Дополнения из книги «Печальное наследие Атлантиды» (Троцкизм — это «вчера», никак не «завтра»).

Характерной чертой троцкизма в коммунистическом движении в ХХ веке была полная глухота к содержанию высказываемой в его адрес критики[8] в сочетании с приверженностью принципу подавления в жизни деклараций, провозглашённых троцкистами, системой умолчаний, на основе которых они реально действуют, объединившись в коллективном бессознательном.

В этой политике, при господстве троцкистов во власти, под надуманными лживыми предлогами уничтожались и те, кто некогда рассматривал ошибки троцкистов в качестве их искренних идеологических заблуждений и прямо говорил о них в обществе, пытаясь троцкистов вразумить: это ярко выразилось в судьбе многих жертв НКВД-ОГПУ с 1918 по 1930 г., когда эти органы безраздельно контролировались троцкистами и были заполнены их ставленниками.

То есть троцкизму в его искреннем личном проявлении благонамеренности свойственен конфликт между индивидуальным сознанием и бессознательным как индивидуальным, так и коллективным, порождаемым всеми троцкистами в их совокупности. И в этом конфликте злобно торжествует коллективное бессознательное троцкистов, подавляя личную благонамеренность каждого из них совокупностью дел их всех.

Это — особенность психики тех, кого угораздило стать троцкистом, а не особенность той или иной конкретной идеологии. Психическому типу троцкиста могут сопутствовать самые различные идеологии. Так, например, митрополит Иоанн, при рассмотрении его публицистической деятельности, может быть причислен к психическим троцкистам, вне зависимости от его искренней приверженности к православию. Другой пример — «архитектор перестройки», в прошлом член Политбюро А.Н.Яковлев, будучи психическим троцкистом, успел выразиться во множестве вероучений: от ортодоксального марксизма-ленинизма (когда был блудомыслителем в агитпропе ЦК КПСС перед “ссылкой” послом в Канаду); через идеологию «общечеловеческих ценностей» и социализма с «человеческим лицом» (в период перестройки); до попытки выразиться через буддизм, одновременно заявляя при этом, что он «православный христианин» — в книге “Постижение” (Москва, “Захаров”, “Вагриус”, 1998 г., с. 140).

Именно по этой причине — чисто психического характера — равноправные отношения с троцкизмом и троцкистами персонально на уровне интеллектуальной дискуссии, аргументов и контраргументов — бесплодны и опасны[9] для тех, кто рассматривает троцкизм в качестве одной из идеологий[10] и не видит его реальной ПОДидеологической подоплеки, не зависящей от облекающей её идеологии.

Интеллект, к которому обращаются в дискуссии в стремлении вразумить собеседника, или выявить совместно с ним истину, на основе которой можно было бы преодолеть прежние проблемы во взаимоотношениях с ним, — только одна из компонент психики в целом. Но психика в целом (в случае её троцкистского типа) не допускает интеллектуальной обработки индивидом информации, которая способна изменить ту доктрину, которую в данный момент отрабатывает та из многих идеологически оформленных ветвей троцкизма, к которой психологически принадлежит индивид.

Эта психическая особенность[11], свойственная многим индивидам, — исторически более древнее явление, чем исторически реальный троцкизм в коммунистическом движении ХХ века. Для этого свойства психики индивидов не нашлось в прошлом иного слова, кроме одержимость. А в эпоху господства материалистического мировоззрения для этого явления вообще не стало в языке слов, отвечающих существу этого типа психической ущербности, которое сызнова было названо, но не по его существу, а по псевдониму одного из его наиболее ярких представителей троцкизма в коммунистическом движении ХХ века.

Ныне же, когда материализм в своем развитии породил кибернетику, информатику, вычислительные машины и информационные технологии, троцкист в терминах этих наук — автономный или дистанционно управляемый робот с ограниченной программой идентификации обстановки и реагирования на её изменения, физиологически во многом идентичный нормальному человеку.

Но такого рода особенности “троцкизма” в исторически широком смысле этого слова приводят к тому, что отношения людей и “троцкизма” по их существу лежат вне области конструктивных дискуссий, коллективного «мозгового штурма» каких-то проблем и прочей определённо целесообразной человеческой деятельности. При этом отношения с троцкизмом и троцкистами выпадают и из области этики и нравственности человеческих отношений, и, если в этом случае они не укладываются в возможности психиатрии и душевного целительства, развитые в обществе в конкретную историческую эпоху, то они переходят в область практической социальной гигиены всегда, когда общество устаёт от “троцкизма” и начинает защищать от него свою жизнь в настоящем и в будущем. “Троцкизм” в этом случае включает механизм имитации борьбы с самим собой и, активизируя его в общественной жизни, втягивает в мясорубку репрессий множество непричастных к нему людей, чтобы в последующем эти жертвы поставить в вину своим противникам: так было в реальной истории инквизиции в католическом мире, так было в СССР в период борьбы большевизма и троцкистского марксизма[12].

