Лингвистический портрет речевого жанра граффити
Речевая системность.Вопрос о речевой системности функционирующего языка всесторонне освещен в научной парадигме функциональной стилистики (см. § 3).
Думается, что описание лингвистического портрета речевого жанра представляет результаты функционально-стилистического исследования речевых признаков текста как экспонента структурно-языковой иерархии, речевой системности жанра. Исследование речевого строя текста (особенностей речевой нормативности текста на звукобуквенном, лексическом, морфологическом, синтаксическом уровнях) позволяет составить стилистическую модель речевого жанра и определить его статус в общей картине функционально-стилистической дифференциации языка.
В настоящем исследовании моделирование стилистических свойств речевого жанра проводилось на материале лексики и синтаксиса граффити, что обусловлено особой функциональной нагруженностью данных стихий текста в порождении грамматологической образности естественной речи анализируемого жанра.
1. Лексика, реализуемая в граффити, стилистически неравноценна. Лексические ресурсы граффити представляют собой соединение как книжных, так и разговорных (с включением внелитературных и табуированных) лексических единиц различной экспрессивной окраски.
Преобладающим лексическим пластом, безусловно, является сфера, противопоставленная книжному, «печатному» слову. И хотя в количественном отношении доминирует книжная лексика, включающая слова, свойственные книжной речи в целом (доброжелатель, лектор, лекция и т.п.), слова, закреплённые за конкретным функциональным стилем (шизофрения, плюрализм), она служит лишь «общим» фоном для использования лексики, противопоставляющей «естественное творчество» граффитистов «обыденности стандартов» кодифицированного языка. Поэтому некодифицированная лексика (разговорная, просторечная, грубопросторечная, жаргонная, арготическая и обсценная) выступает в качестве важнейшего стилистического средства формирования естественного письменного образа мысли в граффити.
Лексический состав граффити ярко демонстрирует экспрессивные возможности языкового знака. При реализации высказывания важно не только назвать понятие, но и выразить отношение к нему говорящего – пишущего. Эмоциональная окраска слов в граффити, как правило, выражает чаще отрицательную оценку называемого понятия. Это связано с каноном граффити, с особой «сленговой» ментальностью, состоящей в снижении, иронии, осмеянии общепринятого. В составе эмоционально-оценочной лексики обычно выделяются следующие разновидности: 1) слова с ярким оценочным значением, как правило, однозначные; к ним принадлежат слова-характеристики: жиды, чурки, тётя, баба, богатыри, бомж, клоака, чемпион, козёл; а также слова, содержащие оценку факта, явления, признака, действия: неповторимо, мудрёно, ништяк; 2) слова с суффиксами субъективной оценки, передающие различные оттенки чувства, заключающие как положительные оценки (солнышко, дружок, дружочек), так и отрицательные (педик, гомик). Оценочные значения обусловливает и словообразование, и номинативные свойства слова.
Отрицательная оценка отчётливо выявляется при анализе глагольной лексики: обругать, наплевать, трепать, перепиться, забивать. Глаголов с положительной оценкой существенно меньше: хохотать, улыбаться.
