Эвристика: быстрое и экономное мышление

Каждый день мы принимаем на лету бесчисленное множество решений. Нужно ли брать зонтик? Стоит ли мне опасаться этого оборванца? Что безопаснее: ехать в Чикаго на машине или лететь самолетом? Обычно в этих случаях мы просто руководствуемся своей интуицией. После проведения опроса среди членов правительства, деятелей бизнеса и сферы образования социальный психолог Ирвин Джейнис пришел к выводу о том, что «они тоже зачастую не пользуются методом, подразумевающим обдумывание проблемы. Каким образом они обычно приходят к решению? Если вы спросите их об этом, они скажут, что "высиживают" свое решение».

Это немного странно, говорят эволюционные психологи. Наши далекие предки развивали в процессе эволюции мыслительные стратегии, которые помогали им собирать пищу, выживать и размножаться. У них (и у нас) был мозг, предназначенный для постоянного принятия решений относительно того, не подкрадывается ли сзади лев, или листья шуршат просто потому, что на них села птица. Разум работает по принципу «Делай или умри», а не по принципу «Не рассуждай или узнай почему», — отмечает Роберт Орнстейн. Разум никогда не развивался в том направлении, чтобы интуитивно предсказывать колебания на рынке ценных бумаг, оптимальную политику социального обеспечения или относительную безопасность вождения по сравнению с полетами на самолете. Следовательно, быстрый скачок к заключениям может лучше работать в тех ситуациях, с которыми сталкивался наш вид в процессе своего становления, а не в тех, с которыми он сталкивается сейчас.

Многим решениям, которые мы «высиживаем», помогает «эвристика» нашего разума — простые правила из нашего когнитивного арсенала, которые берлинские психологи Герд Гигеренцер и Петер Тодд называют «быстрыми и экономными» и которые делают нас интуитивно сообразительными. Другие исследователи могут называть эвристику «быстрыми и грязными» короткими путями психической деятельности, которые иногда ведут к ошибкам. Однако большинство согласится с тем, что эвристика — это своего рода стимулы для нашего восприятия, которые обычно хорошо срабатывают, но иногда рождают иллюзии или ошибки восприятия. Наш мозг интуитивно предполагает, что неясные объекты находятся дальше, чем четко различимые, и обычно они действительно располагаются гораздо дальше. Но туманным утром автомобиль, едущий впереди вас, может оказаться гораздо ближе, чем вам кажется.

Эвристика репрезентативности. А вот еще несколько развлечений и игр.

• Некий человек рассказывает о низкорослом, щуплом любителе поэзии, а затем предлагает вам предположить, на кого больше похож герой его рассказа — выпускника элитарного университета, профессора классической литературы или водителя грузовика. Руководствуясь своей интуицией, какое предположение вы сделаете?

• Вот описание некоего человека. Студентам Орегонского университета сказали, что этого человека случайным образом отобрали из выборки, состоящей из 30 инженеров и 70 адвокатов: «Фрэнк дважды разведен. Большую часть своего времени он проводит в загородных клубах. Его разговоры в барах, как правило, посвящены его сожалениям относительно того, что он последовал совету отца и пошел по его стопам. Он потратил бесчисленное множество часов на монотонную академическую рутину — лучше бы он потратил это время на то, чтобы научиться получше ладить с окружающими». Вопрос. «Какова вероятность того, что Фрэнк является адвокатом, а не инженером?»

• Наконец, давайте поговорим о Линде. Ей 31 год, она одинока, очень откровенна и талантлива. В колледже она специализировалась на изучении философии. В студенческие годы она интересовалась вопросами дискриминации и прочими социальными проблемами и участвовала в демонстрациях против ядерного оружия. Исходя из этого описания, на кого она больше всего, на ваш взгляд, похожа?

а) Линда — страховой агент;

б) Линда — банковский кассир;

в) Линда — банковский кассир и активистка феминистского движения[14].

