Глава ii. культура и цивилизация

Действительно ли культура — мощнейший всплеск духа? Можно ли говорить о том, что все формы культурного творчества разнозначны? Задолго до Шпенглера мыслители разных эпох пытались провести разграничение между истинным воспарением человеческого духа и рутинным воспроизведением застывших форм деятельности человека. Однако есть ли сегодня основания для различен някультуры и цивилизации

Эволюция слова

«Воссоздать историю французского слова «цивилизация», — подчеркивает видный представитель школы «Анналы» Люсьен Февр, — наделе означает реконструировать этапы глубочайшей революции, которую совершили и через которую прошла фран­цузская мысль от второй половины XVIII в. и по настоящее время». Само слово появилось в языке недавно. Оно было придумано специально. К сожалению, не вполне ясно, кто первым употребил это понятие.

Февр отмечает, что только в 1766 г. мы обнаруживаем это слово в напечатанном виде. Затем оно получает право гражданства. С приближением революции оно празднует свободу. Однако до того, как родилось имя существительное, в литературе употреб­лялся глагол «цивилизовать» и причастие «цивилизованный». Во Франции в конце XVI в. слово известно уже Монтеню, автору «Опытов». Полвека спустя Декарт в «Рассуждении о методе» явно противопоставляет понятия «цивилизованный» и «дикий».

Введенное энциклопедистами понятие цивилизации первона­чально несло в себе отпечаток просветительского мышления. Оно ассоциировалось с концепцией прогресса, эволюционным разви­тием народов на началах «разума», с торжеством «универсализма». Слово «цивилизация» явилось на свет после того, как «Опыт о нравах», заполнивший начиная с 1757 г. образованную Европ своими 7000 экземпляров первого тиража, установил в первой попытке синтеза связь между некоторыми из основных направ­лений человеческой деятельности — политической, религиозной, социальной, литературной и художественной — и сделал их неотъемлемой частью истории.

Цивилизация поначалу воспринимается как процесс. Так, П. Гольбах отмечает: «Нация цивилизуется под воздействием опыта». Он пишет: «Полная цивилизация народов и вождей, которые ими руководят, благодетельные изменения в правлении, искоренение недостатков — все это может быть только результа­том работы веков, постоянных усилий человеческого ума, много­кратного общественного опыта».

Этому широкому, но несколько нечеткому взгляду противос­тояли экономические теории. Своя теория была у физиократов. Адам Смит свяжеттесными узами богатство и цивилизацию. Для многих исследователей цивилизация оказывалась неким идеалом. В конце XVIII в. споры практически не вели к критическому рассмотрению самого понятия «цивилизация». Ни у кого пока не возникло намерения конкретизировать ее, поставить пределы ее универсальной применимости.

Впоследствии «цивилизация» становилась многозначным понятием. Во первых, цивилизация отождествляется с цивилизо­ванным поведением, то есть с хорошими манерами и навыками самоконтроля. Нередко говорят, например, о цивилизованном человеке. В этом значении термин впервые появился во Франции в XVIII в. в трудах Вольтера. Далее слово «цивилизация» появля­ется во множественном числе. Уже отмечалось, что революцион­ный оптимизм поддерживал слово «цивилизация». Однако Рево­люция постепенно развивалась и обнаруживались ее последствия. Исследователи подчеркивали, во первых, что «цивилизация» может умереть. Отсюда следовало, что пессимистическая концеп­ция Руссо неожиданно возвратилась к жизни.

В эпоху Реставрации стали создаваться различные теории цивилизации. В 1827 г. появились «Мысли о философии челове­чества» И.Гердера. В том же году вышли «Принципы философии истории» Дж. Б. Вико. Но один человек в особенности завладел, если можно так выразиться, самим понятием «цивилизация» и его исторической интерпретацией. Это Франсуа Гизо, который писал отом, что человеческая история можетрассматриваться только ка собрание материалов, подобранныхдля великой истории цивили­зации рода человеческого.

Гизо был убежден в том, что у человечества общая судьба, что передача накопленного человечеством опыта создает всеобщую историю человечества. Стало быть, есть цивилизации. Их нужно изучать, анализировать, анатомировать. Но над ними есть еще Цивилизация и ее прогресс. Цивилизация, по Гизо, состоит в основном из двух элементов: из некоторого уровня социального развития и уровня развития интеллектуального.

