Когнитивная психология в контексте Психологии

От редакторов перевода.

Психология не унитарна. Разнообразие делает ее устойчивой, беско­нечной, неистребимой и привлекательной. Этому учит опыт ее истории, да и современное состояние. Но столь же неистребимо стремление многих ученых, направлений, теорий и научных школ к унитарности, к поиску единого принципа, на основе которого можно было бы объяснить все бо­гатство душевной жизни человека.

Психологически подобные амбиции вполне объяснимы: плох тот сол­дат, который не хочет стать сенералом. Но с исторической точки зрения они, скажем мягко, неоправданы. На памяти не такой уж длинной истории психологии (считая после ее автономизации от философии) сменяли друг друга принципы ассоциации, гештальта, рефлекса, реакции, поведения, деятельности, сознания, установки и т.п. Выдвижению каждого из них сопутствовала разработка соответствующей методологии и эксперимен­тальных методов исследования, с помощью которых происходило прира­щение научного знания и добывались все новые и новые факты, в той или иной степени характеризующие душевную жизнь. Со временем объясни­тельная сила принципа испарялась, а методы и факты сохранялись в арсе­нале психологии. Сохранялись и объяснительные схемы, но не как уни­версальные, а как частные, которые вполне хороши на своем месте.

Нельзя сказать, что этот процесс закончился. Он продолжается, как, впрочем, продолжаются и весьма поучительные попытки односложно оп­ределить сущность человека: homo habilis, homo faber, homo sapiens, мыс­лящий тростник, homo humanus, homo sovieticus, и т.п. Не утихает и амбициозность, сопровождавшая, например, развитие принципа деятель­ности (или деятельностного подхода, психологической теории деятельнос­ти) в России. А на Западе возникла и столь же амбициозно развивается так называемая гуманистическая психология - можно подумать, что до нее вся психология была не-гуманистической (или антигуманистической?!). Равным образом психология, существовавшая до выдвижения принципа деятельности, никак не заслуживает именоваться "не-деятельностной" или "бездеятельностной". Кстати, замечательный российский философ В.Ф.Ас­мус нашел своего рода пролегомены к деятельностной психологии вовсе не у Маркса, а у М.Ю.Лермонтова.

Когнитивная психология берет свое начало в декартовом принципе cogito ergo sum. Строго говоря, первые экспериментальные исследования памяти Г.Эббингауза вполне можно отнести к когнитивной психологии. А в сфере психологии мышления есть множество значительно "более когни­тивных" исследований, чем в когнитивной психологии. Дело не в названии а в данности, реальности того факта, что почти четыре десятилетия назад Д.Сперлинг провел замечательные исследования иконической памяти, на­шел объяснение ряду парадоксов, давно известных психологам, и это по­ложило начало одному из мощнейших и влиятельных направлений не только психологии, но и науки в целом. Сегодня существует не только когнитив­ная психология, но когнитивная наука. Что касается названия, то с язы­ком спорить бесполезно: он живет по своим законам, но любое название полезно принимать cum grana salis.

В новых научных направлениях и теориях интересно не столько назва­ние, даже не используемый концептуальный аппарат, а образуемое или порождаемое ими поле значений и смыслов. Важно, каково соотношение консервативных и динамических знаний, методов, соотношение формаль­ного и живого знания. Имеются ли в теории живые метафоры, каждая из которых стоит десятка мертвых понятий. Живое знание и живые метафо­ры имеются далеко не у всех претендентов на теорию, хотя именно они определяют объяснительный потенциал или зону ее ближайшего разви­тия. Забегая вперед, скажем, что объяснительный потенциал и зона бли­жайшего развития в когнитивной психологии достаточно велики.

