Пауло теряет интерес к сексу, деньгам, кинематографу и даже к творчеству

Кристина, по окончании начальной школы учившаяся в Колежио Беннетта, где воспитание давали в духе традиционных протестантских ценностей, интересовалась только библейскими историями на уроках закона Божьего: все прочие предметы не давались ей категорически — никогда, ни за что, ни в какую — так что колледж пришлось оставить и кочевать из школы в школу, а потом, подобно Пауло, и вовсе махнуть на это рукой. В шестнадцать лет родители формально освободили ее от своей опеки, согласившись на некую юридическую процедуру, предусмотренную для тех несовершеннолетних, которые желали стать «правоспособными» и сдать экзамены на аттестат зрелости, пройдя менее чем за год курс и гимназии, и колледжа. После этого она вернулась в Беннетт, где появились специальные классы, дающие высшее образование, и стала заниматься там изобразительным искусством и архитектурой. В конце 1979 года, когда в рождественский сочельник Пауло появился в ее доме, Кристина как раз работала в архитектурной компании.

Крис

Ее родители, Кристиано и Паула, оставаясь искренне верующими католиками, придерживались самых либеральных воззрений, в том числе и на воспитание дочери. Хочешь ходить в школу — ходи. Не хочешь — не ходи. Желаешь вместо уроков в кино — на здоровье. С какого-то момента она стала приводить в дом своих возлюбленных и оставлять их до утра, что не встречало со стороны родителей ни возражений, ни нареканий. Впрочем, справедливости ради следует оговориться, что число счастливцев, удостоенных ее благосклонности, было невелико: красавица Кристина была девушкой строгих правил: в свое время получила первое причастие, характером обладала задумчивым, любила читать и часами слушать протестантские хоралы, доносившиеся с площади Машадо, на каждом углу которой стояло по лютеранской церкви. Сперва слушала, а потом и сама стала петь в хоре. Раз или два в неделю вместе с другими певчими — как правило, людьми «из низов» — она встречалась в условленном заранее месте и исполняла для прохожих гимны и псалмы. При этом умудрялась не сделаться ни ханжой, ни святошей. Была вполне современной девушкой из Рио-де-Жанейро: смотрела в «Пайсанду» последние фильмы, одевалась в «Биббе», моднейшем бутике на Ипанеме, в «промышленных количествах» потребляла виски в баре «Ламаз». Кристина посещала это заведение каждый вечер, возвращаясь домой под утро не вполне уверенной походкой. «Моим наркотиком было спиртное, — признается она много лег спустя. — Я просто обожала пить».

…Когда на рождественском ужине в доме Ойтисика допивали последний кофе, за окнами было уже темно. Пауло, весь вечер не сводивший глаз с Кристины, сумел с помощью двоюродного брата Сержио Вегелина вызнать, что на вечер у нее не назначено никаких встреч. И когда расходились, закинул удочку — но не впрямую, а опять же с помощью кузена: попросил, чтобы тот пригласил их обоих в «Пайсанду»: там с огромным успехом шел тогда «Манхэттен» — новый фильм Вуди Аллена. Кристина, растерявшись, не знала, что ответить, а когда пришла в себя, уже сидела в кинотеатре — и не в «Пайсанду», где все билеты оказались распроданы, а в «Кондоре» — и смотрела «Аэропорт», старый фильм, выпущенный больше десяти лет назад. Пауло в течение тех двух с лишним часов, что длился сеанс, вел себя как истинный джентльмен, не сделав даже попытки хотя бы взять Кристину за руку. Когда они вышли из темного кинозала на улицу, их ослепила и оглушила феерическая вечерняя Машадо, больше напоминавшая улицу где-нибудь в Бомбее: жонглеры, акробаты, хироманты, гадальщики по картам Таро, предсказатели судьбы, глотатели огня и, разумеется, сразу несколько религиозных хоров, которые стоя под деревьями, одновременно пели псалмы. Пауло и Кристина остановились перед лже-факиром, чье туловище — явно выкрашенное анилином — было несколько раз обвито жуткого вида отвратительной рептилией метров шести в длину. Это была исполинская сукури — разновидность удава, неядовитая змея, способная, однако, задушить теленка или человека, целиком, не жуя, заглотнуть добычу и несколько недель переваривать ее. Преодолевая страх и омерзение, они приблизились, и Пауло так непринужденно, словно справлялся, который час, спросил Кристину:

— Я сейчас поцелую эту гадину, а ты за это поцелуешь меня. В губы.