В XIX в. значение слова было расширено и помимо обладания воспитанностью и навыками, помогающими достичь «цивилизо­ванного поведения», слово стало применяться и для характерис­тики стадий развития человечества. Льюис Морган выразил эту идею в названии своей книги «Древнее общество, или Исследо­вание путей человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877).

Теперь о сопоставлении понятий культура и цивилизация.Слово Kliltlir в «Словаре» Аделунга издания 1793 г. означает: «облагораживание, утончение всех умственных и моральных качеств человека или народа». И. Гердер придавал этому слову ряд разнообразных значений. Среди них — способность одомаш­нивать животных, осваивать новые земли, сведя леса; развитие наук, искусств, ремесел и торговли; наконец, политика. Представ­ления Гердера во всем совпадают с мыслями Канта, который связывал успехи культуры с успехами разума и считал их окончательной целью установление всеобщего мира.

Во многом слова культура и цивилизация выступали как синонимы. Их противопоставление не предполагалось. Именно в тождественном смысле употребляет эти слова А.фон Гумбольдт. В своих сочинениях он часто пользуется словом «культура» наряду со словом «цивилизация», не заботясь о том, чтобы развести эти понятия. Однако он ссылался на своего брата Вильгельма Гум­больдта, у которого на этот счет были более точные представления. А. Гумбольдт показал, как кривая прогресса шаг за шагом поднималась по шкале градаций, построенной искусно, хотя и несколько искусственно, — от человека, чьи нравы смягчены, гуманизированы (человека цивилизованного) к ученому, худож­нику, к человеку культивированному, чтобы вознестись к чело­веку олимпийскому. Нравы некоторых дикарей достойны всякого уважения. И тем не менее эти дикари чужды какой бы то ни было интеллектуальной культуры. И наоборот. Это означает, что обе сферы независимы. Так возникает различие двух понятий.

Третий смысл понятия «цивилизация» заимствован англий­ской литературой из немецкого языка. В XX в. антропологическое понятие культуры как результата приобретенных (в отличие от наследственных) навыков поведения стало постепенно заменяться понятием цивилизации. Р. Редфильд, например, понимал циви­лизацию как воспитание навыков в поведении людей, живущих в очень сложных и изменчивых обществах. Культура же, по его мнению, это качество людей более простых и устойчивых «народных» обществ.

Культурно-исторические типы

Русский философ Н.Я. Данилевский (1822—1885), в книге «Россия и Европа» ( 1869) обосновал основополагающую для всех последующих рассуждений идею о том, что между формами органической жизни и культурой можно провести непосредствен­ную аналогию. Точно так же как живые организмы находятся в непрестанной изматывающей борьбе друг с другом и окружающей средой, так и культуры рождаются, живут, дряхлеют и умирают. От возмужания до гибели просматривается процесс, стадии которого без труда фиксируются. Цветение культуры не вечно, она утрачивает свой жизнеутверждающий пафос. Сами культурно-исторические типы загерметизированы…

Отчего же не Данилевский, а именно Шпенглер вошел в философское сознание как возвеститель названных откровений? Ответ на этот вопрос не прост, однако науковеды подсказывают нам: судьба философских идей складывается прихотливо. Имеет значение вовсе не банальный факт, кто впервые выразил некое воззрение. Мир то и дело обнаруживает странную слепоту и глухоту, когда дело касается пророчеств. Американский философ Поль Фейерабенд, который попытался определить причины, ведущие к непомерной известности тех или иных исследователей, практически возвеличил случайность… Один писал скучно, а Другой — живо. Кому-то научное сообщество не поверило, к Другому отнеслось доверчиво. Что и говорить, без счастливого расположения звезд не обойтись…

Данилевский выдвинул свою теорию структуры и динамики «культурно исторических типов» для того, чтобы объяснить гораздо более узкую проблему — почему Европа (Запад) относится к России враждебно. Он писал: «Европа видит в России и славянстве не только чуждую, но и враждебную силу…». По мнению русского философа, эта враждебность сохраняется, не­смотря на большие жертвы и услуги, которые Россия оказывает Европе. Например, Россия никогда не нападала на Европу, Европа— неоднократно вторгалась в Россию, вынуждая ее защи­щаться и изгонять агрессора.

