Как основа художественного мира
ВИКТОРА ЦОЯ
Применительно к творчеству В. Цоя эмблема “романтик” употреблялась неоднократно1. Такая характеристика появилась благодаря как внешнему имиджу, созданному Цоем в русском роке 80-х гг. (одинокий герой, предпочитающий прогуливаться по ночному городу в черном облачении), так и определенной художественной программе, нашедшей воплощение в его песнях.
Реализацию этой программы можно увидеть в тексте песни “Прогулка романтика”2, где налицо многочисленные романтические атрибуты - “ночь”, “гроза”, “причудливые тени”, “черные кошки” и т.д. Романтический колорит стихотворения претерпевает трансформацию: с таинственно-пугающего (“подворотни страшны <...> черные кошки перебегают дорогу <...>”) до привычно-бытового, сведенного автором до обыденной ситуации подвыпившего гостя, возвращающегося домой и просыпающегося в метро “когда там тушили свет”3. Именно последняя строфа, иронически снизив романтическое настроение стихотворения, завершается прибавлением к постоянному рефрену между куплетами (“Прогулке романтика, романтика...”) финального определения лирического героя как “неоромантика”.
Подчеркивая свою связь с романтической традицией, В. Цой в то же время и отталкивается от нее, иронизируя над тем романтическим пафосом, без которого не обходится ни одна его песня. В основе художественного мира Цоя лежит стройная концепция, сочетающая в себе одновременно романтический пафос и авторскую иронию по поводу этого пафоса4. Именно благодаря этому противоречивому сочетанию Цой называет себя не “романтиком”, а “неоромантиком”, выделяя таким образом свою художественную систему из обширного массива романтической традиции.
В текстах Цоя его концепция находит воплощение на уровне ведущих мотивов, закрепляясь ключевыми образами-символами. Мы попробуем обозначить основные компоненты этой концепции.
Если рассматривать художественный мир Цоя как некий космос-универсум, то в текстах можно обнаружить опорные космогонические мотивы. Прежде всего, это мотив войны “между землей и небом”:
И где бы ты ни был,
Что бы ни делал,-
Между землей и небом - война.
Война в художественном мире Цоя ведется “без особых причин” и воспринимается как некая изначальная данность. Бессмысленность этой войны лирический герой ощущает как неизбежное, но все же не необходимое зло. Мотив “последнего героя”, на которого “весь мир идет войной”, неразрывно связан с мотивом “войны между небом и землей”. Образ героя воспринимается поэтом в традициях романтизма: герой “всегда один”, “поглощенный толпой”, но не имеющий с этой толпой ничего общего. Именно толпе герой поет правду о войне между небом и землей: “Эй, а кто будет петь, если все будут спать?”. В космогонии Цоя “последний герой” обладает особой миссией :
Хочешь ли ты изменить этот мир...
Встать и выйти из ряда вон...
Эта миссия, понимается героем как особое служение звезде, воспринимаемой в традициях романтизма как путеводный знак, как судьба :
И звезда говорит тебе: “Полетим со мной”.
Ты делаешь шаг, но она летит вверх, а ты - вниз.
Но однажды тебе вдруг удастся подняться вверх.
И ты сам станешь одной из бесчисленных звезд.
И кто-то снова протянет тебе ладонь,
А когда ты умрешь, он примет твой пост.(выделено мной. - А.Л.-Ц.).
В поэтике Цоя образ-символ звезды является центральным и употребляется довольно часто, причем звезда символизирует здесь еще и цель служения последнего героя.
В художественной системе В.Цоя лирический герой одинок, но мотив одиночества воспринимается в связи с темой служения, долга. Последний герой “хотел быть один, но не смог быть один”. Он призывает окружающих разделить с ним тяжелую ношу служения: “Попробуй спеть вместе со мной, вставай рядом со мной.” “Одиночество” героя - лишь в его индивидуальном отличии от других: “Я один, но это не значит, что я одинок”. Тем не менее появляющаяся в текстах альбомов “Группа крови”, “Звезда по имени Солнце” коллективная тема “служения звездам” (“Мы поверили звездам / И каждый кричит:” Я готов!”) является горячим желанием, мечтой поэта, а не реальным положением вещей.
Романтические мечты о желанном идеале пронизывают тексты песен Цоя, но, чтобы не “сфальшивить” (“В этом мотиве есть какая-то фальшь / Но где найти тех, что услышат ее?”), поэт постоянно одергивает себя, иронизируя над своими мечтами:
А мне приснилось: миром правит любовь.
А мне приснилось: миром правит мечта.
И над этим прекрасно горит звезда.
Я проснулся и понял: беда.
Ирония Цоя никогда не опускается до цинического осмеяния вечных ценностей. Человек, любовь, жизнь, смерть - понятия, над которыми смеяться его лирический герой не может, ибо верит:
Смерть стоит того, чтобы жить.
А любовь стоит того, чтобы ждать.
