Характер активности внимания

Активность личности может выражаться также и во внимании. Но внимание может быть различным. Поэтому по-различному выражает оно нашу активность. Наше внимание может быть более или менее сознатель­ным. Наша личность может в большей или меньшей степени, подчинять­ся непосредственным влияниям окружающих ее раздражений. Выбор нашей деятельности всегда зависит от нас самих. Но мы можем быть в этом выборе более или менее пассивными. В соответствии с этим и наши внимание отличается различными степенями и различным характером активности: от почти полной пассивности до полной сознательности.

1. Крайнюю ступень пассивности представляет собою то внимание. которое можно было бы условно назвать «вынужденным». Но, говоря о крайней степени пассивности, мы не должны забывать, что и здесь мы имеем проявление индивидуальной личности, т.е. проявление своеобраз­ное, зависящее не только от среды, но и от самой личности. Так что и здесь все же сказывается не только пассивность.

Причиною такого «вынужденного» внимания являются прежде все­го чрезвычайно сильные, интенсивные раздражения. Громкий выстрел, яркий блеск молнии, сильный толчок, — все это неизбежно оторвет нас от нашей обычной деятельности и заставит обратить внимание ка силь­ное раздражение. Сюда же надо отнести раздражения не столько интен­сивные, сколько экстенсивные, раздражения, занимающие много места в пространстве. Огромное пятно на стене, хотя бы и не очень яркое, при­влекает наше внимание не менее сильно, чем небольшое, ко яркое пят­но. Длительность раздражения также может привлечь наше внимание, Слабый короткий звук мы можем и не заметить. Но если он длится дос­таточно долго, то невольно привлечет нас. Особенно это надо сказать не о непрерывном, а о прерывистом раздражении, то возникающем, то исцеля­ющем, то усиливающемся, то ослабляющемся. Наконец, движущийся объект привлекает наше внимание сильнее, чем неподвижный. Мы не замечаем мухи, сидящей неподвижно на нашем столе. Но стоит ей по­ползти по столу, как мы невольно обращаем на нее внимание.

Итак, к причинам, вызывающим наиболее пассивное наше внима­ние, мы относим: интенсивность, экстенсивность раздражения, длитель­ность его, прерывистость и движение объекта. В сущности мы всегда при этом говорим об относительной силе раздражения, так как слабое раз­дражение на фоне еще более слабых может быть даже заметнее, чем силь­ное, но на фоне одинаково сильных. Следовательно, основным здесь бу­дет принцип контраста. Контрастом же в значительной степени объяс­няется замечание прерывистого раздражения. Мало того, мы можем не замечать непрерывно длящегося раздражения, например, шума мотора, если к нему привыкли. Но стоит ему прекратиться, как мы это сразу же замечаем. Контраст имеет большое значение. Но контраст в значитель­ной степени зависит ведь и от нас самих, от нашего отношения к окру­жающим раздражениям. Поэтому и в пассивном внимании может иног­да проявляться некоторая наша активность.

2. Иногда внимание вызывается соответствием раздражения нашему внутреннему состоянию, — это когда мы замечаем то или другое явление вследствие того, что оно так или иначе затрагивает наши чувства, что оно поддерживает или противоречит нашему желанию, нашим влечениям, на­шим непосредственным потребностям. Когда нас мучит жажда, например, то все связанное с питьем невольно будет привлекать наше внимание. Все же, не относящееся к питью, нами может и не замечаться, даже несмотря на довольно значительную интенсивность его. Можем ли мы здесь говорить о полной пассивности? Конечно, нет. Нам кажется, что здесь еще меньше пассивности, чем в первом случае. Конечно, и здесь нельзя говорить о пол­ной активности. Это именно те случаи, которые предполагает Кондильяк, когда он полагает, что его «статуя» стремится получить удовольствие и устраниться от страдания. «Удовольствие и страдание становятся един­ственным принципом, обусловливающим операции ее души»1, активность ее выражается в выборе приятного и отстранения от неприятного.