Данилевский не видит рациональной основы для враждебнос­ти Европы по отношению к России. «Причина явления гораздо глубже. Она лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют как бы исторический инстинкт народов, ведущий их (помимо, хотя и не против их воли и сознания) к неведомой для них цели…», — таков вывод философа. Реальную же причину возникновения антагонизма Данилевский видит в том, что Россия и Европа принадлежат к различным историко культурным типам.

По мнению Данилевского, Европа есть поприще романо-германской цивилизации. Это одна из нескольких великих цивилизаций в человеческой истории. Отождествление европей­ской цивилизации со всемирной основано на ошибочной точке зрения, благодаря которой лишь одна цивилизация рассматрива­ется как прогрессивная и созидательная в противовес остальным, статическим и несозидательным. Столь же сомнительно разделе­ние истории на древнюю, средневековую и новую. Падение Римской империи в 476 г. н.э., событие, ознаменовавшее конец древней истории и начало средневековья, имело значение для Европы, но отнюдь не для Китая, Индии и остальной части человечества.

Как утверждал Данилевский, Рим, Греция, Индия, Египет и другие культуры имели свой древний, средневековый и современ­ный периоды. Стало быть, существует множество цивилизаций, которые все вместе выражают бесконечно богатый гений челове­чества. Каждая из них возникает, развивает свои собственные морфологические формы и ценности, а затем погибает вместе с ними. Русский философ разделяет все народы на три основных класса: на позитивных творцов истории, создавших великие цивилизации или культурно-исторические типы; негативных творцов истории, которые подобно гуннам, монголам и туркам н создавали великих цивилизаций, но как «божий кнут» способст­вовали гибели дряхлых умирающих цивилизаций; и, наконец, народов, творческий (й1ап) дух которых по какой-то причине задерживается на ранней стадии. Вот почему они не могут стать ни созидательной, ни разрушительной силой в истории. Они представляют собой этнографический материал, используемый творческими народами для оплодотворения и обогащения своих цивилизаций.

По мнению Данилевского, лишь немногие народы смогли создать великие цивилизации и стать «культурно историческими типами». Философ насчитывает десять таких цивилизаций: египетская, ассирийско вавилоно финикийско халдейская или древнесемитская, китайская, индийская, иранская, еврейская, греческая, римская, новосемитская или аравийская, германо романская или европейская. Две цивилизации — мексиканская и перуанская— погибли насильственной смертью на ранней стадии развития.

Как считал Данилевский, можно назвать некоторые основные закономерности или законы возникновения, роста и заката цивилизаций:

1. Любое племя или народ, говорящие на одном языке или принадлежащие к одной языковой группе, представляют культур­но исторический тип, если они духовно способны к историчес­кому развитию и прошли стадию детства.

2. Для подлинного рождения и развития культуры народ должен достичь политической независимости.

3. Основные принципы цивилизации одного культурно исторического типа не передаются народам культур другого исторического типа. Каждый тип создает свою собственную цивилизацию, испытывая большее или меньшее влияние чужих предшествующих и современных цивилизаций. Так, многочис­ленные попытки распространить греческую цивилизацию среди неарийских или восточных народов потерпели крах… В наше время англичане потерпели аналогичное поражение, пытаясь перенести европейскую цивилизацию в Индию. Однако эта закономерность не распространяется на отдельные элементы или черты цивилизаций, которые могут передаваться от одной циви­лизации к другой.

По Данилевскому, большинство цивилизаций являются сози­дательными не во всех, а только в одной или нескольких областях деятельности. Так, греческая цивилизация достигла непревзой­денных высот в эстетической области, семитская — в религиозной, римская — в области права и политической организации. Прогресс человечества, каксчитаетДанилевский, не втом, чтобы всем идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности, исходить в разных направ­лениях.

