Континуум сна в психоанализе: источник и функция сновидения

Р. ГРИНБЕРГ И С.ПЕРЛМАН

Вступление

Открытие физиологических коррелятов сновидения — явления БДГ (фазы сна с быстрым движением глаз) побу­дило пересмотреть психоаналитические теории сновидения. Существовали интерпретации как с точки зрения теории разрядки побуждения (Fisher, 1965), так и более эго-ориентированные — как, например, адаптивная концептуализа­ция (Hawkins, 1966; R.Jones, 1970). Ряд экспериментов, про­веденных в нашей лаборатории, привел к заключению, что БДГ-сон связан с обработкой информации в целях эмоци­ональной адаптации. Отправной точкой как Хавкинс (Hawkins, 1966), так и нашей группы (Greenberg и Leiderman, 1966) послужила метафора Фрейда: «таинственная запис­ная книжка». Исследуя депривации сна, мы пришли к сле­дующей формулировке: эмоционально значимые пережива­ния бодрствования соприкасаются с конфликтным матери­алом из прошлого, вызывая аффекты, требующие либо защитных процессов, либо адаптивного изменения реак­ции. Сновидение (БДГ-сон) предоставляет возможность для интеграции недавних переживаний с прошлыми, с сопут-

[264]

ствующей постановкой характерных защит или новым раз­решением конфликта. Мы обнаружили, что БДГ-депривация нарушает этот процесс (Greenberg и др., 1970; 1972а).

Изучая пациентов с послевоенными травматическими неврозами, мы обнаружили, что, чем выше осознанность субъекта в отношении пробудившегося конфликтного ма­териала перед сном, тем больше потребность в сновиде­нии, что отражалось латентностью БДГ (временем между началом сна и первым периодом БДГ). Основываясь на предшествующем сну психологическом состоянии субъек­та, мы смогли предвидеть более короткие и более продол­жительные БДГ-латентности (Greenberg, 1972b). Мы по­считали, что для более подробного исследования было бы полезно провести изучение сна и сновидений у пациента в процессе психоанализа. Мы ожидали, что аналитический материал покажет, что эмоционально значимо для паци­ента, а аналитическая ситуация пробудит конфликты, тре­бующие адаптивного усилия. И тогда данные, полученные в лаборатории по изучению сна, можно будет сопоставить с аналитическим материалом. В первой части исследова­ния мы сделали прогноз БДГ-латентности и БДГ-времени (количество времени, занятое сновидениями за ночь), ос­новываясь на материале психоаналитических сеансов не­посредственно перед и сразу же после каждой ночи в ла­боратории по изучению сна (Greenberg и Pearlman, 1975a). В этой статье мы представляем результаты наших исследо­ваний содержания сновидения, полученные в лаборато­рии по изучению сна.

Однако вначале нам следует обсудить психоаналитичес­кие концепции, необходимые для рассмотрения материала из лаборатории сна. Толкование сновидений явилось важ­ной частью развития психоанализа как совокупности тео­ретических и клинических знаний. Изучение сновидений привело Фрейда (1900) к ряду гипотез о психической фун­кции. Кроме того, эта работа привела его к выделению зна­чения анализа сновидений в клинической практике. С те­чением времени и развитием эго- психологии некоторые психоаналитики начали склоняться к преуменьшению зна­чения анализа сновидений (Brenner, 1969). Гринсон обсуж-

[265]

дал эту проблему в своей статье «Исключительное положе­ние сновидения в психоанализе» (Greenson,1970). Он при­вел прекрасные примеры того, как анализ значимого сна может привести к прорыву в клиническом понимании. Френч и Фромм (French и Fromm, 1964) прошли обратно по пути Фрейда: от теоретических вопросов к клиническо­му значению сновидения. Они пришли к выводу, что сно­видение отражает процесс адаптации, попытку разрешить существующие конфликты. В недавнем пересмотре отно­шения отпечатка дня к сновидению Лангс (Längs, 1971) повторил эту формулировку. Он отмечал выделение Фрей­дом переживаний в ходе психоанализа как высоко значи­мый аспект текущей реальности, включающейся непосред­ственно в процесс формирования сновидения. Большин­ство опытных терапевтов встречались с манифестными сновидениями, характеризующими именно текущее эмоци­ональное состояние пациента — особенно его усилия, свя­занные с вопросами трансфера. Решающий вопрос состоит в том, являются ли подобные сновидения случайными тво­рениями, не представляющими никакого интереса, или же они выступают примером более фундаментального биоло­гического процесса адаптации. Если сновидения действи­тельно отражают такой адаптивный процесс, тогда они зас­луживают тщательного внимания и как показатели текуще­го состояния анализа, и как свидетельство необходимости переформулировки теорий функции сновидения. (Эти идеи были сформулированы и подробно обсуждались Whitman и ДР., 1967).

