обычно утверждают.)

Сам сценарий находится под защитой греческой богини необходимости, "надменной Ананке", как называл ее Фрейд. На психоаналитическом языке пациент испытывает повторяющееся принуждение — принуждение снова и снова делать то же самое. Так, короткий сценарий может на протяжении жизни повторяться неоднократно (женщина выходит замуж за одного алкоголика, потом за другого — под предлогом, что в следующий раз будет иначе; или мужчина женится на одной больной женщине, затем на другой, проходя, таким образом, через целую серию похорон). Более того, в ослабленной форме сценарий может повторяться ежегодно (рождественская депрессия, связанная с разочарованием) в рамках всего жизненного сценария (заканчивается самоубийством в результате очень сильного разочарования). Он может повторяться ежемесячно в течение года (менструальные разочарования). Кроме того, в совсем ослабленной версии он может повторяться ежедневно. И даже еще более микроскопически — ежечасно: например, в разбавленной форме весь жизненный сценарий может проявляться еженедельно на каждой групповой встрече, если терапевт знает, куда посмотреть. Иногда несколько секунд деятельности раскрывают всю "историю жизни" пациента. Я в другом месте приводил обычные примеры, которые можно назвать "Торопись и спотыкайся" — и "Быстрое выздоровление".

"Миссис Сэйерс протянула руку мимо груди миссис Каттерс, чтобы дотянуться до пепельницы на конце стола. Возвращая руку в прежнее положение, она потеряла равновесие и едва не упала с диванчика. Она вовремя спохватилась, осуждающе рассмеялась, произнесла "Простите!" и продолжала курить. В этот момент внимание миссис Каттерс отвлеклось от мистера Троя, чтобы она смогла ответить: "Прошу прощения!""

Здесь, сжатая в несколько секунд, содержится история жизни миссис Сэйерс. Она пытается быть осмотрительной, но все делает неловко. Едва не попадает в неприятности, но в последний момент спохватывается. Извиняется, но затем кто-то другой принимает на себя вину. Можно почти наглядно увидеть ее папу-людоеда, который приказывает ей упасть и даже подталкивает ее (сценарий), и ее мать, спасающую дочь в самое последнее мгновение (антисценарий). После этого она вежливо извиняется за свою неловкость. (Она еще в детстве поняла, что неловкость себя оправдывает, если она хочет сохранить любовь отца, потому что именно этого он от нее хочет; больше того, это дает ей повод извиниться, и это один из тех немногих моментов, когда отец ее слушает и признает ее существование.) Затем происходит поворот сценария, который превращает эпизод в драму, а не в простой каталог неловкостей: кто-то другой принимает на себя вину и извиняется еще искреннее. Мы видим здесь классическую иллюстрацию треугольника Карпмана для классификации сценариев и театральных драм (см. рис. 12 в главе десятой).

Л. Повороты сценария

Согласно Карпману, все драматическое действие можно свести к смене трех главных ролей: Жертвы, Преследователя и Спасителя. Такие повороты сценария осуществляются с разной скоростью и могут происходить в обоих направлениях. В драме "Торопись и спотыкайся — и быстрое выздоровление" мы имеем стремительные повороты. Начинает миссис Сэйерс вместе с Отцом (в голове) в роли Преследователя ("подталкивает" ее), Мать в ее голове действует как Спаситель ("спасает от падения"), а она сама — как Жертва. Так установлен треугольник в ее сознании, это головной сценарий. В сценарии действия она становится Преследователем, пронося руку мимо миссис Каттерс, которая тем самым превращается в Жертву. Миссис Сэйерс извиняется, но миссис Каттере, в свою очередь (в соответствии с потребностями своего сценария), делает очень быстрый поворот и, вместо того чтобы вести себя как Жертва, извиняется, как будто это она сделала что-то не так, беря на себя таким образом, роль Преследователя.

В этом сжатом наборе транзакций мы очень много узнаем об истории двух жизней. Миссис Сейерс первоначально выступает в роли унылой Жертвы; ясно что она может сделать поворот и перейти в роль Преследователя, изобразив, что все произошло «случайно» и она извиняется. Цель сценария "Торопись и извиняйся" — избавиться от ответственности, заставив Жертву извиняться. Дополняющую сценарную фигуру она встретила в миссис Каттере, сценарий которой, очевидно, может быть назван "Ударь меня, и я извинюсь" или "Простите, что мое лицо попалось на пути вашего кулака" — типичный сценарий жены алкоголика.

Дэнни, молодой человек без диплома, тоже перелистывает всю драматическую историю своей жизни, рассказывая о своем опыте. Как уже отмечалось, название его любимой игры, как и название его сценария, "Проведем Джо". Дэнни встречает дружелюбного Спасителя, который предлагает за плату провести его жертву, профессора. Дэнни заканчивает тем, что становится жертвой, а его дружески настроенный Спаситель оказывается мошенником или еще большим Преследователем, чем сам Дэнни. Профессор, который, неведомо для самого себя, первоначально должен был стать Жертвой, вынужден играть роль Спасителя: Дэнни обращается к нему за помощью, чтобы закончить колледж. Такова история жизни Дэнни. Его перехитрили в его попытках провести кого-то, и заканчивает он в роли мученика; но поскольку все видят, что он сам виновен в своем падении, вместо сочувствия он встречает смех. Он не только не справляется со своим делом, он не может даже стать мучеником. Это единственное, что удерживает его от самоубийства. Он знает, что если попытается, у него ничего не получится и все будут только смеяться над ним; а если даже получится, произойдет что-нибудь такое, что сделает его самоубийство смехотворным. Даже его попытки психоза неубедительны и заставляют остальных членов группы смеяться. То, что дала ему мать, оказалось доброжелательной сценарной западней. "Слушай, — говорила она Дэнни, — тебя во всем будут преследовать неудачи. Бесполезно биться головой об стену, потому что ты не сумеешь даже сойти с ума или убить себя. Уходи и попытайся, а когда убедишься, возвращайся ко мне, как хороший мальчик, и я обо всем позабочусь".

