Новое определение восприятия

Восприятие — это то, чего индивид достигает, а не спектакль, который разыгрывается на сцене его сознания. Восприятие представляет собой процесс непосредственного контакта с внешним миром, про­цесс переживания впечатлений о предметах, а не просто процесс переживания как таковой. Восприя­тие включает осознание чего-то конкретного, а не осознание само по себе. Осознавать можно что-то либо в окружающем мире, либо в наблюдателе, либо в том и другом сразу, но осознание не может суще­ствовать независимо от того, что осознается. Близ­кие идеи развивались в прошлом веке в психологии актов, но я не могу согласиться с тем, будто вос­приятие является умственным действием. Не явля­ется оно и телесным действием. Процесс восприя­тия — это и не умственный, и не телесный процесс. Это психосоматический акт живого наблюдателя.

Кроме того, извлечение информации — процесс активный и непрерывный, то есть он никогда не прерывается и не прекращается. Море энергии, в котором мы живем, течет и изменяется без явных пауз. Даже мельчайшие доли энергии, которые воз­действуют на рецепторы глаз, ушей, носа, языка, кожи, представляют собой не последовательность, а поток. Во время сна ориентировочная, исследова­тельская и приспособительная деятельность этих органов снижается до минимума, но и тогда все эти процессы не прекращаются полностью. Таким обра­зом, процесс восприятия — это поток, аналогич­ный потоку сознания, описанному Уильямом Джейм­сом. Дискретные восприятия, как и дискретные идеи, представляют собой нечто мифическое.

Непрерывный процесс восприятия предполагает и со-восприятие самого себя. По крайней мере я не вижу, как восприятие себя можно определить по-дру­гому. С учетом этого факта нужно дать новое опреде­ление термину восприятие. Необходимо также придать другой смысл термину проприоцепция, смысл, отлич­ный от того, который придавал ему Шеррингтон.

Новое утверждение о том, что ■оелфямимается

Из данного мною описания окружающего мира <...>, и из описания изменений <...>, которые мо­гут происходить в нем <...>, следует, что восприни­маются главным образом места, объекты (в том чис­ле и изолированные объекты), вещества, а также со-

бытия, которые представляют собой изменения, про­исходящие с этими объектами. Видеть все эти вещи означает воспринимать возможности. Общепринятые категории, которые встречаются в учебниках, явно не годятся для описания того, что мы воспринима­ем. Свет, форма, положение, пространство, время и движение — эти термины столетиями переходят из учебника в учебник, но обозначают они совсем не то, что мы воспринимаем.

Места. Место — это одно из многих смежных друг с другом мест, образующих ареал обитания, то есть, по существу, весь окружающий мир. Меньшие по размеру места встроены в большие. У них нет гра­ниц, за исключением того случая, когда землемеры проводят искусственные границы ("мой участок зем­ли", "мой город", "моя страна", "мое государство"). Если соответствующим образом выбрать уровень рас­смотрения, то местом будет то, что можно увидеть отсюда или из точки, находящейся поблизости, и в этом смысле локомоция заключается в перемеще­нии с одного места на другое. <...> Для животных и детей большое значение имеют обучение месту (то есть овладение теми возможностями, которые от­крывает место, и приобретение способности отли­чать одно место от другого) и умение находить путь, без чего невозможна общая ориентация в ареале оби­тания и определение конкретного местонахождения в окружающем мире.

С одной стороны, место постоянно, с другой -оно изменяется. Оно неизменно всегда только в од­ном отношении - в своем расположении относи­тельно других мест. Другими словами, место нельзя передвинуть, как объект, то есть нельзя изменить порядок смежности, в котором находятся места аре­ала обитания. Места, предназначенные для сна, еды, встреч, укромные места, места, откуда можно упасть, являются неподвижными, и поэтому обучение мес­ту отличается от других видов обучения.

