МЕЙЕР Александр Александрович (1875-1939)

— религ. философ, культуролог, публицист. Учился на историко-филол. ф-те Новорос. ун-та. С 1895 арестовывался за участие в революц. кружках, был сослан. После амнистии (1906) — член Религ.-филос. об-ва в Петербурге. В статьях 1907 заметно влияние идей Бакунина. Книга “Религия и культура” (1909), отмеченная влиянием Мережковского, свидетельствовала о приближении М. к христианству и выражала идею обновления религии. В сер. 1910-х гг. занял критич. позицию по отношению к основателям нового религ. движения, склонным к утопизму. В 1914, оспаривая Мережковского, отождествившего национальное с агрессивным национализмом, М. утверждал, что “христ. религиозность не может отрицать нации”, что каждая из них призвана “к... исполнению собств. миссии”, к сотрудничеству и “служению единой цели”. В 1916, вступив в спор с Бердяевым по поводу его книги “Смысл творчества”, М. отверг представление о прошлом человечества как “ветхой плоти, подлежащей целиком огню”. Бердяевскому “творчеству из ничего” он противопоставил как высочайшую задачу “разрешение на земле проблемы свободного общения”. Тогда же М. разрабатывает концепцию творческого общения, сопряженную с мыслью о примате непосредств. жизненного начала над отвлеченными умств. построениями (предваряя бахтинскую философию поступка и идею диалогичности). Творчество характеризуется им как “отклик души на зов живо-

го абсолюта”, к-рый отграничивается от абстрактного “лжеабсолюта” и произвольных мыслительных операций. Разум должен привести нас к пониманию недостаточности и всего относительного, и мертвых абсолютов; совр. мыслителям подобает прислушиваться к голосу жизни и его требованиям, опираться на народные верования. Перекликаясь с известной веховской статьей С.Н. Булгакова, М. утверждает, что “старая правда” народной религии была “действит. правдой”. Одним из грехов социализма (достоинств к-рого он, однако, не отрицал), М. считал “отвлеченно гос. тенденции”, “мертвое, индифферентное... отношение к гос. организмам”. Отвергая тотальную антигосударственность в духе Мережковского и марксистскую идею интернац. государственности, он рассматривая гос-во как носителя и проводника опр. нац. задач, хранителя нац. культуры.

После революции М. жил в Петрограде (до ареста в 1928), участвовал в Вольной филос. ассоциации (Вольфила), вместе с Г.П. Федотовым вел религ.-филос. кружок “Воскресение”. В 1920 писал, что пролетарская культура — миф, ибо подлинная культура “есть преемство”. Отбыв ссылку (Соловки, Белбалтлаг), жил в Дмитрове и Калязине. В 30-е гг. написал ряд культурологич. трактатов. Понимая культуру как “возделывание человека” и считая ее основанием “систему верований и культа”, М. придавал решающее значение этике и началу жертвенности во имя абсолютного. В “мистерии жертвенного действия” он усматривал присутствие катарсиса (очищения). Утверждал, что утрата связи человека с абсолютом оборачивается борьбой всех против всех. Худож. творчество рассматривал как вытекающее из опыта “жертвенного пиршества”, а познание реальности — в качестве приобщения к “человеч. общине” как целому (“Жертва. Заметки о смысле мистерии”, 1932-33). Европ. культура, наследующая арийскую (греко-рим.), египет., евр., является, по мысли М., христианской (христианство — “религия личности”, противостоящая буддизму с его принципом “безликого единства”). Ее важнейшее свойство — противостояние миру в соединении с его бескорыстным и любовным созерцанием — оказалось благоприятным для создания большого, всемирно значимого искусства. Вместе с тем европейская культура (как и любая другая) отмечена неудачами (“мелями”), к каковым М. относит “натуралистич.” представления и возрожденч. типа гуманизм, сопряженные с гордым упоением человека собой и своими возможностями, а также социологизм, связанный с апологией коллективизма и идеей подчинения личности об-ву (“Три истока. Мысли про себя”, 1933-37). Корректируя Шпенглера, М. утверждает, что “фаустовская культура”, к-рая поставила Дело выше Слова (Логоса), а искание истины предпочла обладанию ею, являет собой “темный порыв к освоению живого дыхания Духа” и ознаменована не только достижениями в сфере науки, искусства, философии, этики, но и односторонними, бесплодными протестами (против “мрака средневековья”, доверия авторитету и т.п.), а также возвратом к язычеству, уверенному в себе и самодовольному (“Размышления при чтении “Фауста” Гёте”, 1935).

