Позволение любить чрезмерно – но внуков

Рождение внука внука может стать высшим даром, серьёзной выплатой по долгам непомерно любившим нас родителям.

Ваша новая роль – роль родителя – может, наконец, заставить нас понять родителей. Но есть опасность, что внук может стать полем сражения, точкой приложения всех наших старых конфликтов с ними. Мы жалуемся, что они пичкают нашего ребёнка едой. Балуют. Отодвигают нас на задний план. Кто вообще здесь главный? – спрашиваем мы. Чей это ребёнок? Наши родители думают, что они – главные, потому что у них больше опыта. Это для них, стареющих, ещё один шанс применить своё искусство, которое они шлифовали на нас всю свою жизнь. После того, что они для нас сделали, мы что же, не можем предоставить им такую радость?

Дети могут стать естественным источником недовольства с обеих сторон. Мы хотим, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Родители должны заниматься с детьми, когда это надо нам, а в остальное время сидеть тихо. Не осознавая этого, мы шлём им двойственный сигнал: помогайте мне, но на моих условиях.

Когда у нас появляются дети, мы можем действительно нуждаться в наших родителях. Их опыт имеет свою ценность. Мир становится пугающим местом. Страшные рассказы о "зверствах", творимых в детских садах, не дают нам спать по ночам. Самым безопасным вариантом для наших чад кажется пребывание дома с нашими родителями. Мы не хотим, чтобы они слишком влезали в воспитание наших детей, но тем не менее нуждаемся в них.

Лёгкого решения эта проблема не имеет. Попытка прийти к удовлетворительному для обеих сторон соглашению о соблюдении границ в отношении ваших детей – хорошее начало. Объясните вашу позицию. Если каждый станет учить ваших детей по-своему, ничего хорошего для них не получится. Они могут приучиться манипулировать людьми. У них может вообще всё перепутаться в голове, если те, кто их любит, не выступают единым фронтом.

Самое главное, не ждите от родителей ничего сверхчеловеческого. Если вы на них постоянно полагаетесь, всё время оставляете с ними детей и спрашиваете их совета, будьте готовы к тому, что они постараются взять все под свой контроль или начнут во всё влезать. Если вы просите их быть родителями вашим детям, не удивляйтесь тому, что именно это и произойдет. Если вы хотите контролировать происходящее, вы должны взять управление на себя, а с ним и всю ответственность.

В браке мы можем продолжать играть детские роли, которые играли с родителями. Мы можем обращаться к родителям, а не к супругам, и так и не быть по-настоящему в браке. Мы можем придерживаться старых семейных традиций. А можем осознать, что уже выросли и теперь на первом месте для нас стоит наша собственная семейная жизнь. У нас есть хорошая возможность создать новый тип семейных отношений, который не исключает наших родителей и в то же время обеспечивает нашу самостоятельность.

Действительно обособиться от родителей, чья любовь к нам чрезмерна, – мужественный поступок. Не обязательно делать это по принципу "всё или ничего". Правда состоит в том, что никому не удаётся полностью освободиться ни от родителей, ни от разочарований детства. Приобретение самостоятельности – это долгий процесс: каждый день приносит чуть больше свободы, чуть больше веры в себя. Это процесс осознания проблем, сопротивления соблазну сбежать от них и обретения мужества встретиться с ними лицом к лицу.

Внутренний критик

"Мы уверены: ты нас никогда не подведёшь.