— Собираешься целовать такое чудище?! Ты с ума сошел! — не поверила своим ушам Кристина, но, поняв, что он не шутит, приняла вызов, — Ладно. Если так сделаешь, я тоже тебя поцелую.

И к ужасу не только своей спутницы, но и всех окружающих, и самого факира-заклинателя, он сделал два шага вперед, обеими руками обхватил голову змеи и поцеловал. Потом на глазах — вытаращенных от изумления — десятков зевак повернулся, обнял Кристину и прильнул к ее губам затяжным голливудским поцелуем, который был встречен настоящей овацией присутствующих. Пауло сорвал не только поцелуй. Эту ночь они с Кристиной провели вместе — в его квартире на улице Сенадор-Эузебио.

В последний день года он (предварительно заглянув в «Книгу перемен») предпринял еще одну атаку, предложив Кристине встретить Новый год в своем маленьком и очень симпатичном загородном доме (шестом в списке объектов его недвижимости), который недавно приобрел в курортном городке Кабо-Фрио, находившемся в получасе езды от Араруамы, где так часто бывал в детстве. Пятидесятиметровое белое шале с красными окнами и черепичной крышей было точь-в-точь таким, как остальные 74 дома, которые входили в закрытый кондоминиум «Кабана-Клуб», выстроенный архитектором Ренато Менескалом, братом Роберто. Перед отъездом Пауло рассказал Кристине, что прошлой ночью ему приснилось, будто кто-то несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Не проводи новогоднюю ночь на кладбище». Поскольку тайный смысл предупреждения никто из них разгадать не смог, а ночевать среди надгробий местного кладбища они не собирались, сон был предан забвению. Но едва Пауло и Кристина появились в Кабо-Фрио, оба почувствовали нечто странное, разлитое, казалось, в воздухе, но что именно это было, определить не смогли. Это был не дурной запах и не что-то вещественное, скорее то, что Пауло называл «отрицательной энергией». К ночи послышались неясные шорохи — тоже непонятного происхождения: создавалось впечатление, будто какое-то существо — человек или животное — ходит по комнатам, хотя, кроме них, в доме никого не было. Сбитые с толку и слегка напуганные, они отправились ужинать. А когда в ресторане рассказали об этом феномене мэтру, услышали объяснение, от которого у обоих волосы стали дыбом:

— Вы из «Кабана-клуб»? Ничего удивительного, ведь ваш кондоминиум стоит на месте индейского кладбища! Когда рыли котлованы под фундамент, обнаружили скелеты сотен индейцев, но работ не прекратили и построили дома буквально на костях. У нас в Кабо-Фрио все знают: место нехорошее.

Вот это да! Теперь понятно, о чем так настойчиво предупреждал его во сне неведомый голос, твердя, чтоб не оставался в новогоднюю ночь на кладбище! Пауло и Кристина переночевали в отеле, а в дом зашли лишь белым днем, да и то на минутку — забрать вещи. Уже через несколько недель шале было продано за те же 4 тысячи долларов. Время показало, что призраки не смогли омрачить отношения Пауло и Кристины. Порвав с прежним возлюбленным, она перевезла из родительского дома в квартиру на Сенадор-Эузебио свои наряды, кое-что из мебели и личных вещей, и среди прочего — орудие производства, чертежную доску, с помощью которой зарабатывала на жизнь. Так начался их супружеский союз: он хоть и не был освящен церковью и зарегистрирован в префектуре, оказался на диво прочен и, перевалив за грань веков, продолжает оставаться незыблемым и в третьем тысячелетии.

Впрочем, поначалу совместная жизнь была нелегка. Кристине, столь же чуткой к интерпретациям знамений и примет, ежедневно расставляемых жизнью, не понравилось, что, едва переступив порог квартиры, она наткнулась на жизнеописание графа Дракулы, лежавшее на аналое, куда во время мессы возлагают Священное Писание. Нет, у нее не было предубеждения против вампиров или вампирологии — она любила «ужастики», — но подобное кощунство возмутило ее до глубины души: как можно использовать для забавы элемент церковной утвари?! Тем более что это наверняка заполняет дом негативной энергией. Она была так потрясена, что сейчас же вышла на улицу, из первого автомата позвонила баптистскому пастору, с которым привыкла советоваться, и рассказала ему обо всем. Они вместе помолились — по телефону же — и Кристина, прежде чем вернуться домой, сочла нужным зайти в церковь. Она успокоилась лишь когда Пауло наставительно разъяснил ей, что его интерес к вампирологии не имеет ничего общего с сатанизмом, О.Т.О. и идеями Алистера Кроули.