Но, понятно, эта активность целиком зависит от наших чувств, воз­никающих невольно, часто недостаточно сознательно, зависит от не­вольного подчинения нас нашим непосредственным переживаниям. Впе­чатления захватывают нас своим непосредственным интересом, как бы берут нас в плен своей привлекательностью или непривлекательностью, действуют импульсивно, помимо нашей воли. Можем ли мы говорить здесь о полной активности? Видимо, и здесь еще до нее очень далеко. Но это внимание уже отлично от «вынужденного», оно зависит от невольных влечений и чувств нашей личности, оно качественно иное, чем пре­дыдущее, хотя все еще чрезвычайно примитивное,

3, Пет полной активности и тогда, когда внимание определено це­ликом прошлым опытом, привычками, цепью ассоциаций. Мы уже зна­ем, что ассоциадионисты пытались целиком свести активность нашего внимания к простому повторению того, что нам дано прошлым опытом. к простым ассоциациям на основе временных или пространственных свя­зей по смежности. Мы знаем, что Гербарт пытался определить измене­ния в течении наших мыслей апперцепцией, т.е. полным определением нового рядом предшествующих впечатлений и связанных с ними ассоциаций, «механикой» представлений.

Конечно, наши привычки, наш прежний опыт могут направить наше внимание. Но это внимание мы все же будем считать еще непроиз­вольным. Здесь нет пока полной активности, нет сознательной воли. Когда мы обращаем внимание на знакомую нам подробность, когда мы замечаем раздражения ничтожной интенсивности или раздражения, не отличающиеся сколько-нибудь значительной контрастностью, когда мы обращаем внимание на те впечатления, которые не связаны с нашими непосредственными влечениями, с нашими чувствами, то здесь мы сплошь и рядом можем увидеть влияние нашего прошлого опыта. Этот опыт, конечно, не ограничивается только нашими привычками, он свя­зан со всей нашей деятельностью, в особенности с профессиональной де­ятельностью. Прошлый опыт в значительной степени организует всю нашу деятельность в определенном направлении.

Несомненно, что прошлый опыт влияет и на наше восприятие. Вос­приятие одного как фигуры и другого как фона, конечно, в гораздо боль­шей степени зависит от прежнего опыта, чем от чисто внешних свойств восприятия, чем от внешней «структуры» зрительного поля. Мы можем отнести роль прошлого опыта также и к интересу. Нам интересно все то. что связано с прошлым опытом, что может быть понятно на основании того, что мы уже знаем. Но в противоположность ассоциационистам и Гербарту мы будем говорить, что нам интересно не то, что старо, а то, что ново. Однако ото новое связано со старым. Оно основывается на нем, оно расширяется, углубляет, обогащает его. Мы можем во всех этих слу­чаях говорить уже о значительно большей и качественно иной активнос­ти, чем при вынужденном, эмоциональном или привычном внимании. Но все же и здесь эта активность не выражается полностью. Она когда-то сказывалась при восприятии материала, его переработке и его запомина­нии. Наш. прежний опыт был. когда-то вполне сознательным. Но теперь уже нет этой сознательности. Она теперь не проявляется прямо. Мы. мо­жем, следовательно, во всех этих случаях говорить, что наше прошлое господствует над нами, а. не мы. господствуем над ним.

Мы имеем поэтому во .всех трех случаях дело с тем вниманием. которое мы называем непроизвольным, или пассивным. Конечно, выделение этих трех категорий причин, вызывающих наше внимание, условно и проводится в порядке анализа. Сплошь и рядом могут быть такие случаи» когда действуют сразу две или даже все три категории причин, когда раздражение обращает насебя наше внимание и потому, что оно интенсивно, и потому, что оно вызывает чувство удовольствии, и пото­му, что оно нам знакомо, связано с нашим прежним опытом. Следова­тельно, эти причины могут взаимодействовать. Тем не менее расчлене­ние их полезно и представляет известные удобства.

4. Но кроме этих трех видов внимания мы можем говорить о совсем особом виде, о совсем особых причинах направления нашего внимания. Ведь мы можем направлять наше внимание не только на то, что нас непос­редственно привлекает, ко и на то, что хотя нас как будто и не привлека­ет, но что связано с сознательно поставленными нами себе целями, что связано с нашей сознательной деятельностью, что связано с нашей волей. Мы заставляем себя направлять наше внимание на то, что нам надо, на то. что мы должны выполнить в согласии с поставленными себе планами, на то, чего требует наш труд. Мы уже знаем, что «в течение всего времени труда необходима целесообразная воля, выражающаяся во внимании».