Нужно заметить, что окончательно определяет экспрессивную окраску контекст: нейтральные слова могут восприниматься как высокие или низкие, высокая в иных условиях приобретает насмешливо-ироническую окраску; порой бранное слово может прозвучать и ласково, а ласковое – презрительно. Появление у слова в зависимости дот контекста дополнительных экспрессивных оттенков значительно расширяет изобразительные возможности лексики. Обращение пишущего к эмоционально-оценочной и экспрессивной лексике определяет характер воздействия на читателя, ситуацию общения, отношения между ними особым образом. При этом разные языковые средства создают различную экспрессивную окраску. В граффити пишущий прибегает к шутливому типу речи. В том случае, если используется схема торжественного (риторического) обращения (например, «Не восхрапи на лекции, дабы не разбудить ближнего своего») речь приобретает ироническую окраску в результате понижения стилистического звучания контаминированной библейской фразы и ее лексико-словообразовательной, синтаксической трансформации. В граффити использование формул торжественной, официальной и нейтральной речи придает ёрническое содержание высказыванию. Нередко эмоционально-экспрессивная окраска слов, наслаиваясь на функциональную, дополняет его стилистическую характеристику. Так, термины определённых сфер, нейтральные по сути, получают экспрессию, выражая отрицательную оценку называемых понятий. Нейтральный термин «венерический» и имя римской богини «Венеры», обыгранные в прецедентном тексте: «Ты не Венера, но в тебе есть что-то венерическое», – также получает экспрессивный оттенок, что придаёт высказыванию ироничность. Или же лексема «плоскость» (с неясными экспрессивными границами: нейтральное или терминологическое) в контексте: «Любви все плоскости покорны» – получает «физиологическую» трактовку и придаёт прецедентному тексту особую выразительность. По такому же принципу текст: «Из-за леса из-за гор едет тётя Лесогор», благодаря соединению нейтрального слова «тётя» и фамилии преподавателя, приобретает экспрессивность.
Разговорная лексика в граффити, придающая высказыванию экспрессию, реализует, как правило, отрицательную коннотации (ср.: «Крокодилыч – это кто? это бляхман»; «Филфак – отстой!»; «Она мымра, крыса зеленая, идиотка конченая»). При этом основная сфера разговорной речи, активно используемая в граффити, - это молодежный (студенческий) сленг, жаргон. Именно через эту сферу граффити заимствует и внелитературные образцы словоупотребления.
Просторечная лексика – это кладезь пикантностей для скрипторов граффити. Здесь без цензуры используется сниженная лексика, находящаяся за пределами литературного языка. Этот пласт представляют единицы, содержащие, как правило, иронические и грубые коннотации, пограничные с табуированными способами выражения эмоций. Ср.: «Если всех людей собрать, организовать умело, можно солнце об…сать, вот бы зашипело»; «Кресло–кончалка»; «Ёжик по травке бежит и хохочет, ёжику травка п…ку щекочет»; «Время ср…ть, а мы не жрали». Или стихотворение – эпиграф «сортирной лирики»: «Писать на стенах туалета, Увы, друзья, немудрено: Среди дерьма мы все поэты, Среди поэтов мы дерьмо!» Хотелось бы подчеркнуть ещё раз, что именно просторечная лексика предлагает массу возможностей для придания письменной речи колоритности, выразительности речи «естественной».
Стилистически нейтральные слова в определённом контексте получают жаргонно-просторечное значение. Например: «Карлсон залетел и ждёт Малыша»; «Серп и молот – коси и забивай». Семантическая аттракция единиц «залететь», «ждать», «забивать», «косить» приводит к каламбуру, усиливает экспрессию прецедентного текста.
Особую концептуальную сферу составляют арготические и обсценные лексические единицы, характеризующие инвективность дискурса граффити.
Арго в современной культурно-языковой ситуации давно перестал быть «тайным» языком, многие арготические элементы свободно входят в современную речь, являясь нередко не только средством выражения эмоции, но и единственным способом выражения мысли. В граффити «криминализация» языка проявляется как в цитировании тюремного татуажа, так и в словоупотреблении, подчеркивающем свободное владение пишущим норм арготической речи. Ср.: «Не забуду мать родную», «РГФ – лохи… Че за наезд… Приходи на стрелку в 6:00», «И во сне, и наяву Я за Цоя пасть порву», «РЕП – параша Победа будет наша».
