Джайны: «одетые в стороны света»
Легендарный основатель джайнизма Вардхамана странствовал и вел аскетический образ жизни. Последователи называли его Махавирой. И еще за то, что он достиг всевидения, его стали именовать Джиной – победителем кармы
Джайнийский храм
Он жил в VI в. до н. э. Его считают последним из 24 тиртханкаров, «нашедших брод», т. е. тех, кто сумел вырваться из кармического мира с его бесконечными перерождениями и тем достичь абсолютного спасения, состояния сиддхи. Родившись в семье кшатрия, Махавира в тридцать лет ушел из дома, вступил на путь аскезы, жил так 12–14 лет, после чего достиг просветления, познал истину, вернулся к людям и около 30 лет проповедовал им свое учение. Согласно легендарным преданиям, зафиксированным в буддийских текстах, проповедовавший свое учение Махавира встречался с самим Гаутамой Шакьямуни, просветленным Буддой, и вел с ним диспуты.
А последователи его учения стали джайнами. Он же принял на себя роль учителя. Суть в том, что не важно, как и в какой касте родиться; цель жизни – освобождение от пут кармы, а достигается это посредством праведной жизни и аскетических упражнений, и величайший вред – нанесение вреда живым существам.
В 72‑летнем возрасте Махавира ушел из жизни, «оставшись наедине с самим собой, разрубив узы рождения, старости и смерти».
При императоре Сампрати джайнизм распространился по всей стране и даже одно время был государственной религией Гуджарата.
Самые важные представители джайнизма – шветамбары, «облаченные в белые одежды», и дигамбары, «одетые в стороны света».
У последних не должно быть ничего даже на чреслах, иначе они «ниспровергнутся в круговорот кармы». Стыдиться же самого себя может только грешник. Джайны не приемлют убийство живого существа – ахимсу. А вдруг кто‑то когда‑то переродится в муравья, которого ты задавишь? Вообще очень странно то, что возникшая в среде воинственных индийцев‑кшатриев религия может придавать такое большое значение неубиению! Как и то, что «одетые в стороны света» джайны ходят абсолютно голые среди облаченных в длинные одежды и снедаемых массой комплексов и запретов индусов…
Впрочем, это лишь один из парадоксов Индии. Все это не давало возможности большинству населения страны принять джайнизм: ведь сельскохозяйственная деятельность, распашка земли ведут за собой убиение червей и личинок… Не говоря уже о работе мясников. Вот почему джайнизм принят в общинах торговцев, и сегодня это основная религия банкиров, ювелиров, клерков и ростовщиков.
Страх ненароком уничтожить какую‑нибудь букашку так велик у джайнов, что они не едят после захода солнца, чтобы не проглотить в темноте что‑нибудь не то. Монахи прикрывают рот маской, чтобы комар не погиб, залетев туда. Чем меньше человек ходит пешком, тем лучше, ибо меньше возможности наступить на живность. А потому надо сидеть без движения и непрестанно поститься.
Джайны верят не в бога, а в сущностей – тиртханкар – «искателей брода».
…Мы где‑то в Старом Дели. Точный адрес нас попросили не называть. В храме дигамбаров нам предстоит увидеть то, чего не разрешалось до нас никому из «белых» журналистов – эпизоды жизни джайнов, приверженцев удивительной, во многом еще не познанной, а скорее непознаваемой религии индийцев – джайнизма.
Молодой монах Видьянанд Монирадж, абсолютно обнаженный, прошедший уже несколько стадий посвящения в дигамбары, спускается для дневной трапезы в специально отведенную для этого келью недалеко от входа, где его будут кормить из рук женщины‑монашенки…
– Устав жизни джайнийского монаха, – рассказывает, расхаживая по келье, другой посвященный, уже в преклонном возрасте монах Ачарияшри, – всегда остается предельно строгим. Во время обряда посвящения в монахи волосы не сбривают, а выдирают с корнем. Он предается всякого рода самоистязаниям: пребывает в медитации под палящими лучами солнца, длительное время выдерживает неудобные позы. Но тем не менее джайнизм отвергает многие более эффективные виды умерщвления плоти, принятые у индуистских аскетов. Джайнийская умеренность в пище усугубляется частыми постами, и многие монахи, следуя примеру самого Махавиры, доводили себя до голодной смерти.
