Социальный контекст и процесс атрибуции на Востоке и Западе
На протяжении последних двух десятилетий североамериканские социальные психологи были активно заняты описанием стратегий и тенденциозностей, имеющих место в процессе формирования умозаключений о чертах личности и атрибуциях поведения.
Новейшие межкультурные исследования показывают, что в своих усилиях мы грешили некоторым этноцентризмом или по крайней мере неспособностью учитывать различия между культурами и субкультурами. Для начала очень поучительно было бы обратить внимание на контраст между испытуемыми, чье поведение отражает принадлежность к какой-либо из двух культур — к индивидуалистической или к коллективистской.
Собственная значимость по сравнению со значимостью других. Интересный пример, приведенный Китаямой и его коллегами (Kitayama et а1., 1989), говорит о том, что, имея дело с себе подобными, коллективисты-японцы в меньшей степени, чем индивидуалисты-американцы, склонны рассматривать себя в качестве центра всеобщего внимания. Основания для подобного заключения не совсем непосредственным, но при этом весьма изобретательным образом были выведены из классического факта, касающегося оценки сходства.
В 1977 г. Эймос Тверски сообщил о неожиданном открытии, состоявшем в том, что оценки сходства двух предметов суждения зачастую бывают асимметричны. То есть испытуемые склонны считать, что Мадрид больше похож на Нью-Йорк, чем Нью-Йорк — на Мадрид, либо что шакалы больше напоминают собак, чем собаки — шакалов. Причины подобной асимметрии кроются, очевидно, в склонности испытуемых рассматривать более видный, важный и богатый ассоциациями Предмет в качестве подразумеваемого эталона или стандарта для сравнения и заключать, что менее видный и менее значимый объект имеет с ним больше сходства, чем это было бы при обратном сравнении.
Холиоук и Гордон (Holyoak & Gordon, 1979) вполне в духе данного обобщения установили, что испытуемые-американцы склонны считать, что другие похожи на них гораздо больше, чем они — на других. Иными словами, сравнительно незначимый, не бросающийся в глаза, когнитивно бедный «он» рассматривался как довольно похожий на значимого, видного, когнитивно богатого «Я», но не наоборот. Китаяма и его коллеги продемонстрировали существование среди японцев прямо противоположного паттерна. Полученный ими результат означал, что японцы, имеющие по сравнению с индивидуалистичными и «эгоцентричными» американцами более коллективистскую ориентацию, рассматривают окружающих как объекты, более важные и очевидно более достойные внимания, чем они сами.
Обобщенные взгляды на свойства личности в сравнении с контекстно-зависимыми. В 1989 г. Казенс (Cousins, 1989) обнародовал результаты исследования, связанные с описанным выше феноменом. Он использовал тест «Кто я?» и продемонстрировал, что коллективисты-японцы в меньшей степени, чем американцы, склонны претендовать на обладание широкими, кросс-ситуативными личностными свойствами, проявляющимися в разных ситуациях. Так, отвечая в свободной форме на вопросы теста, в которых не было задано никакого конкретного контекста, японцы перечислили в четыре раза меньше абстрактных психологических свойств (например, «я — оптимист»), чем американцы, но в то же время в три раза больше социальных ролей и вариантов контекста (например, «я член драмкружка»). Когда же были заданы определенные контексты, именно японцы были более склонны прибегать к описанию самих себя с помощью личностных атрибутов (например, «дома я иногда ленив» или «в школе я трудолюбив»).
Каузинс утверждает, что данный паттерн приобретает смысл, если его рассматривать в свете понимания японцами того, что их поведение обусловлено социальным контекстом. Наоборот, американцам нравится думать о себе как об обладателях набора личностных свойств, не зависящих как от конкретных с кем-либо отношений, так и от специфических ситуационных контекстов.
Похоже, что фундаментальная ошибка атрибуции не свойственна индийцам. Тот факт, что азиатские испытуемые-коллективисты придают большой вес социальному контексту, также может влиять и на объяснение ими социального поведения. Джоан Миллер (Joan Miller, 1984) показала, в частности, что индийцы более, чем американцы, склонны объяснять происходящее в терминах ситуационных и контекстуальных факторов. Как уже упоминалось в главе 5 (где мы рассматривали результаты исключительно испытуемых-американцев), Миллер попросила своих испытуемых для начала описать, а затем объяснить какой-либо «хороший» или «плохой» поступок, совершенный недавно кем-нибудь из их хороших знакомых. Данные испытуемыми объяснения были распределены по категориям, из которых к предмету нашего рассмотрения наиболее близки те, которые соответствуют общим личностным диспозициям (к примеру, «щедрость» или «неуклюжесть») в сравнении с контекстом (например, «там не было больше никого, способного прийти на помощь», или «было темно»). Сталкиваясь с необходимостью давать объяснение негативному или отклоняющемуся поведению, индивидуалистичные, личностно-ориентированные испытуемые из США прибегали к терминам общих личностных диспозиций в 45% случаев, тогда как индийцы делали это лишь в 15% случаев.
Аналогичным образом для объяснения позитивного или просоциального поведения американцы использовали диспозиционные объяснения в 35% случаев, в то время как индийцы — лишь в 22%. Наоборот, для объяснения отклоняющегося поведения индийцы в 32% случаев приводили контекстуальные доводы, в то время как американцы прибегали к ним лишь в 14% из них. В отношении же просоциального поведения индийцы пользовались контекстуальными объяснениями в 49% случаев, в то время как испытуемые-американцы — лишь в 22%.
Для того чтобы показать, что расхождения между объяснениями, даваемыми американцами и индийцами, не проистекают из каких-либо различий между описанными действиями, Миллер прибегла к элегантному контрольному сопоставлению. Она попросила своих американских испытуемых дать объяснение поведению, о котором говорили испытуемые-индийцы. Американцы объяснили поведение индийцев, используя диспозиционные и контекстные термины в той же пропорции, что и при описании поступков своих знакомых. Последнее полностью согласуется с выдвинутой Миллер гипотезой о культурных различиях.
Означает ли это, что индийцы не подвержены фундаментальной ошибке атрибуции, из чего в свою очередь вытекает вопрос: а настолько ли эта ошибка «фундаментальна»? Очень может быть, что это именно так. Однако чтобы установить это, одного исследования Миллер недостаточно, поскольку существует еще возможность того, что ситуационные факторы действительно оказывают большее влияние на поведение людей на Востоке, чем на Западе. И действительно, ученые, противопоставляющие индивидуалистические культуры коллективистским, исходят в первую очередь именно из этого. Если так, то дело не в том, что индийцы проявляют более глубокое проникновение в природу ситуаций, а просто в том, что они объясняют иное, а именно — более ситуативно обусловленное поведение.
Нам, однако, кажется, что истина включает в себя оба эти фактора, т.е. ситуационные влияния, существующие в любом не-западном контексте, с одной стороны, могут быть более мощными детерминантами поведения, а с другой стороны, представлять собой и более бросающиеся в глаза его объяснения. Поэтому мы предполагаем, что индийцы, равно как и многие другие представители коллективистских культур, действительно менее подвержены фундаментальной ошибке атрибуции, чем американцы.
Приведенные в качестве примера исследования наглядно подтверждают то, что различные культуры интерпретируют мир принципиально по-разному. Из них также следует, что отмеченные когнитивные различия могут иметь и фундаментальные социальные причины.