П. н. милюков как историк русской культуры

Культура русского зарубежья

Возрождение русской культуры — одна из самых актуальных про­блем современности. К ней привлечено внимание ученых, публици­стов, деятелей культуры и искусства. Целостное представление об историческом пути России еще ждет своих исследователей. Именно поэтому столь необходимо бережно относиться к тем теоретическим концепциям, которые были разработаны, но незаслуженно отвергну­ты или забыты.

Русское зарубежье — понятие не столько географическое, сколь­ко культурно-историческое, и оно характеризует жизнь и судьбу не­скольких волн российской эмиграции. В период XX в. было по-край-ней мере четыре крупных потока эмиграции из России. Каждая вол­на уносила за пределы страны огромный культурный и научный потенциал, вызывала необходимость сохранения русской культуры и одновременно приспособления к новой социальной среде.

Русское зарубежье возникло как обобщенный образ первой вол­ны исхода из России после революции 1917 г. и служило обозначе­нием «второй» или «малой» России, совокупностью диаспор бывших российских подданных, обосновавшихся в разных странах. Русские за рубежом считали своим долгом хранить устои и ценности нацио­нальной культуры, чистоту русского языка, особенности образа жиз­ни, быта, православной веры, традиционных праздников, ритуалов, обрядов, национальных символов, форм общения и гостеприимст­ва, русского искусства и литературы, фольклора и народных промы­слов, рецептов русской кухни.

Конечно, каждый поток эмиграции обладал индивидуальными чер­тами, отличался отношением к России, особенностями национально­го самосознания, причинами отъезда, глубиной связей с культурой покинутого Отечества.

8 Зак. 1050

Особенно многочисленной была «первая волна» эмиграции из России в послереволю­ционные годы. По самым приблизительным данным, в эти годы стали изгнанниками око­ло двух миллионов бывших российских граж­дан, а всего в 1920-1925 гг. в разных странах оказалось около 10 миллионов россиян¹. Так впервые возник термин «русское зарубежье». Культура русского зарубежья — «живая вода» Серебряного века. Она сохранила ду­ховный источник в чистоте, наполнив его преданной и искренней любовью к Родине. Серебряный век — в хронологическом плане понятие достаточно ус­ловное, он охватывает период конца XIX столетия и продолжается до начала Первой мировой войны.

Но это время было столь насыщенным творческим новаторством в художественной культуре, столь интенсивным в поисках нового сти­ля, что вполне заслуженно именуется Серебряным (вслед за Золотым веком пушкинской поры). Это был ренессанс лирической поэзии, рас­цвет символизма в художественной жизни, обращение к проблемам личности в философии, возрождение идей соборности, нравствен­ных идеалов истины, добра, красоты и мудрости. Но наряду с оптими­стической верой в будущее России нарастали критические настро­ения и трагические предчувствия надвигающейся опасности, ожи­дание гибели культуры, пророческие предсказания краха и кризиса. Эта двойственность Серебряного века наложила отпечаток на творчество многих деятелей культуры и вызывала негативное отно­шение к ним в советское время. Поэтому их произведения были поч­ти неизвестны, находились под строгим контролем идеологической цензуры. Предстоит еще большая исследовательская работа по вос­становлению культурного наследия России в полном объеме.

Но Серебряный век не закончился 1914-1917 гг., а имел продол­жение вплоть до конца XX столетия и тем самым оправдал свое на-

¹ См. подробнее: Доронченков А. И. Российская эмиграция «первой волны» о нацио­нальных проблемах покинутого отечества. СПб., 1997; Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века: Энциклопедический биографический сло­варь. М., 1997; Новиков А. И., Фрейкман-Хрусталева Н. Эмиграция и эмигранты. СПб., 1995; Раев М. Культура Русского зарубежья. М., 1995; Аронов А. А. Воспроиз­водство русской культуры в условиях эмиграции (1917-1939): сущность, предпо­сылки, результаты. М., 1999.

звание «века». Этой вековой длительностью он обязан деятелям культуры русского зарубежья, которые выполнили свой нравствен­ный и патриотический долг, сохраняя и развивая национальное на­следие.

Однако происходило это за пределами России, в условиях вы­нужденной или добровольной эмиграции, изгнания или бегства. Сре­ди эмиграции долго сохранялись надежды на возвращение, и это от­ражалось в настроениях временности пребывания за границей, не­устроенности быта и «чемоданном» образе жизни.