М.М. Бахтин, познакомившийся с М. в 1916 и много общавшийся с ним в 20-е гг., вспоминал: “Фигура была замечательная... И как человек он был исключительный. Он и красив был очень... Это был добрейший, честнейший человек”. По словам Д.С. Лихачева, М. “умел создавать интеллигентную атмосферу беседы” и в общении как бы “сам растворялся в других”.

Соч.: Философские соч. Париж, 1982; Слово-символ // Минувшее: Ист. альманах. В. 6. М., 1992; Религиозный смысл мессианизма; Петербургское Религиозно-философское Общество // ВФ. 1992. № 7; Правда и неправда социализма // Звезда. СПб., 1993. № 3; Беседа о пролетарской культуре в Вольфиле: [Выступление] // De visu, 1993, № 7 (8); Мысли про себя // Север. Петрозаводск, 1992. № 11-12; Речь [на открытии Рыбинского Религиозно-философского общества (1916)] // Контекст 1994, 1995. М., 1996 (библ. работ М. илит-ра о нем).

Лит.: Лихачев Д.С. “Беседы прежних лет” // Наше наследие. 1993. № 26; № 27; Беседы В.Д. Дувакина с М.М. Бахтиным. М., 1996.

В.Е. Хализев

МЕЛАНД (Meland) Бернард Юджин (1899-1994)

-амер. протестантский философ и теолог, последователь теологии культуры, педагог. Получил образование в Иллинойсском ун-те (1918-24), Теол. семинарии. С 1928 бакалавр богословия. В Магдебург. ун-те — д-р философии (1929). В 1936-43 преподавал в колледже в Калифорнии, в 1946-68 проф. теологии в Теол. школе Чикаг. ун-та, в 1968-69 — проф. философии религии в Объединенной теол. семинарии. С 1971 вел активную преподават. деятельность в колледжах и университетах Оттавы, в Калькутте, Бандалуре, Рангуне и др. Состоял в редколлегии “The Journal of Religion”, пропагандировавшего идеи протестантской неоортодоксии.

Для культурологов представляет интересконцепция секуляризации М., с ее признанием всеобщности кризиса христ. веры в совр. мире, что идейно сближает М. с творчеством сторонников протестантской неоортодоксии и, прежде всего, с Тиллихом и братьями Нибурами. Он связывал кризис совр. культуры с кризисом религии, рассматривая в качестве осн. секуляризирующей силы науку. Причины секуляризации культуры связывал также и с изоляцией об-ва от религии по полит, мотивам. В качестве примера стран, где религия была извергнута из культурных орбит, М. выделял фашистскую Германию и советскую Россию. Секуляризация культуры рассматривается им как состояние, сопутствующее человеку и его культуре, когда люди забывают о Боге, о том, что их бытие имеет отношение к “вечной судьбе”. В целом, М. негативно оценивает процессы секуляризации, видя в них угрозу не только христ. религии и

церкви, но и всей духовной жизни человека. Секуляризация разрушает и совр. культуру, и религию.