При всей интернациональности психологии как таковой, когнитивная психология дает хороший повод для замечания о различиях между амери­канской, европейской и российской наукой. Американцы начинают с фак­тов, с данности и, проводя тысячи исследований, неспешно идут к концеп­там и теориям. Европейцы начинают с концептов и теорий и идут к фак­там, к данности. Несмотря на взаимно иронические отношения, американ­цы и европейцы где-то посередине встречаются и в конце концов доводят дело до ума, операционализируют или, как принято было говорить з СССР, "внедряют научные достижения в практику". В России начинают со смыс­ла — действительно приоткрывают его, затем бросают, ссылаясь при этом на непонимание или на "объективные трудности", недостатка в коих эта страна никогда не испытывала. Если этот приоткрытый смысл до Запада доходит (что чаще всего происходит с большой задержкой, которая умень­шатся, когда его привозят на "философском пароходе" или на очередной волне эмиграции), то Запад и доводит его до ума, до дела. Так было, например, с идеей Л.С.Выготского о зоне ближайшего развития и со многими другими идеями Выготского, Лурии, Бахтина, Бернштейна.¹ Впе­реди у западных ученых еще много открытий. Сегодня, например, у них растет интерес к работам Г.Г.Шпета по психологии, лингвистике, эстети­ке...

Книга Роберта Солсо, перевод которой предлагается русскоязычному читателю, - прекрасный образец американского пути психологической мысли- ясной, как глаза младенца; высокой , как небо; простой, как жизнь; практичной, как всякий американец. Автор дал книге двойную направлен­ность. С одной стороны, она представляет собой увлекательное учебное пособие для студентов, изучающих психологию и ее различные приложе­ния. С другой стороны, в ней содержится анализ широкого спектра про­блем и перспектив психологической науки, представляющий большой ин­терес не только для специалистов-психологов.

В переводе на русский язык термин "когнитивный" означает "познава­тельный". Когнитивная психология - это психология познавательных про­цессов (ощущения, восприятия, внимания, памяти, мышления). Тем не менее, мы сохранили англоязычное звучание не только потому, что оно уже устоялось, но и по двум другим причинам. Во-первых, выделение по­знавательных процессов в особую группу психологических явлений при­знается многими неудовлетворительным, поскольку из дидактического приема оно превратилось в теоретическую догму, мешающую увидеть по-

'Сейчас это происходит с психологической теорией деятельности (см., напри­мер, сборник Context and Consciousness: Activity Theory and Human Comp­uter Interaction.B.Nardi, ed., MIT Press, Cambridge, Mass., 1995).

гительная статья

знавательное содержание и в других (помимо упомянутых) психических актах (например, в предметных исполнительных действиях, в эстетичес­ких переживаниях). Во-вторых, в контексте истории американской психо­логии термин "когнитивный" имеет дополнительный смысл, отсутствую­щий в европейском значении этого слова. Дело в том, что когнитивная психология в США появилась и развивалась как альтернатива бихевио­ризму, господствовавшему в течение десятилетий в американской психо­логии и базировавшемся при своем зарождении в основном на эмпиричес­ких наблюдениях и экспериментах над низшими животными. Ортодоксаль­ный бихевиоризм исключил из своего лексикона категорию психического, ограничившись анализом внешних стимулов и ответных двигательных ре­акций. Прилагательное "когнитивная" - это вакцина против исключитель­но поведенческих и рефлексологических трактовок психическиой жизни. Обо всем этом рассказывает Р-.Солсо, анализируя истоки "когнитивной революции". Заметим, что никакой революции в нашем понимании этого слова (с ниспровергающей критикой, этичными и неэтичными обвинения­ми, шумной кампанией, постановлениями ученых советов и прочими адми­нистративными мерами) у американцев не было. Тихо и мирно работали ученые, не согласные с бихевиоризмом, а в 1967г. появилась книга У.Найс-сера "Когнитивная психология", давшая название новому направлению психологической мысли. Так что бихевиоризм - с прибавкой нео- или без нее - не умер и периодически, но уже наравне с другими течениями, дает о себе знать².

При анализе исторических условий, подготовивших возникновение когнитивной психологии, обычно остается в тени тот факт, что этому пред­шествовало интенсивное развертывание работ по измерению времени ре­акции человека, когда он в ответ на поступающие сигналы должен как можно скорее нажать на соответствующую кнопку. Такие измерения про­водились давно, еще в лабораториях В.Вундта. Но сейчас они приобрели иной смысл³.