«Первая волна» эмиграции буквально изобилует блестящими та­лантами, великолепными достижениями в художественной культу­ре, в развитии философии и истории, открытиями в науке и технике.

Такой взлет творчества трудно поддается рациональному объясне­нию. Скудные материальные условия, непривычное, а иногда и чуж­дое по образу жизни и духовным ценностям социальное окружение, конкуренция и ограниченные возможности для организации выста­вок, изданий и других форм культурной деятельности, казалось, долж­ны были негативно влиять на творчество. Но происходило обратное. Активно развивалась духовная жизнь, публиковались интересные и новаторские произведения литературы, проводились выставки ху­дожников, с лекциями о русской культуре выступали известные ис­торики и философы.

Несмотря на все невзгоды и испытания, русское зарубежье сыгра­ло уникальную и до сих пор недостаточно оцененную роль в истории мировой культуры.

Даже далеко не полное перечисление деятелей русской культу­ры, оказавшихся в эмиграции, дает представление об интенсивно­сти духовной и интеллектуальной жизни. За пределами России ока­зались всемирно известные писатели: И. А. Бунин, М. А. Алданов, Б. К. Зайцев, А. И. Куприн, Д. С. Мережковский, В. В. Набоков; по­эты 3. Н. Гиппиус, Г. В. Иванов, И. В. Одоевцева, В. Ф. Ходасевич, М. И. Цветаева. Их судьбы сложились по-разному. Одни стремились к возвращению в Россию, другие не помышляли об этом. Но для каж­дого из них важнейшим было творчество, несомненно обогатившее историю культуры.

В 1922 г. по решению Главного политического управления (ГПУ) и советского правительства были высланы многие историки, филосо­фы, социологи, экономисты. Среди них были Н. А. Бердяев, С. Н. Бул­гаков, В. А. Ильин, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, П. И. Новгород­цев, П. А. Сорокин, П. Б. Струве, Ф. А. Степун, Г. П. Федотов,

С. Л. Франк. В эмиграции оказались историки П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер.

Лишь в 1990-е гг. их труды, уже давно известные во всем мире и переведенные на многие языки, были опубликованы в России.

В разных странах продолжали свою художественную деятель­ность композиторы И. Ф. Стравинский и С. В. Рахманинов; артисты Ф. И. Шаляпин, С. М. Лифарь, Т. П. Карсавина, М. Ф. Кшесинская, Д. Баланчин; художники Л. С. Бакст, А. Н. Бенуа, Н. С. Гончарова, 3. Н. Серебрякова, В. В. Кандинский и многие другие.

Перечисление этих имен дает возможность представить судьбу та­лантов, воссоздать картину жизни и творчества российской интелли­генции за рубежом, трудности и препятствия, которые им пришлось преодолевать, а также противоречия и споры, надежды и разочарова­ния,- взаимопонимание и сотрудничество, дружеское общение и уча­стие в решении проблем жизни и творчества.

Для сохранения традиций русской культуры, приобщения моло­дых поколений к богатству русского языка, искусства и литературы, православной религии, истории были организованы школы всех сту­пеней, курсы и университеты, научные центры и издательства.

Поддерживались национальные традиции в различных жанрах ис­кусства, создавались балетные и художественные студии, театраль­ные и музыкальные общества, снимались фильмы, проводились литера­турные вечера и философские диспуты. Немалую роль в сохранении культурного наследия играла Православная Церковь, имевшая свои приходы, храмы, духовные семинарии и богословские институты.

Действовали множество политических, воинских, спортивных, профессиональных, научных, просветительных, благотворительных обществ и объединений, русские дома искусств, библиотеки; прово­дились Дни русской культуры, праздники и юбилеи.

В Берлине был основан Русский институт, продолжала научную деятельность Свободная духовная и философская академия, где чи­тали лекции Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун, С. Л. Франк.

В Праге действовал вплоть до 1938 г. Русский народный универ­ситет для подготовки специалистов в различных областях науки. Со­хранению документов, рукописей, писем содействовал Русский за­граничный исторический архив.

В Париже в 1919 г. был создан Институт славянских исследова­ний, Свято-Сергиевский Богословский институт, при поддержке ИМКА-Пресс выпускались журналы «Православная мысль» и «Путь». Большой известностью пользовалась газета «Последние новости»,

главным редактором которой с 1921 г. по 1940 г. был известный ис­торик П. Н. Милюков.

