Молчание. Ян всматривается в лицо Скорины.

ЯН. Побаиваешься-таки ты меня, не договариваешь, всё намеками-намеками… А хочешь, продолжу твою крамольную мысль? Когда формируется новый язык – появляется новое государство. (Стукнул кулаком по книге.) О великой родине размечтались во главе с Острожским? Чего так смотришь? Перед тобой ведь не только священник, но и политик за плечами которого школа Болонского университета. Жаль, мы немного разминулись с тобой в Италии. Могли бы похлопывать сейчас друг друга по плечу. И как человек, изучавший историю и право, заявляю, что не видать вам своей страны, как собственных ушей. (Открывает книгу, тычет в неё пальцем.) Из славного города Полоцка! Никогда там не был, здоровье не позволяет. И дороги ваши проклятые! Это где?

СКОРИНА. На востоке от Вильно. (С неким вызовом.) Столица древнерусского княжества. Это древняя земля, славная земля.

ЯН. Киевская Русь, значит.

СКОРИНА. Когда-то.

ЯН. А теперь где, напомни.

СКОРИНА. Вы прекрасно знаете.

ЯН. Ну, прошу тебя, напомни, мой некогда блестящий секретарь.

СКОРИНА. Великое княжество Литовское.

ЯН (с деланным удивлением). Вот оно как! А хочешь скажу, где окажется твой Полоцк в скором времени?

СКОРИНА. Судя по вашей нелюбви к униям, предугадываю ответ.

ЯН. Твоей земле сильно не повезло, она оказалась на стыке востока и запада. Её будут всегда делить и раздирать на куски, через неё будут перекатываться войны. Смотри, как кроваво восходит на востоке Московия! Не нужно быть оракулом, чтобы понять: она захочет вернуть себе всё, что осталось от Киевской Руси. Как ни прискорбно признавать, русские становятся большой проблемой для нас. Что прикажешь делать польскому королю? Молча смотреть? Не станет, не для того на трон посажен. Найдутся и другие владыки, которые захотят вами перекусить. И ты наивно мечтаешь, что твоей мифической будущей родине позволят говорить на каком-то первобытном языке? (Толкает ногой книги на полу.) Знаешь, перед твоим титаническим трудом можно склонить голову. Но одного не пойму: зачем столько пустой траты времени? Говори на базаре хоть по-татарски, но язык религии должен быть каноническим. Для католиков – латынь, для православных… (Осенило.) Слушай, ты хочешь стать новым Кирилло-Мефодием? (Зло рассмеялся.) Ты всюду не успеваешь, Скорина! Ты – второй Франциск Ассизский, второй Ян Гус, второй Кирилл и третий Мефодий. Ты даже жену выбрал второсортную – вдову. Подобрал объедки за умершим другом. Ты неудачник, Скорина. А думал, что первопроходец! Ты – не Колумб, поверь мне. И твоя родина никогда не будет говорить на языке полоцких батраков, твои земляки будут выбирать польский, литовский, латинский, даже московский. Ты – мечтатель, Скорина, наивный полоцкий мечтатель, спустивший деньги отца, брата и всех меценатов в пустое дело. Нужно было заниматься шкурами, как отец. Он бы тобой гордился.

СКОРИНА. А я верю.

Тяжелое молчание.

ЯН. Знаешь, Франциск. Я пришел сюда в бешенстве. Я приказал найти и изъять все твои книги, какие еще можно собрать. Я готов был сегодня же сжечь эту ересь (Толкает книги ногой.) на тюремном дворе. Казнить тебя мы бы не казнили, еще не хватало рубить голову доктору медицины в цивилизованном королевстве. Хотел заставить тебя отречься от убеждений. Многие это делают многократно и с большой пользой для себя. Не стану, живи своими наивными мечтами… Сейчас смотрю на тебя и думаю: зачем возводить проигравшего на пьедестал мученика, много чести. Да и руки марать не охота. Ты недостоин тернового венца. Ты жалкий, потерянный человек. Жизнь тебя и так отколошматила, сколько осталось! А тётка-история и без меня не оставит от тебя мокрого места. То, чего ты боишься больше всего – забвения – случиться без посторонней помощи. История не любит блаженных и юродивых, она любит героев без страха и упрёка. Ты не её избранник. Пройдёт совсем немного времени, и твои книги рассыплются в прах или сгниют на дальних полках библиотек. А новых мы тебе напечатать не позволим, уж это я тебе обещаю. Ты – никто, славный доктор Франциск Скорина. (Открывает дверь и громко кричит.) Граф Гурка! Граф Гурка! (Быстрые шаги Каштеляна.)

КАШТЕЛЯН. К вашим услугам, ваше преосвященство.

ЯН. Подарите ему это сокровище. (Указывает на книги.)

КАШТЕЛЯН. А костёр?

ЯН. Отменяется. Не стоит повторять ошибок схизматиков-московитов, которые сожгли тираж, привезенный на продажу Богданом Онковым. (Скорине.) Что, и Московскому митрополиту не пришлась по вкусу твоя ересь? Удивляешься? Всё мы про вас знаем, голубчики. (Каштеляну.) Поступим, как цивилизованные люди. Пусть уносит. Они всё равно никому не нужны. Поляки их не купят, остальные забросят в дальний угол.

КАШТЕЛЯН. Слушаюсь, ваше преосвященство. (Скорина собирает книги.) А что делать с самим арестованным? У меня – два королевских указа.

ЯН. Ах, да! (Достаёт документ.) Возьми, Франциск. Это избавит тебя от дальнейших хлопот.

СКОРИНА (читает.) Сигизмунд, божьей милостью король польский, великий… Что это?

ЯН. Королевский указ о твоём освобождении. Береги, как зеницу ока. Это привилей, твоя охранная грамота. Если, конечно, снова не полезешь с грязными помыслами в Библию.

СКОРИНА. Вы всемогущий.

ЯН. Почти. Только никому об этом не говори. И мой совет – уезжай подальше. Проведи старость в каком-нибудь приятном месте, на лоне природы, на свежем воздухе. Жизнь так коротка. Не забудь про рецепт, чувствую себя всё хуже и хуже. Граф, найдите ему перо и клочок бумаги. Оставьте меня одного, мне нужно справить молитву.

СКОРИНА. Я буду молить Бога о вашем здоровье, ваше преосвященство.

ЯН. По какому канону, язычник?

Прага. Королевский сад. (Лето 1550-го года от рождества Христова).