Исследования

Лабораторные методы изучения сна с регистрацией ЭЭГ позволяют более детально, чем в анализе, исследовать ма­териал сновидения. Обычно большинство сновидений за­бывается в течение нескольких минут после окончания пе­риода БДГ. Пробуждение по завершении периода БДГ по­зволяет большей части людей более подробно восстановить

[266]

в памяти сновидение (Whitman и др., 1963). Однако за не­сколькими исключениями (такими, как только что назван­ная работа Уитмена), сновидения, собранные в лаборато­риях по изучению сна, изучались только описательно, без связи с психодинамическим пониманием жизненной ситу­ации сновидца. Данное исследование посвящено взаимо­связи между сновидением и сновидцем в надежде, что эта информация позволит более точно определить функцию сновидения и его место в клиническом психоанализе.

Субъектом исследования явился пациент, проходящий курс психоанализа. Краткое описание его истории болезни и основных систем фантазий представлено в статье Кнаппа (Knapp, 1969). На протяжении полутора лет его в течение двадцати четырех ночей исследовали в лаборатории по изу­чению сна: один раз в неделю в течение четырех недель с интервалом примерно в месяц между группами замеров. В случае двенадцати из двадцати четырех ночей в лаборато­рии пациента будили по завершении каждого периода БДГ и просили пересказать сновидение. Его изложения снови­дений записывались на магнитофон. На магнитофон запи­сывались также психоаналитические сеансы с этим паци­ентом, проводившиеся вечером перед и наутро после каж­дого исследования в лаборатории. Все исходные данные настоящего исследования получены расшифровкой магни­тофонных записей психоаналитических сеансов и переска­зов сновидений.

В предшествующей статье (Greenberg и Pearlman, 1975b) мы описали, как оценивание психоаналитического матери­ала по переменной, названной нами «защитное напряже­ние», позволило нам предсказывать вариации таких физио­логических параметров, как латентность БДГ и время БДГ. Эти исследования показали четкую взаимосвязь между ас­пектами психологической ситуации, связанными с дисфорическим аффектом, типами защит и угрожающим харак­тером конфликта (все они составляют ядро защитной нагруз­ки) и аспектами физиологической ситуации, касающимися потребности в БДГ-сне (латентность БДГ) и количества БДГ-сна. В настоящем исследовании мы рассматривали содер­жание сновидения и его взаимосвязь с аналитическим ма-

[267]

териалом. Мы изучали источник манифестного содержа­ния сновидения, выделяя аналитический сеанс как важное событие в отпечатке дневных переживаний. Мы также ин­тересовались: не прольет ли свет на адаптивную функцию сновидений их организация в связи с проявляющимися в психоанализе вопросами.

Результаты

Для того, чтобы обрисовать диапазон данных, мы нач­нем с некоторых количественных аспектов восстановления сновидения в памяти и его пересказа. Каждую ночь паци­ента будили от двух до четырех раз (по завершении периода БДГ). Всего за двенадцать ночей было тридцать восемь про­буждений. В результате этих пробуждений мы получили двадцать один подробный пересказ сновидений, два фраг­мента и пять пересказов с деталями лабораторной методи­ки, когда пациент не был уверен, спал ли он или бодрство­вал и размышлял. В случае оставшихся десяти пробужде­ний пациент обычно говорил, что видел сон, но не мог вспомнить его содержание. Такая частота пересказанных сновидений была высокой для этого пациента, так как во время аналитических сеансов вне лаборатории он вспоми­нал сновидения с трудом. Во время обычных сеансов он часто говорил, что видел сон, но не может вспомнить его содержание. Все сновидения, пересказанные подробно в ла­боратории, пересказывались и в ходе следующего аналити­ческого сеанса. Только три сновидения, изложенные в се­ансах после лабораторных исследований, пациент не вспом­нил в лаборатории.

Теперь перейдем к содержанию сновидений, к вопросу о психоаналитическом сеансе как отпечатке дня и к органи­зации материала сновидения в качестве индикатора про­блем и попыток их разрешения. Как мы увидим, эти аспек­ты взаимосвязаны.