Журналы и газеты «Современные записки», «Русская мысль», «Новый град» также способствовали поддержке творчества интел­лигенции.

Культура России органично включает этот мощный интеллекту­ально-нравственный поток, объединяя «две России» в одно целое. Возрождение культуры неразрывно связано с сохранением истори­ческого наследия в полном объеме.

Этапы жизненного пути

Судьба известного историка, публициста, общественного деятеля П. Н. Милюкова (1859-1943) была сложной и противоречивой. Она во многом схожа с судьбой тех, кто оказался в силу известных поли­тических обстоятельств в эмиграции, и поэтому его имя в течение многих десятилетий либо вовсе не упоминалось, либо сопровожда­лось гневными обличениями как лидера партии кадетов, министра иностранных дел во Временном правительстве.

В новых социальных условиях в России можно объективно, а не с ограниченно классовых позиций, оценить вклад П. Н. Милюкова в историю русской культуры.

Павел Николаевич Милюков родился в Москве 27 января 1859 г. в семье архитектора, преподавателя Московского училища живопи­си, ваяния и зодчества. Старинный род Милюковых был известен в России с XVII в., происходил из Тверской губернии, имел большие заслуги перед отечеством. Мать принадлежала к дворянскому роду Султановых, владела имением в Ярославской губернии. У Павла и его младшего брата Алексея были общие друзья.

Большая домашняя библиотека оказала влияние на интересы бу­дущего историка. Милюков учился в 1-й московской гимназии на Волхонке, увлекался чтением античной литературы, хорошо изучил европейскую и русскую классику, сочинял стихи, играл в школьном театре. Еще в 7-м классе он написал сочинение по истории «О влия­нии земледелия на развитие цивилизации», которое получило высо­кую оценку. В эти годы он стал заниматься музыкой, играл на скрип­ке и достиг успехов.

В 1877 г. он поступил в Московский университет на филологиче­ский факультет и увлекся новой наукой — сравнительным языкозна­нием. Это положило начало его исследованиям истории мировой

и отечественной культуры, которыми он занимался всю жизнь. Ис­тория языка была представлена в тесной взаимосвязи с фольклором, мифологией, ритуалами и обрядами народной культуры. На семина­ре он сделал доклад «О роли огня в развитии понятий о загробной жизни у примитивных народов». Эта тема очень близка к культуро­логии.

В эти годы Милюков изучает историю философии, читает труды И. Канта, Г. Спенсера, О. Конта, которые впоследствии оказали влия­ние на его теоретические взгляды при исследовании истории рус­ской культуры. На третьем курсе он отдает предпочтение занятиям историей. Этому способствовали лекции замечательных историков: известного профессора С. Соловьева, молодого доцента П. Г. Вино­градова, представлявшего новый взгляд на историю. Но особенное влияние на него оказал историк В. О. Ключевский, «затмивший всех , остальных блеском своих лекций и глубиной перестройки всего схе­матизма русской истории»¹. Он обладал удивительной исторической интуицией, вычитывал смысл русской истории, учил переживать психологию людей. В. О. Ключевский проводил семинарий у себя дома, знакомил студентов с библиотекой, археологическими раскоп­ками. Все это определило выбор Милюкова — посвятить себя изуче­нию истории России.

После окончания учебы в 1882 г. он был оставлен на кафедре истории и приступил к подготовке магистерской диссертации. Эти годы он усиленно занимался самообразованием, готовился к сдаче экзаменов по русской и всеобщей истории, политэкономии, подгото­вил лекции и «счастливо переступил через границу от ученика к уче­ному»².

В эти годы одновременно с научной работой он преподавал исто­рию в женской гимназии (1883-1891), давал уроки в частной школе и в Земледельческом училище. Материальное положение семьи по­сле смерти отца значительно ухудшилось, и пришлось давать част­ные уроки — деньги были крайне нужны. В 1885 г. он женился на Анне Сергеевне Смирновой, дочери ректора Троицко-Сергиевской духовной академии, слушательнице Высших женских курсов. Она разделяла либеральные взгляды Милюкова, была преданным и лю­бящим другом. Вместе они прожили пятьдесят лет. Современники вспоминали, что их квартира на Зубовском бульваре напоминала

¹ Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991. С. 71

² Там же. С. 99.