"Когда я учился в старших классах, то постоянно слышал: "Почему ты не можешь учиться на одни пятёрки, как твой кузен Шелдон:1 Ты гораздо умнее его. Я стал рассылать документы в колледжи – и слышу: – Почему бы тебе не поступить в Мель? Твой кузен Шелдон поступил, а он гораздо менее способный, чем ты. Наконец, я оканчиваю университет и поступаю на работу. Отец говорит: – Почему ты согласился на такую низкую зарплату? Твой кузен Шелдон получает на десять тысяч долларов в год больше. Из всего этого я вывел великую истину: я ненавижу своего кузена Шелдона". Дейл, 30 лет, инженер

"Я чувствую себя таким дураком; вот бы мне такой ум, как у...". "Что у меня за фигура! Выглядеть бы, как...". "У меня не жизнь, а сплошная скука. То ли дело у...". "У меня ни к чему нет особых талантов. Вот быть бы как...". Знакомо? Для многих из нас голоса самоосуждения и самокритики стали образом жизни. Внутри

нас кроется внутренний критик , высасывающий из нас энергию постоянными мыслями, что мы недостаточно умны, недостаточно привлекательны, недостаточно талантливы.

Почему мы выросли такими сомневающимися в себе? При таком обилии любви, похвал и внимания в детстве, как попались мы в ловушку постоянного самоуничижения?

Искра, разжигающая в безмерно любимых детях пожизненное самоосуждение, – не столько критика со стороны родителей, сколько их великие надежды, неоправданно высокие ожидания, рождающие чувство несостоятельности. Несколько взрослых людей вспоминают эпизоды из своего детства:

Внутренний критик

Бранен: "Мой отец – профессиональный пианист. Когда мне было шесть, он начал давать мне уроки. Началось-то всё как развлечение, а обернулось кошмаром. Я, бывало, занимаюсь в гостиной, и каждые несколько минут он кричит из своей спальни: "Не так! Там фа-диез! – или: – До-минор, а не до-мажор! Через какое-то время я стал бояться даже прикасаться к клавишам. Когда у родителей бывали гости, я становился болен, потому что знал, что придётся для них играть. Что я могу сказать? Бетховен, наверно, ворочался в гробу – что я делал с его "Патетической"! Теперь каждый раз, когда я оказываюсь вблизи рояля, мне так и кажется, что папаша притаился где-то в кустах и ждёт не дождётся, чтобы меня поправить".

Эдисон: "Меня никогда не шлёпали, не кричали, не запирали. Но уж лучше бы всё это, чем смотреть на меня вот так, как мама, и говорить:

– Я очень тобою недовольна. Я прямо умирала. Звучало так, будто она недовольна не тем, что я сделала, а именно мной".

Энди: "Каждый год на Рождество у нас собирался полон дом народу и нас с братом выставляли на обозрение родне. Когда все расходились, нам непременно влетало, как бы хорошо мы себя ни вели, причём по самым диким поводам: "Вы слишком много молчали", "Вы не поцеловали бабушку", "Вы забыли показать тёте Джу-ди свои награды за плаванье", "Вы что, не умеете держать вилку?" Что бы мы ни делали, им всё было мало".

Билли: "Мы с сестрой ладили не хуже других и даже лучше многих, но мать хотела, чтобы мы были ещё большими друзьями, чтобы никогда не ссорились, чтобы были всегда близки. Она никак не хотела признавать, что мы очень разные. По временам мы друг друга не выносили. Мать впадала в панику, потому что мы не вписывались в её картинку идеального семейства. Может, оставь она нас в покое, мы и были бы ближе. Но она вечно вмешивалась и заставляла нас быть ближе. Теперь мне неуютно даже находиться с сестрой в одной комнате".

Кристина: "Я была в математическом классе, и с первого дня отставала. Я говорю:

— Мам, мне надо уйти из этого класса и заняться чем-то другим. А она: – Нет, у тебя получится. Надо просто постараться.

Я проваливала все контрольные. Ну, не могла врубиться. Даже учитель пытался поговорить с мамой, но всё без толку. Она говорила, что уж лучше пусть у меня будут одни двойки в продвинутом классе, чем пятёрки в обыкновенном, и что я просто не достаточно стараюсь".

Эван: "От отца постоянно исходило внушение быть лучше всех. Не делать лучше всех, а именно быть. Везде – в спорте, в учёбе, даже просто с друзьями – я чувствовал, как эти его ожидания "дышат мне в затылок". Для него дело не в том, как ты играешь, а в том, выигрываешь или проигрываешь".