Отвечая на вопрос о причинах враждебного отношения Европы к России и славянству, Данилевский видит их в том, что Европа уже вступила в период упадка, в то время как славянская цивилизация входите периодрасцветасвоихтворческих сил. Если европейская цивилизация оказалась двусоставной, то есть творчес­кой в двух областях: политической и научной, то русско славянская цивилизация будет трех или даже четырехсоставной (творческой) в четырех областях: религиозной, научной, полити­ко экономической и эстетической, причем, главным образом, в области социально экономической путем создания нового и справедливого социально экономического порядка…

Циклизм культур

Книга Освальда Шпенглера (1880—1936) «Закат Европы» стала одним из самых значительных и противоречивых шедевров в области социологии культуры, философии истории и филосо­фии культуры. На русском языке книга вышла в 1923 г. Том назывался «Образ и действительность» и был снабжен предисло­вием проф. А. Деборина. Еще до появления русского издания В.ИЛенин саркастически отозвался о философе, который, по его словам, пытался выдать крушение империализма за гибель всей Европы. В том же духе было выдержано предваряющее слово АДеборина. Оно содержало вопрос: «Гибель Европы или торжест­во империализма?» Как же можно оценить провозвестия Шпенг­лера сегодня, в конце столетия?

За минувшие десятилетия дискуссии вокруг Шпенглера не стихали. Они всегда носили полемический характер и выражали парадоксальные оценки. Пытались неоднократно выяснить, мож­но ли рассматривать «Закат Европы» как выдающееся событие или это просто конъюнктурная сенсация? Был ли Шпенглер виртуозом спровоцированного бума или, напротив, гением, предложив­шим новые методы исторического познания?

Сам Шпенглер говорит о себе как о крупнейшем политичес­ком пророке. Он, однако, имеет в виду не абстрактные возвещения в духе Нострадамуса. Философ объявил себя уникальным и единственным создателем истинно научной схемы исторического процесса. По словам автора, выход книги позволил ответить на вопрос, который вообще никем не ставился ранее: существует ли логика истории?

Немало толков вызвала и политическая позиция Шпенглера. Его идеи гибели культуры и прорыва в новое духовное простран­ство оказались весьма созвучными нацизму. Несмотря на то, что Шпенглер подчеркивал неприемлемость нацистской доктрины и выражал личную неприязнь Гитлеру, его политическая теория воспринимается как воззрение тоталитарного толка. Когда летом 1918 г. первый том «Заката Европы» появился на книжных полках Германии и Австрии, автора мало кто знал. Необычайный успех его книги объяснялся чисто политическими причинами. Проро­чество о гибели Европы в ситуации, когда Германия потерпела полное поражение, поддерживалось последующими событиями, приведшими к длительному кризису и укреплению нацизма. Визвестной мере Шпенглер действительно содействовал этому.

Есть все основания с доверием отнестись к тем исследовате­лям, которые считают Шпенглера мыслителем, сыгравшим раз­рушительную роль в идейном развитии Германии. Шпенглер принадлежал к тем, кто тормозил дальнейшую демократизацию страны. Апология слепой, элементарной силы инстинкта и власти над духом нашла отклик в душе целого поколения, увлеченного такими идеологемами, как верховенство крови, рода, фатума.

Хотя Шпенглер характеризовал собственное открытие как «коперниканский переворот» в философии, его притязания на оригинальность во многом несостоятельны. Прославление жизни как основы всего сущего, стремление воспеть ее инстинктуально здоровый, природный смысл составили целый этап в развитии европейской философии. Главнейшая его идея о непроницаемос­ти культурных космосов имела своих предшественников в так называемой теории замкнутых культур.

Специалисты обнаружили в книге Шпенглера множество фактических ошибок и обвинили его в дилетантизме. Они также объявили, что он подчинил схеме огромный и разноликий историко культурный материал, зачастую не выдерживавший такого принудительного упрощения. Многих смутила и самоуверенность философа. И тем не менее книга Шпенглера полу­чила безоговорочное признание во всем мире. Его пророчества оказались беспочвенными.

В Шпенглере действительно пленяет присущий ему проник­новенный интуитивный дар. По словам русского философа Ф.А. Степуна, облик философа складывается из комбинации трех образов — романтика, мистика и человека современной цивили­зации. Добавим от себя: мистик пытается проникнуть в ядро конкретной культуры. Человек цивилизации скорбит по поводу обветшания некогдажизнеспособной культуры. Романтик упова­ет на жизнестойкие всходы.