— Миф о вампире возник лет за сто до появления Христа. А с поклонниками тьмы я давным-давно не поддерживаю никаких связей.

На самом деле он и вправду еще в 1974 году порвал с сатанистами Марсело Мотты, но по-прежнему продолжал во всеуслышание объявлять себя знатоком творчества Алистера Кроули. Позднее он даже написал для журнала «Планета» пространную статью об английском колдуне — а Кристина проиллюстрировала статью своими рисунками. Подобное сходство вкусов — или родство душ — не спасло от бурь и штормов, неизбежных в начале брака. Пауло, хоть и обнаружил способность быть удивительно галантным — он, например, провел с нею уикенд в президентских апартаментах «Копакабана Палас Отеля», самого дорогого и фешенебельного в Рио — однако по-прежнему терзался сомнениями: Кристина — это и есть та «чудесная спутница», которую он ждал столько лет? Даже убедившись в том, что она и впрямь, по выражению доны Лижии, «золото, а не девочка», он все же опасался, что они оказались вместе по одной и той же тщательно скрываемой причине, и имя ей — «параноидальное желание убежать от одиночества». Но хотя Пауло и твердил, что боится увлечься и потерять голову, его пробивал холодный пот при одной мысли, что он может лишиться Кристины.

Наша первая серьезная размолвка произошла несколько дней назад, когда Крис отказалась ехать со мной в Араруаму. И я вдруг с ужасом подумал, что ей ничего не стоит ускользнуть от меня. Я сделал все, чтобы удержать ее, и пока мне это удается — она рядом. Я люблю ее: она вселяет в мою душу покой и мир, и я чувствую, что мы можем попытаться что-то сделать вместе.

Все эти метания, неизбежные при начале совместной жизни, не помешали им 22 июня 1980 года, в пасмурный воскресный день, освятить свой союз званым обедом для родителей, родственников и немногочисленных друзей, устроенным в квартире на улице Сенадор-Эузебио. Кристина позаботилась о том, чтобы создать антураж в стиле хиппи, и на каждом пригласительном билете написала строчку из псалма или изречение из Писания, украшенное собственным рисунком. Единственный, кто не откликнулся на приглашение, был баптистский священник, которому она звонила в тот день, когда обнаружила на аналое книгу о Дракуле.

В июне 1980-го Кристина иллюстрирует стих из псалма, превращая его в приглашение на свадьбу

Эклектичные вкусы Кристины, похоже, помогли ей и Пауло лучше понимать друг друга, легче ладить между собой. К моменту знакомства она уже могла счесть себя специалисткой по картам Таро и — хоть без той одержимости, что была присуща Пауло — часто заглядывала в «И Цзин», чьи пророчества умела толковать. Когда Пауло прочел «Книгу медиумов» Аллана Кардека, чета решила проверить собственные дарования в этой области. Подобно тому, как когда-то Пауло ставил опыты с ЛСД на Жизе, теперь он пытался через посредство Крис расшифровывать потусторонние послания. Исследование привело к новым открытиям, а те повлекли за собой и новые страхи.

Мы поставили несколько опытов. Начали на прошлой неделе, едва я кутил книгу. Крис выступала в роли медиума, и мы сумели получить кое-какие элементарные сообщения. Пребываю в глубоком смятении. Мое понимание суши вещей претерпело радикальные изменения после того, как я с помощью научных методов пришел к убеждению: духи существуют. Существуют и окружают нас.

