Национал-социализм возрождает семью

«Семья...» — начал говорить Вернике, не зная, что сказать дальше. «Если присутствующие сейчас начнут смеяться, — думал он, — тогда я отойду от этой темы. Ведь мне же нечего сказать по этому вопросу». Все смотрели на него. На лице лидера штурмовиков застыло холодное выражение гнева и презрения. Эти прошедшие в молчании минуты, казалось, напрягли нервы до предела, стуча молоточками в висках.

— Семья нас не касается, — прозвучал голос из аудитории, дойдя до его сознания. — Мы — штурмовики, мы исполняем наши обязанности, мы — национал-социалисты, а все остальное нас не интересует.

В какой-то момент заявление это казалось вполне обоснованным. Лидер штурмовиков поддержал сказанное, добавив: «Конечно же все прочее нас не касается». Но это же было неверно. Ведь тот приставал к нему, задавая сотни раз один и тот же вопрос: «Есть ли конец службе штурмовика?» Вернике продолжал молчать, переминаясь с ноги на ногу, неуверенный в себе. И вдруг перед ним в его сознании появилось бледное, залитое слезами лицо жены, говорившей неоднократно: «Чем я должна накормить ребятишек?»

По всей видимости, собравшихся одолевали такие же видения. Вернике почувствовал, как кровь прилила к его голове. «Стало быть, тебе нечего сказать, — подумал он. — Тогда садись».

Лидер штурмовиков не сказал более ничего, но произнесенные им слова били как молот, как удары хлыста, вызывали чувство стыда.

Штурмовик Дитрих, которому было предложено выступить, вышел вперед и сказал:

— Семья — наиболее важная ячейка государства. Тот, кто разрушает семью, замахивается на благополучие государства. Национал-социализм возродил семью и поставил ее на должное место. Нам не нужен мелкобуржуазный идеал семьи с его диванной психологией и ходячими манекенами, с деградацией женщин и изнеженностью детей. Мы знаем, что жене приходится нести тяжелую ношу. Национал-социалист должен быть рядом с ней, поскольку она протягивает ему руку помощи. Жена – это товарищ, боевая подруга.

Все, что он говорил, было просто и понятно. Все хорошо понимали его, даже Вернике, в сознании которого снова и снова болезненно отдавались слова жены.

— А как было раньше? — спросил лидер штурмовиков, в глазах которого все еще сверкали гнев и презрение.

Отто Денниг, хотя вопрос и был обращен не к нему, встал и начал говорить:

— В моем отряде был только один женатый штурмовик, остальные все — холостяки. Так вот, его молодая супруга знала нас всех, и, если у кого-то возникали трудности и негде было приткнуться, ему стоило только прийти к ним домой, и тогда все заканчивалось благополучно. Но вот на стало время, когда ее муж не бывал дома целыми вечерами в течение нескольких недель. Мы тогда разъезжали по деревням на мотоциклах. Мы старались прикрывать один другого на митингах и в пути, но ведь противник устраивал засады, поэтому все было возможно.

Молодая новобрачная стояла у окна каждый вечер, дожидаясь нашего возвращения. Порою мы появлялись только на рассвете, и всегда мы видели издали огонек в окошке, ставший для нас своеобразным символом. Прежде чем разойтись по домам, мы некоторое время проводили в маленькой кухоньке, рассказывая смешные истории и приходя в себя.

Однажды наши противники устроили на дороге засаду. Заняв отличные позиции, они значительно превосходили нас. И нам ничего не оставалось, как ретироваться. Сев опять на мотоциклы, мы стали спускаться с возвышенности в долину. У одного из наших мотоцикл заглох у самого ее подножия, но мы заметили это, только отъехав несколько дальше. Когда мы возвратились, он лежал без сознания под своим мотоциклом и умер по пути в больницу, не приходя в сознание. Это был как раз муж той молодой женщины, которой нам пришлось сообщить это печальное известие. Нам всем было весьма тяжело видеть ее безутешное рыдание, так как она очень его любила. Но она даже не спросила, почему это произошло.

Потом она возвратилась к своим родителям, так как у него, кроме нее и нас, никого не было. Когда в 1933 году мы проводили большое факельное шествие, она неожиданно появилась в городе и, подойдя к месту нашего сбора, поздоровалась с каждым в отдельности. Получив команду на движение, мы пошли строевым шагом к центру города. Проходя мимо нее, увидели, что она улыбается. Все повернули голову в ее сторону, как при прохождении мимо большого начальника, стараясь не показать вспыхнувшие эмоции. Такой была эта молодая семья, и я тогда же поклялся себе: никакого мелкобуржуазного брака и пустого времяпрепровождения на мягком диване с безразличным отношением к происходящему в мире. Девушка, на которой я женюсь, должна быть похожа на жену нашего товарища. Вот то, что касается меня. А жениться я собираюсь в следующем месяце...

Все им сказанное не имело никакого отношения к идеологии и воспитанию. А может, и имело?

Лидер штурмовиков кивнул Отто Деннигу, сказав: «Благодарю!» Касалось ли это рассказанной истории или сообщения о предстоявшем бракосочетании? На этом он, видимо, собирался закончить дискуссию. Для Вернике услышанного было вполне достаточно, однако дискуссия продолжилась. А он подумал:

«Вот как обстояли дела раньше, теперь же все стало проще. Жизнь и здоровье не поставлены более на карту, только комфорт. Что остается, так это внутреннее чувство долга, и у кого этого нет, тот не с нами. Некоторые дали слабину под воздействием родственников, плюшевого дивана и личного комфорта. Или же из-за влияния жены, которая держит ушки на макушке и которая беспокоится по ночам, не желая оставаться одна.

По вечерам каждый устраивается поудобнее в кресле, вытягивает ноги и отдыхает с мыслью: «Наконец-то я дома». Такое, однако, не должно стать самоцелью и мировоззрением. Кратковременный отдых должен служить накоплению энергии для новых боев и движения вперед...»

Можно ли найти такое поле деятельности, где могли бы участвовать жены и молодые женщины, где каждый был бы знаком с каждым? Тогда у некоторых может появиться и иное отношение к делу. И вот три-четыре человека высказали такое пожелание. Остальные присутствующие только кивали в знак согласия, а один из них тут же выдвинул программу: загадывание шарад, игра в «возвращение домой на рассвете», исполнение боевых песен...

Отто Хальман сказал ухмыляясь:

— Размахивание знаменами, патриотические речи, а затем аплодисменты. Не так-то просто все это, парни. Ваше предложение звучит подобно тусклым репликам каких-нибудь завсегдатаев кегельбана. Если уж что-то делать, то с понятием и чувством, во взаимосвязи с другими мероприятиями. Скажем, после обеда занятия спортом, а по вечерам — культурный досуг, ответственность за проведение которого следует возложить на штурмовика Дитриха. Тогда мы и увидим, как следует понимать указания фюрера об интеллектуальном развитии.

— Слушаюсь, шеф. Программу представлю послезавтра к вечеру, — ответил тот на одобрительный кивок лидера.

(Андерлан Хане. Противник установлен! (Боевые эпизоды из жизни СА.) Мюнхен, 1937.)

Людвиг Леонхардт