Ожидания, надежды. Кажется, нет ничего, что мы не смогли бы сделать, кем не могли бы стать, стоит только "как следует постараться". Во всяком случае, так учат нас родители.

В том, что родители верят в своих детей и желают им успеха, нет ничего плохого, но дети, которых любят безмерно, часто становятся жертвами нереально высоких ожиданий в отношении того, что они должны или не должны делать. "Нереальными" мы называем ожидания, лишенные гибкости, толкающие нас за пределы наших возможностей, но зато к достижению целей наших стремящихся к совершенству родителей. Они направлены, скорее, на то, чтобы хорошо выглядеть и нравиться людям, чем на развитие наших внутренних качеств, и вызваны к жизни, скорее, потребностью управлять нами и опекать, чем любовью.

Простое "ты можешь сделать лучше" может стать катастрофой, если "лучше" лежит за пределами наших возможностей, а того, что мы действительно имеем, никогда не бывает достаточно. Такие необоснованно высокие ожидания подготавливают почву для так называемой "тирании долженствовании, по выражению психиатра Карен Лорни.

Он должен быть идеалом честности, великодушия, справедливости, человеческого достоинства, мужества, альтруизма. Он должен быть идеальным возлюбленным, мужем, учителем. Он должен быть способен преодолеть всё, любить всех, особенно своих родителей, жену, Родину. Или он не должен быть ни к чему и ни к кому привязан, ничто не должно быть для него значимо, он никогда не должен переживать обиду, а должен быть спокоен и невозмутим. Он должен всегда наслаждаться жизнью; или он должен быть выше наслаждений и радостей жизни. Он должен быть импульсивен; нет, он должен всегда контролировать свои чувства. Он должен всё знать, понимать и предвидеть. Он должен быть способен мгновенно решать свои и чужие проблемы. Он должен быть способен преодолевать любые трудности, едва они возникают на его пути. Он не должен уставать и болеть. Он должен быть способен в любой момент найти работу. Он должен быть способен за час сделать работу, требующую два или три.

Многие из нас подвержены этой "тирании долженствовании". Мы тоже любим своих родителей безмерно, и потому, когда мы не в силах отвечать их ожиданиям, мы чувствуем, что подвели их. Рождается внутренний критик; он питается словесными и бессловесными внушениями, исходящими от родителей и других значимых для нас людей. Чем выше их ожидания, тем сильнее наше чувство поражения и самоосуждения, когда мы не можем взять эту высоту.

Рассмотрим критику, которую принимал от отца Брайен в одной из вышеприведенных историй. Уроки музыки стали для него фиаско из-за высоких отцовских ожиданий. На сознательном уровне отец хотел приносить пользу, но его непомерное стремление к совершенству и высокие стандарты, принятые для сына, оказались вредоносны. Как только Брайен извлекал звук, включался отцовский радар. Он обращал внимание не на то, что Брайену удавалось хорошо, а на то, что получалось у него плохо. Для отца достижение совершенства явно было важнее, чем наслаждение музыкой.

Постоянная критическая оценка его музицирования со стороны отца вызвала у Брайена острую форму страха перед исполнением. Со временем инструмент стал ассоциироваться не с удовольствием, а с напряжением. Родители, возлагающие на детей неоправданно высокие ожидания, косвенным образом внушают им ассоциацию действия под давлением. Чем выше ожидания, тем более вероятно, что ребёнок до них не дотянется.

Становясь взрослыми, мы преуспеваем в формулировании критических внушении, полученных в детстве. Ты можешь сделать лучше" становится "Я не достаточно хорош". "У тебя не получится, дай я" превращается в "Я не сумею, если буду делать сам". "Не спорь со мной" переводится как "Мне не положено мыслить самостоятельно". "Будь вежлив" превращается в "Мне нельзя показывать, что я недоволен". "Мы любим тебя, когда ты хорошо себя ведёшь" становится "Меня будут любить только в случае моей успешности. Я должен быть совершенным во всём или хотя бы выглядеть безупречно, иначе я – неудачник".