Мы пользуемся «эвристикой репрезентативности», когда выносим суждение о вероятности чего-либо с точки зрения того, насколько это соответствует или подходит определенному прототипу. Если вы похожи на большинство других людей, то на первый вопрос вы ответите «профессор», потому что этот человек кажется более выразительным — более подходящим вашему образу-прототипу — Представителем профессоров классической литературы, нежели водителей грузовиков. Если это так, то эвристика помогла вам вынести быстрое и экономное мгновенное суждение. Но если это заставило вас проигнорировать остальную относящуюся к делу информацию, например общее количество профессоров классической литературы и водителей грузовиков, это суждение может оказаться «поспешным и грязным». Когда я помогал людям поглубже задуматься над этим вопросом, то рассуждения обычно заставляли их прийти к ответу, находящемуся в полном противоречии с первоначальным интуитивным соображением. Я обычно задавал им такие вопросы:

Вопрос: Прежде всего давайте представим, сколько профессоров соответствуют этому описанию. Как вы думаете, сколько элитарных университетов есть у нас в стране?

Ответ: Я думаю, около 10.

Вопрос: Как вы думаете, сколько в каждом из них профессоров классической литературы?

Ответ: Может быть, 4.

Вопрос: Прекрасно, получается 40 профессоров классической литературы элитарных университетов. Какая часть из них отличается невысоким ростом и худощавостью?

Ответ: Скажем, половина.

Вопрос. А из этих 20 человек сколько любят поэзию?

Ответ: Скажем, еще половина — 10 профессоров.

Вопрос: Прекрасно, а теперь давайте представим, сколько водителей грузовиков подходят под это описание. Как вы думаете, сколько у нас водителей грузовиков?

Ответ: Может быть, примерно 400 тысяч.

Вопрос: Какая часть из них отличается невысоким ростом и худощавостью?

Ответ: Не такая уж большая — возможно, один человек из восьми.

Вопрос: Из этих 50 тысяч человек сколько есть любителей поэзии?

Ответ: Водители грузовика, любящие поэзию? Возможно, 1 из 100 — о, я вижу, что в результате у нас есть 500 низкорослых, худощавых водителей грузовиков, обожающих поэзию.

Вопрос: Угу. Поэтому, несмотря на то что описанный мною человек в большей степени репрезентативен для профессоров классической литературы, нежели для водителей грузовиков (если мы будем придерживаться существующих стереотипов), он, с вероятностью в 50 раз выше, может оказаться водителем грузовика, а не профессором классической литературы?

Рут Бейт-Маром и Шломит Декел предлагают вариант такого опроса, который великолепно подходит для демонстрации на занятиях: «Джуди — привлекательная молодая женщина. Она тщательно заботится о себе и обладает стройной сексапильной фигурой. Она всегда носит модную одежду и является постоянной посетительницей салонов красоты, кофеен и бутиков одежды. Какова вероятность того, что Джуди является моделью?» Бейт-Маром и Декел отмечают, что наиболее часто они получают ответ: «70%». Однако когда студентов просят оценить вероятность того, что она является актрисой, дистрибьютором косметики или продавщицей в бутике, они тоже предполагают высокую вероятность. Очень скоро сумма всех вероятностей, искаженных эвристикой репрезентативности (не учитывающей долю моделей, профессиональных актрис и т. п. среди населения), намного превышает 100%. Упс! Студенты быстро осознают, что что-то не так.

Что касается предположений относительно профессии Фрэнка, то студенты Орегонского университета предположили, что он является адвокатом, а не инженером, с вероятностью 80%. Я предполагаю, что к такому умозаключению пришли и вы, и это совершенно разумно. Но как, на ваш взгляд, изменились ответы, когда исследователи Барух Фишхофф и Майя Бар-Хиллел изменили выборку, сказав, что 70% составляли инженеры? Никак не изменились. Для разума отвечавших доля инженеров и адвокатов не имела никакого значения, потому что Фрэнк был более репрезентативен в качестве адвоката, и только это имело значение.