В России дело идёт к очередному искоренению “троцкизма”, при котором многим “троцкистам” не поздоровится, будь они в обличье “коммунистов”, “патриотов”, “православных”, “мусульман”, “демократов”, “космополитов” и представителей прочих вероучений и идеологий либо будь деидеологизированными субъектами... К сожалению, в этом во многом скрытом и непонятном для обыденного сознания процессе, большинство из принимавших неосознанное участие в нём, так и не успевает понять — «за что?...».

Заправилам древнего психического троцкизма свойственна вседозволенность. Одну из её граней К.Маркс отразил в столь не понравившемся А.Н.Яковлеву утверждении: Насилие — «повивальная бабка истории» (“Постижение”, с. 92). Но К.Маркс был психическим троцкистом и лицемером, поэтому он и не сказал, что насилию в истории почти всегда предшествует наглое лицемерие.

Приложение 2. Различие чувственно-интуитивного и текстуально-книжного образования (из 5-го тома Основ социологии)

Ранее в разделе 10.7 (том 3 работы ВП СССР «Основы социологии») было указано, что образование в своей основе может быть чувственно-интуитивным и текстуально-книжным. При этом было отмечено, что в исторически сложившихся толпо-«элитарных» культурах образование для всех (включая «элиту») строится на текстуально-книжной основе, а образование на чувственно-интуитивной основе — это образование для представителей кланов, несущих ту или иную эзотерическую традицию, а также и для тех, кого кланы «усыновят — удочерят».

Кроме того, самоучки в истории толпо-«элитарных» культур, которые смогли стать выдающимися деятелями в своих сферах деятельности, также достигали успеха, стоя своё самообразование на чувственно-интуитивной основе.

Но в рассмотрение различий функционирования психики в случае освоения образовательных программ на чувственно-интуитивной основе и на текстуально-книжной, мы не вдавались, поскольку это различие должно быть понятно из Части 1 работы ВП СССР «Основы социологии» — см. главу 2, раздел 4.6, главу 5. Поэтому рассмотрим этот вопрос именно по отношению к задаче преображения системы образования.

Принципиальное различие обоих вариантов образования состоит в том, как работает психика в каждом из них.

·Если образование строится на чувственно-интуитивной основе, то последовательность такова:

Ø сначала на основе информации, поступающей от чувств (включая и интуицию), психика выстраивает систему образов и мелодий, которая так или иначе доступна внутреннему взору (этот процесс носит нравственно обусловленный характер, что ярко показывает уже приводившийся рисунок, повторно воспроизведённый слева);

Ø потом психика — в случае надобности[13] — сопоставляет этой системе образов и мелодий языковые (символьные) формы, работая с которыми, другой человек способен построить в своём мировоззрении систему образов и мелодий в большей или меньшей мере аналогичную системе первого;

Ø принцип «практика — критерий истины» позволяет и первому, и второму человеку, привести своё мировоззрение и миропонимание к состоянию адекватности объективной реальности через всё ту же процедуру активизации чувственно-интуитивной основы познания и последующую корректировки системы образов и мелодий и системы её взаимосвязей с языковыми (символьными) формами (систему выражения образов и мелодий через языковые и символьные формы).

·Если образование строится на текстуально-книжной основе, то последовательность иная:

Ø первый этап — чувственно-интуитивное восприятие мира и построение психикой системы образов и мелодий — исключается;

Ø соответственно, первым этапом становится загрузка в психику языковых и символьных форм, которым необходимо сопоставить некие образы, но с этой задачей психика не может справиться правильно, если чувственно-интуитивная основа и процессно-образное мышление не развиты или исключены из процесса;

Ø принцип «практика — критерий истины» оказывается недоступным при неразвитости или исключения из процесса чувственно-интуитивной основы, вследствие чего критериями истины становятся так называемые «авторитеты персонально», «авторитетные тексты» и, может быть, — какая-то логика, что вовсе не обязательно гарантирует истинность полученных результатов осмысления прочитанного текста.

Яркий пример жизненной несостоятельности текстуально-книжного образования — широко известная по интернету байка:

«Однажды современных детей-первоклашек попросили нарисовать картинку по четверостишью Пушкина:

Бразды пушисты взрывая,
Летит кибитка удалая.
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.