Табуированная лексика, отражающая в своей особой экспрессивности и определенные нормы молодежного языкового сознания (в частности, «сексуализацию» мировоззрения), служит ведущим средством письменного протеста скриптора, создавая иногда «шедевры» речевого тупизма. Ср.: «А кто мозги е…т, тому я сам их раз…у». Однако нередко влияние кодифицированного языка как основной формы письменной речевой деятельности приводит автора граффити к эвфемистическим способам выражения своей инвективности. Ср.: «Мне все надоели, задолбали», «Возьми себе и засунь за воротник», «Я петух … Ха! А я конь в пальто». В функции эвфемизмов часто выступает иноязычное «fuck», не всегда оцениваемое положительно носителями «живого» русского языка. Ср.: «-Риторика – Fuck you!», «-Fuck всех», «-Дебил Ты еще скажи что у тебя вместо Х… penis» (реакция на многозначное английское). Иногда мат обретает вид тарабарского наречия, «глокой куздры»: «Симарда Квак? Ёбсонова баклаши парап!» (с последующим переводом на «народно-русский»). Однако обычно экспрессия граффити создаётся вкраплением единиц грубопросторечной и обсценной лексики. В целях воздействия на читателя (слушателя) он использует эмоциональную лексику с яркой экспрессией любых стилей. Обращение к эмоционально-экспрессивной лексике обусловлено в каждом случае индивидуальной манерой изложения. На фоне общеупотребительной используется сниженная оценочная лексика, в которой скриптор находит источник колоритности и экспрессивности. Разговорные, просторечные и другие сниженные единицы соединены в одном высказывывании с терминами, книжной, специализированной лексикой. Такой симбиоз вызывает сильные эмоции, как позитивного, так и негативного плана. Данные стилистически контрастные средства диктует коммуникативно-прагматическая специфика граффити, в частности, социокультурный тип языковой личности, определяющий понимание целесообразности и культурогенности риторики и прагматики естественной письменной речи (адекватного характера способов привлечения внимания).
2. Фразеологические средства языка, как и лексика, находят применение в различных функциональных стилях и, соответственно, имеют ту или иную стилистическую окраску. В граффити задействован в основном стилистический пласт разговорной и просторечной фразеологии. При этом характерно использование общеупотребительных фразеологизмов в качестве прецедентных текстов. К примеру, фразеологизмы сидеть на шее, сон в руку, каждой твари по паре, обыгрываясь в контексте граффити, приобретают иной смысловой оттенок, не свойственную в обычной речи коннотацию, и нередко фразеологический смысл теряется вообще: «Хочешь сидеть на шее – раздвигай ноги»; «Сон в руку, – сказал он и вытер руку об одеяло»; «Девиз преподавателя: каждой твари по паре»; «Голубая мечта – найти друга». Таким образом, нейтральные фразеологизмы получают ироническую, шутливую, фамильярную, порой и презрительную окраску. В граффити нередко обращение к фразеологическим богатствам языка как источнику речевой экспрессии. Высоко ценится скрипторами разговорная, стилистически сниженная фразеология, где часто можно прибегнуть к смешению стилей для создания комического эффекта. Яркий стилистический эффект создаёт пародийное использование книжных фразеологизмов, употребляемых часто с иностилевыми лексико-фразеологическими средствами. Сама природа фразеологизмов, обладающих яркой образностью, стилистической окраской, создаёт предпосылки для использования их в экспрессивной речи, предоставляет широкие возможности для граффитистов. В процессе «творческой обработки», фразеологизм «оживает», становится неожиданной шуткой, каламбуром. Такое новаторство придаёт устойчивому выражению новую коннотацию, дополнительные экспрессивные, смысловые оттенки, чем усиливает его выразительность. «Преобразованные» фразеологизмы – это источник юмора, афористичности, специфичной образности в граффити.
3. Лексические образные средства.Для придания речи особой «естественной» образности в граффити широко используются тропы. Среди других тропов метафорав граффити занимает особое место. Метафора не столько позволяет создать яркий образ, основанный на ярких, зачастую неожиданных, смелых ассоциациях, сколько служит основанием снижения общего эстетического эффекта в контекстах граффити, приводя к карикатурному образу, каламбуру: «Родился сам – помоги другому»; «Любви все плоскости покорны»; «Карлсон залетел и ждёт Малыша». Выделенные единицы в контексте прецедентного текста приобрели физиологическое значение. В основу метафоризации может быть положено сходство самых различных признаков предмета: цвета, формы, объёма, назначения, положение в пространстве и времени и пр. Но продуктивнее всего используются в граффити метафоры, находящие сходство по различным «параметрам» материально-телесного низа. Как отмечал ещё Аристотель, «слагать хорошие метафоры, значит, подмечать сходство». Наблюдательность скрипторов находит и подмечает черты в любой доступной информации, проецируя их на сферу интимных интересов. Неожиданность таких сопоставлений придаёт метафоре особую выразительность.