Задолго до того, как компьютер вычислил обреченность технической цивилизации, указав на исчерпанность энергетичес­ких и сырьевых ресурсов на Земле, Шпенглер в жанре мистичес­кого постижения толковал о подорванности европейской культу­ры, о ее закате. В конце столетия совпали духовное томление и диктат рационализма, провозвестие и экспертиза, предвещенье и предвидение… Не только европейская культура, но и вся западная цивилизация, обретшая планетарные формы, мчится к собствен­ным пределам. Утехногенной цивилизации, рожденной фаустов­ским духом, нет будущего. Мы пытаемся катапультировать человечество в новое культурное пространство. Цивилизацию грядущего называют антропогенной, то есть выкроенной по меркам человека. Однако никто не знает, как выцветший дух европейской культуры может явить чудо преображения…

Чтобы уяснить себе, в каких образах протекает угасание западной культуры, рассуждает Шпенглер, необходимо сперва исследовать, что такое культура, в каких отношениях она нахо­дится к видимой истории, к жизни, к душе, в каких формах она обнаруживается. Народы, языки и эпохи, битвы и идеи, государ­ства и боги, искусства и их плоды, хозяйственные формы и мировоззрения, великие люди и грандиозные события — сами являются символом и, кактаковые, подлежаттолкованию…

Название работы Шпенглера «Закат Европы» выражает ее пафос. Он утверждает, что расцвет западноевропейской культуры завершился. Она вступила в фазу цивилизации и не может дать ничего оригинального ни в области духа, ни в области искусства.

Наступил век чисто экспансионистской деятельности, которая лишена эвристической яркости, высшей художественной и мета­физической продуктивности. Так возвещает о себе эпоха упадка.

Такая судьба европейской цивилизации — вовсе не особый приговор истории. Подобно растениям, каждая культура абсолют­но обособлена от всехдругих. Также как и растение, она последо­вательно проходит цикл развития от рождения и до смерти. Вся кое плодотворное взаимодействие культур, по Шпенглеру, исключе­но, якобы имеющиеся примеры этого — иллюзия. Итак, история распадается на ряд независимых, неповторимых, замкнутых циклических культур, которые имеют сугубо индивидуальную судьбу, приговорены пережить рождение, становление и закат.

Однако действительно ли культура — мощнейший всплеск духа? Есть ли основание различать культуру и цивилизацию? философы обычно относят к культуре все, что возвышается над природой. Огромный этнографический материал, собранный исследователями после Шпенглера, свпцетепъспует:культура — это на самом деле уникальный творческий импульс. Это действи­тельно сфера духа, которая далеко не всегда воодушевляется потребностями практической пользы. Первобытный человек, если глядеть на него современными глазами, не понимал собствен­ной выгоды. Что проку, скажем, от наскальных рисунков? Наши предки скорее проявили себя как искатели смысла, творцы символов, нежели как мастеровые.

Как и в начале века, для нас значимы вопросы: как ограничить то высшее единство, которое Шпенглер называет «культурой»? Сколько их? Как зарождаются эти культуры? И если им суждено образовать общепланетарную, вселенскую культуру, то как обрес­ти принцип унификации? Можно признать, что в современной ситуации трудно провести демаркацию между культурой и цивилизацией. Последняя нетолько вещественна, предметна, но и во многом спиритуальна…

Однако вслед за Шпенглером можно сказать, что всякая культура неизбежно переходит в цивилизацию. Цивилизация есть судьба, рок культуры. Переход от культуры к цивилизации — это бросок оттворчества к бесплодию, от становления к окостенению, от героических «деяний» к «механической работе». Для греко римской культуры он произошел в эпоху эллинизма, а для западного мира — актуальный ныне закат очевиден…

Шпенглера часто обвиняли вдеструктивности. Однако смысл его учения принципиально иной. Философ романтик учит, что только верное понимание собственных возможностей способно вызвать жизнетворческий пафос. Единственный метод познания исторических феноменов — это метод физиогномический, то есть вчувствование, интуиция, восприятие в образах. При этом Шпенглер постоянно ссылается на Гёте, метод которого, по его мнению, универсален…

Современные критики Шпенглера нередко упрекают его в биологизме. Он, мол, увлекается витализмом и игнорирует социальные факторы. Какое же, однако, понимание культуры без учета социального ген ома? Но этот аргумент не вполне корректен. Толкуя об органическом развитии культур, немецкий философ пользовался лишь аналогией. Он уподоблял культуры раститель­ным организмам. Между тем его культуры прежде всего индиви­дуальны и уж по одному этому не могут быть тождественны растительным организмам.