Или классическая проблема Линды, которую впервые предложили Эмос Тверски и Дэниэл Канеман. Большинство людей считают, что самым вероятным вариантом ответа является «банковский кассир с феминистским уклоном», потому что Линда соответствует их образу феминисток. Но стоит нам задуматься хотя бы на минуту, и мы понимаем, что наша интуиция, руководствуясь эвристикой, опять увела нас в сторону. Разве вероятность того, что Линда одновременно окажется банковским кассиром и феминисткой, выше, чем если бы она была просто банковским кассиром, независимо от своих феминистских убеждений? (Все банковские кассиры — феминистки! А почему бы некоторым банковским кассирам не оказаться активистами и философами?) Как напоминают нам Тверски и Канеман, комбинация двух событий не может быть более вероятной, чем каждое из событий по отдельности. На основании своих исследований Сеймур Эпстейн и его коллеги отмечают, что иррациональность ответов большинства людей «заставляет предположить, что люди еще более иррациональны, чем (абсолютно обоснованно) подозревали ранее».

Авторы отмечают, что даже если доступны рациональные решения, мы склонны отдавать предпочтение интуитивной эвристике.

Эвристика доступности. И снова вопросы:

• Где буква k появляется чаще в английских словах — в качестве третьей или первой буквы?

• Где живет больше людей — на Кубе или в Венесуэле?

При ответе на эти вопросы вам нельзя сверяться с книгами и статьями, которые вы когда-либо читали, и вам нельзя подсчитывать население, поэтому вам придется руководствоваться быстрой и экономной интуицией.

Большинству людей слова, начинающиеся на букву k, приходят на ум гораздо быстрее, поэтому они могут предположить, что эта буква гораздо чаще стоит первой, а не третьей. На самом деле k появляется в словах в 2 раза чаще в качестве третьей буквы. Например, в этой главе на 15 слов, начинающихся на k, таких как knowing, key и Kalamazoo, приходится 51 слово, где буква k стоит третьей, take, likely, ask и т. п. Следовательно, когда мы пользуемся «эвристикой доступности» — судим о вероятности вещей, исходя из их доступности нашей памяти, — наша интуиция оказывается ошибочной. Точно так же многие люди считают, что изображать Кубу и кубинцев гораздо легче, и поэтому полагают, что кубинцев гораздо больше. На самом деле в Венесуэле живет в 2 раза больше людей (24 миллиона), чем на Кубе (12 миллионов).

Эвристику доступности легко продемонстрировать как в учебной аудитории, так и в исследовательской лаборатории. В одном исследовании Стюарт Маккелви читал список известных людей одного пола (куда входили мать Тереза, Джейн Фонда, Тина Тернер) вперемешку с такого же размера списком неизвестных людей другого пола (Дональд Скарр, Уильям Вуд, Мел Джаспер). Позднее он спрашивал испытуемых, сколько мужских и женских имен они увидели. Половую принадлежность знаменитостей вспомнить было легче, и поэтому показалось, что женских имен прозвучало больше.

Зачастую те события, которые быстро приходят на ум, являются более обыденными. Но не всегда. И случайные неверные суждения вовсе не всегда оказываются забавными и безвредными. Кажется, что живые, легко представимые события происходят чаще, чем те, которые трудно вообразить, но которые на самом деле случаются гораздо чаще. Мы боимся убийства больше, чем пневмонии, которая на самом деле убивает в 3 раза больше людей. Когда Руг Хамил и ее коллеги рассказывали людям об одном красочном, но совершенно нетипичном случае злоупотреблении социальным пособием (когда одна женщина долгое время получала пособие на нескольких совершенно неуправляемых детей, которых она прижила от разных отцов), рассказ в гораздо большей степени влиял на мнение о получателях пособия, чем статистические доказательства прямо противоположной реальной картины. Образы подпитывают убеждения.