Не редкость в граффитистких текстах индивидуально-авторские метафоры. Например, «кресло-кончалка», где аналогом является кресло-качалка, произведена замена «качалки» на пароним «кончалка» опять же путём снижения образности, с переносом значения на сексуальную тематику. Частотны и анонимные метафоры, ставшие достоянием языка. Их создание обусловлено конкретной речевой ситуацией или характеристикой этой ситуации. Создание авторских метафор – очень активный процесс в граффити. Именно метафоризация способствует созданию экспрессивности, что вызывает запланированный автором комический эффект. Грубые, вульгарные метафоры становятся ядром «сниженно-комической» экспрессии в граффити: «Раньше сядешь – раньше слезешь», «От частой смены дырок любой гвоздь заржавеет» (можно отнести и к аллегории, и к эвфемизму) и пр. Как образное средство используется и олицетворение:«Коля любит Мамбу, Толя любит Мамбу, А Мамба вас ненавидит».
Олицетворение на основе антропоморфизма (персонификация): «Ёжик по травке бежит и хохочет…».
Олицетворение – один из самых распространённых тропов наряду с метафорой в граффити. Традиция его употребления восходит к устной народной поэзии. Нередко используется в произведениях, близких к фольклору. Это важнейшее средство образной речи. Частотность употребления олицетворений подчёркивает родство граффити с устной поэтической традицией, с ментальностью фольклорных произведений. Специфичными для граффити олицетворениями наделяются и предметы быта, и атрибуты студенческой жизни, и реалии, навязанные СМИ.
Эпитеты: «Ты не Венера, но в тебе есть что-то венерическое» (метафорический эпитет).
Используются и «красочные» определения, выраженные прилагательными с вульгарной семантикой: «Желаю, хочу познакомиться, с проститутной, большой п…й».
Наличие эпитетов в граффити невелико. Это обусловлено, по-видимому, динамичностью, сжатостью и лаконичностью жанра, что позволяет лишь изредка прибегнуть к метафоричным эпитетам, индивидуально-авторским и народно-смеховым.
Гипербола и литота: «Я не вижу мира из-за дыма своей сигареты…»; «Десять минут позора – и диплом у тебя в руках…».
И все же основным средством создания образности и выражения экспрессии в граффити служит метафоризация не только привычных для восприятия текстов пословиц и поговорок, лозунгов и девизов, но и лексических единиц. Материал граффити ярчайшим образом демонстрирует проявление различных коннотаций. Коннотации характеризуют, как правило, основные или исходные значения слов, а материализуются они в переносных значениях, метафорах и сравнениях, производных словах, фразеологических единицах, определённых типах синтаксических конструкций, семантических областях действия одних единиц относительно других. Дж. Лакофф и М. Джонсон отмечают, что языковые средства выражения эмоций в высшей степени метафоричны. Эмоция практически никогда не выражается прямо, но всегда уподобляется чему-то. Поэтому наиболее адекватным лингвистическим описанием эмоций авторы считают описание через метафоры, в котором эти эмоции концептуализируются в языке. Не только метафоризация, но и словопроизводство, фразеологизация, проверболизация, грамматиколизация, семантическое взаимодействие слов – вот те языковые процессы, которые могут разворачиваться на основе коннотаций и в которых эти коннотации вещественно себя обнаруживают. В результате этих процессов несущественный и прагматический признак исходного значения слова становится существенным и семантическим в переносном значении, во фразеологизме, в производном слове. В коннотациях, следовательно, проявляется важный творческий аспект языка: они являются одним из потенциальных источников его семантического и лексического обновления.