Простая экспериментальная парадигма с измерением времени реакции оказалась весьма плодотворной моделью одного из видов операторской деятельности при управлении автоматизированными системами. Поэтому в финансировании этих работ не было никаких проблем, и они буквально заполонили огромное психологическое пространство США. Ситуация с измерением времени реакции позволяет анализировать сложные процес­сы, происходящие в высших инстанциях головного мозга (своего рода "цен­трального процессора") при "переключении" сенсорных сигналов на мо­торные команды, управляющие двигательным ответом.Мы не случайно по­ставили кавычки: о переключении здесь можно говорить лишь в самом абстрактном смысле, не вникая в детали этого процесса. В действительно­сти же дело обстоит гораздо сложнее, и это было блестяще продемонстри­ровано в работах Ф.Дондерса, П.Фиттса, У.Хика, Д.Хаймена, Р.Эффрона

²С классическим бихевиоризмом не следует путать вполне почтенное назва­ние бихевиоральная наука, существующее наряду с нейронаукой, когни­тивной наукой и т.п.

³Смысл, о котором Л.С.Выготский в начале своей психологической карьеры говорил примерно так: кто разгадает механизм реакции, разгадает всю психо­логию.

Вступительная стс

и многих других авторов. При быстром реагировании действие человека, начиная от восприятия входного сигнала и кончая двигательным ответом на выходе, длится несколько десятых или даже тысячных долей секунды. А то, что при этом происходит в "центральном процессоре", описывается на нескольких страницах текста. Объективность анализа обеспечивалась применением элементов теории связи, в частности, меры энтропии по Шеннону, для оценки количества информации, содержащейся в последо­вательности сигналов. Точность измерений и разнообразие ситуаций со­здавалось благодаря применению электронных устройств и элементов вы­числительной техники. Помимо ряда ставших уже классическими зако­нов, устанавливающих связь между количеством передаваемой информа­ции и временем реагирования, были обнаружены фундаментальные фак­ты, свидетельствующие о существенном влиянии субъективных факторов на работу "центрального процессора". Речь идет не только об ожидании сигнала, установках и функциональных состояниях человека, но и о его сложной работе по извлечению "скрытой" информации, содержащейся в последовательности событий. В контексте этих работ появился термин "субъективная вероятность", а термины "условная" и "безусловная" веро­ятности приобрели дополнительный психологически смысл. Важнейшим психологическим фактором оказалась "значимость" входного сигнала, на­кладывающая существенные ограничения на действие законов передачи информации по "каналам связи" в живых системах. На фоне огромного экспериментального материала по измерениям времени реакций и его раз­носторонней интерпретации, отражающей различные, а иногда и противо­положные точки зрения не только психологов, но и инженеров (достаточ­но вспомнить длительную дискуссию об одноканальности человека-опера­тора), бихевиористский постулат о прямой и непосредственной связи между стимулом и реакцией потерял всякую привлекательность. Напротив, весь­ма удачный вначале опыт применения методов теории информации к ана­лизу субъективных явлений привлек внимание многих американских пси­хологов к категории и реальности психического.

Нельзя обойти еще одно незаслуженно забытое обстоятельство, пред­шествовавшее возникновению когнитивной психологии и так или иначе повлиявшее на формирование ее "внешнего облика". Действительно, ха­рактерной чертой научного продукта когнитивистов являются его зримые и строгие очертания в виде геометрических фигур, или моделей. Они нео­бычайно красивы (полистайте книгу Р.Солсо), а если прочитать сопро­вождающие их комментарии, то и весьма убедительны. Они всегда влекут вас куда-то дальше, в глубины моря' науки, потому что почти в каждой модели есть еще мало- или вовсе неизученный элемент, в котором заклю­чена "главная тайна". Эти модели состоят из блоков (у Р.Солсо часто встречается выражение "ящики в голове"), каждый из которых выполняет строго определенную функцию. Связи между блоками обозначают путь прохождения информации от входа до выхода модели. Представление ра­боты некоторого механизма или функционального устройства (не обяза­тельно реального, но и гипотетического) в виде такой модели было заим­ствовано когнитивистами у инженеров, в частности, из хорошо развитой в то время теории и практики систем автоматического регулирования, или следящих систем. То, что инженеры называли блок-схемами, когнитивис-ты назвали моделями, часто (и не без оснований) сопровождая их прила­гательным "гипотетическая". Но первый опыт применения методов теории