Прикрепленные объекты <...>. Объект — это ве­щество, частично или полностью окруженное сре­дой. Прикрепленный к какому-нибудь месту объект окружен средой лишь частично. Он представляет со­бой выпуклость на этом месте. Так как объект при­креплен, его нельзя перемещать. Но у него есть по­верхность и вполне естественные границы, благода­ря чему он и образует нечто единое. Прикрепленные объекты можно, следовательно, пересчитывать. Дети и животные учатся различать такие объекты и опре­делять, для чего их можно использовать. Но они не могут отделить эти объекты от того места, где они их нашли.

Изолированные объекты. Полностью изолирован­ный объект можно перемещать, а в некоторых слу­чаях он может перемещаться сам. Следовательно, учиться воспринимать такие объекты приходится иначе, нежели места или прикрепленные объекты. Эти объекты открывают самые разные возможности. Изолированный объект можно поместить рядом с другим объектом и сравнить их. Следовательно, ма­нипулируя такими объектами, их можно группиро­вать, классифицировать или сортировать. Группируя такие объекты, можно изменять их порядок, то есть перемещать. Это означает не только то, что их мож­но пересчитывать, но и что группе таких объектов можно присвоить абстрактное число.

Возможно, ребенку труднее воспринимать "один и тот же объект в различных местах", чем "один и тот же объект в одном и том же месте". В первом случае требуется, чтобы была зафиксирована инфор­мация о неизменности объекта при его смещениях, тогда как во втором случае этого не требуется.

Можно сказать, что неодушевленные изолиро­ванные объекты, жесткие и нежесткие, естествен­ные и искусственные, обладают свойствами, по ко­торым их можно различать. Эти свойства, по-види­мому, неисчислимы, подобно тому, как неисчисли­мы и сами объекты. Но если определенные сочета­ния этих свойств задают те или иные возможности (а то, что именно так и происходит, мне кажется, я уже доказал), то различать нужно только релевант­ные сочетания этих свойств. Сказанное остается спра­ведливым и применительно к таким объектам во внешнем мире, как животные и люди, которые об­ладают чрезвычайно богатым и сложным набором свойств и параметров. В процессе их восприятия мы обращаем внимание только на то, какие возможно­сти нам предоставляют эти естественные, нежест­кие, одушевленные объекты.

Устойчивые вещества. Вещество - это то, из чего состоят места и объекты. Оно может быть газообраз­ным, жидким, мягким, упругим или жестким, то есть степень его "вещественности" может быть раз­личной. Вещество вместе с предоставляемыми им воз­можностями вполне задается цветом и текстурой его поверхности. Дым, молоко, глина, хлеб, дерево — полиморфны по своему составу, но их цветовая тек­стура инвариантна. Разумеется, помимо того, что вещества можно видеть, их еще можно обонять, про­бовать на вкус и осязать.

Дети или животные воспринимают вещества иначе, чем места и объекты — как прикреплен­ные, так и изолированные. Вещества бесформен­ны, и их нельзя сосчитать. Количество веществ — естественных соединений и смесей — не установ­лено. (Число химических элементов установлено, но элементы — это не вещества.) Несмотря на то, что поверхности различаются по цвету и тексту­ре, их нельзя сгруппировать или упорядочить, как можно сгруппировать прикрепленные объекты или упорядочить места.

Кроме того, мы, конечно же, воспринимаем изменения устойчивых во всех остальных отноше­ниях веществ. Так, мы умеем воспринимать измене­ния, совершающиеся в процессе кипения, обжига, смешения, затвердевания, созревания фруктов и т. п. Однако это уже определенные виды событий.

События. Я употребляю этот термин для обозна­чения любого (химического, механического или био­физического) изменения вещества, места или объек­та. Событие может быть медленным или быстрым, обратимым или необратимым, повторяющимся или неповторяющимся. К событиям относится то, что случается с любыми объектами, плюс то, что совер­шают одушевленные объекты. Одни события встро­ены в другие (в события более высокого порядка). Движение изолированного объекта не является про­тотипом события, хотя эту мысль нам все время на­вязывают. События различных видов воспринимаются как таковые и, конечно же, не сводятся к элемен­тарным движениям.