Мы можем не осознавать этих ранних внушений, но они влияют на наши мысли и наше поведение. Джефф, тридцатичетырёхлетний певец, описывает свою непрекращающуюся битву с собственным внутренним критиком. "Когда люди говорят, что я хороший певец, мне всегда кажется, что это просто так, базар. Может, я псих, но я не могу перестать сравнивать себя с великими, типа Стиви Уандера или Рэя Чарлза. Сколько уроков ни беру, сколько ни занимаюсь, а звук всё не тот.

В конце 70-х (я тогда учился в колледже и одновременно зарабатывал себе на жизнь) мы сколотили с ребятами одну группу. Мы наскребли несколько старых песен от "Битлз" и "Роллинг Стоунз" и надыбали себе стабильную халтуру по субботам в забегаловке "Волосатый банан". Сорок долларов на нос плюс выпивка.

Публика была – сплошная оторва, пьяные в большинстве до одурения. Никто и не слушал, что я там пою, но мне было всё равно. Пою себе, а потом взгляну на публику, вижу, как они шутят и хохочут у бара, и думаю – ведь надо мной смеются, гады. Считают, что пою погано. Заканчиваю песню и уверен, все думают: что, мол, за хмырь, петь не умеет!

Они аплодируют, а я не понимаю, за что. Люди подходят, говорят, какой у меня прекрасный голос, а я не врубаюсь. Просто у меня не сходилось в голове.

Теперь я уже двадцать лет с перерывами занимаюсь музыкой. От "Волосатого банана" далеко ушёл, а по-прежнему дико смущаюсь. Мне говорят, что я слишком строг к себе. Не знаю. Просто мне невыносимо, что я не могу звучать, как Стиви Уандер".

Внутренний критик, жиреющий на постоянно повторяющихся негативных мыслях, подрывает наше самоуважение. Он прямо счастлив, когда заманит нас в ловушку сравнения себя с другими. Он аплодирует, когда нас задевает критика со стороны тех, кого мы наделили правом себя судить. Подобно киноаппарату, мы начинаем проецировать наши внутренние суждения на других, и нам кажется, что нас подвергают критике, даже когда этого и нет. Критика становится делом привычным и даже уютным, которому трудно противостоять.

Рассказ Джеффа иллюстрирует утончённо-коварные "трюки" внутреннего критика: сравнительное мышление, проецирование, калечащие похвалы, раздувание проблем и "черно-белую" логику. Если мы так же самокритичны, как Джефф, мы можем даже не замечать этих искажений в своём мышлении, пока они не парализуют нас.

Рассмотрим каждую из этих уловок внутреннего критика в отдельности.

Сравнительное мышление

В нашем обществе делается огромный акцент на успехе. То, как мы выглядим, сколько зарабатываем, где живём и с кем знаемся, становится отражением нашего самоощущения. Кружась в водовороте конкуренции, мы редко чувствуем, что достаточно хороши. Мы завидуем соседу, если он купил новую машину, лучшему другу – если у него много денег, коллеге – если он продвигается по службе, и критикуем себя за то, что не так "хороши", как они. "Вот бы нам такие успехи, как у тех, кому мы завидуем, и мы были бы вполне счастливы" – так мы думаем.

Эта зацикленность на соревновательное™ с другими ещё более усугубляется, когда мы растём у родителей, чья любовь чрезмерна. Мы слышим внушения типа "Почему ты так мало похож на своего брата?", "Ты знаешь, что ты лучший спортсмен, чем Том, как же получилось, что в команду взяли его?", "Мама Билли Смита сказала мне, что у него одни пятёрки. Они так им гордятся", "Мэри поступила в Стэнфорд – как это чудесно, да?". Игра в сравнения никогда не кончается.

Когда родители слишком много от нас хотят, ставки в жизненной игре высоки. Наше самоуважение становится зависимым от наших достижений. Мы судим о себе по тому, что делаем, а не по тому, что мы есть.