тительная статья

автоматического регулирования к анализу деятельности человека был по­лучен, еще до оформления когнитивной психологии в самостоятельное направление, почти одновременно с работами по измерению времени ре­акций. Речь идет о деятельности человека-оператора полуавтоматических следящих систем. Человек был включен в систему, для анализа которой применялся хорошо отработанный математический аппарат, в том числе и геометрическое моделирование. Казалось вполне естественным использо­вать этот аппарат и применительно к человеческому звену, для анализа работы которого в этих условиях вообще не было никакого аппарата, со­вместимого с математическими моделями. В блестящих работах Д.Адамса и Поултона, посвященных деятельности человека-оператора в следящих системах, решались чисто психологические задачи, не имевшие строго математического оформления (это, конечно, не относится к методам изме­рения объективных результатов деятельности, математическое оснащение которых было очень внушительным). К заполнению вакуума первыми при­ступили инженеры Е.Крендел и Д.Мак-Рур. Разложив двигательный акт на ряд операций с четко определенными параметрами (число операций и количество параметров продолжают увеличиваться и до сих пор), они по­казали, как можно вычислять передаточные функции человека-оператора при различных условиях слежения. (Несколько позже метод передаточ­ных функций был впервые применен Кэмпбеллом и Робсоном к анализу зрительного восприятия.) Модели человека-оператора росли, как грибы после дождя. Статьями о слежении были наводнены почти все психологи­ческие журналы. Появился даже специальный журнал Perseptual and motor skills (Перцептивные и двигательные навыки), наполовину (как следует из его названия) посвященный этой тематике. Человек-оператор изобра­жался в виде блок-схемы (с многочисленными вариантами для каждого конкретного случая), аналогичной типовой блок-схеме следящей системы. Многие инженеры, едва услышав о существовании человека, начинали строить его модели. Когнитивисты заимствовали лишь геометрический метод представления своих знаний, оставив в стороне упражнения с передаточ­ными функциями.

Для исследования поведения следящей системы применяется набор стандартных сигналов. Среди них наиболее распространенными являются синусоидальные колебания и короткие импульсы (одиночные или последо­вательные). Такие же сигналы (имеется в виду только их форма) применя­ются и в экспериментальной психологии. Аналогом прямоугольного им­пульса является короткая экспозиция тестового изображения, предъявля­емого наблюдателю с помощью тахистоскопа (Р.Солсо дает подробное описание техники тахистоскопии). Ранее тахистоскоп применялся в ос­новном в исследованиях зрительного восприятия. С развитием электрон­ной техники и особенно компьютерной технологии возможности манипу­лировать характером предъявляемых изображений и их временной дина­микой значительно расширились. Это позволило применять метод тахис­тоскопии в исследованиях кратковременной памяти, мышления, внима­ния - главных вотчинах когнитивной психологии. Появление новой тех­ники создало для человека новую зрительную среду, дало новый материал для его интеллектуальной деятельности,причем все это поддавалось коли­чественной оценке и точному манипулированию. Существенно изменился и временной масштаб как реальной трудовой деятельности человека, так и экспериментальных процедур, применявшихся для ее исследования. Нуж-

Вступительная cm

но было быстрее и больше воспринимать, быстрее думать, быстрее прини­мать решения и быстрее реагировать ответными действиями. Видимо, по­этому стихия когнитивистов - миллисекундный диапазон времени. Уже измерения времени реакции показали, что в коротком мгновении открыва­ется бесконечность. Первые же эксперименты, с которых началась когни­тивная психология, еще больше подтвердили это. Казалось, что в неболь­шом кванте времени сосредоточены все интеллектуальные ресурсы чело­века. Да и сам интеллект переместился со своего традиционного место­пребывания в головном мозге ближе к периферии (см. у Р.Солсо о сенсор­ных регистрах, иконической памяти).

Нужно прямо сказать, что к первым успехам когнитивных психологов у европейских, особенно советских психологов, привыкшим к длитель­ным, часто изматывающим экспериментальным процедурам, отношение было весьма недоверчивым и скептическим. Звучали упреки в чрезмерной аналитичности, механицизме и редукционизме. Основным недостатком информационного подхода (главного метода когнитивистов) считался прин­цип последовательной обработки информации, хотя этот упрек следует скорее отнести к используемому аппарату анализа, чем к его конечным целям. Тем не менее, на психологическом факультете Московского уни­верситета нашлись энтузиасты, которые не только подхватили новое на­правление, но и значительно расширили область его существования (см., например, работы В.П.Зинченко совместно с сотрудниками кафедры ин­женерной психологии Г.Г.Вучетич, Н.Д.Гордеевой, А.Б.Леоновой А.И.На­заровым, С.К.Сергиенко, Ю.К.Стрелковым, Г.Н.Солнцевой и др.). Сейчас стало очевидным, что главным достижением когнитивной психологии была разработка экспериментальных методов исследования микроструктуры и микродинамики психических процессов, без знания которой любой вари­ант макроструктуры психического выглядит спекулятивно и неубедитель­но.