Образ жизни монаха определялся пятью обетами, запрещавшими убийство, воровство, ложь, прелюбодеяние и владение собственностью. Джайны даже процеживают питьевую воду, чтобы не забрать жизнь у обитающих там микроорганизмов…
Пока мы слушали эти объяснения, молодой Монирадж, приняв из рук монашенок салаты и рагу из овощей, проследовал мимо нас в свою комнату на втором этаже храма и, скрестив ноги, уселся на циновку. Мы ожидали, что он начнет молиться и уже собрались тактично покинуть пределы кельи, как вдруг молодой человек потянулся к полке и снял с нее… ноутбук. Деловито включил «лэптоп» в сеть и принялся что‑то быстро‑быстро набирать. В храме 22‑летний Монирадж выполняет функции библиотекаря и хорошо знает компьютерную грамоту. Ну а элементы нудизма в стране, где температура днем редко опускается ниже тридцати градусов, вполне приемлемы даже при исполнении служебных обязанностей.
Вначале последователями Джины были лишь аскеты, которые отказались от всего материального ради великой цели – спасения, освобождения от кармы. По преданию, у Джины было одиннадцать учеников, которые составили из его проповедей первоначальную основу доктрины, на первых порах передававшуюся изустно, от учителя к ученику. Позже состав джайнской общины стал увеличиваться за счет сочувствовавших аскетам и кормивших их мирян, а также руководивших мирянами жрецов, хранивших и развивавших основы учения Джины. Все члены ранней общины джайнов – миряне, жрецы и аскеты‑монахи, мужчины и женщины – подчинялись некоторым общим законам, соблюдали определенные нормы поведения и, главное, запреты, которые и составляли едва ли не основную суть учения.
В индуистской Индии джайны на протяжении многих веков существовали в качестве меньшинства. Правда, это меньшинство не было враждебно большинству. Напротив, оно, как упоминалось, сохраняло определенные связи с индуистами, чему способствовал факт сохранения каст и родственных контактов между джайнами и индуистами. Но эти связи не привели и к растворению джайнского меньшинства в океане индуизма. Строго организованная, внутренне дисциплинированная джайнская община сохранила свой стиль жизни и дожила до наших дней. Более того, несмотря на свою немногочисленность, джайны сыграли заметную роль в истории и культуре Индии. Богатые джайнские храмы и поныне привлекают своей красотой, стройностью архитектуры, отделкой и убранством. Усилиями джайнов в средневековой Индии развивались наука, искусство и литература. Этика и благотворительность джайнов тоже не могли не быть замеченными, тем более что и то и другое отлично вписывалось в индуистскую систему социальных, моральных и духовных ценностей. И, наконец, аскетизм джайнийских монахов не остался без внимания привыкших, но не устававших восхищаться подвигами аскезы индуистов.
Великая мать – Дурга
Осень в Индии – совсем особое время. Именно осенние праздники исполнены яркости, радости и жизнеутверждения. В октябре, напомним, по всей стране проходит подготовка к празднованию Дасеры, которое проводится торжественно и пышно
Богиня Дурга убивает демона. Индийская статуэтка
Дасера значит «десятидневница», потому что этот праздник длится десять дней. Его же называют и Нваратри – «девятинощница», потому что девять праздничных ночей лежат между этими десятью днями.
Дасера – это праздник, который призван утверждать в сердцах людей веру в то, что добро обязательно победит зло и справедливость восторжествует на Земле во что бы то ни стало.
В эти дни особо почитают всех богов и героев, которые боролись с демонами зла и побеждали их. В эти дни происходят торжественные моления перед изображением Дурги, Великой Матери, супруги бога Шивы, – идет Дурга‑пуджа.
В Бенгале и Майсуре ее почитают превыше всех других богов, и там нет уголка, не охваченного Дурга‑пуджей. В Дели же (впрочем, как и в других больших городах), главным образом колонии бенгальцев, отмечают его в своей традиционной манере и празднуют пышно, ярко, нарядно. Под пестрыми, туго натянутыми навесами‑шамианами собираются толпы мужчин в длинных белоснежных рубахах и дхоти. Приходят с мужьями и детьми женщины в лучших нарядах – в золототканых, вышитых и расписных шелковых сари.
От одного этого зрелища создается праздничное настроение. Под каждой из этих шамиан на особом месте стоит изображение богини Дурги, древнейшей из богинь, сильной и карающей богини древнего матриархального общества.
Как и все боги в Индии, она выглядит домашней и уютной, несмотря на блеск своих уборов и на кровь демона, которого она беспощадно разит копьем.