Под влиянием Тиллиха М. разрабатывал идеи теологии культуры, цель к-рой — придать религ. освящение всей деятельности человека, преодолеть существующую противоположность между религией и культурой. Если у Тиллиха основой подобного союза служило то, что религия содержит “культурные рудименты”, а культура несет в себе “религ. субстанцию”, то М. разработалконцепцию теологии культуры, основанную на утверждении синкретич. единства культуры со свидетельством церкви и свидетельством религ. опыта. Он различал понятия “культура” и “цивилизация”: культура — выражение человеч. души, представленной через сооб-во на данном уровне человеч. цивилизации, носитель новой жизни во Христе. Культура — более широкое понятие, чем цивилизация, понимаемая М. как частная стадия любой культуры: культура существует даже тогда, когда стадия истории, именуемая цивилизацией, не может быть достигнута. Цивилизация и культура в свою очередь представляют частные области внутри более обширной сферы индивидуального религ. опыта, а все вместе: цивилизация, культура и индивидуальный опыт суть те реальности, к-рые свидетельствуют о религ. вере, подтверждают ее существование. М. развивал идею “панрелигиозности культуры”, рассматривая Библию не только как первый документ церкви, но и первичный документ культуры, а мифы как основу “смысловой орбиты” определения культуры. Содержание мифов в известной мере определяет общий характер культуры.

Философско-теол. и культурологич. построения М. базировались на методологии диалектич. теологии. Развивая традиции амер. неоортодоксии, в книге “Подверженные ошибкам формы и символы” он предлагает переосмыслить метод теологии культуры. Традиц. методология протестантских учений фиксировала свое внимание на церковных свидетельствах религ. веры, либеральная протестантская методология — на индивидуальных свидетельствах, почерпнутых из личного опыта человека, постлиберальная методология должна фокусироваться на свидетельствах религ. веры, имплицитных культуре, и вместе с тем на признании (по крайней мере в принципе) равной возможности и церковных свидетельств, и свидетельств индивидуального опыта. М. видел выход в развитии системы высшего образования, согласованного с духом христианства и служащего развитию человеч. духовности, духовной культуры в целом. Он признавал необходимость сохранения автономной человеч. активности в религии. Основу жизни составляет Бог, к-рого он понимал в категориях динамики и символизма. М. — автор многочисл. книг и публикаций, в том числе и по проблемам амер. духовной культуры.

Соч.: Modern Man's Worship. N.Y.; L., 1934; American Philosophies of Religion. Chi.; N.Y., 1936; The Church and Adult Education. N.Y., 1939; America's Spiritual Culture. N.Y., 1948; Faith and Culture. N.Y., 1953; Higher Education and The Human Spirit. Chi., 1953; The Realities of Faith: The Revolution in Cultural Forms. N.Y., 1962; The Secularization of Modern Cultures. N.Y., Oxf., 1966; Fallible Forms and Symbols: Discourses on Method in a Theology of Culture. Phil., 1976.

Лит.: Dean W. Method in a Theology of Culture // Journal of Religion. 1979. V.59. № 4.

Л.П. Воронкова

МЕНТАЛЬНОСТЬ, МЕНТАЛИТЕТ (от лат - ум, мышление, образ мыслей, душевный склад)

— общая духовная настроенность, относительно целостная совокупность мыслей, верований, навыков духа, к-рая создает картину мира и скрепляет единство культурной традиции или к.-л. сооб-ва. М. характеризует специфические уровни индивидуального и коллективного сознания; в этом смысле она представляет собой специфич. тип мышления. Однако социальное поведение человека вовсе не складывается из непрерывной аналитич. деятельности. На оценку того или иного явления конкр. индивидом влияют его прежний социальный опыт, здравый смысл, интересы, эмоц. впечатлительность. Восприятие мира формируется в глубинах подсознания. Следовательно, М. — то общее, что рождается из природных данных и социально обусловленных компонентов и раскрывает представление человека о жизненном мире. Навыки осознания окружающего, мыслит, схемы, образные комплексы находят в М. свое культурное обнаружение.