лавку букиниста: в ней было огромное количество книг. Милюков прославился своими книжными собраниями. Дом был гостеприим­ным, в нем всегда было много друзей.

В 1886 г. он успешно защитил магистерскую диссертацию на тему «Государственное хозяйство России в 1-й четверти XVIII в. и рефор­мы Петра Великого». Милюков утверждал, что европеизация России не была продуктом заимствования, а стала неизбежным результатом внутренней эволюции страны, идущей в русле всемирной истории, но задержанной неблагоприятными условиями российской жизни. Выводы опирались на огромный архивный материал. Именно в эти годы сложились профессиональная эрудиция и колоссальная трудо­способность ученого.

В 1886 г. он стал приват-доцентом по кафедре истории Москов­ского университета и читал спецкурсы по исторической географии, историографии. Надо отметить удивительный ораторский талант Ми­люкова, широкую образованность и историческую эрудицию, уме­ние увлечь студенческую аудиторию.

Но его влияние на студентов, вольнодумство и либеральные взгля­ды, требование ограничить самодержавие принятием конституции вызвали отрицательную реакцию начальства. В 1895 г. департамент полиции распорядился устранить Милюкова от любой педагогиче­ской деятельности вследствие крайней политической неблагонадеж­ности и выслать опального историка в Рязань. Там он провел два года. В это время он усиленно занимался наукой, сотрудничал с редакци­ей энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, написал книгу «Главные течения русской исторической мысли» (1898).

В 1895-1896 Милюков готовит к изданию «Очерки по истории русской культуры», в которых излагает свою историческую концеп­цию. (Об этом произведении будет сказано в следующих разделах.)

В 1897 г. Милюкову пришло приглашение из Болгарии с предло­жением возглавить кафедру всеобщей истории в Софийском универ­ситете. Комиссия по делу Милюкова предложила ему выбор: годич­ный срок тюремного заключения в Уфе или высылка за границу на два года. Милюков предпочел отъезд и принял приглашение Болгарии.

Он весьма успешно читал лекции, изучил болгарский, новогрече­ский и турецкий языки, стал специалистом по сербско-болгарским отношениям.

В 1899 г. он возвратился в Россию, поселился под Петербургом и сразу оказался в накаленной политической атмосфере. В 1901 г. за участие в нелегальном собрании, посвященном памяти известно-

го теоретика революционного народничества П. Л. Лаврова (1823— 1900), он был арестован.

В эти годы Милюков приобрел известность как историк и полу­чил приглашение Чикагского университета в США для чтения лек­ций по истории России. В 1903-1904 гг. он с успехом читает лекции в Чикаго и Бостоне, а затем и в Лондоне. В 1905 г. возвращается в Москву, встречается со многими политическими деятелями, сотруд­ничает с редакциями журналов, участвует в деятельности «Союза освобождения», разрабатывает проект конституции.

Осенью 1905 г. была создана конституционно-демократическая партия (кадеты), лидером которой стал Милюков. Затем он был из­бран в Государственную думу от Петрограда. Он стал лидером фрак­ции народной свободы, популярным оратором.

Политический темперамент, способность широко и ответственно , анализировать ситуацию создали Милюкову авторитет в российском парламенте. Он обладал исключительной работоспособностью, пи­сал статьи, был главным редактором газеты «Речь», выступал с лек­циями в городах России и других странах. По-прежнему увлекался игрой на скрипке, любил заниматься благоустройством своей дачи, с удовольствием проводил свободное время с детьми.

В 1916 г. в составе парламентской делегации ездил в Швецию, Норвегию, Англию, Францию, Италию, встречался с политическими лидерами этих стран.

В Февральскую революцию 1917 г. Милюков вошел в состав Вре­менного правительства и был назначен министром иностранных дел. Эти исторические события были описаны им в книге «История вто­рой русской революции» (1918). Октябрьскую революцию 1917 г. он воспринял враждебно и уехал из Петрограда в Ростов, а затем в Но­вочеркасск; участвовал в создании Добровольческой армии на Дону. Он был автором ряда важных документов, определивших цели и прин­ципы Белого движения, поддержал мятеж генерала Корнилова про­тив большевиков. Эти события определили его дальнейшую жизнь. Он уехал сначала в Лондон, а затем в январе 1921 г. перебрался в Па­риж, где прожил до самой смерти.