Когнитивная психология перестала быть чисто американским явлени­ем. Ее идеи и методы распространяются по всему миру и, взаимодействуя с другими национальными традициями, дают новые всходы. Так, микро­структурный и микродинамический анализ действия, разрабатываемый в нашей стране, явился результатом симбиоза физиологии активности, дея-тельностной и когнитивной парадигм при изучении двигательных навы­ков. Благодаря этому микро- и макроструктура действия стали рассматри­ваться не как отдельные сущности, исследование которых требует прин­ципиальной разных и несовместимых подходов, но как атрибуты единого целого, образующего суть интрапсихического.⁴ Когнитивная психология видоизменяется и развивается под влиянием европейских идей. В данной книге, пожалуй, впервые в контексте когнитивной психологии представ­лено изложение основных положений теорий Ж.Пиаже и Л.С.Выготского и намечена их связь с когнитивной методологией. (Конечно, и вне этого контекста названные теории широко известны американским психологам.) В книге У.Найссера "Познание и реальность" содержится критический анализ состояния когнитивной психологии и намечены ее перспективы, во многом созвучные деятельностному подходу.

⁴Более того, сегодня мы упрекаем американскую психологию в том, что в ней слишком медленно устанавливаются связи между когнитивной психологией с психологией действия (motor control performance), которая в США развита не менее.

отельная статья

Конечно, во встречном движении американских и европейских тради­ций не все просто и гладко. Расширение предметной области когнитивной психологии (она уже вышла на проблемы искусственного интеллекта) рано или поздно приведет к вопросу об адекватности информационного подхода для изучения взаимодействия микро- и макроструктур. По-видимому, здесь следует говорить не столько о неприменимости информационного подхода вообще, сколько о границах его действия (полномочиях) на территории психического.

В когнитивных моделях предполагается непрерывность информацион­ных преобразований от входа до выхода системы, подобно тому, как это имеет место в технике: последовательно проходя через различные блоки, электрический сигнал меняет свои параметры, приобретая на выходе тре­буемый вид. Здесь все очень просто: блоки системы общаются друг с дру­гом на одном языке - языке электрических сигналов. Но электрические сигналы - это не язык движений, точно также как не язык мышления, внимания, эмоций. В различных подсистемах интеллекта функционируют разные языки. Этот немаловажный факт нашел свое отражение лишь в одной модели, предложенной Н.А.Бернштейном, - модели сервомеханиз­ма двигательного акта. В ней есть специальный блок перешифровки сен­сорных коррекций в мышечные команды. А это и есть аналог перевода информации с одного языка на другой. Н.А.Бернштейн прямо и с небезос­новательной осторожностью говорил о том, что сейчас (это было в начале 60-х) ничего нельзя сказать о работе блока перешифровки, отложив это решение на будущее. Похоже, однако, что будущее забыло об этом. Не потому ли, что его жители перестали быть полиглотами даже в своем собственном мышлении? Не поддается рациональному объяснению ны­нешний восторг ученого сообщества (не только психологического) по по­воду давным-давно установленного факта асимметрии левого и правого полушарий мозга. Но ведь у человека, помимо слов и образов, существу­ют языки движений, установок, действий, жестов, знаков, символов, мета­фор, глубинных семантических структур; существуют и метаязыки смыслов.