В результате получилось... Ну, начнем с того, что из всех слов самыми понятными оказались "тулуп" и "кушак". Кибитка в представлении детишек оказалась летательным аппаратом. Почему? Ну как, написано же "летит кибитка удалая". У некоторых она оказалась ещё и похожей на кубик (КУБитка). Летающая удалая ки(у)битка занимается весьма воинственным делом — она взрывает.

Что, или, вернее, кого? Бразды пушистые. Это зверьки такие (пушистые же!), помесь бобра с дроздом. То, что по правилам тогда должно было быть "браздов", детей не смутило — и на бедных пушистых браздов посыпались с кибитки гранаты и бомбы.

За геноцидом браздов наблюдает некая личность в тулупе и красном кушаке и с лопатой. Это ямщик. Носитель тулупа и кушака, по мнению детей, никакого отношения не имеет к кибитке и творимым ею безобразиям.

Рождённый копать — летать (на кибитке) не может!

Самым трудным словом оказался облучок. Часть детей вообще не поняла, что это такое и с чем его едят, в результате ямщик с лопатой (а чем ему ещё ямы копать, он же — ямщик!) оказался сидящим на "пятой точке".

В другом варианте ему предлагалось сесть на маленький обруч (обр(л)учок) и, балансируя лопатой, наблюдать за взрыванием браздов.

В результате нету несущейся в облаке искрящегося под солнцем снега кибитки с веселым бородатым дядькой в тулупе и кушаке на козлах.

Вместо этого над землёй несется кубическая летающая хреновина, под её смертоносными ударами летят кровавые ошметки несчастных пушистых браздов, а за всем этим, балансируя на обруче на краю вырытой ямы, наблюдает люмпенская личность в тулупе и красном кушаке, с лопатой».

Вне зависимости от того, лежит в основе этой байки действительно имевшее место событие, либо она полностью выдумана, тем не менее она очень точно показывает порочность построения системы образования на текстуально-книжной основе: ребёнок может сопоставить тексту в подавляющем большинстве случаев только те образы, какие уже есть в его психике; если эти образы неадекватны той реальности, какая стоит за предлагаемым ему текстом, то текст будет понят в большей или меньшей мере извращённо, что и показывает предельно ярко эта байка. С течением времени ошибки в мировоззрении и миропонимании, формируемых образованием на текстуально-книжной основе, будут накапливаться тем в большей мере, чем сильнее подавляется чувственно-интуитивная основа освоения и производства новых знаний и навыков и образное мышление[14].

Поэтому из системы образования, построенной на текстуально-книжной основе и подавляющей чувственно-интуитивную основу и образное мышление (в том числе и обездвиженностью) могут выходить не только масса заведомых левополушарно-«мыслящих» дебилов среднестатистического уровня тупости и творческой недееспособности, но и обстоятельно и разносторонне начитанные выдающиеся идиоты, которые будут восприниматься в качестве хорошо образованных умных людей[15]. Но такими хорошо обстоятельно и разносторонне начитанными дебилами и выдающимися идиотами можно легко манипулировать потоком слов и символов точно так, мы управляем компьютерами на языках программирования разных уровней. Как и в случае управления компьютером вопрос о соотнесении языковых и символьных форм с реальностью жизни в задаче манипулирования дебилами и выдающимися левополушарно-«мыслящими» идиотами, решается оператором, программистом и заказчиком самих программ и процедур их реализации в конкретике жизненных обстоятельств.

Распространению такого рода массового идиотизма будет способствовать и дальнейшее распространение всевозможной компьютерной техники, в «общении» с которой вырастают многие дети нашей эпохи[16], а также интеграция в перспективе в единую систему организма

человека и компьютера. Профилактировать это можно только одним путём — путём ограничения доступа детей к компьютерной технике в их свободном времяпрепровождении.

Кроме того, система образования, подавляющая чувства, интуицию, процессно-образное мышление, является генератором бюрократизма, поскольку создаёт кадровую базу бюрократии — множество людей, воспринимающих мир исключительно как поток текстов и слов, но не способных увидеть за словами и текстами действительность. Часть из них становится профессиональными бюрократами[17], а другая — бо́льшая часть — подвластными бюрократам обывателями, порабощёнными тезисом «я — человек маленький, что я один могу поделать?», вследствие чего схема осуществления власти, представленная на рис. 3[18], остаётся вне их чувств и соображения и представляется им не реально открытой возможностью изменить жизнь, а несбыточной сказкой.

Источник: ВП СССР «О системе образования» («Основы социологии» том 5, глава 19, изданная отдельной книгой).