Зеркало и отражение в нем
В этом вся ваша воля, вы, мудрейшие, как воля к власти, и
Даже когда вы говорите о добре и зле и об оценках ценностей.
Создать хотите вы еще мир, перед которым вы могли бы
Преклонить колена, -- такова ваша последняя надежда и
Опьянение.
Но немудрые, народ, -- они подобны реке, по которой плывет
Челнок, -- и в челноке сидят торжественные и переряженные
Оценки ценностей.
Вашу волю и ваши ценности спустили вы на реку становления;
Старая воля к власти брезжит мне в том, во что верит народ как
В добро и зло.
То были вы, мудрейшие, кто посадил таких гостей в этот
Челнок и дал им блеск и гордые имена, -- вы и ваша
Господствующая воля!
Дальше несет теперь река ваш челнок: она должна его
Нести. Что за беда, если пенится разбитая волна и гневно
Противится килю!
Не река является вашей опасностью и концом вашего добра и
Зла, вы, мудрейшие, -- но сама эта воля, воля к власти
Неистощимая, творящая воля к жизни.
Но чтобы поняли вы мое слово о добре и зле, я скажу вам
Еще свое слово о жизни и свойстве всего живого.
Все живое проследил я, я прошел великими и малыми путями,
Чтобы познать его свойство.
Стогранным зеркалом ловил я взор жизни, когда уста ее
Молчали, -- дабы ее взор говорил мне. И ее взор говорил мне.
Но где бы ни находил я живое, везде слышал я и речь о
Послушании. Все живое есть нечто повинующееся.
И вот второе: тому повелевают, кто не может повиноваться
Самому себе. Таково свойство всего живого.
Но вот третье, что я слышал: повелевать труднее, чем
Повиноваться. И не потому только, что повелевающий несет бремя
всех повинующихся и что легко может это бремя раздавить его:
Попыткой и дерзновением казалось мне всякое повелевание,
И, повелевая, живущий всегда рискует самим собою.
И даже когда он повелевает самому себе -- он должен еще
Искупить свое повеление. Своего собственного закона должен он
Стать судьей, и мстителем, и жертвой.
Но как же происходит это? -- так спрашивал я себя. Что
побуждает все живое повиноваться и повелевать и, повелевая,
Быть еще повинующимся?
Слушайте же мое слово, вы, мудрейшие. Удостоверьтесь
Серьезно, проник ли я в сердце жизни и до самых корней ее
Сердца!
Везде, где находил я живое, находил я и волю к власти; и
Даже в воле служащего находил я волю быть господином.
Чтобы сильнейшему служил более слабый -- к этому побуждает
Его воля его, которая хочет быть господином над еще более
Слабым: лишь без этой радости не может он обойтись.
И как меньший отдает себя большему, чтобы тот радовался и
Власть имел над меньшим, -- так приносит себя в жертву и
Больший и из-за власти ставит на доску -- жизнь свою.
В том и жертва великого, чтобы было в нем дерзновение, и
Опасность, и игра в кости насмерть.
А где есть жертва, и служение, и взоры любви, там есть и
Воля быть господином. Крадучись, вкрадывается слабейший в
Крепость и в самое сердце сильнейшего -- и крадет власть у
Него.
И вот какую тайну поведала мне сама жизнь. "Смотри, --
Говорила она, -- я всегда должна преодолевать самое
Себя.
Конечно, вы называете это волей к творению или стремлением
К цели, к высшему, дальнему, более сложному -- но все это
образует единую тайну:
Лучше погибну я, чем отрекусь от этого; и поистине, где
есть закат и опадение листьев, там жизнь жертвует собою --
Из-за власти!
Мне надо быть борьбою, и становлением, и целью, и
Противоречием целей; ах, кто угадывает мою волю, угадывает
Также, какими кривыми путями она должна идти!
Что бы ни создавала я и как бы ни любила я созданное --
Скоро должна я стать противницей ему и моей любви: так хочет
Моя воля.
И даже ты, познающий, ты только тропа и след моей воли:
Поистине, моя воля к власти ходит по следам твоей воли к
Истине!
Конечно, не попал в истину тот, кто запустил в нее словом
О "воле к существованию"; такой воли -- не существует!
Ибо то, чего нет, не может хотеть; а что существует, как
Могло бы оно еще хотеть существования!