В 1926 г. он издал книгу «Россия на переломе», в которой анали­зировал итоги Гражданской войны. Он оценивал революцию как тра­гический эксперимент, в огне которого разрушились целые классы, оборвались вековые традиции культуры. Но он был противником вооруженного вмешательства и нарушения законного права России на строительство нового общества. В годы нацизма он сочувствовал

Советской армии, радовался победе над фашизмом, был сторонни­ком Сопротивления. Он считал, что социальная система России, при­шедшая на смену самодержавию, должна изжить себя изнутри.

В Париже с марта 1921 г. в течение 20 лет он был главным редак­тором газеты «Последние новости», издававшейся на русском языке. Он объединил вокруг нее русскую эмиграцию: на страницах газеты публиковали свои произведения будущий лауреат Нобелевской пре­мии И. Бунин, М. Цветаева, В. Набоков (Сирин), М. Алданов, Са­ша Черный, В. Ходасевич, Н. Берберова, К. Бальмонт, А. Ремизов, Н. Тэффи, Б. Зайцев, Г. Иванов, И. Одоевцева, А. Бенуа, С. Волкон­ский и многие другие писатели, поэты, философы, историки.

Большим событием было празднование 70-летия Милюкова. В за­ле Океанографического института собралось более четырехсот чело­век, среди них были послы славянских государств, французские се­наторы, депутаты парламента, академики, русские друзья и коллеги. Были собраны средства для нового издания «Очерков».

В годы оккупации Франции Милюков мог принять приглашение многих университетов США, почетным доктором которых он был, и переехать в Америку. Но он верил в победу над фашизмом, хотел быть «свидетелем истории» и остался во Франции.

Современники отмечали, что Милюков был необычайно душев­ным, высоконравственным человеком, настоящим русским интелли­гентом.

На протяжении всей жизни Милюков вел дневник, сохранял ар­хивы. В 1991 г. были изданы его «Воспоминания», впервые опубли­кованные в Париже в 1955 г. Знакомство с ними помогает воссоздать духовный облик этого человека, прожившего долгую жизнь, полную драм и трагедий, мирового признания и забвения.

П. Н. Милюков умер 31 марта 1943 г. в маленьком курортном го­родке Экс-ле-Бен близ границы со Швейцарией. После войны гроб перевезли в Париж на кладбище Батиньоль и похоронили рядом с женой.

Таковы лишь основные вехи необычайно насыщенного жизнен­ного пути известного политического деятеля и историка русской культуры Павла Николаевича Милюкова.

«Очерки по истории русской культуры»

Теперь обратимся к концепции истории русской культуры, изложен­ной в фундаментальном труде Милюкова «Очерки по истории рус­ской культуры».

Первые выпуски «Очерков» начали печататься в 1895-1896 гг. в журнале «Мир Божий» (изд-во А. А. Давыдова), впоследствии пе­реименованного в «Современный мир, журнал для самообразования». Это определило литературный стиль «Очерков». Немаловажное зна­чение имело и то, что работе над ними предшествовал курс лекций. Это задало логику построения глав, заключительных выводов по каж­дому разделу. В них много иллюстративного материала, статистиче­ских таблиц, диаграмм, придающих исследованию аргументирован­ность и историко-социологическую значимость. Каждый раздел за­канчивается основательной библиографией, свидетельствующей об огромной исторической эрудиции автора. В «Очерках» много дис­куссионных и острых, спорных проблем в изучении истории русской культуры. Но полемика всегда выдержана в спокойных интонациях. «Очерки» написаны в лучшей традиции русской научно-историче-,ской литературы.

Читатели могут воспользоваться новым изданием «Очерков»¹ (5 частей в 3-х томах), опубликованным в России в 1993-1995 гг. Находясь в эмиграции в Париже, Милюков существенно обновил содержание «Очерков», использовал богатый материал современной науки, дабы представить более обоснованный взгляд на ход русского исторического процесса.

Первый том был полностью переработан автором и издан в Пари­же в 1937 г., а второй — в 1964 г. в Гааге уже после смерти П. Н. Ми­люкова.

