Что до того, велика ли она или мала? Называется ли она
Болотом или небом? Пяди основания достаточно для меня: если
Только она действительно есть основание и почва!
Пяди основания: на нем можно стоять. В истинной
Совестливости знания нет ничего, ни большого, ни малого".
Quot;Так ты, быть может, познающий пиявку? -- спросил
Заратустра. -- И ты исследуешь пиявку до последнего основания,
ты, совестливый духом?"
Quot;О Заратустра, -- отвечал тот, на кого наступил
Заратустра, -- было бы чудовищно, если бы дерзнул я на это!
Но если что знаю я прекрасно и досконально, так это
Мозг пиявки -- это мой мир!
И это также мир! -- Но прости, если здесь говорит моя
Гордость, ибо здесь нет мне равного. Поэтому и сказал я "здесь
Я дома".
Сколько уже времени исследую я эту единственную вещь, мозг
Пиявки, чтобы скользкая истина не ускользнула от меня! Здесь
Мое царство!
Ради этого отбросил я все остальное, ради этого стал я
Равнодушен ко всему остальному; и рядом со знанием моим
Простирается черное невежество мое.
Совестливость духа моего требует от меня, чтобы знал я
Что-нибудь одно и остальное не знал: мне противны все
Половинчатые духом, все туманные, порхающие и мечтательные.
Где кончается честность моя, я слеп и хочу быть слепым. Но
где я хочу знать, хочу я также быть честным, а именно суровым,
Метким, едким, жестким и неумолимым.
Как сказал ты однажды, о Заратустра: "Дух есть
Жизнь, которая сама врезается в жизнь", это соблазнило и
Привело меня к учению твоему. И, поистине, собственною кровью
умножил я себе собственное знание!"
-- "Как доказывает очевидность", -- перебил Заратустра;
Ибо кровь все еще текла по обнаженной руке совестливого духом.
Ибо десять пиявок впились в нее.
Quot;О странный малый, сколь многому учит меня эта
Очевидность, именно сам ты! И, быть может, не все следовало бы
Мне влить в твои меткие уши!
Ну что ж! Расстанемся здесь! Но мне очень хотелось бы
Опять встретиться с тобой. Там вверху идет дорога к пещере моей
Сегодня ночью будешь ты там желанным гостем моим!
Мне хотелось бы также полечить тело твое, на которое
Наступил ногой 3аратустра, -- об этом я подумаю. А теперь мне
Пора, меня зовет от тебя крик о помощи".
Так говорил Заратустра.
Чародей
Но когда Заратустра обогнул скалу, он увидел внизу,
Недалеко от себя на ровной дороге человека, который трясся как
беснующийся и наконец бросился животом на землю. "Стой! --
Сказал тогда Заратустра в сердце своем. -- Должно быть, это
высший человек, от него исходил тот мучительный крик о помощи,
Я посмотрю, нельзя ли помочь ему". Подбежав к месту, где
Лежал на земле человек, нашел он дрожащего старика с
Неподвижными глазами; и как ни старался Заратустра поднять его
и поставить на ноги, все усилия его были тщетны. Даже казалось,
что несчастный не замечает, что возле него есть кто-то;
Напротив, он трогательно осматривался, как человек, покинутый
Целым миром и одинокий. Наконец, после продолжительного
Дрожанья, судорог и подергиваний так начал он горько
жаловаться:
Кто в силах отогреть меня, кто еще
Любит?
Горячие мне руки протяните
И пламя рдеющих углей для сердца
Дайте.
Лежу бессильно я, от страха цепенея,
Как перед смертию, когда уж ноги
стынут,
Дрожа в припадках злой, неведомой
Болезни
И трепеща под острыми концами
Твоих холодных, леденящих стрел.
За мной охотишься ты, мысли дух,
Окутанный, ужасный, безымянный --
Охотник из-за туч! --
Как молниею, поражен я глазом,
Насмешливо из темноты смотрящим!
И так лежу я, извиваясь,
Согбенный, скрюченный, замученный
Свирепо
Мученьями, что на меня наслал ты,
Безжалостный охотник,
Неведомый мне бог! --
Рази же глубже,
Еще раз попади в меня и сердце
Разбей и проколи!
Но для чего ж теперь
Тупыми стрелами меня терзать?
Зачем опять ты смотришь на меня,
Ненасытимый муками людскими,
Молниеносным и злорадным бога взглядом?
Да, убивать не хочешь ты,