Статуи Дурги – это целые скульптурные комплексы, в которые входят фигуры, символизирующие доброе и злое начало. Центральное место занимает сама Дурга – многорукая, прекрасная, беспощадная ко злу.
В одной из ее правых рук – копье, и она вонзает его в демона. Этот демон вышел на бой с Дургой в виде буйвола, но она рассекла буйвола мечом, и тогда демон появился перед ней в своем настоящем облике.
У каждого из индийских богов есть свое животное. Дурге принадлежит лев. Он тоже присутствует в этих скульптурных группах. Свирепый, напряженный, он яростно вонзает когти в тело буйвола или в самого демона. Его пасть и лапы окровавлены.
Ритуал служения богине в дни праздника делится на определенные части. Вы можете прийти в храм утром и увидеть, как под многоцветным пологом шамианы сидят на коврах молящиеся (женщины отдельно, мужчины отдельно), а жрец с колокольчиком в руке стоит перед статуей Дурги и громко, нараспев читает молитвы.
Придя позже, вы сможете присутствовать на церемонии «пушпанджали», что значит «цветы в сложенных ладонях». Жрец читает молитвы, а женщины держат полные горсти цветочных лепестков и после определенного восклицания жреца бросают эти лепестки в сторону Дурги. Это очаровательное зрелище, в особенности если солнечные лучи озаряют статую. Этот обряд изображает тот «цветочный дождь», который, судя по памятникам древнеиндийской литературы, боги проливали с неба на торжествующих героев Земли.
В дни пуджи по утрам молятся Дурге, по вечерам наслаждаются танцами, пением, декламацией и выступлениями театральных трупп или просто ходят, встречаются с друзьями, болтают, курят, смеются. Любимая богиня, как добрая и почитаемая всеми мать, присутствует на своем празднике, как в жизни своей семьи. Ее присутствие ощущается всеми, но никого не подавляет, и все чувствуют себя свободно и по‑домашнему.
Так чествуют Дургу несколько дней и ночей. В последний же день праздника она должна умереть, и с ней умрут все боги, окружающие ее.
В этот день все статуи везут на грузовиках или несут на плечах к рекам и водоемам. Здесь, в Дели, их привезли на низкий берег Джамны вблизи железнодорожного моста.
Но вот забили барабаны. Жрецы разожгли благовонные курения в глиняных чашах. Один за другим из круга собравшихся стали выходить мужчины, брать в руки чаши и, медленно кружа их в воздухе, танцевать перед Дургой прощальный танец. В круг выходили молодые мальчики и мужчины средних лет, интеллигенты и рабочие, профессиональные танцоры и те, кто умел сделать только два‑три танцевальных движения. Их лбы были окрашены красной краской, а глаза, не отрываясь, смотрели на светлое лицо грозной богини. Постепенно приходя в исступление от грома барабанов и густого дыма ароматных курений, обильно поднимавшегося из чаш, они все быстрей кружились в экстатическом танце, молясь богине, любуясь ею, служа ей в последний раз, отдавая себя ее требовательной женской воле. Чем‑то доисторическим веяло от этих мужских танцев перед изваянием богини. Кто знает, как совершались эти служения несколько тысячелетий тому назад? Или даже, может быть, несколько столетий?
Только перед одной статуей Дурги танцевали женщины. Это был настоящий танец жриц. Их было трое. Одна девушка, явно из зажиточной семьи, с современной прической и модно гримированным лицом, одетая в черное с серебром сари, тонкая и гибкая, танцевала долго, опустив в землю подведенные глаза и часто застывая в красивых арабесках, чем‑то настойчиво напоминающих фрески на гробницах египетских фараонов.
Другая женщина танцевала в таком восторженном исступлении, что вскоре потеряла сознание, а третья, не поднимаясь с колен, то склонялась до земли, то раскачивалась из стороны в сторону, делая круговые движения дымящимися чашами, которые она держала в руках. Три танцовщицы, три разных рисунка танца, три разных способа выразить себя.
Часов около восьми танцы стали замирать, и статуи, покачиваясь на плечах несущих их людей, двинулись к реке. Люди забредали в воду выше коленей и с силой бросали статуи вперед, в темную стремнину Джамны.
Богато убранные, сверкающие красотой изваяния с громким плеском падали в черную воду: за ночь вода размоет необожженную глину и увлечет с собой остатки мертвых божеств. Богиня ушла в дом своего свекра – так объясняется этот обряд. Ушла в небесную обитель, умерла для мира смертных. Путь реки ведет на небо, поэтому изваяния сбрасывают в реки.