Вымышленные происшествия в романах и фильмах также создают образы, которые впоследствии внедряются в наши суждения. Оливер Уэнделл Холмс-младший был прав: «Большинство людей мыслит драматически, а не количественно». Поскольку мы склонны считать реальностью образы, отпечатавшиеся в нашем сознании, действенная история или картина стоит тысячи численных выкладок. Благодаря эвристике доступности люди поразительно быстро делают выводы относительно истины красочной (и потому легкодоступной) истории. Услышав и прочитав новости об изнасилованиях, ограблениях и избиениях (но без упоминания цифр, на основании которых можно было бы судить, насколько эти истории типичны), 9 из 10 канадцев переоценивают — зачастую очень сильно — процент насильственных преступлений. Неудивительно, что лоббисты в Конгрессе зависят больше от ужасных историй, с которыми они знакомятся во время слушаний, чем от боле репрезентативных, но скучных статистических выкладок. Вот что говорит министр торговли США Шарлей Баршефски: «Все статистические выкладки мира относительно экспорта рабочих мест не могут перевесить одной-единственной картины закрытой фабрики, потеря которой вызывает грозу проклятий в адрес иностранных конкурентов».

На встрече по планированию опроса по поводу церкви моя подруга Сэнди была настроена крайне скептически: «Я не могу извлечь из статистики что-то ценное.

Ты можешь говорить по поводу статистики все что угодно, но меня больше впечатляют истории из реальной жизни». «Да, — ответил я, — эти истории действительно очень действенны. Истории формируют суть наших воспоминаний и наше коллективное сознание. Но с историями возникает одна проблема — они могут оказаться нетипичными. Не думай о статистике, думай о людях, потому что за этими цифрами стоят люди, у каждого из которых есть право голоса».

Мы, социальные психологи, непрерывно сражаемся с силой красочных доступных историй («Да, но я знаю человека, который...»). В одном из интервью во время радиопередачи эволюционный психолог Сандра Скарр вспоминает восемь исследовательских работ, обобщающих данные по тысячам семей в четырех странах — все они сходились на том, что работа матери не наносит вреда детям У другого микрофона в радиостудии находился автор, предлагающий «интуитивные доказательства» в виде нескольких коротких историй о напряжении в семьях, где были работающие матери. Для ведущего и слушатетей, звонивших на радиостанцию, статистические доказательства и истории были, в лучшем случае, равноценны. И так обстоят дела всегда. Убийство подростков в школе «Columbine High School» заставило людей поверить в то, что в конце 1990-х гг. в среде подростков произошел взрыв насилия, хотя на самом деле именно в это время он пошел на спад (но продолжал превышать показатели, зарегистрированные за 50 лет до этого). Более того, хотя ужас от убийства 12 подростков заставил американцев ломать голову над вопросом «Что же происходит с Америкой?», мы должны задавать этот вопрос каждый день, учитывая, что в среднем за день из огнестрельного оружия убивают 12 американских детей. За последние 20 лет от пуль погибли около 80 тысяч американских детей. Должны ли мы рыдать по поводу смерти Кэсси Берналл и ее друзей в шкальной библиотеке в «Columbine High School» и забывать при этом о «простой статистике» — остальных 79 988 убитых подростках? Возможно, Бертран Рассел был прав, высказав следующее предположение: «Признаком цивилизованного человека является способность посмотреть на колонку цифр и заплакать».

Признавая силу историй и истину чисел, давайте вспомним наконец о маленькой девочке Джессике Макклюри, которая в 1987 г. упала в колодец в Техасе. В течение трех дней, пока она пребывала в этой ловушке, внимание сотен миллионов людей во всем мире было приковано к Джессике и ее спасению. Мы беспокоились: удастся ли спасти жизнь ребенку? В течение тех же самых трех дней более 100 тысяч неизвестных детей — просто колонка цифр в одном из отчетов ВОЗ — умерли от голода, поноса и болезней. Сто тысяч Джессик Макклюри умерли, и мало кто из нас оплакивал их. Те, кто собирает деньга для фондов, помогающих больным и голодающим, понимают это. Не взывайте к чему-то абстрактному вроде миллионов голодающих людей. Люди не склонны плакать по такому поводу. Вместо этого лучше рассказать одну историю реального голодного ребенка.