Хотя мы и ожидали включения материала из аналити­ческого сеанса (отпечаток дня) в явное содержание, значи-

[268]

тельность его части, непосредственно обусловленной пред­шествующим сновидению аналитическим сеансом, нас про­сто удивила. Эти отпечатки были очевидны и не требовали интерпретации. При самом незначительном усложнении психоаналитического обоснования степень очевидного включения значительно увеличивалась. Оценка отпечатков дня проводилась каждым из авторов отдельно. В большин­стве случаев наши перечни оказались сходны. Когда отпе­чаток дня записывался только одним из нас, наша дискус­сия о том, включать ли его в перечень, основывалась на вопросе: требует ли определение этого отпечатка умения интерпретировать, или он будет заметен и неискушенному наблюдателю.

Мы обнаружили три основных группы отпечатков дня: (1) материал, относящийся к аналитическому сеансу, пред­шествующему сновидению; (2) материал, связанный с уча­стием в исследованиях в лаборатории по изучению сна; и (3) повторяющийся материал, проходящий через весь пси­хоанализ. Каждое сновидение включало, по меньшей мере, один отчетливый отпечаток аналитического сеанса (в диа­пазоне от 1 до 12). Более половины сновидений имели, по меньшей мере, по семь отпечатков. В отношении этих от­печатков возник естественный вопрос: были ли они пре­имущественно связаны с индифферентным материалом или же отражали центральные вопросы аналитического сеанса? Два различных подхода привели нас к заключению, что от­печатки дня представляли главные заботы пациента. Пер­вый подход состоял в рассмотрении отпечатков в контексте нашего понимания пациента. Это заключение пояснят не­сколько примеров.

Одной ночью пациент рассказал следующее сновидение:

«Странного рода сновидение — на каком-то плоту или парусной лодке — на плоту находились двое рабочих с заво­да — одним был А.К. — я сам, а другого не помню — картина плота с парусом — были на воде — мы там смотрели на волны — внезапно мы оказались далеко в море ...шлюпки и лодки побольше, возможно, большие волны — я спраши­ваю, не должны ли мы войти, как Гарольд ... я не спраши-

[269]

ваю, должны ли мы искупаться или нет ... и говорю нет, не идите — там холодно и это может быть очень опасно — поэтому не идите.В конце после ... мы начинаем плыть к земле. На этом сновидение заканчивается. Мы находились в парусной шлюпке на воде — три человека,свесивших ноги в воду — странного вида парусная шлюпка — все в одной шлюпке — это все».

Отпечатками предшествующего сеанса явились: (1) раз­говор во время сеанса о страхе перед чем-то затаившемся, об угрозе, о беспокойстве по поводу откровенности и запи­си на магнитофон. (2) Во время обсуждения своей откры­тости и записи разговора на магнитофон пациент прервал беседу с аналитиком и сказал (обращаясь в сторону магни­тофона): «Доктор Гринберг, Вы слышите это?» На что ана­литик ответил: «Вы имеете в виду, что нас в комнате сейчас трое?» (3) Во время сеанса он говорил о том, что забылся — заснул — о странной фантазии.

Позднее в ходе исследования он пересказал следующее сновидение:

«Мне приснилось, что я устраиваю огромную вечеринку в (?) Сан Хонг Тау для всех своих друзей. По какому случаю — я не знаю, но официантом у меня был Дик, одетый во все белое, и еще один парень. Там была моя мать. В том, что касается возраста, это была смешанная вечеринка.Она была изысканной в отношении еды, закусок и т.п..Я помню много видов рыбы, сыра и колбас. Я ходил между гостями, чтобы удостовериться, что у каждого достаточно еды.За­куски располагались на маленьких прямоугольных кусоч­ках черного хлеба. Тонны и тонны еды — очень изысканной. Расхаживая туда-сюда, Дик понял, что начинает уставать. Он собрался уходить. Я вполне мог справиться с работой сам.Эта вечеринка устраивалась в честь какого-то человека, но он еще не прибыл,и я не знаю, что это за человек. Еда была очень хороша и пользовалась успехом.Как раз перед тем, как меня стали будить, я подумал, что не могу решить, что из еды нравится мне больше всего. Я полагал, что вижу сон, но не был уверен в этом».