Информация для восприятия

Используемое [здесь] определение информации соотносится не с рецепторами и не с органами чувств наблюдателя, а с окружающим его миром. Инфор­мация задает качества объектов; ощущения задают­ся качествами рецепторов или нервных волокон. Ин­формация о внешнем мире несопоставима с каче­ствами ощущений.

К сожалению, в этой книге значение термина информация отличается от того, которое можно найти в словаре: сведения, которые передаются получателю. Я воспользовался бы любым другим термином, если бы это было возможно. Единственный выход — про­сить читателя помнить, что извлечение информации не мыслится здесь как передача сообщения. Мир не разговариваетс наблюдателем. Хотя животные и люди обмениваются друг с другом информацией посред­ством выкриков, жестов, с помощью речи, карти­нок, письма, телевидения, нельзя рассчитывать, что нам удастся постичь восприятие в рамках подобного рода аналогий; как раз наоборот. Слова и картинки несут в себе информацию, передают или распрост­раняют ее, но в том океане энергии (механической, химической и световой), в который каждый из нас погружен, информация не передается. Она просто там есть. Положение о том, что информацию можно передавать или что ее можно хранить, верно в тео­рии связи, но не в психологии восприятия.

Несколько лет назад появилась самостоятельная дисциплина - математическая теория связи, кото­рая положила конец бесконечным разговорам о так называемых средствах массовой коммуникации (Shannon, Weaver, 1949). Была найдена удачная мера передаваемой информации — бит. Предполагалось, что есть отправитель, получатель, канал и конечное число возможных сигналов. В результате возникла новая отрасль знаний — инженерная связь. Однако, несмотря на то, что психологи сразу же попытались применить ее к чувствам, а нейрофизиологи начали вычислять, сколько битов заключено в нервных им­пульсах, и проводить аналогии между мозгом и ком­пьютером, попытка применить теорию информации не удалась. Шенноновская концепция информации превосходно вписывается в теорию телефонной связи и радиовещания, но она, как мне кажется, непри­менима к первичному восприятию того, что нахо­дится во внешнем мире, к тому, с чем имеет дело младенец, впервые открывший глаза. Информацию для восприятия, к сожалению, нельзя определить и измерить, как это делал Клод Шеннон.

Информация,присутствующая в объемлющем свете, в звуках, запахах и естественных химических соединениях, неисчерпаема. Наблюдатель может до конца своих дней открывать все новые и новые фак­ты о мире,в котором он живет, и у этого процесса нет и не может быть конца. К информации, в отли­чие от стимуляции, неприменимо понятие порога. Информации в окружающем мире не становится меньше оттого, что ее извлекают. В отличие от энер­гии информация не подчиняется закону сохранения.

Не существует информации отдельно для фото­рецепторов, отдельно для механорецепторов и от­дельно для хеморецепторов. Иными словами, инфор-

мация не специфична относительно рецепторов, из которых состоят наши органы чувств. Специфичным для рецепторов является вид стимульной энергии, которая в нормальных условиях воздействует на них, вызывая специфические для этих рецепторов ощу­щения. Информация же не является энергетически специфичной. Стимул редко воздействует на пассив­ного субъекта. Каждый живой организм получает сти­муляцию для того, чтобы экстрагировать из нее ин­формацию (Gibson, 1966 б, гл. 2). Информация может быть одной и той же, несмотря на принципиальные изменения в получаемой стимуляции.