Могут возразить: разве в нервной системе есть другой способ переда­чи информации, кроме электрических сигналов? Или: разве преобразова­ние информации нельзя рассматривать как перевод с одного языка на дру­гой? Что касается первого вопроса, то согласно современным нейрофизи­ологическим данным, судьба электрического импульса, передаваемого по нерву, зависит от состояния поля, в котором находится принимающая этот импульс нервная клетка, а само поле создается активностью клеточ­ных ансамблей, имеющих самые разнообразные конфигурации и выполня­ющих такие же разные функции. Существуют и нейрогуморальные пути циркуляции информации по организму. Так что ни нервный импульс, ни последовательность импульсов нельзя считать единственными носителя­ми информации в центральной нервной системе. Но это ответ для инжене­ров, интересующихся устройством "человеческой машины". Сторонники информационного подхода с самого начала оговаривают (с такой оговор­кой мы встречаемся у и в книге Р.Солсо), что их модели - это не нервные образования, что блоки - это не нервные механизмы, а связи между бло­ками - это не нервные проводящие пути. Их возражение скорее будет похоже на второй из поставленных вопросов. И на него следует ответить отрицательно. Перевод с одного языка на другой не создает принципиаль­но новой информации. Напротив, его задача состоит в максимально пол-

Вступительная стать

ной и точной передаче содержания текста оригинала. А для этого нужно отвлечься от информации ( конкретного звучания или написания слов) и перейти к системе значений и смыслов. Здесь мы имеем не непосредствен­ный переход от одного вида информации к другому (то есть собственно перекодирование), а опосредствованный многообразными действиями пе­реход от информации к значениям и смыслам, а от них - снова к информа­ции, но уже в ином виде. Проще говоря, смысл, конечно, укоренен в бы­тии, но это не перевод бытия на язык смысла, а извлечение, экстрагирова­ние смысла из бытия - если он в нем имеется. Таким образом, в информа­ционном потоке имеет место разрыв, "зазор", заполненный значениями и смыслами, причем последние выступают в качестве медиаторов информа­ционных переходов. О преобразованиях информации здесь можно гово­рить лишь очень абстрактно, забывая или (что бывает чаще) не зная о самом главном - процессе оперирования значениями и смыслами.

Включение в когнитивные модели операторов значений и смыслов, в том числе означения смыслов и осмысления значений, - дело будущего. Инженеры только недавно столкнулись с проблемами семантических пре­образований в связи с созданием квазиинтеллектуальных систем. И здесь психологи оказались ненамного впереди, зная, чего делать не следует, но не зная, как сделать то, что нужно делать. Дело в том, что триада позна­ния, состоящая из взаимодействия трех составляющих - приобретения, структурирования и оперирования знаниями, - исследована в психологии только частично. Мы многое знаем о формировании отдельных понятий и умственных действий, о формировании зрительных образов, о психологи­ческой структуре деятельности и действия, но почти ничего не знаем о структуре и оперировании знаниями в когнитивных полях, в полях значе­ний, смыслов, метафор, не редуцируемых к понятиям. Вакуум заполняет­ся старыми формально-логическими категориями, модифицированными до неузнаваемости новыми названиями. Кластерная модель, сетевая модель, пропозициональные сети, скрипты и процедуры, ассоциативные модели -таковы разновидности моделей семантической организации, подробно опи­санные в книге Р.Солсо. Они могут показаться новыми и оригинальными только для тех, кто не знаком с основами формальной логики, кто ничего не слышал о давних дискуссиях по поводу проблемы соотношения логи­ческого и психологического в мышлении человека. Заметим, что обраще­ние к психологической проблематике при создании квазиинтеллектуаль­ных систем необходимо не для того, чтобы строить искусственные копии или даже аналоги естественного интеллекта, а чтобы не повторять в доро­гостоящих и обманчиво заманчивых разработках ошибок прошлого. У ес­тественного и искусственного интеллекта есть только одна общая грани­ца - проблемы триады познания. Решение этих проблем в технике и в гуманитарных науках будет разным, и оно не может быть одинаковым в силу различия материальных носителей того и другого. Из этой естествен­ной неизбежности различий возникает проиаводная (а не отдельная или самостоятельная!) проблема взаимодействия между человеком и техни­кой, и уже не в ее традиционном философском аспекте (как, например, у Н.А.Бердяева), а в новом аспекте ее конкретных, технических решений. Здесь открывается новое поле деятельности для эргономики, уже нако­пившей опыт решения таких проблем.