В предисловии П. Н. Милюков пишет, что в новом историческом материале он не встретил опровержения своих прежних позиций, но нашел в нем очень хорошую иллюстрацию основных положений и общего замысла своей работы. События подтверждают, что происхо­дит процесс постепенного стирания случайных идеологических зиг­загов и возвращения к «генеральным линиям» исторических зако­нов — делает вывод П. Н. Милюков.

Подводя итог многолетним спорам «западников» и «славяно­филов», Милюков считал необходимым воспользоваться тем поло­жительным, что было в работах обоих направлений, достигнуть их синтеза в постижении истории русской культуры. Для этого он обра­щается к анализу «предыстории» России на основе описания данных о географической среде, антропологическом субстрате и археоло­гических чертах быта славян. Идеей, объединяющей черты своеоб-

Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М, 1993-1995.

разия и сходства, является понятие «месторазвитие русской куль­туры»¹.

Этот термин он считает наиболее удачным, ибо в нем сочетаются как элементы азиатского своеобразия, так и несомненные элементы сходства с европейской средой. В современной культурологии этот термин оказывается близким к понятию «культурное пространство», широко используемому в научной литературе и публицистике.

Милюков был знаком с позициями «евразийцев» (Н. Трубецкой, П. Сувчинский и др.), и хотя во многом не разделял их взгляды, с на­учной точки зрения отмечал важность решения проблемы геопо­литического положения России. Термин «месторазвитие» широко использовался Ш. Монтескье в «Духе законов», Вольтером в «Опы­те о нравах и духе народов», И. Гердером в «Идеях к философии ис­тории человечества», Ф. Ратцелем в «Антропогеографии». К этому перечислению можно было бы добавить и Л. Н. Гумилева, в работах которого понятие «месторазвитие» приобрело ключевое значение для генезиса этноса. Милюков отмечает, что данный термин дает возможность научно обосновать причинную связь между природой данной территории и поселениями людей. Причем правильнее было бы говорить не об одной местности, а о множестве занятых этносом территорий и о культурных процессах, развивавшихся в них и лишь постепенно слившихся в одно органическое целое. На большом эт­нографическом, археологическом, лингвистическом, антропологиче­ском материале Милюков доказывает проявление закона «запозда­ния исторического развития», характерного для истории русской культуры. Особенно это заметно при анализе отличий между страна­ми Западной Европы и европейской частью России. Еще более зна­чительные различия в уровне цивилизационного развития можно обнаружить на территориях Сибири и Дальнего Востока.

«Применение этого метода к изучению "начала культуры" дало возмож­ность впервые составить хотя и очень общее, но тем не менее связное представление о ходе этого процесса на русской территории», — заклю­чает Милюков².

Интересен общий замысел «Очерков». Как пишет Милюков, в них должна быть дана не повествовательная, а объясняющая история, не хронологический пересказ событий прошлого, а объяснение истори­ческих процессов в каждой отдельной области жизни, в их последо­вательном развитии, сохраняющем их внутренние тенденции.

¹ Там же. Т. 1. С. 66.

² Там же. С. 32.

События, даты истории становятся лишь вехами тех глубинных процессов, которые происходят в духовной культуре России. Они отражаются в истории организации общественной жизни и в исто­рии идей.

i История русской культуры представляется не как повествовательная, а как объясняющая история, раскрывающая внутренний смысл эпохи, настроения, верования, мировосприятие людей, их своеобразный менталитет.

Такой подход способствовал тому, что в «Очерках» всегда ощу­щался пульс исторического времени, соединяющий прошлое с на­стоящим. История русской культуры позволяет понять особенности национального самосознания и народного характера, драматизм внут­ренних противоречий, напряженность духовных поисков, инерцию общественных привычек, трудность принятия нововведений. Он при-* зывает историков не ограничиваться лишь перечислением «кристал­лизовавшихся» продуктов культуры, ее окаменелых форм, создан­ных процессом культурной эволюции, а стремиться к пониманию внутренних импульсов духовных перемен.

Это требует освоения культуры в широком историческом контек­сте, где органично соединяются демографические и этнические про­цессы, экономические и государственные изменения, умственные пред­почтения и нравственные нормы, художественные вкусы и эстетика повседневной жизни.

4 Основой духовности русской культуры является религия: вначале — язычество, а затем — православие, но всегда тесно переплетенные друг с другом. Активный дух культуры обнаруживается в свободной инициативе человеческой личности, разрушающей отжившие формы, утратившие исторический смысл и создающей новые.