[270]

Отпечатки от предшествующего аналитического сеанса следующие: (1) он рассказал о сновидении с множеством людей вокруг обеденного стола. Это был праздник. При­сутствовала его семья, включая умерших членов. Он гото­вил подарок деду, который умер и «которого я никогда не видел и не говорил с ним». (2) В течение сеанса он говорил о том, что независим и может сам выбирать, за кого ему себя выдавать. (3) Он описал, как его девушка Соня, с ко­торой он разрывал отношения, пригласив его на исландс­кий завтрак, обслуживала его. (4) Он несколько раз упоми­нал о планах пригласить Соню на ужин в китайский ресто­ран или на шведский стол. (5) Он думал об обеде и о том, как насытить свой желудок. (6) Он упоминал о коробках конфет для своих друзей. (7) Он говорил о том, что чувству­ет себя свободно и ни в ком не нуждается. (8) Коснувшись перемен в бизнесе, он сказал, что хочет, чтобы люди уважа­ли его, думали, что он добился большого успеха. (9) Он может делать работу своего шурина и при этом удивит сво­ей эффективностью окружающих. (10) Он говорил о разры­ве с Соней и о своей жизни без нее.

В обоих представленных примерах рассмотрение анали­тических сеансов, предшествующих сновидениям, показа­ло наличие в образном языке сновидения почти не преоб­разованных отпечатков. По нашему мнению, эти отпечатки не были индифферентными образами, используемыми бес­сознательным. Они являлись хорошим примером эмоцио­нально значимого материала, с которым имел дело паци­ент. В первом сновидении все было сосредоточено на бес­покойстве пациента из-за его участия в психоанализе, результаты которого фиксируются столь дотошно, а во вто­ром — на вызванных разобщением стремлениях и на про­блеме уверенности в своей самодостаточности и независи­мости в экономическом плане. Изучение отпечатков в дру­гих записанных сновидениях оставило мало сомнения по поводу их центрального значения, особенно в том, что ка­сается трансфера.

Другой подход к выявлению отпечатков основывался на методе определения «защитного напряжения». Как упоми­налось ранее, мы уже использовали оценку аналитических

[271]

сеансов по «защитному напряжению» для предсказания латентности БДГ и времени БДГ. Эти оценки продемонстри­ровали ковариантность данного аспекта аналитического материала с физиологическими параметрами процесса сно­видения. Таким образом, если отпечатки сеанса отражают главные проблемы, то можно ожидать, что оценка «защит­ного напряжения», основанная исключительно на материа­ле, содержащемся в этих отпечатках, будет сходна с оцен­кой «защитного напряжения» всего предшествовавшего сну сеанса. Однако же, если отпечатки представляют индиффе­рентный материал, то такой корреляции не будет. Соответ­ственно, мы провели оценку защитного напряжения (Knapp, и др., 1975) всех отпечатков сеансов, предшествовавших каждой ночи в лаборатории. Мы обнаружили, что эти оценки оказались действительно сходны с оценками для всего се­анса, давшего эти отпечатки. Эти результаты позволяют предположить, что факторы сеанса, влияющие на «защит­ное напряжение», а тем самым и на потребность видеть сон (латентность БДГ), определяют также выбор содержания, появляющегося в сновидениях. Таким образом, явное со­держание сновидения являлось образчиком эмоционально значимого на данный момент материала. Мы рассмотрим этот вопрос подробнее в обсуждении.

Наше следующее исследование касалось организации сновидений, трактовки различных вопросов в следующих друг за другом в течение ночи сновидениях и взаимосвязи сновидений с аналитическим материалом. Нас интересова­ли следующие вопросы: отражает ли организация манифестного сновидения то, как пациент решает насущные вопро­сы в психоанализе? Показывает ли последовательность сно­видения в течение ночи то, как пациент будет вести себя на следующем сеансе? То есть, отражает ли последовательность признаки адаптивной работы, организацию защитных про­цессов или подавление защит? Можем ли мы на основании наблюдаемой в сновидении активности предсказать харак­тер утреннего сеанса или уровень защитного напряжения утреннего сеанса?

Несколько примеров проиллюстрируют наш подход к этим вопросам. Во время одного вечернего сеанса пациент,

[272]

казалось, боролся со своим беспокойством по поводу учас­тия в психоанализе. Он попытался справиться с этим, пе­ренося страх на свою девушку. Но даже здесь боязнь соб­ственного вовлечения была очевидной, и у него даже воз­никали фантазии о том, чтобы избавиться от вызывающего тревогу объекта, устроив крушение самолета. Он также при­бегал к грандиозным фантазиям о том, как справиться со своей пассивностью и беспомощностью. Его первое снови­дение ночью было следующим:

В этом сновидении я еду вверх по крутому холму на авто­мобиле. Дорога сильно обледенела, мне кажется, что она слиш­ком опасна и ехать мне не нужно — угол подъема все время равен сорока пяти градусам. Я еду вверх и достигаю вершины, поворачиваю налево и едва справляюсь с поворотом — кругом лед — автомобиль наконец-то достигает вершины. Я на воз­вышенности, и здесь, по-видимому, живут цыгане — во вся­ком случае, мне кажется, что это цыгане, и все очень стран­но — автомобиль начинает скользить назад и готов, опроки­нувшись, упасть вниз, но я высовываю из машины ногу и таким образом, отталкиваясь левой ногой и управляя рулевым коле­сом, мне удается двигать машину вперед. Эти цыгане наблю­дают сверху и наконец-то проникаются ко мне некоторым сочувствием — с ними животное, похожее на осла — я ду­маю, что это осел — но у него длинная шея — и они разреша­ют привязать осла к машине, и я начинаю так вытаскивать свой автомобиль, а они наблюдают за мной — мне удается продвигаться вперед — я думаю, что начал слишком быстро выбираться из этой зоны, и они что-то заподозрили и привели другое животное, более привычное ... осла, но это оказался верблюд — верблюд. Они привели этого осла и я привязал его к автомобилю и с его помощью выбрался. Вершина холма напо­минает мне Сан-Франциско, лед на ней определенно остался после снежной бури, кроме того, на вершине холма росла тра­ва — сочетание льда и травы. Я полагаю, что цыгане были итальянцами, да — они наблюдали, как я пытался спасти свою жизнь, и когда я открыл дверь, начал толкать автомо­биль и сам не дал ему перевернуться, только тогда они нако­нец-то пришли мне на помощь. Так что это было сновидение о

[273]

том, как я сам остановил автомобиль, прежде чем кто-либо помог мне.

Это длинное и сложное сновидение с обилием симво­лизма, вероятно, способного пробудить немало ассоциаций. Однако из контекста предшествующего аналитического се­анса было совершенно ясно, что этот человек боролся в сновидении с опасностями (как он их себе представляет) регрессивной направленности психоанализа и пытался по­нять, как получить помощь, не испытывая слабости и бес­помощности. В этом сновидении он нашел решение: вна­чале помоги себе сам, а затем можешь позволить другим помочь тебе, но даже тогда не продвигайся слишком быст­ро. Защитное напряжение предшествовавшего сну сеанса было высоким, и сравнительно короткий латентный пери­од отражал настоятельность решения этих вопросов. Это сновидение длилось двадцать четыре минуты, что довольно долго для первого периода БДГ. Последующие сновидения этой ночи отмечались заметным подавлением. Содержание их касалось лишь лаборатории по изучению сна или пред­ставляло собой «сновидение о сновидениях». Наша оценка состояла в том, что пациент выработал решение по поводу беспокоящих его чувств относительно подчинения и зави­симости. Так, последующие сновидения отражали только его обычное применение подавления и сосредоточение на внешней реальности. Мы предсказали, что в ходе утренне­го сеанса он будет менее обеспокоенным, будет использо­вать подавление, проявит большую готовность к сотрудни­честву и, возможно, будет лучше сосредоточен на внешней реальности. Утренний сеанс действительно показал замет­ное снижение защитного напряжения. Он подробно обсуж­дал сновидение, но без лишних эмоций или озабоченности. Его беспокойство по поводу самораскрытия сместилось на лабораторию по изучению сна, а он чувствовал, что может легко покинуть эту лабораторию, как только пожелает. Этот сеанс можно обобщить следующей мыслью: «не высовывай свою шею, будь ослом и иди вперед, но не слишком быст­ро». Таким образом, в этом примере легко просматривается взаимосвязь между аналитическим материалом и содержа-

[274]

нием сновидения. Анализ последовательности сновидений позволил нам предположить организацию эффективных защит, и последующий сеанс подтвердил эту оценку.

Вторая серия сновидений продолжает развитие этой темы. В ходе предшествующего сну сеанса пациент боролся со своей боязнью любви к аналитику и к своему отцу. Он пы­тался решить этот конфликт всевозможными защитами: подавлением, отрицанием, интеллектуализацией, смещением и проекцией.