Еще одно соображение по поводу когнитивных моделей, имеющее прин­ципиально важное значение, но отсутствующее в работе Р.Солсо. В этих

упительная статья

моделях нет источников самодвижения системы субъективного опыта. Они построены на постулате воздействия внешнего стимула на сенсорные ре­гистры (своего рода носители восприятия). Далее, по выражению У.Найс-сера, следуют преобразования информации, потом еще больше преобразо­ваний информации и т.д. Модель мертва, пока нет внешнего стимула. Но это шаг назад даже по сравнению с простейшими техническими устрой­ствами. В рамках такой пассивно-отражательной парадигмы остаются необъяснимыми переходы от одной формы представления знания к другой в системе субъективного опыта, движущие силы развития самой этой си­стемы. Чаще всего эти вопросы остаются за рамками исследования когни­тивных процессов.

Недостаток пассивно-отражательной парадигмы состоит в том, что в ней от системы субъективного опыта нет путей к двум другим не менее важным в человеческой жизни системам - к системе сознания и к систе­ме деятельности (определение сознания в терминологическом словаре Р.Солсо вообще не выдерживает никакой критики, а о влиянии деятельно­сти впервые упоминается им при изложении концепции Л.С.Выготского). Между тем, действие - это по природе своей открытая система, открытая не только для воздействия среды на организм, но и организма на среду. Эта система, которая находится в постоянном движении и поэтому никог­да не может быть тождественна самой себе. Взаимодействие между орга­низмом и средой (даже информационное) не может происходить вне дей­ствия. Именно в нем формируется система предметно наполненных значе­ний и смыслов, которая затем отражается в сознании индивида и консти­туирует весь его субъективный мир, но не в виде мертвого содержимого памяти, извлекаемого по внешнему запросу (как в компьютере), а в виде образа мира (в смысле А.Н.Леонтьева), накопившего в себе кинетическую энергию формирующего его действия. Потенциальная энергия образа (эй­детическая энергия или энтелехия) способна к спонтанному излучению и переходит в кинетическую энергию нового действия. В этом постоянном энергетическом обмене - источник самодвижения, саморазвития живого организма, без которого никакая внешняя среда не способна вывести его из состояния духовной смерти, безразличия и пустоты. Духовная жизнь начинается не с обмена информацией, а с началом познавательного и од­новременно страстного, аффективного, волевого действия, которое в кон­це концов ведет к "умному деланию" (не только в теологическом смысле). Когда когнитивная психология научится все это учитывать и исследовать, она станет просто Психологией - наукой о душе, к чему медленно но верно идут сколько-нибудь уважающие себя направления психологичес­кой науки. Ведь слово Психология самодотстаточно, оно исчерпывающим образом характеризует нашу науку. Любые прилагательные к этому слову свидетельствуют о частичности научных направлений, тех или иных тео­рий или о скромности притязаний их авторов (правда, слишком многие из них не подозревают о последней).

Развитие когнитивной психологии началось с уже упомянутого иссле­дования иконической памяти Дж.Сперлингом. Несмотря на длительные и не оконченные до сего времени споры о механизмах "иконы", сам факт ее существования не вызывает сомнения. Методический прием частичного воспроизведения по послестимульной инструкции показал, что объем хра­нения в три-четыре раза превышает объем воспроизведения, по которому в течение более столетия судили об объеме восприятия, внимания, крат-

Вступительная стагг,

ковременной памяти. Исследование Сперлинга - это не проектирование некоторой новой функции (новообразования, артефакта, артеакта и т.д.), как это было, например, в исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца по формированию у испытуемых способности к цветоразличению кожей ладони. Это - выявление ранее неизвестных возможностей нашей памя­ти. Аналогичным образом, обнаружена скорость сканирования буквенного и цифрового материала, равная 100-120 символов в секунду. Далее мы можем долго дискутировать, сканирование ли это или фильтрация, но факт остается фактом. Он легко повторим, хотя обывателю кажется, что это паранормальные явления. Действительно, трудно признать, что наличие сенсорного регистра, иконической памяти - это великий мнемонист Ше-решевский (описанный А.Р.Лурия), сидящий внутри каждого из нас. Но эта абсолютная память, к счастью для нас характеризуется меньшим, чем у него, временем хранения.