И наконец, без понятия информации в прин­ципе нельзя понять такой перцептивный феномен, как иллюзии. Какой бы подход к изучению воспри­ятия мы ни избрали, нам не избежать столкнове­ния с этой проблемой. Всегда ли информация на­дежна и можно ли считать, что в случае иллюзии мы просто не смогли ее извлечь? Может ли извле­ченная информация оказаться недостаточной, за­маскированной, двусмысленной, неясной, проти­воречивой и даже ложной? Эти вопросы приобре­тают особое значение применительно к зрительно­му восприятию.

Я не в первый раз сталкиваюсь с проблемой ошибочного восприятия. Я уверен лишь в одном: это не одна проблема, а целый комплекс различных про­блем. Рассмотрим, например, иллюзорные пальмы — мираж, возникающий у путника в пустыне, — или палку, которая кажется изогнутой из-за того, что она частично погружена в воду. Эти иллюзии воз­никают вследствие определенных закономерностей отражения и преломления света, то есть благодаря исключению из правил экологической оптики для рассеивающе-отражающих поверхностей и полнос­тью однородной среды. Рассмотрим теперь ошибки восприятия в тех случаях, когда гладь воды скрыва­ет акулу или когда прикосновение к корпусу радио­приемника таит угрозу удара электрическим током. Неумение воспринять опасность в этих случаях нельзя ставить наблюдателю в вину. Рассмотрим да­лее те случаи, когда стекло ошибочно принималось за дверной проем или — как в случае с оптическим обрывом — за пустоту. И наконец, рассмотрим ком­нату, образованную трапециевидными поверхнос­тями, и трапециевидное окно, которое выглядит прямоугольным, до тех пор пока наблюдатель не откроет второй глаз и не начнет двигаться. Ложная оптическая информация в каждом из этих случаев проявляется по-разному. Но можно ли в конечном счете все эти иллюзии объяснить ошибочностью ин­формации? Или дело здесь в неспособности извлечь всю доступную информацию, неисчерпаемый источ­ник которой открыт для дальнейшего, более углуб­ленного исследования?

Ошибочное восприятие возможностей — вопрос серьезный <...> дикая кошка может выглядеть так же, как и обычная. (Но полностью ли совпадает ее внешность с внешностью домашней кошки?) Злой человек может вести себя как человек доброжела­тельный. (Но в точности ли совпадает поведение зло­го человека с поведением доброжелательного?) Про­вести грань между извлечением ложной информа­ции и неспособностью извлечь информацию очень трудно.

Рассмотрим склонность людей к созданию жи­вописных произведений. На мой взгляд, этот про­цесс является созданием оптической информации для показа другим людям. Следовательно, это сред­ство общения, порождающее опосредствованное познание. Однако это познание больше похоже на прямое извлечение информации, чем на познание, опосредствованное языком. Мы отложим разговор о рисунке и обо всем, что с ним связано, а пока лишь отметим, что создатели живописных полотен на про­тяжении вот уже нескольких столетий проводят над нами эксперимент, создавая особые искусственные способы симуляции информации. Художники обо­гащают или, наоборот, обедняют эту информацию, маскируют или демаскируют ее, проясняют или, напротив, затуманивают. Они часто пытаются вклю­чить в одно и то же произведение и несогласующую­ся информацию, и неоднозначную, и даже проти­воречивую. Признаки глубины были изобретены жи­вописцами, и только после этого психологи, глядя на их рисунки, задумались над этими признаками. Такие понятия, как уравновешенные признаки, об­ращение фигуры и фона, неоднозначная перспекти­ва или различные перспективы одного и того же объекта, "невозможные объекты" - все это пришло от художников, которые просто экспериментирова­ли с застывшей оптической информацией.

В связи с картинным представлением оптичес­кой информации важно отметить, что, в отличие от неисчерпаемого океана информации в освещенной среде, на нее нельзя смотреть с близкого расстоя­ния. Наблюдатель всегда может извлечь информацию, посредством которой задается сам материальный носитель представления (холст, поверхность, экран). Для этого наблюдателю нужно подойти ближе и по­лучше рассмотреть его.