Пересмотр практической ценности обыденной теории личности
Ранее мы утверждали, что обыденная теория личности оказывается в целом большим подспорьем в решении многих повседневных задач, несмотря на то что она основывается на слишком упрощенных, даже ошибочных диспозиционистских посылках. В то же время в некоторых особых ситуациях наивный диспозиционизм может вести к ошибочным умозаключениям и необоснованным решениям. Некоторые из этих умозаключений и решений относительно заурядны и безвредны, другие же — сравнительно нестандартны и потенциально опасны. Наше дальнейшее обсуждение, в ходе которого мы будем сопоставлять чистые и корректные исследовательские схемы с запутанными реальными контекстами, призвано выяснить, в каких именно случаях обыденная теория личности может навлечь неприятности на того, кто ею пользуется.
Обыденная теория личности соотносится с более корректной теорией личности подобно тому, как обыденная физика соотносится с научной физикой (Holland et аl., 1986; Nisbett, 1980, 1987). Большинству из нас прекрасно удается обращаться с физическими телами и силами, присутствующими в окружающей среде. Некоторые даже вырабатывают в отдельных областях выдающиеся навыки (например, умение бросать и ловить мяч), несмотря на ряд достаточно глубоких заблуждений относительно законов движения, управляющих соответствующими физическими явлениями, заблуждений, в которые впадали, заметим, самые тонкие философы еще несколько сот лет назад (Champagne, Klopfer & Anderson, 1980; McCloskey, 1983).
Например, большинство взрослых людей полагают, что если отпустить предмет, движимый вперед с определенной скоростью (например, выпустить сверток из рук идущего человека или мелкого грызуна из когтей хищной птицы), то он упадет вертикально вниз. Увидев траекторию падения этого предмета в форме параболы, они бывают глубоко поражены. У этого и подобных ему заблуждений, к которым до Галилея и Ньютона никто не подходил с научной строгостью, существует несколько следствий. С точки зрения человеческой эволюции, у людей только недавно появилась возможность сбрасывать предметы с быстро перемещающихся транспортных средств, равно как и необходимость избегать попадания предметов, сброшенных сверху. Произошло это в связи с резким скачком в развитии военной авиации в начале нашего века. Бомбардиры времен первой мировой войны должны были учиться побеждать свое желание не сбрасывать бомбу до тех пор, пока она не окажется строго над целью (стоит заметить, что эта проблема была решена путем разработки приборов, не полагавшихся более на «интуитивный» расчет траектории падения бомбы). Пехотинцы же вынуждены были в свою очередь научиться обращать внимание не на бомбы, сбрасываемые прямо на их головы, а на бомбы, которые сбрасывались с приближающихся самолетов, находящихся на достаточном от них расстоянии.
Одно из наиболее распространенных и существенных обыденных заблуждений о природе физического мира, нашедшее отражение в наследии древних философов, имеет еще более непосредственное отношение к нашему разговору об обыденной теории личности. Левин отмечал:
«По Аристотелю, движущие силы были полностью и заранее обусловлены природой физического тела. В современной физике все наоборот: существование вектора силы всегда зависит от взаимных отношений нескольких физических фактов, в особенности от отношения тела к его среде» (Lewin, 1935, с. 28; курсив оригинала).
Иными словами, древняя физика представляла поведение объектов исключительно в терминах их свойств или диспозиций. Камень при погружении в воду тонет, поскольку обладает свойством тяжести, или «гравитацией»; кусок же дерева плывет потому, что обладает свойством легкости, или «левитацией».
В этих в целом полезных воззрениях на поведение объектов отсутствует лишь одно — относительный взгляд на явления. Согласно этому взгляду, необходимо рассматривать отношение между массой воды и массой погруженного в нее тела, а в случае с падающим телом — между движением тела по инерции и силой земного притяжения. Однако ограниченность и заблуждения наивной физики не мешают обычному человеку видеть перед собой предсказуемый и понятный ему мир физических объектов. На самом деле эти заблуждения служат повышению предсказуемости и связности повседневного опыта. Но они чреваты и некоторыми издержками, поскольку делают человека подверженным потенциально опасным ошибкам в суждениях, возникающим при необходимости иметь дело с новым, незнакомым явлением. Они также представляли собой тот интеллектуальный багаж, который пусть поначалу и с неохотой должен был быть отброшен в сторону, дабы освободить место для менее интуитивного и предоставляющего гораздо более широкие возможности взгляда на мир физических явлений — взгляда, связанного с именами Г. Галилея и И. Ньютона. (Как должно быть известно нашим читателям, в течение последнего столетия ньютонианские представления о времени, пространстве и движении постепенно уступили место еще менее интуитивным и таящим в себе еще большие возможности представлениям о Вселенной, вызванным к жизни гением Эйнштейна и других физиков-теоретиков.)
В психологии не было ни своего Ньютона, ни тем более своего Эйнштейна, которые могли бы заменить наши наивные, основанные на опыте представления более точной и научно обоснованной системой воззрений, которая позволила бы очертить взаимоотношения между человеком и ситуацией. На самом деле, как мы уже говорили в главе 1, одним из наиболее важных уроков психологии является более глубокое понимание того, почему формулирование продуктивных закономерностей, точно предсказывающих поведение, чрезвычайно затруднено, как бы мы ни совершенствовали наши методологические навыки и концептуальные способности. Тем не менее, мы полагаем, что обобщенный в данной главе социально-психологический анализ взаимоотношений между людьми и их социальным окружением поможет сделать самый общий набросок более продуктивной концепции индивидуальных различий и согласованности поведения.