И таких фактов за стравнительно короткий срок получено множество. Без их учета и объяснения не может существовать и развиваться далее общая и экспериментальная психология в их привычном понимании. Глав­нейшим достижением когнитивной психологии является создание своего рода зондов, с помощью которых возможно прощупывание не данных на­блюдению и самонаблюдению внутренних форм психической деятельнос­ти. После такого прощупывания строятся гипотезы о внутреннем образе ее структуры или модели когнитивных актов, которые затем вновь прове­ряются, а затем строятся новые модели. Экспериментирование в когни­тивной психологии приобрело "индустриальный" характер. Осознанно или неосознанно, но когнитивная психология пошла не по пути микроскопии неподвижных пространственных архитектур, а по пути микроскопии вре­мени, микроскопии "хронотопа" (именно так А.А.Ухтомский охарактери­зовал в 1927 г первые достижения Н.А.Бернштейна в области биомехани­ки движений, сравнив их с достижениями Левенгука и Мальпиги).

Таким образом, когнитивная психологи уже вошла в тело психологии, и никакое другое психологическое направление не может игнорировать ее достижения. Иное дело - объяснительные схемы, которые в психологи­ческой науке всегда недостаточны. Сказанное ни в коем случае не следует воспринимать как критику когнитивной психологии или автора одноимен­ной книги. Скорее, нам следует высказать удовлетворение (или компли­мент) по поводу того, что Р.Солсо многократно подчеркивает гипотетичес­кий, даже метафорический характер моделей, предлагаемых когнитивны­ми психологами. Это вызывает уважение к их авторам, и модели, модели, модели... начинают восприниматься с" бо'льшим доверием, чем слова, сло­ва, слова... И не только потому, что постепенно происходит как обмен, так и взаимообогащение когнитивных и компьютерных метафор. Происходит также приращение психологического знания.

Поэтому сказанное в этом вступительном очерке есть упреждение про­блем, с которыми когнитивная психология (и психология в целом) столк­нется в недалеком будущем, и воспоминания о тех заветах, которые нам оставили наши незабвенные учителя.

В.П.Зинченко А.И.Назаров

Предисловие к русскому изда­нию книги Роберта Л.Солсо "Когнитивная психология" *>

*'По желанию автора мы приводим так­же параллельный английский текст.

Двадцать лет назад я впервые при­ехал в Россию из Хельсинки и по пути в Петербург (тогда Ленинград) и Москву остановился позавтракать в Выборге. Поскольку я давно уже пе­реварил эту еду, мне запомнились раз­мышления о судьбе, которая меня ждала: я довольно слабо представлял себе, куда приведет меня эта экскур­сия и сколько продлится мое путеше­ствие. Конечно, я не думал, что кни­га по когнитивной психологии, кото­рая тогда только планировалась, од­нажды будет переведена на русский язык.

Вернулся я в Россию в 1981 году в рамках программы Фулбрайта и преподавал когнитивную психологию в Московском Государственном уни­верситете. К этому времени вышло Первое издание "Когнитивной психо­логии". Это издание я использовал у себя в классе и небольшое количе­ство экземпляров этой книги было распространено в (тогда) Советском Союзе. Я помню не один случай, ког­да по приезде в отдаленный городок кто-то протягивал мне экземпляр "Когнитивной психологии" и просил оставить автограф на "драгоценной" книге. В каждом таком случае имен­но я удостаивался чести гораздо боль­ше, чем счастливый обладатель кни­ги.

Пребывание в Москве оказалось в то время для меня очень интерес­ным и принесло огромное удовлетво­рение, так как я своими глазами уви­дел, какова жизнь в России. Я жил в Главном здании университета на Ле­нинских Горах, катался на метро, ел и пил с московскими студентами и своими коллегами, навещал русские квартиры и дачи, ходил в театр и в

Preface for the Russian edition of Cognitive Psychology by

Robert L Solso

Twenty years ago I first entered Russia from Helsinki and stopped for lunch at Vyborg en route to St. Pe­tersburg (then Leningrad) and Mos­cow. As I consumed that meal long ago I remembered contemplating the fate that awaited me: Little did I know exactly where the excursion would lead and low long the journey would take. Certainly, I did not imagine that a book on cognitive psychology, which at that time was only in the planning stage, would someday be translated in the Russian language.

I returned to Russia in 1981 un­der the auspices of the Fulbright pro­gram and taught cognitive psychology at Moscow State University. By this time, the first edition of Cognitive Psychology had been published. I used this edition in my class and a moderate number of these books were distributed