Первое сновидение было следующим:

Я думаю, что был одним из троих мужчин, им принадле­жал рефрижератор, которым я должен был что-то перевез­ти — часть груза, что я должен был перевезти, принадлежа­ла моему отцу, и я должен был выгрузить его из рефрижера­тора, и это было большой проблемой — как и куда — они сами все решили и, не спрашивая меня, вынесли вещи. Затем меня, по-видимому, где-то закрыли и в конце концов заставили по­могать им, так я оказался в цепочке из троих человек. Мы вытаскивали из нижнего отсека рефрижератора что-то типа кока-колы и быстро и ловко складывали ее в другой рефриже­ратор или во что-то другое. Я очень эффективно работал и закладывал все льдом — не было ни одного лишнего движе­ния — это была прекрасная по слаженности движений рабо­та. Я не уверен, что запомнил их. Я замедляю темп. Как раз перед этим, я находился также и в баре. По-моему, я ждал сдачу, два доллара, и получил две банкноты, выглядевшие, как Вустерские сертификаты. Было что-то типа перебранки, а затем парень дал мне две долларовых банкноты — одна была разорвана и подклеена. Банкноты переходили из рук в руки. В конце концов парень дал мне сдачу правильно, забрал два Вустерских сертификата обратно и сказал, что сейчас найдет какую-нибудь сдачу — я пришел β некоторое замешательство, потому что это были мои банкноты. Я пожал плечами и ска­зал:«О черт, все это беспокойство, чтобы поменять игру­шечные банкноты». И я вроде бы ушел. Обратно к рефриже­ратору — там было так много вещей — мне кажется, там была какая-то старая шляпа, другие предметы одежды и моя одежда — рефрижератор и одежда — два других человека — я думаю, они были братьями.

[275]

И снова, рассматривая сновидение в контексте предше­ствующего сеанса, можно видеть пациента, борющегося с «материалом», связанным с его умершим отцом — и реша­ющего, как поступать с мужчиной, готовящим ему переме­ны (аналитик). Он вынужден подчиниться и сотрудничать — но сможет ли он выпутаться из всего этого тем уравнове­шенным и рациональным образом, который идеализирует?

Второе сновидение этой ночи следующее:

Еще одно тяжелое сновидение — оно фрагментарное — мне снился полицейский по имени Ларри — школьный автобус — снилось, что я управляю фермой и Мисс Исландия — королева красоты — и фермер — его звали, кажется, Король. Королев­ская Ферма. И он женат на Мисс Исландии, я спросил его, как он встретился с ней, он ответил, что его двоюродный брат устроил его на работу в Исландии. И о полицейском — мне кажется, он забирал мебель или что-то еще — мебель ? — рассказывая об этом охраннике в сновидении, упоминая ме­бель — я вижу картину открытого гроба.

В этом сновидении с явными гетеросексуальными нача­лами тема снова возвращается к необходимости забрать вещи и к гробу — смерти. Пациент часто использовал сексуаль­ный материал и грандиозные фантазии в качестве защиты от пассивных влечений к отцу. Наша оценка двух сновиде­ний сводилась к тому, что пациент не может забыть смерти отца. Мы решили, что следующий сеанс будет снова связан с вопросом его участия в психоанализе — раскрытии — подчинении. Он мог бы попытаться успокоиться, но ему это не удастся.

Последующий сеанс действительно показал более высо­кое защитное напряжение. Материал выявил обеспокоен­ность маленького мальчика, ищущего любви. Прежние за­щитные усилия в ходе этого сеанса не помогли.

[276]

Обсуждение

Соединив данные психоаналитических сеансов с запи­санными в лаборатории по изучению сна сновидениями, мы попытались определить источник явного содержания сновидений и посмотреть, не поможет ли эта информация понять функцию сновидения. Мы обнаружили, что манифестное содержание сновидения содержит в себе множе­ство значимых отпечатков предшествующих сну аналити­ческих сеансов. Это открытие согласуется с работами Уиткина (Witkin, 1969: 285-359), Брижера и др. (Breger, 1971) и Уитмена (Whitman, 1873), обнаруживших прямое включе­ние предшествовавших сну эмоциональных переживаний в явное содержание сновидения. Так как анализ пробуждает эмоциональные конфликты, то едва ли удивительно, что материал аналитических сеансов появляется в сновидениях пациентов. Однако более важным явилось открытие, что эти отпечатки регулярно представляли эмоционально зна­чимый материал, а не индифферентное содержание. Отпе­чатки давали ясную картину основных проблем, с которы­ми боролся пациент, и его усилий справиться с ними. Это открытие подтверждает высказывания Фрейда (1923) и Шарпа (Sharpe,1937) и более недавнее заявление Лангса (Längs, 1971) о том, что находка «отпечатка дня» обычно ведет к немедленному пониманию сновидения.