Главное значение для Шпенглера имеет внутренняя жизнь культур. Аналогия поэтому носит чисто внешний характер, поскольку сравниваются чисто внешние черты цикла развития. Поэтому можно считать в известной мере недоразумением, что шпенглеровская идея об органическом развитии культур была воспринята в биологическом смысле.

О Шпенглере пишут еще как о певце диктатуры. Однако полная объективность Шпенглера в оценке культур не вяжется с тем, будто он принимает цезаризм в стадии цивилизации. На самом деле философ стремился всего лишь к тому, чтобы обозначить именно ту стадию, на которой находится современная ему европейская культура. Шпенглер характеризует цезаризм, деспотию лишь как одну из основных черт цивилизации, этого периода упадка, неизбежного в развитии каждой культуры.

Шпенглер сам отвечал своим многочисленным критикам. Он, в частности, написал работу «Пессимизм ли это?». В ней сетовал: «Мою книгу до сих пор почти никто не понял». Сказано это с преувеличением. Немало проницательныхисследователей оцени­ли шпенглеровскую морфологию всемирной истории по достоин­ству. Возьмем, для примера, идею целенаправленности историчес­кого процесса. С точки зрения Шпенглера, «человечество» не имеет цели, общей идеи. Это пустое слово, фантом, который надлежит выбросить, чтобы разглядеть действительное богатство исторических форм.

Во второй половине нашего столетия эта мысль вовсе не выглядит предельно эксцентричной. Тезис об отсутствии смысла в истории разделяют представители самых различных направле­ний. Он лежит в основе мировоззрения Сартра и Барта, Нибура и Поппера. Все они не только отрицают объективный характер ценностей, но и взаимосвязь исторических событий, а экзистен­циализм — даже объективность метода исторической науки. По Хайдеггеру, человек, выброшенный в абсурдный мир, создает историю на основе собственных решений. Таким образом, и для экзистенциалистов с их отрицанием разума, и для неопозитивис­тов, основывающихся на эмпиризме, история не имеет объектив­ного смысла. Это устраняет само собой и идею прогресса.

Выходит, Шпенглер оказался глашатаем пессимизма, который позже превратился в провозвестье вселенского апокалипсиса? Нет, немецкий философ все таки искал в европейской культуре еще не реализованные возможности. Он хотел выявить творчес­кий потенциал. К.рг1хевропоцентризмп в его концепции вовсе не свидетельствовал об ущербности человеческой культуры в целом. Только подлинное самосознание способно к трезвому взгляду на миропорядок. Здесь надлежит искать источник исторического воодушевления.

Любой теоретик, развивающий мысль о значении творческой индивидуальности в истории, как бы нарушает аксиому о единстве мировой истории. Еще Гердер писал об отдельных стадиях исторического развития, в чередовании которых каждая нация раскрывает себя как определенный смысл. Шпенглер по существу не привносит ничего деструктивного в истолкование исто­рического процесса. К. примеру, современные славянофилы, толкующие об особом предназначении России, фактически видят в истории сугубо альтернативные процессы.

Идея замкнутых культур своим острием направлена против ограниченного в своей провинциальности верховенства Запада. Цель его критики — заставить людей осознать разнозначность и своеобразие всех великих культур, существовавших на земном шаре. Огромный интерес Европы к Востоку, который теперь, в конце столетия, воспринимается как богатейший культурный космос, свидетельствует о том, что Шпенглер действительно во многом оказался пророком. Философ полностью отрицает эволю­ционное развитие, но не исключает конгениальности отдельных культур. Поскольку каждая культура создает исторические фено­мены — символы своей души, она способствует общему развитию человечества в глубоком понимании этого процесса.

Шпенглер действительно развивает идею о пробуждении души культуры, ее безграничном одиночестве и о стремлении подчинить себе враждебность мира, пространства, границы путем создания символов, которые являются ее материальным выражением. Язык, числа, архитектура, все многообразные явления в области культуры — символы души данного духовного космоса. Желание выразить все возможности души в символах вычерчивает специфическую орбиту данной культуры.