В первой части «Очерков» представлен исторический каркас зда­ния русской культуры, того Дома, в котором проводит свою жизнь рус­ский народ.

Предлагается своеобразная экспертиза этого Дома: территориаль­ные размеры, состав и качественные характеристики населения, осо­бенности его архитектурного стиля. Такое описание вполне можно назвать пространственной моделью культуры. Опираясь на стати­стические данные о демографическом росте от эпохи Петра I, когда в России проживало 13 миллионов, до 1897 г., когда численность насе­ления увеличилась до 129 миллионов, Милюков делает вывод, что русское население находится в периоде свободного возрастания.

Характеризуя этнический портрет населения России, он убедитель­но показывает его разнородный состав, пребывающий в постоянной исторической динамике. Если Европа «уселась на месте» к VIII—IX в., то в России перемещение племен и народов в это время только начи­налось:

Пестрота племенного состава до сих пор превращает Россию в живой эт­нографический музей всевозможных народностей¹.

Еще далек от завершения вековой процесс слияния различных эт­нических элементов и становление русского народа. Милюков пред­ставляет подробную карту расселения различных народов на терри­тории России, объясняя исторические пути миграции, закрепления населения за определенными регионами, освоения им естественных богатств земли Русской. Смешанный национально-этнический состав определил территориально-административное деление России на гу­бернии, введенное Петром I в 1708-1712 гг.

Анализируя тенденции развития экономической жизни России, Милюков обращает внимание на относительно медленный и экстен­сивный характер изменений, низкую земледельческую культуру, определяемую обширностью территорий, возможностью освоения новых пространств. Разобщенность различных частей России была вызвана плохим состоянием дорог, а это вело к затруднениям в орга­низации внутреннего рынка, где торговля имела караванный и яр­марочный характер. Промышленность была преимущественно «до­машне-кустарной», хотя во 2-й половине XIX в. начался быстрый рост капитализма, и с каждый годом Россия все более укреплялась на новой ступени экономической жизни, а индустриализм явился необходимым продуктом внутреннего развития.

В России интенсивно совершается процесс, который на Западе шел почти тысячу лет. Милюков обращает внимание на высокий курс денег, накопление драгоценных металлов, постепенное, но не­уклонное развитие кредитной системы. Особое значение он придает формированию третьего сословия, развитию городов. Но в силу осо­бых экономических условий город складывается прежде всего как административный и военный центр. Он всегда был «огорожен» кре­постными стенами, внутри сосредоточивались власть, армия, а во­круг селились ремесленники, торговцы. Они составляли второе — посад — и третье — слобода — городские «кольца», обслуживая нуж­ды города.

¹ Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1.4. 2. С. 37.

Государственное управление приобретало централизованный ха­рактер при недостаточном развитии гражданских свобод иполити­ческого народного представительства. Все это оказало несомненное влияние на становление и специфику политической культуры Рос­сии. Интерес представляет исследование сословного строя России, его эволюция, происходившие позитивные инегативные перемены. Милюков анализирует четыре периода истории русского дворян­ства, изменения его отношений с властью, возможности накопления богатства ипроцессы разорения, распространение просвещения и культуры. Он отмечает трудность выживания сословия, многократ­ное прерывание культурной преемственности. Иван IV вел борьбу с титулованным дворянством, загубил множество знатных фамилий, извел их «под корень». За полвека исчезло большинство княжеских боярских родов, ликвидированы их имения. Примеромтому служат истории существования таких старинных аристократических фами­лий, как Голицыны, Одоевские, Куракины, Трубецкие, Мстиславские, Курбские. Крупные состояния на Руси приобретались чрезвычайно быстро, но также быстро и проживались. Стоимость имений опреде­лялась не столько размером территории, сколько количеством душ. (Вспомним «Мертвые души» Н. В. Гоголя.) Земля и владение ею не считались особой ценностью, а небрежное отношение к хозяйству было традицией «служилого» класса. Распространение кредитов и займов под залог, продажа имений за долг привели к разорению дво­рянства. В конце XIX в. только 1/3 дворянства владела землей.