Спустя много лет Кристина будет уверять, что все эти эксперименты прошли удачно. «Я убеждена, что стол и в самом деле двигался, — вспомнит она. — И я сумела даже „психографировать“ какие-то тексты». Подозрение в том, что она — медиум, укрепилось с той минуты, как ее стали навязчиво одолевать необъяснимые чувства, стоило лишь зайти в ванную в квартире на Сенадор-Эузебио. Это были непонятные, совсем ни на что не похожие ощущения, в которых ей самой трудно было разобраться и о которых она тогда никому не рассказывала. Дело было в том, что ей не раз приходила в голову мысль открыть газ, заткнуть все щели и покончить с собой. Однажды во второй половине дня, в понедельник, 13 октября, она оставила свой планшет и зашла в ванную. В тот момент тяга к самоубийству казалась неодолимой. И Кристина, сдавшись, решила положить конец своей жизни. Но опасаясь, что смерть от удушья окажется слишком мучительной и долгой, предпочла прибегнуть к таблеткам. Неторопливо и спокойно вышла из дома, взяла такси и отправилась на Жардин-Ботанико, в родительский дом, где, как она знала, хранился запас транквилизатора, который принимала мать — то ли сомалиума, как запомнилось Кристине, то ли валиума, как утверждает Пауло. Впрочем, как бы ни называлось лекарство, она высыпала в рот содержимое флакона, написала мужу прощальную записочку и рухнула на кровать.

Вернувшись домой и не застав жену, Пауло отправился к ее родителям, где они обыкновенно ужинали, и обнаружил Кристину без чувств, а рядом — записку и пустой пузырек. С помощью появившейся тещи он поволок ее к лифту, но предварительно заставил сунуть два пальца в рот и вызвать рвоту. На улице они остановили первое же такси и помчались в клинику Сан-Бернардо, где Крис сделали промывание желудка, а через несколько часов когда она окончательно оправилась, отпустили домой. Кристина вскоре заснула, а Пауло все ломал себе голову какие таинственные эманации могли вселять в его жену столь гибельные мысли, стоило той войти в ванную? Этот вопрос не давал ему покоя, и спустившись, он рассказал о том, что случилось с женой, консьержу и спросил, что все это может означать. Тот как будто ждал этого вопроса, потому что, едва дав Пауло договорить, ответил:

— Перед вами в этой квартире жил один летчик, командир воздушного судна из авиакомпании «Панэир». Он покончил с собой, отравился газом.

Когда Пауло вернулся домой и рассказал об этом жене та с решимостью, казавшейся невероятной для человека еще несколько часов назад распростертого на больничной койке, поднялась, собрала кое-какую одежду, захватила гребни, зубные щетки, умывальные принадлежности и прочие мелочи, сунула все это в чемодан и провозгласила:

— Едем к родителям. Ноги моей здесь больше не будет!

И не только ее. Пауло тоже ни разу с тех пор не переступил порог этой квартиры. Чуть более месяца они пользовались гостеприимством своих тезок родителей Кристины, Паулы и Кристиано — и этого времени хватило, чтобы завершить и оформить сделку: был куплен седьмой «объект недвижимости», куда они и переехали. Эта большая и красивая квартира, выходившая в сад, обладала одним поистине бесценным достоинством: находилась на первом этаже того же дома, где жили дона Лижия и дон Педро Кейма Коэльо. Большую эмоциональную стабильность Пауло получил бы, только если бы оказался с ними в одних стенах.

И хотя Крис наложила строгий запрет на все, что так или иначе относилось к сексуальным экстравагантностям мужа, жизнь этой супружеской пары все же сильно отличалась от всех прочих. К примеру, однажды Пауло предложил подвергнуться средневековому испытанию, которому дал витиеватое название «обоюдный тест на определение болевого порога». Кристина согласилась, хоть и знала, что ее ждет: супруги разделись догола и принялись стегать друг друга по спине тонкой бамбуковой палкой метровой длины. Поочередно они наносили удары, наращивая их силу, чтобы определить, до какого предела способны переносить физическое страдание — и остановились лишь после того, как из-под рассеченной до «живого мяса» кожи обильно хлынула кровь.