Обрамление

Другая проверка нашей рациональности заключается в том, чтобы задать один и тот же вопрос, сформулированный двумя различными, но логически идентичными способами, и выяснить, будет ли дан на них один и тот же ответ. Доктор Джонс рассказывает своему пациенту Джону о том, что 10% людей умирают во время плановых операций. Тем временем в другом кабинете доктор Смит говорит своей пациентке Джоан, что 90% пациентов, перенесших эту операцию, выживают. Учитывая идентичность полученной информации, будут ли Джон и Джоан одинаково согласны на операцию? Если они отреагируют подобно большинству участников экспериментов, то Джон интуитивно будет чувствовать большую тревогу после того, как узнает, что 10% умирают. Даже доктора выяснили, что лучше рекомендовать операцию, после которой выживают 93% пациентов, чем ту, показатель смертности которой составляет 7%.

Нам уже давно известно, что подбор слов при проведении опросов может повлиять на ответы. Во время одного подсчета голосов 23% американцев сказали, что правительство тратит слишком много средств на «помощь неимущим». Однако 53% считали, что правительство тратит слишком много на социальные пособия. Большинство людей относятся положительно к «урезанию помощи иностранным государствам» и увеличению расходов на «оказание помощи голодающим в других странах». «Запрещение чего-либо» может быть равноценно «неразрешению» этого. В 1940 г. 54% американцев заявили, что мы должны запретить антидемократические речи, а 75% — что мы не должны разрешать их. Имеют ли эти формулировки несколько различные нюансы значения? В недавних исследованиях «эффекта обрамления» чередовали слова, которые были синонимами. Потребители интуитивно испытывали большую симпатию к говяжьему фаршу, постному на 75%, чем тому, который содержал 25% жира. Люди выражают большее удивление, когда узнают, что какое-то событие происходит в 1 случае из 20, чем в 10 случаях из 200, но при этом с большей готовностью делают ставки, если шансы составляют 10 из 100, а не 1 из 10. Девять из десяти учащихся колледжей считают, что презерватив эффективно защищает от заражения ВИЧ, если «показатель успеха составляет 95%», но только 4 учащихся считают презерватив эффективным средством защиты, если «показатель неудач составляет 5%».

Вы замечали, как эффект обрамления влияет на повседневное поведение потребителей? Некоторые магазины (и большинство авиакомпаний) делают огромные наценки на свои обычные цены, чтобы можно было предложить гигантские скидки на частых «распродажах». Если в магазине X цена CD-плеера снизилась с S300 до $200, то это кажется более выгодной покупкой, чем приобретение точно такого же плеера в магазине У, где он постоянно продается по одной и той же цене $200. Люди могут согласиться с повышением зарплаты на 5% в условиях 12%-ной инфляции, однако протестуют против урезания зарплаты на 7% во время нулевой инфляции. Мой зубной врач не назначает дополнительную плату, если мы платим позже; она дает 5%-ную скидку, если мы оплачиваем визит сразу же и наличными. Она достаточно умна, чтобы понять, что плата, преподнесенная как возможная утраченная скидка, интуитивно вызывает меньшее раздражение, чем дополнительная плата, хотя по сути дела это одно и то же.

Наши резко меняющиеся суждения снова напоминают нам о границах нашей интуиции. Интуитивные реакции быстры и экономны, но иногда иррациональны. Люди, понимающие силу эффекта обрамления, могут использовать его для

того, чтобы повлиять на принятие решений. Молодой монах получил резкий отказ, когда спросил, можно ли ему курить во время молитвы. «Задай другой вопрос, — посоветовал ему знающий товарищ. — Спроси, можешь ли ты молиться в то время, когда куришь».