Такова одна из наград группового терапевта, если он наблюдает за каждым движением каждого пациента в каждый момент в течение сессии. Он может заметить, как пациент в несколько секунд в сжатом виде переживает весь свой сценарий. Эти несколько секунд могут совершенно прояснить случай, рассказав терапевту историю жизни пациента; в противном случае пришлось бы потратить месяцы и годы на раскопки и прояснения. К несчастью, невозможно предсказать, когда это произойдет. В той или иной форме это, вероятно, происходит с каждым пациентом на каждой групповой встрече, но обычно более или менее замаскировано или закодировано. Расшифровка зависит от готовности терапевта понять происшедшее, а это, в свою очередь, зависит от его интуиции. Когда он не только готов к интуитивному восприятию того, что произошло, но и способен передать понимание Взрослому, терапевт может распознать сценарий пациента, включая роли, которые исполняют он сам и другие члены группы. Поскольку эти роли очень важны для успешного лечения, мы рассмотрим их в следующей главе.

Глава Восемнадцатая

СЦЕНАРИЙ В ЛЕЧЕНИИ

А. Роль терапевта

Мы уже говорили о том, как пациент выбирает терапевта, если у него есть выбор. Если же выбора нет, он попытается манипулировать терапевтом, чтобы тот исполнил роль, предписанную сценарием пациента. Как только миновала предварительная фаза, пациент попытается заполнить с помощью терапевта ту нишу, которая в детстве была отведена «волшебнику», чтобы получить от него необходимое волшебство: «науку», "куриный бульон" или «религию». Пока Ребенок пациента организует игры и сценарные действия, необходимые для этого, его Взрослый пытается разобраться, чего ожидать от лечения. Чем быстрее терапевт поймет, какую роль он должен сыграть, и узнает драму, которую пациент в свое время попытается привести к кульминации и развязке, тем более эффективной будет его помощь пациенту; он поможет пациенту выйти из своего сценария в реальный мир, где тот сможет излечиться, а не просто добиться «улучшения».

Б. Дозировка игр

Как утверждают многие клиницисты, невротики обращаются к врачу не для того, чтобы вылечиться, а чтобы понять, как стать еще лучшим невротиком. Сценарные аналитики утверждают нечто похожее: пациент приходит не для того, чтобы вылечиться, а чтобы научиться лучше играть в свои игры. Поэтому он уйдет, если терапевт откажется подыгрывать ему, но уйдет и в том случае, если терапевт простак и его легко провести. В этом отношении транзакционные игры подобны шахматам: заядлого шахматиста совсем не интересуют и те, кто не умеет играть, и те, кто играет плохо и не оказывает сопротивления. В терапевтической группе заядлый игрок-"алкоголик" рассердится, если никто не захочет преследовать или спасать его, играть роли Простака или Посредника, и скоро покинет группу. Он покинет ее и в том случае, если Спасители слишком сентиментальны или Преследователи слишком энергичны, потому что нет никакого интереса в игре, если они слишком легко попадутся ему на крючок. Подобно всем игрокам, он предпочитает некоторое мастерство и сдержанность со стороны партнеров или противников. Если же они слишком сильны, как Армия спасения, он задержится ненадолго.

Он может покинуть и Анонимных алкоголиков, если сочтет, что они не представляют реального вызова со своим утверждением "Это не ты, это болезнь" и со своими угрозами "деревянной печени". Только миновав эту первоначальную стадию, сможет он оценить реальную пользу лечения. Синанон добивается лучших результатов, обращаясь с ним сурово и утверждая: "Не болезнь, а ты сам виноват в том, что стал наркоманом". Таким образом, «алкоголик» может покинуть "анонимных алкоголиков" и обратиться к семейному врачу, который совсем не так уж убежден, что это болезнь. Если же он решительный человек, то может обратиться к психотерапевту, даже к такому, который скажет, что это совсем не болезнь. Если он готов выздороветь, может обратиться к сценарному аналитику или встретиться с ним случайно, и тогда дела пойдут хорошо, и вскоре он перестанет играть.

Аналогично ведут себя игроки "Если бы не они". Терапевт, который совсем отказывается играть и требует индивидуальной ответственности, вскоре потеряет пациентов. Если терапевт начинает подыгрывать, лечение вырождается в легкую игру "Разве это не ужасно" между ним и пациентом. Большинство подобных пациентов вскоре начинают испытывать скуку и обращаются к кому-нибудь другому. Так происходило в тридцатые годы, когда молодые «коммунисты» обращались вначале к «коммунистическим» терапевтам, чтобы потом уйти к более традиционным специалистам. Если терапевт испытывает чувство вины, он заключит союз с пациентом, вместо того чтобы лечить его, — может быть, это и хорошо, только не следует такую процедуру называть лечением.

Правительство, Истеблишмент и Человек реально существуют, но Общество, которое так часто винят, это миф. У каждого человека собственное общество, состоящее не только из друзей, но и из врагов. Психиатрия не может сражаться с Правительством, Истеблишментом или Человеком, она может делать это только в сознании пациента. И пациент, и терапевт рано или поздно должны понять это. Психиатрическое лечение, подобно всякому другому лечению, может быть эффективным только в относительно нормальных условиях. Игра рано или поздно должна прекратиться, и искусство терапевта в том, чтобы сделать это, не отпугнув пациента…