М. следует отличать от обществ, настроений, ценностных ориентации и идеологии как феномена — она выражает привычки, пристрастия, коллективные эмоц. шаблоны. Однако обществ, настроения переменчивы, зыбки. М. отличается более устойчивым характером;

она включает в себя ценностные ориентации, но не исчерпывается ими, поскольку характеризует собой глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания. Ценности осознаваемы, они выражают жизненные установки, самостоят, выбор святынь. М. же восходит к бессознат. глубинам психики. Чаще всего М. реконструируется исследователями путем сопоставления с другой М. Захватывая бессознательное, М. выражает жизненные и практич. установки людей, устойчивые образы мира, эмоц. предпочтения, свойственные данному сооб-ву и культурной традиции.

М. как понятие позволяет соединить аналитич. мышление, развитые формы сознания с полуосознанными культурными шифрами. В этом смысле внутри М. находят себя разл. оппозиции — природное и культурное, эмоциональное и рассудочное, иррациональное и рациональное, индивидуальное и общественное. Особенно продуктивно это понятие используется для анализа архаич. структур, мифол. сознания, однако оно приобрело сегодня расширит, смысл. С его помощью толкуются сегодня не только отд. культурные трафареты, но и образ мыслей.

Термин “М.” встречается у амер. философа Р. Эмерсона (1856), к-рый вводит его, рассматривая центр, метафизич. значение души как первоисточника ценностей и истин. Понятие используется неокантианцами, феноменологами, психоаналитиками. Однако с предельной плодотворностью оно разрабатывается франц. гуманитарной наукой 20 в. Марсель Пруст, обнаружив этот неологизм, сознательно вводит его в свой словарь.

Эволюционизм и анимистич. школа в этнологии, а затем социол. рационализм Дюркгейма выделили элементы примитивной М., к-рые они отнесли к архаич. этапу об-ва. В контексте этих первых исследований, к-рым не удалось дать точное определение понятия “примитивная М.”, читается явное или скрытое противопоставление примитивных народов развитым народам, как и иерархич. распределение форм мысли.

Сразу же после Первой мир. войны Мосс в очерке об отраслях социологии подчеркнул, что изучение М. входит в моду. Решающий вклад в оформление понятия “примитивной М.” внес Леви-Брюль. Он оказал огромное влияние на направленность антропол. и этнологич. исследований, подчеркивая опасности, к-рые возникают при попытке постичь коллективную жизнь бесписьменных народов, исходя из совр. понятий.

Леви-Брюль отметил сущностные различия между примитивной и цивилизованной М., однако он не исключал, что между ними могут быть переходы. “Аффективная категория сверхъестественного”, введенная им, обозначала тональность, к-рая отличает особый тип опыта. Примитивный человек по-своему воспринимает контакт со сверхъестественным. Магия, сны, видения, игра, присутствие мертвых дают первобытному человеку мистич. опыт, в к-ром он черпает сведения о посюстороннем. В “Записных книжках” (1949), опубликованных посмертно, Леви-Брюль вернулся к противопоставлению двух видов М. Он выделил в совр. М. ряд черт, позволяющих характеризовать ее как логическую, организованную и рациональную.

По мнению неокантианца Кассирера, примитивная М. отличается от нашей не особой логикой, а своим восприятием природы, ни теоретическим, ни прагматическим, ни симпатическим. Примитивный человек не способен делать эмпирич. различия между вещами, но гораздо сильнее у него чувство единства с природой, от к-рой он себя не отделяет. Человек еще не приписывает себе особого, уникального положения в природе. В тотемизме он не просто рассматривает себя потомком к.-л. вида животного, связь с этим животным проходит через все его физич. и социальное существование. Во многих случаях это — идентификация: члены тотемических кланов в прямом смысле объявляют себя птицами или др. животными. Глубокое чувство единства живого сильнее эмпирич. различий, к-рых примитивный человек не может не замечать, но с религ. т. зр. они оказываются второстепенными.