Это внимание не похоже ни на какое другое. Оно принципиально отлично от непроизвольного внимания, хотя ведет свое происхождение от него и при этом, согласно Рибо, использует механизм непроизвольного внимания-. Это внимание обязано своим возникновением и развитием труду. Это внимание действительно в полной мере выражает активность личности.

Мы говорим, что произвольное внимание есть акт нашей вели. Мы говорим, что наша активность выражается в нашей воле. Мы понимаем под волей сознательное принятие решения и исполнение его. Как бы ни был элементарен и прост волевой акт, он предполагает сознательное пред­ставление цели и плана действий. Произвольное внимание предполагает это сознание цели и планирование наших поступков. Активное внимание выражается в целесообразном направлении нашей деятельности в опреде­ленное русло.

Однако мы не считаем, что и принятие решения, и исполнение его определяются неизвестно откуда взявшимися желаниями как конечными причинами. Конечно, наши желания и наши намерения являются непос­редственными причинами нашего активного внимания. Но мы должны идти дальше и выяснить причины, вызывающие эти желания и эти на­мерения. Мы считаем, что этими причинами являются также наши по­требности. Однако мы имеем здесь дело с потребностями осознанными, с впечатлениями, которые мы осмысливаем и к выполнению которых мы сознательно стремимся. Иначе говоря, мы считаем, что мы имеем здесь дело с нашими стремлениями. Эти стремления суть результат всего раз­вития и воспитания, результат всей жизни личности.

Мы считаем, что произвольное внимание есть результат активности нашей личности. Но эта активность вытекает из активности человека, живущего в известных исторических условиях. Ничего таинственного, неизвестно откуда взявшегося эта активность собою не представляет. Мы подчеркиваем ее, считаем ее одним из самых существенных моментов деятельности человека, тесно связываем ее с его сознательностью, кате­горически возражаем против отрицания ее механистами.

Конечно, в нашей деятельности может одновременно проявляться и произвольное, и непроизвольное внимание, так как в нашей сознатель­ной деятельности бывают элементы и навыков, и непосредственных чувств. Конечно, непроизвольное внимание может переходить в произ­вольное и наоборот. Тем не менее выделение активного внимания в осо­бую категорию имеет огромное принципиальное и практическое значение. Мы можем и должны воспитывать наше произвольное внимание путем воспитания произвольных или, лучше сказать, волевых усилий.

5. Но как это ни странно, мы можем говорить еще об одном виде внимания, не совпадающем целиком ни с произвольным, ни с непроиз­вольным вниманием. Дело в том, что когда мы заинтересовываемся ра­ботой, которая нас первоначально как будто не привлекала, тогда не тре­буется или почти не требуется больше волевых усилий для продолжения этой работы. Если первоначально мы с трудом брались за нее, например за чтение трудной книги, то чем больше мы вчитываемся в книгу, тем больше она начинает нас занимать сама собой, и наше внимание из про­извольного становится как бы непроизвольным. Эта новая форма внима­ния имеет большое практическое, особенно педагогическое значение. Она не может быть сведена просто к непроизвольному вниманию, ибо она есть результат сознательно поставленных нами себе целей. Но она не требует непрерывных волевых усилий, а следовательно, не утомляет нас. Если пассивное внимание есть результат нашего непосредственного интереса, то эта новая форма есть результат интереса опосредствованного, интере­са, появившегося в процессе самой работы, интереса результата или свя­зи с другими частями работы.

К.Маркс пишет, что «целесообразная воля, выражающаяся во вни­мании» необходима, «...тем более, чем меньше труд увлекает рабочего своим содержанием и способом исполнения, следовательно, чем меньше рабочий наслаждается трудом как игрой физических и интеллектуальных сил»¹. Вот это-то наслаждение трудом как игрой физических и интеллектуальных сил и обусловливает наличие этого нового вида внимания, не совпадающего ни с произвольным, ни с непроизвольным. Мы имеем здесь особую форму активности, не совпадающую с другими формами.

Подход к развитию внимания с позиций культурно-исторической теории Л.С. Выготского. Исследование А.Н. Леонтьева.

Л. С. Выготский