Уже говорилось о том, что объективация души в пространстве исчерпывает ее творческие силы. Пройдя свой цикл, душа уходит в вечность. Образ пространства весьма значим для Шпенглера. Черта, характерная для жизни как таковой, — принадлежность к определенной сфере деятельности. Это свойство проявляется в связи крестьянина с землей, любого человека — с орудиями труда. Именно оно служит причиной длительного сохранения одних и тех же форм жизни у целых народов. Шпенглер объясняет это отсутствием прасимвола.

Он подчеркивает, что такое существование находится вне рамок культуры, следовательно, вне истории. Постоянное воспро­изведение изначальных форм жизни — это, по Шпенглеру, далеко не всегда феномен культуры. О культуре мы можем говорить только тогда, когда обнаруживаем развитие и изменение форм человеческого бытия. Вот почему история неповторима и прехо­дяща. Вне культуры существование как бы безвременно в том смысле, что формы жизни остаются без изменения и потому не уничтожаются.

Со времен Гизо политологи и историки делят мир на циви­лизации. Основные среди них — западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, латиноамериканская, славя­но православная. Термины «культура» и «цивилизация» у Шпенг­лера следует понимать как ориентиры, а не как абсолюты. Даже когда четкий образ культуры сменяется бесформенностью циви­лизации, метафизическое значение данного феномена еще сохра­няется и может найти свое выражение в специфических чертах общества.

Цивилизация, по мнению Шпенглера, обычно кончается смертью, ибо она есть начало смерти, истощение творческих сил культуры. Культура происходит от культа, она связана с культом предков, она невозможна без священных преданий. Цивилизация же, как полагает Шпенглер, есть воля к мировому могуществу, к устроению поверхности земли. Культура национальна, цивили­зация же — интернациональна. Цивилизация — это мировой город. Империализм и социализм — одинаково цивилизация, а не культура.

Философия, искусство существуют лишь в культуре, в циви­лизации они невозможны и не нужны. Культура органична, цивилизация же механична. Культура основана на неравенстве, на качествах. Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она хочет обосноваться в количествах. Культура аристократична, цивилизация демократична. Развитие культуры и цивилизации чрезвычайно плодотворно.

Жизненные циклы

Каждому культурному организму, по Шпенглеру, заранее отмерен определенный (околотысячелетия) срок, зависящий от внутреннего жизненного цикла. Умирая, культура перерождается в цивилизацию. Цивилизация как противоположность культуры есть, с одной стороны, эквивалент шпенглеровского понятия мертвой протяженности, бездушного интеллекта, а с другой, стоит в контексте восходящих к Ницше концепций «массовой культуры» и «массового общества».

У Шпенглера обнаруживается острое чувство неотвратимого процесса победы цивилизации над культурой. Закат Европы для него прежде всего закат старой европейской культуры, истощение в ней творческих сил, конец искусства, философии, религий. Европейская цивилизация еще не кончается. Она будет долго праздновать свои победы. Но после цивилизации наступит смерть для западноевропейской культурной расы. После этого культура может расцвести только в других расах, в других душах.

Шпенглер стремился к такому пониманию сущности совре­менной ему европейской культуры, которое послужило бы толчком к раскрытию и завершению сохранившихся в ней творческих возможностей. И хотя цивилизация в отличие от культуры носит характер не становления, а ставшего, исчерпав­шего свои творческие возможности, Шпенглер подчас высказы­вает мысли, свидетельствующие о его надежде на то, что в европейской культуре сохранились еще остатки каких-то творчес­ких сил.

Для их развития необходимо прежде всего объективное понимание своих возможностей в рамках позитивного воспри­ятия мировой истории, несовместимое с укоренившимся в исто­рической науке европоцентризмом. Субъективная же оценка ситуации знаменует торжество бесформенности и аморфности в данной культуре, вступает во все большее противоречие с космическим устройством мира и ведет к гибели. Подлинное самосоз­нание дает и подлинное самоограничение во всех областях деятельности.

