М.Л. Гаспаров. Очерк истории русского стиха

Мы начинаем обзор истории русского стиха с XVII в. Конечно, это никоим образом не значит, что до XVII в. на Руси не существовало поэзии, не существовало стихотворных средств выражения: ритма

и рифмы. Они были, но они еще не складывались в понятие «стих». Противоположение «стих—проза», такое естественное для нас, древнерусскому читателю было неизвестно. Оно явилось только в начале XVII в. и было отмечено новым словом, прежде не существовавшим, а, стало быть, и ненужным: словом «вирши», стихи (от польского wiersz, латинского versus; букв, «поворот», «повтор» словесного

отрезка).

До этого вместо противоположности «стих — проза» ощущалась другая: «текст поющийся — текст произносимый»; при этом в первую категорию одинаково попадали народные песни и литургические песнопения, а во вторую — деловые грамоты и риторическое «плетение словес». Это противоположение было не единственным, одинаково отчетливо ощущались и другие, напр. «книжная словесность — народная словесность», но, и налагаясь друг на друга, они не давали привычных нам понятий «стих — проза».

Вот почему ни появление ритма, ни появление рифмы в древнерусских текстах не означало для читателя, что перед ним «стих».

«...А мои ти куряни / свъдоми къ мети: /подъ трубами повити, /подъ шеломы възлелеяни,/ конець к о т я въскръмлени, / пути имь въдоми, / яругы имъ знаеми...» («Слово о полку Игореве», XII в.)

Ритм и рифма не выдерживаются от начала и до конца текста, поэтому они остаются орнаментом прозы, а не становятся структурой стиха.

Выделение стиха как особой системы художественной речи совершается в русской литературе в XVII — начале XVIII в.— в ту эпоху широкой перестройки русской культуры, которая началась Смутным временем и закончилась реформами Петра I. Перестройка под знаком барокко. Именно барокко уловило выразительную силу ритма и рифмы, выделило, канонизировало эти приемы и сделало их признаками отличия стиха от прозы.

Поиск системы стихосложения. Отделившись от прозы, стих должен был самоопределяться: признав своей основой ритм, он должен был нащупать характер этого ритма — систему стихосложения. Поиск системы стихосложения и составляет основное содержание «предыстории русского стиха» — от начала XVII в. до 40-х гг. XVIII в.

1. «Предыстория» русского стиха

В этом поиске можно различить три стадии.

Первая стадия — попытка воспользоваться для литературного стиха исконными формами древнерусской словесности. Таких форм было три: молитвословный литургический стих, народный песенный стих и народный говорной стих. Из них наиболее гибким, т. е. свободным от тематических и стилистических стереотипов, оказался говорной стих[1]: он и стал основным размером русского досиллабического стихосложения.

Вторая стадия—попытка исходить не из русского стихового опыта, а из опыта других литератур: «заемные» размеры, не будучи связаны традицией, обещали быть еще более гибкими и пригодными для любой темы и стиля. Таких экспериментов было сделано три: испробовали метрический квантитативный стих по античному образцу (Мелетий Смотрицкий[2]), силлабический стих по польскому образцу (Симеон Полоцкий) и силлабо-тонический стих по германскому образцу (Глюк и Паус[3]). Наиболее удачным оказался второй

эксперимент, и силлабический стих стал господствующим в русской поэзии с 1670-х вплоть до 1740-х гг.

Наконец, третья стадия поиска — это силлабо-тоническая реформа Тредиаковского—Ломоносова. Ее тремя этапами были: «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735) В. Тредиаковского, «Письмо о правилах российского стихотворства» (1739) М. Ломоносова и итоговый «Способ к сложению российских стихов» (1752) В. Тредиаковского. После этого господство силлаботоники в русском стихе стадо

окончательным.

В смене ведущих систем стихосложения видна важная закономерность. Противоположность «стих — проза», раз наметившись, стремится к все большей отчетливости: на «стих» накладывается все больше ограничений по сравнению с прозой. Досиллабический стих требует от стихотворных строк лишь обязательного замыкания рифмой; силлабический стих вдобавок требует, чтобы они были равносложны; силлабо-тонический — чтобы в них, сверх того с определенным однообразием размещались ударения.

Таким образом, силлабо-тоника победила в этой конкуренции не потому, будто она чем-то больше свойственна естественному ритму русского языка, а наоборот, потому что она резче всего отличается от естественного ритма языка и его прозы. В эпохи становления стиха спрос часто бывает именно на такие формы.

Конечно, к этим внутренним причинам победы силлабо-тоники добавлялись и внешние: напр. то, что при Петре I посредником между русской и западноевропейской культурой стала вместо силлабической Польши

силлабо-тоническая Германия (хотя бы через новоучрежденную Академию наук). Во всяком случае из того факта, что после Тредиаковского—Ломоносова силлабо-тоника стала на полтора века господствующей в русском стихе, не следует, что остальные системы стихосложения не соответствовали «духу» русского языка. Чисто-тонический стих дождался возрождения в XX в., а чисто-силлабический вновь становится предметом переводческих экспериментов в наши дни.