Отмечая особенности развития сословий в России, Милюков пи­шет:

...В нашей исторической жизни не было условий для образования крепко сплоченных сословий, в нашем дворянстве не создавалось чувства со­словного единства. При отсутствии этого корпоративного духа никогда и нигде привилегии дворянского сословия не возникали так быстро и не су­ществовали так недолго и не разрушались так полно, как у нас¹.

Это положение высшего сословия, наиболее инициативного и об­разованного, оказывало влияние на характер развития культуры в России. В ней сочетались традиционность и новаторство, косность и прогрессивность, человеколюбие и воинственность, демократизм и местничество, сословная замкнутость и гуманистическая откры­тость. Эти противоречивые тенденции приводили к появлению двух достаточно полярных взглядов на процесс исторического развития России.

Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. Ч. 2. С. 292.

Первый взгляд выражен в позиции славянофильства. Он сводит­ся к тому, что «историческое развитие русского народа было, есть и будет совершенно самобытно, своеобразно и не похоже ни на какую другую национальную историю»¹. Славянофилы верили в то, что каж­дый народ призван к осуществлению своей национальной идеи, ко­торая связана с внутренними свойствами народного духа. Единство национальной идеи должно выразиться и в единстве национальной истории, а всякое заимствование со стороны есть искажение нацио­нальной идеи, измена заветам предков.

Милюков высказывает несогласие с таким подходом и считает, что его возрождение является теоретическим оправданием надвига­ющейся политической реакции. Какая историческая связь существу­ет между натуральным хозяйством, крепостным правом и периодом развития нового хозяйства и гражданским равноправием? Между ис­торическим прошлым русского севера и необычайно быстрым разви­тием юга, способствовавшим перемещению центра экономической жизни всего лишь за один век?

«Наши националисты, — пишет Милюков, — жаловались на Петра Вели­кого, что он хотел только что вышедшую из младенчества Россию одеть в ■ костюм взрослого человека: но настаивая на поддержании исторической традиции, не хотят ли они сами во что бы то ни стало сохранить на юноше детские пеленки»².

Иной взгляд в оценке исторического процесса основан на утверж­дении общности исторического развития всех стран и народов. Раз­ница заключается лишь в том, на какой ступени этой лестницы на­ходится та или иная страна/народ, какова дистанция между ними. В дальнейшем Россия будет продолжать свою эволюцию и пройдет те же ступени, которые уже пройдены Западом. П. Я. Чаадаев и от­части Б. С. Соловьев советовали России пережить сначала все ста­дии европейской жизни, чтобы прийти к такому же уровню развития цивилизации. Эта позиция периодически возникает в дискуссиях об историческом пути России. Отголоски тех споров можно услышать и в наше время.

Какой из этих двух подходов верен? Представляет ли Россия со­всем особый тип национального развития или находится только на одной из ступеней, давно пройденных Европой? Милюков считает, что тот и другой взгляды в чистом виде обнаруживают крайность,

¹ Там же. С. 238.

² Там же. С. 296.

когда истина смешана с ошибкой, тогда как во всем же необходимы мера и «золотая середина».

Несомненно, что история и культура каждой страны уникальны, неповторимы, самобытны, что является их беспорным достоинством. Но при этом во всех областях жизни историческое развитие совер­шается в России в том же направлении, что и в Европе.

Это, конечно, не означает абсолютного совпадения и тождества. Как, впрочем, и на Западе, где каждое государство отличается свое­образием и сведение всех стран в общую рубрику имеет весьма ус­ловное и относительное значение.

Это позволяет не просто категорически отказываться от любых форм заимствования, а принять наиболее пригодные и технически удобные, чтобы облечь в них назревшую потребность данного мо­мента народной жизни. При этом сходство России с Европой не яв­ляется заведомой целью, а лишь естественным следствием поиска возможностей для решения возникающих проблем.

Итак, делает вывод Милюков,

не следует пугать самих себя и других страхом перед мнимой изменой на­шей национальной традиции. Если наше прошлое и связано с настоящим, то оно связано не так, как связывается идея с ее постепенным осуществле­нием, а только как балласт, мешающий идее осуществиться и тянущий нас книзу, хотя с каждым днем все слабее и слабее¹.

Помимо естественного хода общественной эволюции особое зна­чение имеет человеческая деятельность, вдохновляемая идеалами, ценностями и опирающаяся на традиции. Воспитание из поколения в поколение передает эстафету, создавая культурные нормы, привыч­ки, повседневн