Тем не менее супружество, хоть и отмеченное такими, мягко говоря, своеобразными чертами, мало-помалу входило в колею. Первые два года ничто не омрачало гармонию. Кристина, всячески побуждаемая к этому Пауло, вновь стала заниматься живописью, заброшенной четыре года назад, а он начал сотрудничать с телеканалом «Реде-Глобо». И вовсе не потому, что нуждался в деньгах. Помимо 41 песни, сочиненной для Рауля Сейшаса, Пауло написал еще более ста других — это были оригинальные или вольные версии заграничных «хитов» — для десятков композиторов, в большинстве своем неизвестных широкой публике. Это означало, что поток отчислений, лившихся на его банковский счет, не иссякал и не скудел. Так что Пауло работал не столько ради денег, сколько потому, что боялся, как бы праздность не привела к мучительным депрессиям, и старался «не простаивать». Помимо сценариев для телевидения, он был занят тем, что участвовал в «круглых столах», посвященных музыке и — время от времени — вампиризму. Однако это средство уже не действовало: он начинал испытывать душевные страдания, даже если был загружен с головой. Когда это случалось, как например в конце 1981 года, свои печали он поверял дневнику:

За эти два дня, отговорившись тем, что мне удаляли зуб, я не сдал в срок две работы. Совершенно сбит с толку и не знаю, что делать. Не могу написать даже крошечный пресс-релиз за смешные деньги. Я и эти-то страницы пишу с неимоверным трудом. Год, на который я возлагал, такие надежды, уповая, что он будет лучше прошлого, этих, надежд не оправдал^[37]. Ах да, уже несколько дней не мылся.

Очередной кризис ударил по нему так сильно, что сумел переменить отношение Пауло к тому, что всегда ценилось им весьма высоко. Речь о деньгах.

Меня сейчас ничего не тешит и не интересует, включая вещи, которые я очень люблю — деньги. Трудно себе это представить, но я не знаю, сколько лежит у меня на счету, а раньше помнил во всех подробностях. Потерял интерес к сексу, творчеству, кино, книгам. Даже к растениям, за которыми столько времени так нежно и тщательно ухаживал… А теперь забываю поливать, и они вянут, сохнут, гниют…

Отсутствие интереса к деньгам и к сексу означало, что положение серьезно и требует чрезвычайных мер — то есть вмешательства доктора Бенжамина Гомеса, к которому Пауло начнет ходить еженедельно на более продолжительные, чем прежде, сеансы. В такие примерно моменты он беспрестанно задавал Кристине один и тот же вопрос: «Не сбился ли я с пути?» И вот в конце 1981 года она предложила ему нечто такое, что затронуло самую чувствительную струну в его душе, всегда расположенной к кочевью и скитанью: «Почему бы не бросить все и не отправиться странствовать без цели и даты возвращения?» Инстинкт подсказывал ей, что это и будет выбором верного пути. «Что-то твердило мне: именно так и следует поступить, — вспоминала она спустя много лет. — И Пауло доверился моему наитию и в самом деле все бросил». Решившись искать «смысл жизни, где бы он ни находился», он взял отпуск за свой счет в «ТВ-Глобо», купил два самых дешевых билета на самолет до Мадрида и вместе с Кристиной поклялся, что вернется в Бразилию не раньше, чем истратит последний цент из тех 17 тысяч долларов, что были у него с собой.

В отличие от предыдущих нынешнее путешествие Пауло оно продлится восемь месяцев — не имело предварительного плана. Хотя денег было более чем достаточно, чтобы обеспечить полнейший комфорт и ни в чем не отказывать себе и жене, Пауло экономил как мог. Выбрал авиакомпанию «Иберия», предлагавшую самый дешевый перелет в Европу, да к тому же в виде бонуса предоставлявшую ночлег в мадридском отеле. Из Испании супруги в начале декабря 1981 года направились в Лондон, где взяли в аренду автомобиль — опять же самый дешевый из имевшихся в наличии — маленький «Ситроен-2СУ». Там же, в столице Соединенного Королевства они выработали первое правило совместного путешествия: не следует брать с собой более шести килограммов багажа. Под запрет попала тяжелая пишущая машинка «Оливетти» — ее пришлось морем отправить назад, в Бразилию. Слушая мессу в церкви неподалеку от отеля, Пауло и Кристина узнали из проповеди о том, что в Польше произошел государственный переворот: министр обороны генерал Войцех Ярузельский взял власть, распустил независимый профсоюз «Солидарность» и отдал приказ об аресте ее лидера Леха Валенсы, который девять лет спустя, когда после падения Берлинской стены станут рушиться коммунистические режимы, будет избран президентом страны.