Даже развивая свою любимую тему - тему романтического противостояния подростков ,”детей “ миру “ отцов”, Цой не разрушает прежние ценности, а, напротив, пытается дать нравственный урок:
Не очень хорошую шутку
Сыграли с солдатом ребята
Раскрасили красным и синим,
Заставляли ругаться матом.
Протест лирического героя Цоя не разрушителен, он хочет лишь, чтобы “взрослые” его оставили в покое:
Мы будем делать все, что мы захотим
Пока вы не угробили весь этот мир...
Мы хотим танцевать!
С темой романтического протеста связан и образ-символ книги, как источника знания. Сам лирический герой очень начитан(“подросток, прочитавший вагон романтических книг”)5, но чтение - позиция пассивная, а герой, чтобы выполнить свою миссию, должен быть активным. Именно потому он заявляет : “Чтение книг - полезная вещь, но опасная как динамит”. Для “последнего героя” чтение книг уже пройденный этап: “Раньше я читал книги, а теперь я их жгу”. Теперь перед ним только “бой - каждый сам за себя”.
Лирический герой Цоя живет в постоянном ожидании сигнала к бою: “Я жду свое слово - пора”. В поэтике Цоя мотив войны последнего героя с миром не статичен, герой не может долго оставаться без дела и “высокая в небе звезда зовет его в путь”. Доминантным в неоромантической концепции Цоя поэтому является хронотоп пути: “Телефон на все голоса говорит –пора <...> / Но странный стук зовет в дорогу” С хронотопом пути связаны образы ветра, символизирующего движение, и осени - времени подводить итоги не только года, но и жизни:
Застоялся мой поезд в депо:
Снова я уезжаю, пора.
На пороге ветер заждался меня,
На пороге осень,
Пространственно-временная организация художественного мира Цоя, помимо хронотопа пути включает в себя и другие элементы.
Так, ночь в художественной системе Цоя выступает не только как конкретное время суток, но и как особый мир, где герой может скрыться от дневных забот:
И это мое дело - любить ночь,
И это мое право - уйти в тень.
Несмотря на то, что в неоромантической концепции Цоя “ночь “ и “день” противостоят друг другу, “день”, помимо отрицательных характеристик (“серый день”), содержит и положительные, которые появляются благодаря образу Солнца. Этот образ в текстах песен Цоя несет особую конструктивную функцию, способствующую успешному выполнению героем его миссии. Отсутствие солнца ослабляет героя: “Мы не видели солнца уже несколько дней/ Наши ноги утратили крепость на этом пути”.
Завершая рассмотрение отдельных аспектов художественного мира В.Цоя, отметим его особую эсхатологичность. Наиболее концентрировано она выражается в песне “Легенда”. Здесь ведущий мотив лирики Цоя - противостояние неба и земли, редуцируется смертью:
Но настала пора - и тут уж кричи не кричи,
Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,
Как шатаясь бойцы о траву вытирали мечи...
Как смеялось небо, а потом прикусило язык...
И внезапно в вечность вдруг превратился миг.
В этом последнем бою нет победителей , и нет побежденных, а “есть лишь любовь и есть смерть”.
Используя романтическую символику, Цой не пытается стилизовать свои песни в духе романтизма. Он лишь оформляет ту потребность исторической эп[ГАсГ1] охи в романтическом герое, которая время от времени становится в развитии культуры на первый план. ( В свое время эта потребность нашла оригинальное отражение в творчестве Жуковского, Бальмонта, Гумилева, Грина и других писателей и поэтов, отдавших дань романтической традиции.)
Определяя художественный мир Цоя как неоромантический, необходимо выделить особую поэтическую технику, благодаря которой творческая концепция автора обретает целостность и законченность. Нам эта техника видится импрессионистической. Для нее свойствены быстрые, моментальные смены образов, мгновенный переход от одной картинки к другой и стремление запечатлеть реальный мир в его подвижности и изменчивости, передать свои мимолетные впечатления. Эта техника напоминает импрессионистическую манеру в живописи, для которой характерны именно моментальность изображения и кажущаяся его фрагментарность, после осмысления воспринимаемая как единое целое. Именно это является ведущим принципом поэтической техники Цоя:
Ночь, день-
Спать лень...
Мой дом,
Я в нем
Сижу-
Пень пнем...
Стоит таз,
Горит газ.
Щелчок -
И газ погас.
Благодаря быстрой смене объекта изображения картина становится все более полной и осязаемой:
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле,
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле.
Таким образом, неоромантическое содержание органично сочетаясь с импрессионистической техникой стиха создают особую художественную систему, нашедшую оригинальное воплощение в творчестве В.Цоя.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См. об этом: воспоминания Р.Нугманова и Б.Гребенщикова в: Виктор Цой. Литературно-художественный сборник. Санкт-Петербург, 1997 .
2 Здесь и далее тексты песен Цоя цит. по: Виктор Цой. Песни. Рязань, 1997
3 Там же . С.45-47
4 Там же. С.76
5 Цит. по : Виктор Цой. Литературно- художественный сборник. С.119.
А.В.ЯРКОВА
Г.Санкт-Петербург
МИФОПОЭТИКА В.ЦОЯ