Нам кажется, что нас больше всего любят тогда, когда мы достигаем успеха. Наши родители просто сияют, когда мы приходим первыми. И хотя нет ничего плохого в том, что наши родители нами гордятся и нас воодушевляют, мы не уверены, так же ли они нас любят, когда мы терпим неудачи. Мы так хотим сделать им приятное! Когда мы выглядим хорошо, и они выглядят хорошо. Но когда мы не на высоте, а это неизменно случатся, нам кажется, что мы их подводим.

Сигналы, получаемые нами в детстве, формируют сердцевину нашей системы убеждений в зрелом возрасте. Жизнь становится сплошным соревнованием с другими, где счёт ведёт наш внутренний критик, и нигде нет нам покоя.

Джером, сорокачетырёхлетний продавец автомобилей, вспоминает, как сравнительное мышление загубило его зимний отпуск, о котором он давно мечтал. "Остров Св. Фомы был прекрасен, пока я не решил поучаствовать в турнире по пинг-понгу. Мне достался один лысый детина из Нью-Джерси. Буквально через десять секунд матча я понял, что борьба предстоит кровавая. Он был чертовски хорош. Мы бились насмерть за каждое очко. При розыгрыше ничейного счёта в конце игры этот хмырь вырвал свои два очка.

Итак, я в отпуске, я стараюсь расслабиться. Я понимаю, что никогда больше не увижу этого мужика, и всё равно чувствую себя разбитым, потому что проиграл этот дурацкий турнир. Остаток дня я мысленно прохожу каждую игру, вспоминаю каждый свой удар. На пляже меня всё раздражает, я хандрю в номере. День пропал. Жена, которая не понимает, что в этом особенного, пытается меня развеселить, но бесполезно. До сих пор меня тошнит при мысли об этом турнире и о проигрыше двух очков".

Рассказ Джерома иллюстрирует, чего может нам стоить суровый внутренний критик. Он заманивает нас в соревновательные и сравнительные игры, – а это грязные игры. Наш внутренний критик никогда не бывает объективен. Он гораздо более озабочен нашими провалами, чем успехами. Что значил для Джерома этот проигрыш? Что его жизнь не удалась, что она бессмысленна и бесполезна? Глупости! А всё же суровый внутренний критик – большой мастер вводить нас в уныние, когда мы не вы выдерживаем сравнения с другими, пусть даже в относительно малом.

Проецирование

Подобно проектору, высвечивающему изображения на экране, наш внутренний критик проецирует свои негативные мысли на окружающих. Вот примеры проецирования в повседневной жизни:

"Когда я вхожу в людное помещение, мне кажется, что все говорят обо мне". "Все мужчины тираны и деспоты, как мой отец". "Начальник со мной всегда обходителен, но я знаю: он затаился, как стервятник, и ждёт, чтобы я оступился".

В той или иной мере мы все склонны проецировать. В принципе, в этом нет ничего страшного. Но когда это внушает нам постоянное беспокойство, заставляет сторониться людей и упускать благоприятные возможности, парализует страхом осуждения, – это значит, что внутренний критик зашёл слишком далеко.

Чтобы понять ваш личный стиль проецирования, составьте список того, что вы сами себе внушаете. Сравните это с предполагаемыми оценками вас другими. Насколько сходятся эти суждения? Теперь начните проверять свои предположения. Как часто вас удивляло, что вас хвалят, в то время как вы ожидали порицания? Отмечайте случаи проецирования. Со временем этот процесс поможет вам избавиться от искажений, вносимых вашим собственным мышлением.

Калечащие комплименты

Иногда нам дома воздают в излишестве не порицания, а похвалы: "Синди – самая красивая в классе"; "Марси – гениальна"; "Томми, если постарается, всё сможет"; "Мэри – ангел совершенства". Нас осыпают комплиментами, как конфетти на новогоднем балу.