Раздумывая над тем, куда податься, супруги Коэльо пробыли в Лондоне до середины января 1982-го и наконец тронулись в путь, движимые желанием посетить два города: Прагу, где Пауло хотел дать обет Младенцу Христу, и Бухарест, столицу Румынии, в которой 550 лет назад появился на свет трансильванский дворянин Влад Тепес, в 1897 году вдохновивший ирландского писателя Брама Стокера на создание образа самого знаменитого из всех вампиров — графа Дракулы. 19 января, во вторник, полузамерзшие Пауло и Кристина, преодолев почти полторы тысячи километров, отделяющие Лондон от Вены, прибыли в столицу Австрии. «Ситроен», кроме всего прочего, не был оборудован печкой, и путешественникам приходилось кутаться в шерстяные одеяла, без которых едва ли удалось бы выдержать холод европейской зимы. В Вене сделали остановку: надо было получить въездную визу в Венгрию, чтобы через ее территорию попасть в сопредельную Румынию. После этого они направились в бразильское посольство, где Кристине предстояло уладить небольшие бюрократический формальности. Пока она поднималась на этаж, где помещалась бразильская миссия, оставшийся внизу Пауло покуривал и прогуливался по мостовой. Внезапно от карниза отделилась и, пролетев пять этажей, со страшным грохотом, подобным разрыву авиабомбы, упала на тротуар гигантская сосулька: она пробила крышу припаркованного у обочины автомобиля и чудом не задела Пауло, находившегося в нескольких сантиметрах от нее, — на волосок от нелепой гибели…

Переночевав в Будапеште, они двинулись в сторону югославской столицы, где намеревались задержаться дня на три. Не то чтобы Белград их особенно интересовал, просто у супругов не хватало отваги вновь погрузиться в насквозь промерзший неудобный «Ситроен», делавший путешествие таким мучительным. В Белграде они решили с ним расстаться, сдав его в местный пункт прокатной фирмы. С помощью управляющего отелем совершили выгодную сделку: посольство Индии за пустячную сумму в одну тысячу долларов (2200 — по курсу 2008 года) продавало девятилетний голубой «Мерседес» — хоть и с большим пробегом, но в хорошем состоянии, с мощным двигателем в 110 лошадиных сил и с исправно работающей системой отопления. Это была единственная крупная покупка за все путешествие. В отношении всего остального они руководствовались путеводителем «По Европе за 20 долларов в день».

Теперь, когда в распоряжении Пауло и Кристины оказалась настоящая машина, пятисоткилометровый путь от Белграда до Бухареста можно было проделать, что называется, одним махом. Однако именно потому, что они путешествовали на скоростном и удобном автомобиле, было решено сделать зигзаг. Проехав Венгрию из конца в конец и проделав больше тысячи километров, они оказались в Праге, где Пауло дал обет Младенцу Христу, который будет исполнен четверть века спустя. И лишь потом снова устремились вниз, на юг, в сторону Бухареста — до него было еще полторы тысячи километров. Для них, никуда не спешивших и не стесненных в деньгах, путешествие было просто замечательным. По какой-то необъяснимой причине поездка по стране, давшей миру графа Дракулу, не пробудила особого интереса в душе вампиролога Пауло Коэльо. Через несколько недель после покупки «Мерседеса» Пауло обнаружил, что машина зарегистрирована в ФРГ и смену владельца следовало зафиксировать в Бонне, тогдашней столице Западной Германии. Ехать из Бухареста в Бонн значило пересечь всю Европу и одолеть две тысячи километров, но подобные расстояния супругов уже не пугали.

Проделав тысячи километров на «Ситроене 2CV», Пауло теперь с гордостью демонстрирует мощный «Мерседес-Бенц»

И вот через двое суток после того, как чета Коэльо покинула столицу Румынии, голубой «Мерседес» пересек германскую границу. От Бухареста до Мюнхена, первого на их пути немецкого города, спидометр накрутил 1193 км. Все было в снегу, шел двенадцатый час, есть путешественникам не хотелось, и потому они решили проехать еще двести километров до Штутгарта. Через несколько минут, когда Мюнхен, столица Баварии, остался позади, Пауло вдруг свернул с магистрали и въехал в аллею по-зимнему голых деревьев. На указателе значилось по-немецки: «Концентрационный лагерь Дахау». Своими глазами увидеть то, что осталось от печально известного лагеря смерти, было давней мечтой Пауло, с самого детства увлекавшегося всем, что имело отношение ко Второй мировой войне — но он даже не мог себе вообразить, что те несколько часов, в течение которых он будет осматривать его, так радикально изменят его жизнь и судьбу.