Кроме того, изучение последовательности сновидений в течение ночи позволило оценить степень успешности, с кото­рой пациент справлялся с тревожащим его материалом. Раз­личные последовательности сновидений (показывающие раз­решение конфликта или задержку на одной и той же пробле­ме) сходны с таковыми, описанными Оверкранцем и Рехштаффеном (Offenkrantz и Rechschaffen,1963). Наши оцен­ки защитного напряжения для аналитического сеанса, следу­ющего за каждой серией сновидений, указывают на обосно­ванность рассмотрения сновидения как механизма адаптации,

[277]

иногда успешной, а иногда нет. Тот факт, что и содержание сновидения, и физиологические измерения в ходе сновиде­ния (латентность БДГ и время БДГ) отражают эти данные, дополнительно подтверждает взаимосвязь психологических и физиологических аспектов сновидения.

Эти открытия проливают свет на теории функции сно­видения. Какое это имеет значение для клинического ис­пользования сновидений? Четкая взаимосвязь важных пе­реживаний в бодрствующем состоянии и манифестного со­держания снова выдвигает сновидение на передний план. Рассматривая сновидение с этой точки зрения, можно со­ставить сравнительно ясную картину психологических про­блем пациента. Конечно же, следует отметить, что не все люди проходят курс психоанализа или испытывают силь­ное психическое напряжение. Поэтому не стоит ожидать, что психодинамические конфликты будут в равной мере очевидны во всех сновидениях. Просто следует сказать, что БДГ и механизмы сновидения при необходимости всегда доступны для использования. Возможно, у здоровой части населения этот механизм служит для ассимиляции новых переживаний индивидуально значимым образом.

Утверждая, что манифестное сновидение содержит не­искаженные важные отпечатки дня, мы не считаем, что дневные впечатления полностью неизменны. Безусловно, наблюдаются изменения в субъективном представлении или внутреннем языке. Френч и Фромм описывают этот про­цесс как переход от чисто логического мышления к конк­ретному, практичному языку, похожему на язык детства. Служит ли это изменение языка целям искажения и защи­ты, или просто представляет особый незнакомый язык си­стемы — по-прежнему спорный вопрос (Piaget, 1951; E.Jones, 1916: 87-144). Байнес (цитируется по Faraday, 1972, с.121) сравнил утверждение Фрейда о маскирующей функции сно­видений с анекдотом об англичанине, приехавшем в Па­риж и решившем, что парижане говорят тарабарщину (фран­цузский язык), чтобы выставить его дураком. Так, в снови­дении, где «три человека в комнате» были представлены «тремя мужчинами в одной лодке», язык сновидения не маскирует, а действительно дает графическое изображение

[278]

ощущений пациента и того, какой он хочет видеть ситуа­цию. Таким образом, язык сновидения можно назвать ме­тафорическим, временами изощренным и отличным от язы­ка бодрствующего состояния, но не обязательно более при­митивным.

Таким образом, защита посредством искажения может происходить при вторичной переработке, в то время, как человек пытается понять смысл своего сновидения. Види­мое искажение может быть обусловлено недостатком ин­формации об отпечатке дня. Историческим примером пос­ледней возможности является сновидение об инъекции Ирме Фрейда. Используя это сновидение, Фрейд продемонстри­ровал многие механизмы, участвующие, по его мнению, в формировании сновидений. На основании своих ассоциа­ций Фрейд сформулировал латентное содержание данного сновидения и продемонстрировал различные искажения этого содержания, произошедшие в ходе развития манифестного сновидения. Однако Фрейд на включил в свое об­суждение важных «отпечатков дня», которые были описа­ны Шуром (Schur, 1966: 45-88). Сравнительно неискажен­ное включение этих пронизанных аффектом событий в явное содержание сна впечатляюще. С предоставленной Шуром дополнительной информацией теперь можно видеть, что фрейдовская формулировка латентного содержания связа­на с вытесняемыми чувствами Флиссу. Но, поскольку он, видимо, «забыл» о важном отпечатке дня сновидения об Ирме, то формулировка оказалась весьма приблизительной к тому, что описывает Шур. Однако сновидение действи­тельно указало ему верное направление.