Истор. окружающий мир греков — не объективный мир в нашем смысле, а их “миропредставление”, т.е. их собств. субъективная оценка мира со всеми важными для них реальностями, включая богов, демонов и пр. Античная М. обнаруживает свою специфику, когда мы пытаемся проникнуть, напр., в историю Индии с ее многочисл. народами и культурными формами. Это вчувствование показывает, что европ. человечеству присуща опр. энтелехия, к-рая пронизывает любые изменения облика Европы. По мнению Гуссерля, простая морфологич. общность духовности не должна скрывать от нас интенциональные глубины.

Идея коллективной М. возникла у А. де Токвиля в его книге “Демократия в Америке” (1835). Исследуя обществ. сознание Америки, Токвиль пытается отыскать первопричины предрассудков, привычек и пристрастий, распространенных в данном об-ве. Это и составляет, по его мнению, нац. характер. Токвиль утверждал, что все жители Соединенных Штатов имеют сходные принципы мышления и управляют своей умств. деятельностью в соответствии с одними и теми же правилами. Эта исследоват. традиция привела позже к созданию психоистории. Фромм в работе “Бегство от свободы” (1941) ввел понятие “социального характера”. По его словам, понятие “социального характера” является ключевым для понимания обществ, процессов.

Истор. психология получила развитие во Франции, где классич. установки социальной, культурной и экон. истории полностью завладели инициативой ученых. Предмет истории М. — реконструкция способов поведения, выражения и умолчания, к-рые передают обществ, миропонимание и мирочувствование; представления и образы, мифы и ценности, признаваемые отд. группами или об-вом в целом, к-рые поставляют материал коллективной психологии и образуют осн. элементы этого исследования. Проблемы коллективной М. ставились в работах Л. Февра. Основатель школы “Анналов” (наряду с М. Блоком), Февр усматривал в коллективной М. не только биол., но и социальное основание. М. Блок посвятил одну из своих работ истолкованию сверхъестеств. характера, к-рый обретает королевская власть во Франции и в Англии со ср. веков вплоть до нашего времени. Истор. психология до сих пор развивалась медленно. Первые шедевры, открывшие дорогу в этой области, были опубликованы несколько десятилетий назад: “Короли-чудотворцы” М. Блока, “Проблема неверия” Л. Февра, его же программные статьи 1938-41. Представители нового поколения “Анналов” (Ж. Ле Гофф, Р. Мандру, Ж. Дюби и др. историки, а также культурологи И. Хейзинга, Ж.-П. Вернан, П. Франкастель, Э. Панофски) пытались воссоздать М. разных культурных эпох.

Структуралисты критически оценили концепцию примитивной М. Вместе с тем, они обогатили арсенал исследований новыми методами. В постструктуралистском варианте выдвинуто понятие “эпистемы”, к-рая сближена с идеей М.

Фрейд в работах “Моисей и монотеизм”, “Психология масс и анализ человеч. Я” разрабатывал методы, к-рые позволили бы перекинуть мост через “бездну”, разделяющую индивидуальную и коллективную психоло-

гии. Отыскивая пути перехода к изучению коллективной психологии, Фрейд обращался сначала к “архаич. наследию”, влияющему на формирование личности.

Историю М. следует поместить в более обширный план всеобщей истории, в к-рой разработка понятий, формирующих жизнь людей в об-ве, составляет культурный аспект, столь же важный, как и экон. Это не означает признания за социальной историей коллективной М. привилегированного места или превосходства, исходя из более или менее духовного происхождения и ориентации. Но законно признаваемое за ней место влечет отказ от упрощений, от упущения из виду явлений истор. психологии, часто получающих лишь статус “идеологий” без истор. значения.

Лит.: Мыльников А.С. О менталитете русской культуры: моноцентризм или полицентризм // Гуманитарий: Ежегодник. Спб., 1996. № 1.

П.С. Гуревич, О.И. Шульман