Трудно поверить, что похвала может оказывать на детей негативное воздействие и вести к самокритичности. И всё же, если такого типа ободрение передозировать, оно может из полезного стать вредоносным. Если мы, едва научившись ходить, без конца слышим, как мы чудесны, как прекрасны и как умны, может статься, что нам будет уготована неприятная встреча с реальностью, в которую мы окунёмся после безопасности родительского дома.

В школе нас часто поражает, что о нас отзываются отнюдь не так уж благожелательно: "Сюзи Уайт назвала меня уродиной... Миссис Франклин сказала, что я ленивый и избалованный... Джо Ли будет начинать игру первым бейсменом вместо меня, это нечестно..."

Мы становимся подозрительны и неспокойны. Появляется мысль: а вдруг родители говорили неправду? Каков я на самом деле? И если я не могу доверять родителям, то кому же тогда?

Защищаясь, мы перестаём верить комплиментам. Так безопаснее. Когда нам говорят, как мы замечательны, мы благодарно улыбаемся, но уже не покупаемся.

Когда похвал слишком много, дети становятся зависимыми от чужой оценки. Они не приучаются осознавать свои достижения и свою значимость. В результате возникают сумасшедшие перепады уровня самооценки, когда человек заглядывает в глаза окружающим в попытке прочесть в них, в порядке ли он. Такой человек становится всеобщим угодником, готовым чуть ли не на всё, чтобы заслужить похвалу.

Ещё один результат избыточной похвалы: наша самооценка начинает базироваться на наших достижениях. Приём в команду по плаванию вызывает похвалу отца, которому нужны достижения сына, чтобы гордиться собой. Но если это единственный повод, по которому ребёнка хвалят, он приучается к мысли, что когда он не отвечает ожиданиям других, это провал. Такой человек, вырастая, становится жертвой сурового внутреннего критика, который требует достижений и подрывает самоуважение с каждым новым вердиктом извне.

Если самооценка обусловлена похвалой, нашей целью становится вытягивание похвалы от окружающих любыми средства-

ми. Мы вырастаем, не понимая, что всё, чему мы учимся и чего достигаем, нужно для нашего собственного развития, а не для чужого удовольствия. В результате мы не умеем радоваться узнаванию или пониманию того, что на самом деле сделает нас счастливыми или довольными. Мы действуем ради похвалы, а не для внутреннего удовлетворения.

Чрезмерная похвала, кроме того, делает нас недоверчивыми. Когда детей хвалят почти за всё, что они делают, у них вырабатывается склонность всё подвергать сомнению. Ведь их, безмерно любимых, превозносили даже тогда, когда они пели фальшиво, танцевали не в такт и извлекали из инструмента звуки, лишь отдалённо напоминающие музыку.

Нет ничего плохого в том, что детей хвалят за проявленные усилия, когда всем очевидно, что хвалят именно за усилия. Но когда хвалят непомерно, отзывы, которые мы получаем вне дома, редко оказываются такими же положительными, как отзывы родителей. Учитель музыки скажет, чтобы мы держали чёткий ритм. Учитель пения скажет, чтобы не сползали с тона. Кому верить?

Каковы наши способности на самом деле? Непонятно. Объективного способа оценить нашу компетентность, часто раздутую родителями, мы не знаем. "Ты можешь всё" переводится как "Ты не можешь ничего", потому что у нас нет твёрдого ощущения того, что мы можем, а что нет.

Постоянная переоценка наших достоинств может создать фундамент самокритичности. Те, кто нас так сильно любил, внушали нам, что мы самые сильные, самые красивые, самые лучшие. А мир продемонстрировал, что мы, как и все смертные, подвержены ошибкам, что у нас бывают и прекрасные достижения, и провалы. Мы оказались недостойны дарованного нам от рождения. Такие чувства могут преследовать нас всю жизнь, заставляя полагать, что ничего по-настоящему хорошего мы не можем.