Из этого примера мы можем лучше оценить ход мышле­ния таких теоретиков сновидения, как Штекель (Stekel, 1943), Юнг (1934: 139-62), Адлер (1936) и Бонейм (Bonime, 1962), не соглашавшихся с Фрейдом в том, что касается степени маскировки в сновидениях. Концепция маскировки необ­ходима, если сновидение служит для разрядки угрожающих подавленных желаний (R.Jones, 1965). Фрейд также предос­терегал об опасности принимать манифестное содержание сновидения за чистую монету, чреватой метафорическим или аллегорическим подходом к интерпретации. Однако, как

[279]

показал Спаньярд (Spanjaard, 1969), Фрейд имел склонность не обращать внимания на собственные предостережения. Он и многие другие теоретики больше сосредотачивались на персональном значении манифестного сновидения. Тогда ас­социации к сновидению становились, иногда без ведома сно­видца, ассоциациями к эмоционально значимым событиям (отпечаткам дня, включенным в сновидение). Когда по этим ассоциациям обнаруживается отпечаток дня, значение сно­видения часто сразу же оказывается понятным. Однако, даже если отпечаток дня не обнаружен, в сновидении пациент смотрит на материал, имеющий для него важное значение, материал, который необходимо попытаться интегрировать в сновидение.

В целом данное исследование продемонстрировало не­разрывность психической жизни в состоянии бодрствова­ния и сна (сновидения). Рассмотрение БДГ-сна (сновиде­ния) как адаптивного механизма помогло организовать изучение материала сновидений, собранного в ходе пси­хоанализа. Результаты привели к некоторым предложени­ям, касательно клинического анализа снов. Мы обнаружи­ли, что важно изучить язык сновидения пациента, исполь­зуемый в манифестном содержании. Тогда последнее предоставляет яркую субъективную картину текущих адап­тивных задач пациента — указание на то, что активно в психоанализе.

Наша концепция адаптации сходна с таковой, описан­ной Яффе и Сандлером (Joffe и Sandler, 1968), согласно которой эго пытается создать новые организации идеаль­ного состояния «я» для того, чтобы сохранить чувство безо­пасности и избежать ощущения травматического ошелом­ления. Успешная адаптация включает отказ от идеалов (же­ланий), не соответствующих реальности. То, что предыдущие идеальные состояния нелегко оставить, вносит свой вклад в появление инфантильных желаний и аспекта сновидения, касающегося удовлетворения. Мы предполагаем, что сно­видения изображают борьбу, присущую взаимодействию между желаниями прошлого и потребностями настоящего, и отражают процесс интеграции, по-видимому, происходя­щий во время БДГ-сна (Greenberg и Pearlman, 1975b).

[280]

Список литературы

Adler, А. (1936). On the unteipretation of dreams. Int. J. indiv. Psychol. 2,3-16.

Bonime, W. (1962). The Clinical Use of Dreams.New York: Basic Books.

Breger, L., Hunter, I. and Lane, R.W. (1971). The Effect of Stress on Dreams.New York: International Universities Press.

Brenner, C. (1969). Dreams in clinical psycho-analytic practice. J. nerv. ment. Dis.149, 122-32.

Faraday, A. (1972). Dream Power.New York: Coward, McCann and Geoghegan.

Ficher, C. (1965). Psychoanalytic implications of recent research on sleep and dreaming. J. Amer, psychoanal. Ass.13, 197-303.

French, T.M. and Fromm E. (1964) Dream Interpretation: A New Approach,New York: Basic Books.

Freud, Sigmund (1900). The Interpretation of Dreams. SE 4/5.

__ (1924) The Ego and the Id,SE 19.

р.п.: Зигмунд Фрейд. Я и Оно. В кн.: З.Фрейд. Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989.

Greenberg, R., and Leiderman, P.H (1966). Perceptions, the dream process and memory: an up-to-date version of 'Notes obn a Mystic

Writing Pad'. Compr. Psychiat.7, 517-23.

Greenberg, R., Pearlman, C.A., Fingar, R., Kantowitz, J. anfd Kawliche, S. (1970). The effects of dream dervation: implications for a theory of the psychological function of dreaming. Brit. J. med. Psychol.43, 1-11.

Greenberg, R., Pillard, R and Pealrman, C.A. (1972a). The effect of dream (stage REM) deprivation on adantation to stress. Psychsom. Med.34, 257-62.

Greenberg, R., Pearlman, C.A. and Gampel, D. (1972) War neuroses and the adaptive function of REM sleep. Brit. J. med. Psychol.45, 27-33.

Greenberg, R., Pearlman, C.A. (1975a) REM sleep and the analytic process: a psychophysiologic bridge. Psychoanal. Q.(in press).

Greenberg, R., Pearlman, C.A. (1975b) Cutting the REM nerve: an approach to the adaptivee function of REM sleep. Persp. Biol. Med.

(in press).

Greenson, R. (1970). The exceptional position of the dream in psychoanalytic practice. Psychoanal. Q.39, 519-49.