Глубокий и чрезвычайно актуальный разбор концепции Шпенглера находим у русских (философов. Названная тематика активно выявлялась вспоряхзаппднчков ^славянофилов. Вчаст ности, оригинальность культурфилософской концепции К.Н. Ле онтьева позволила русским мыслителям сделать вывод о том, что отечественная культурология опередила западную в выдвижении и осмыслении целого ряда проблем. Русские историки О.А. До биаш Рождественская, Л.П. Карсавин, П.Н. Милюков определя­ли культуру как особый коллективно психологический тип, как совокупность традиций, норм и обычаев, что вкупе с человечес­кими «деяниями» и поведением и составляет, по их мнению, предмет истории.

Н.А. Бердяев критически переосмыслил работу Шпенглера «Закат Европы» в своем сочинении «Смысл истории». В этой книге, которая представляетсобойзаписилекций, прочитанных им в Вольной академии духовной культуры в 1919—1920 гг., он написал статью «Воля к власти и воля к культуре» (1922). В ней сделана попытка сопоставления понятий «культура» и «цивили­зация» в духе О. Шпенглера. Однако, по мнению Н.А. Бердяева, феномен цивилизации типичен для философии истории, для осмысления истории. Вместе с тем Шпенглер, как полагает русский философ, ничего не дает для проникновения в смысл этого первофеномена истории.

«Во всякой культуре, — пишет Н .А. Бердяев, — после расцвета и утончения, начинается иссякание творческих сил, удаление и угашение духа, убыльдуха. Меняется все направление культуры. Она направляется к практическому осуществлению могущества, к практической организации жизни в сторону все большего ее расширения по поверхности земли».

Как полагает Н .А. Бердяев, когда рождается напряженная воля к самой «жизни», к практике «жизни», к могуществу «жизни», к наслаждению «жизнью», к господству над «жизнью», — возникает и смерть культуры. Напротив, эпоха культурного расцвета предпола­гает ограничение воли к «жизни», жертвенное преодолени жадности к жизни. Когда в массах человеческих слишком распространяется жадность к «жизни», тогда цель перестает полагаться в высшей духовной культуре, которая всегда аристо­кратична, всегда в качествах, а не в количествах. Культура перестает быть самоценной, и потому умирает воля к ней.

Культура не есть осуществление новой жизни, нового бытия, она есть осуществление новых ценностей. Все достижения куль­туры символичны, а не реалистичны. Красота не есть осуществле­ние, реализация истины жизни, добра жизни, красоты жизни, могущества жизни, божественности жизни. Она осуществляет лишь истину в познании, в философских и научных книгах; добро— в нравах, бытии и общественных установлениях; красо­ту— в книгах стихов и картинах, в статуях и архитектурных памятниках, в концертах и театральных представлениях; божест­венное — лишь в культе и религиозной символике. Динамичное движение внутри культуры с ее кристаллизованными формами неотвратимо влечет к выходу за пределы культуры, к «жизни», к практике, к силе..

По мнению Н.А. Бердяева, культура всегда бывала великой неудачницей жизни. Именно цивилизация пытается осуществить жизнь. Во всякой культуре, на известной стадии ее развития, начинают обнаруживаться начала, которые подрывают духовные основы культуры. Всякая культура (даже материальная культура) есть культура духа. Всякая культура имеет духовную основу — она есть продукт работы духа над природными стихиями.

Но в самой культуре обнаруживается тенденция к разложению своих религиозных и духовных основ, к низвержению своей символики. И культура античная, и культура западноевропейская переходит через процесс «просвещения», который порывает с религиозными истоками и разлагает символику культуры. Куль­туре свойственно, на известной стадии ее пути, как бы сомневаться в своих основах и разлагать эти основы. Она сама готовит себе гибель, отдаляясь от своих жизненных истоков. Культура духовно истощает себя, рассеивает свою энергию. Из стадии «органичес­кой» она переходит в стадию «критическую».

Весьма характерно, что, по словам Н.А. Бердяева, организо­ванная техника жизни должна окончательно освободить челове­чество от иллюзии и обманов культуры. Она должна создать вполне «реальную» цивилизацию. Духовные иллюзии культуры были поражены неорганизованностью жизни, слабостью ее тех­ники. Эти духовные иллюзии исчезают, преодолеваются, когда цивилизация овладеваеттехникой и организует жизнь. Цивилизация по природе своей технична, в цивилизации всякая идеоло­гия, всякая духовная культура есть лишь надстройка, иллюзия, не реально