Раздувание проблем

Родители, чья любовь чрезмерна, никогда так не оживляются, как в случаях, когда они активно включены в решение детских

проблем. Разжигаемые собственным внутренним критиком, такие родители обладают немыслимым чутьём на проблемы. У них тонкая интуиция. Они всё глубоко воспринимают. Когда речь идёт об их чадах, их не остановить. У них неуёмное желание защитить своих детей.

Защищать своего ребёнка – здоровый природный инстинкт. Слишком защищать его – разрушительный акт. Если родители высвечивают прожектором любой незначительный казус, они неизбежно создают атмосферу сосредоточенности на проблемах.

Так происходит в семье у Джилл. "Мои родители трясутся надо мной так, что у многих это вызвало бы тошноту. Когда у меня появились трудности в государственной школе, они меня оттуда забрали и послали в частную. Когда мне было семнадцать, мой парень меня бросил, и предки отправили меня на выходные кататься на лыжах в Аспен, чтобы развеять тоску. Когда родители спрашивают, как у меня дела, я знаю, что на самом деле они говорят: "Скажи, что тебя тревожит, скажи, как мы можем тебе помочь?

В некоторых семьях родители только о том и говорят с детьми, что о проблемах. Как выразилась одна женщина: "Если бы я не разговаривала с матерью о своей диете и о том, как мне трудно похудеть, если бы не упоминала о своей работе и о том, как я её ненавижу, не представляю себе, о чём бы мы вообще говорили".

Но родители не всегда видят наш мир точно и объективно. В их глазах проблемы выглядят значительнее. Беспокойство за нас извращает их восприятие, и наши отношения с ними могут стать отношениями "спасителей" с "беспомощными".

Иногда мы ощущаем, что родители сильнее всего любят нас, когда у нас неприятности. Соответственно, многие из нас приучаются манипулировать – создавать проблемы, чтобы заручиться их любовью. Мелодраматически раздувая свои проблемы, мы можем заставить родителей заламывать над нами руки, – а это куда как утешительно! Кто ещё на свете так посочувствует? Мы сами делаем свои проблемы больше, чем они есть. Став взрослыми, мы склонны играть эти же самые этюды с нашими близкими. Некоторые из нас стараются манипулировать окружающими, как когда-то родителями, выплёскивая на них и раздувая свои проблемы. К сожалению, нам не слишком подыгрывают.

Когда мы строим жизнь с позиций внутреннего критика, у нас появляется много саморазрушительных свойств. Для хорошего самочувствия нам необходимо одобрение. Мы избегаем людей и упускаем шансы, потому что боимся быть отвергнутыми. Мы тянем резину, потому что для достижения совершенства нужно очень много энергии. Нам трудно делиться своими чувствами, потому что мы боимся выставить напоказ свои слабости. Наши способности к обучению слабеют, потому что внутренний критик задаёт нам взбучку всякий раз, когда мы ошибаемся. Самое ужасное, что самокритичный характер может помешать нашим отношениям с другими. Он отталкивает от нас людей, которых мы любим. Самокритичный стиль мышления оплачивается дорогой эмоциональной ценой: низким самоуважением, неспособностью принимать решения, безрадостностью, боязнью успеха, чувством вины и стыда, оборонительным стилем отношений, недостатком творческих способностей. Рассмотрим это подробнее.

Низкая самоценна

Самоуважение – барометр нашего самоощущения, постоянно действующая самооценка – как мы выглядим на фоне наших собственных ожиданий. Те, с кем слишком нянькались, часто очень слабы в самооценке.

Представление о самом себе формируется в раннем детстве. О том, кто мы такие, мы узнаём из широкого спектра вербальных и невербальных сигналов. В детстве мы не умеем отличать правду от вымысла. Принимая мнения за факты, мы прислушиваемся к тому, чего ожидают от нас окружающие, и переносим это в собственные ожидания относительно самих себя. И ничьи ожидания так для нас не важны, как родительские.

В результате этого процесса интернализации мы вырабатываем двойственное ощущение себя. С одной стороны, это набор правил – как надо. С другой (через самонаблюдение) – как есть. Если у наших родителей были относительно нас неоправданно высокие ожидания, разница между этими двумя позициями по мере взросления увеличивается. Марша обратилась за помощью к психиатру из-за своего низкого мнения о себе, вследствие которого чувствовала себя неуверенно на работе и задавала начальству так много вопросов, что её постоянно обходили с повышением и не включали в большие проекты, где она могла бы себя проявить.

Марше предложили составить два списка – как она сама себя видит и какой, по её мнению, должна бы быть. Вот её списки:

Как есть

1м 56см

полновата

некрасива

застенчива

одинока

подавлена

Как надо

1м 70 см

худощава и стройна

прекрасна общительна и остроумна

замужем за доктором

постоянно счастлива

В каждой из категорий Марша "не дотягивает". Нетрудно понять, почему у неё столь низкое мнение о себе.

Но остаётся вопрос: чьи это были ожидания на самом деле? В процессе психологического консультирования Марша поняла, что жила по стандартам и ценностям родителей и общества, а не по своим собственным. Вспоминая детство, она говорит: "Родители очень меня любили, но всегда говорили, что я могу ещё и ещё больше. Даже похвалы у них были с этим прицелом: "Это замечательно, но если ты постараешься, то в следующий раз будет ещё лучше".

Почему же эти комплименты в адрес её потенциальных возможностей не стимулировали Маршу, не придавали уверенности в себе? Подумав, Марша заключает: "Как бы хорошо у меня ни получалось, это никогда не было так хорошо,

как я могла бы. Я постоянно слышала о своём огромном потенциале. Но ведь говорить о потенциале, по-моему, не то же самое, что признавать человека. Разница, как между обещаниями и результатами. По-моему, если мне говорят, что у меня огромный потенциал, – это фальшивое признание, комплимент, вывалянный в дерьме. Это сведение к нулю моих реальных достижений".

Грандиозные родительские идеи о том, к каким достижениям мы должны быть способны, могут вылиться в наши собственные неоправданные ожидания относительно самих себя. Когда Марша научилась ставить реалистичные цели и принимать себя такой, как есть, она перестала брести по жизни, выясняя у других дорогу, и стала менее самокритичной.

Но постановка реалистичных целей – это ещё не всё. Развитие самоуважения непосредственно зависит также и от умения решать задачи и, как результат, чувства уверенности в себе. Уверенность в себе – это знание о своей способности решать ту или иную задачу. Родители, чья любовь чрезмерна, силясь облегчить жизнь своим детям, незаметно лишают их благоприятных возможностей воспитать в себе это ощущение уверенности. Беря на себя контроль над ситуацией, они выручают детей, но одновременно лишают орудий и опыта, необходимых для развития чувства собственного достоинства и власти над своим внутренним миром.

Дети, которых слишком настойчиво защищали, редко приучаются полагаться на самих себя. Им не дали достаточного опыта доверия своим инстинктам и способностям, так что они приучаются полагаться на способности других. В результате у них развивается чувство несостоятельности.

Чувство самоуважения влияет на всё: на качество работы, качество взаимоотношений, на то, как мы выражаем свою любовь, на то, как глубоко мы позволяем себе погружаться в жизнь. Мы отзываемся на людей и на события в соответствии с ощущением самих себя. Если мы себе не нравимся, мы будем реагировать на ситуации с осторожностью и подозрительностью. Из страха, что нас осудят и выставят напоказ, мы будем упускать благоприятные возможности. Или начнем превентивно нападать на других, если думаем, что они нам опасны.

Низкая самооценка – это проблема поколений. Невозможно передать детям то, чего нет у нас. Если в наших родителях сидел суровый внутренний критик, сводивший на нет любой их успех, мы, скорее всего, станем повторять этот процесс. Чтобы вырваться из этого круга, мы должны воспитывать в себе понимание собственных потребностей и целенаправленно развивать в себе сильные качества и чувство самоуважения.