Динамика общественного развития и аксиология тела
Современный мир, хотя и не находится в стороне от «столбовой дороги» развития соматического сознания и связанных с ним практик, хотя и наследует многое из наработанного, сложившего и даже мифологизированного в этой области, о чем речь уже шла выше, однако, в то же время, создает существенно новые обстоятельства бытия человека, а значит, порождает и иное социокультурное пространство существования, функционирования, использования, окультуривания его тела, новые соматические представления и ориентации. Именно к этому пространству бытия телесности, особенностям формирующихся в нем феноменов «социального» и «культурного» тела и будет обращено наше внимание в первую очередь.
Предметом нашего интереса будут прежде всего не отдельные, частные формы их становления и проявления, а некоторые аспекты принципиального вопроса о «местоположении», статусе, характере осмысления самой проблематики телесности, степени ее значимости и означенности в современном социокультурном пространстве; анализ влияния современных социальных тенденций на телесность человека, на характер ее восприятия и толкования, на особенности современных соматических практик. Специальным предметом рассмотрения стали факторы, оказавшие существенное влияние на возрастание интереса к телесности как одному из оснований человеческой жизни, а в определенной мере, и на реабилитацию телесности как социальной и индивидуальной ценности.
Отмеченная выше «производность» телесности человека от множества социальных и культурных детерминант диктует необходимость выявления в современном социуме тех тенденций, процессов, явлений, которые определяют новые конфигурации и акценты в осмыслении этого феномена, задают соответствующие траектории различным видам телесных практик. К таковым должны быть отнесены такие особенности общественного пространства, его динамики, как постоянное изменение характера труда, усложнение и все большая дифференциация социальной структуры, изменения соотношения между рабочим и нерабочим
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 159
временем, структурные изменения в демографических характеристиках (степень урбанизации, возрастание доли высоковозрастных групп) и другие связанные с ними тенденции.
Мы выделим для анализа среди наиболее значимых в интересующем нас аспекте, прежде всего, две противостоящие, но одновременно (хотя и в разных отношениях) заострившие проблему телесности тенденции: возрастание социальной зависимости «человека телесного» от социума, все большее его социальное «порабощение», усиление социального контроля и в то же время — утверждение ценности человеческой индивидуальности, расширение ориентации на самореализацию, самоконтроль личности.
Немаловажными обстоятельствами -возрастания статуса проблем телесности как в контексте социально-научного познания, так и в обыденных представлениях стали также укрепление анти-рационалистичес-ких идей, теорий, настроений; значительное расширение пост-материалистических ориентацией в современных цивилизационно продвинутых обществах и в определенной мере связанных с этим гедонистических настроений; процесс экологизации общественного сознания. Отмеченная выше тенденция к усилению социальной дифференциации также является немаловажным обстоятельством, прежде всего, как фактор многообразия современных соматических ориентации.
Рассмотрению влияния этих тенденций на современные соматические представления и практики и посвящена заключительная глава.
1. Телесность человека в контексте социальных изменений
Очевидной тенденцией, характеризующей процесс взаимодействия тела с социальными условиями бытия человека в современных условиях, является его возрастающая зависимость от многочисленных факторов социального характера. Не случайно в западной литературе появляется все большее количество неологизмов, фиксирующих разные аспекты этой зависимости, отражающих характер и последствия разного рода социальных воздействий: «медикализованное» тело, «технологизи-рованное» тело, «социально-дисциплинированное» тело, «исчезающее естественное» тело, «потребительское» тело и даже «паникующее» под натиском цивилизации тело.
С одной стороны, этот процесс нарастания социальной зависимости носит, безусловно, объективный характер, связанный с повышением возможностей цивилизации (технических, технологических, научных) воздействовать, трансформировать, подчинять заданному режиму самые разные стороны жизни человека, в том числе и его телесное
160 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
бытие. С другой стороны, именно это обстоятельство и заставляет все более серьезно относиться к проблеме становления «социального тела», дабы оно не стало некоторым цивилизационным суррогатом тела природного, до «непригодности» исказив и «вытеснив» последнее, являющееся, хотим мы того или нет, биологической основой человеческого существования. Понятно, что чем дальше продвигается цивилизация в своих возможностях воздействия на человеческое тело, тем больше вероятность возникновения «ножниц» в содержании понятий «социальное тело» и «культурное тело»: неограниченныйи все ускоряющийся прогресс возможностей,актуализируемый в феномене «социального тела», далеко не всегда совпадает с реализацией культуросообразного принципа ограничения,необходимого для достижения соразмерности, гармонизацииприродного и социального. Борьба этих двух тенденций вполне очевидна в пространстве современного бытия «человека телесного», проявляясь в контексте экологическом, политическом, в различных аспектах организации социальной жизни человека, включая институты здравоохранения, образования, систему производства и досуговую сферу.
Наиболее остро проблема «подавления» естественного тела вне каких-либо рамок и ограничений этого процесса, принимающего в современном цивилизационно-продвинутом обществе все более тотальный характер, поставлена рядом западных исследователей, в частности, критиками и «разоблачителями» постмодернистской эпохи как эпохи «исчезновения Реального и удушения всего Натурального» [300, с. 47].
«Разрушаемое и уничтожаемое» цивилизацией тело, однако не только пассивно страдает, попав в ее «жернова», но и все более активно и жестоко «отвечает» обществу своеобразной местью: «террор разрушения по отношению к телу переходит в свою противоположность, поскольку именно тело становится своего рода "агентом" внедрения в общество разного рода "заразы", несущей новые беды цивилизованному человечеству (яркий пример тому — СПИД); ...экстаз катастрофы, воплощающийся в публично обнародуемом, неприкрываемом, разлагающем общество сексе без границ, становится ироническим символом нашего квази-освобождения» [там же, с. 14-15]. Как здесь не вспомнить наше отечественное: «Мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали»! Хотя «эсхатологические» настроения ряда исследователей, обращающихся к проблеме «тело и цивилизация» и характеризующих ее нынешнее состояние через такие понятия, как «паникующее тело», «агонизирующее тело», «исчезающее тело» и т. п. (Дж. Бодрийяр, А.и М. Крокер и др.), и являются в определенной мере чрезмерно-гипертрофированной реакцией на происходящие в современном обществе процессы, однако, даже если отказаться от крайностей
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 161
и сознательного эпатажа, нельзя не признать реальностью возрастание степени зависимости «человека телесного» от его социокультурного бытия в самых разных отношениях — рефлексируемых и регулируемых им или же до поры до времени существующих как имплицитные феномены.
Тенета цивилизации, которые все плотнее обволакивают тело человека, становятся не только все более крепкими,но и все более густыми:не только «близлежащие» к телу социальные структуры и деятельности (медицина, физическое воспитание, гигиена и т. п.) могут рассматриваться как детерминанты его социализации в широком смысле слова, но практически всеподсистемы социума в той или иной мере со-причастны к становлению «социального тела», а тем более — к его использованию и «потреблению» — наука и технология, экономика и политика, образование и сфера рекреации, искусство и религия. Рассмотрение хотя бы некоторых из этих сфер проявления взаимодействия социальных факторов и человеческой телесности, позволит нам в определенной степени конкретизировать и развить это общее положение.
Что касается сферы производственной деятельности, то проблема бытия телесности в ее контексте достаточно давно и детально рассматривается исследователями. Основной вопрос, выделяемый в анализе этой проблемы, связан с постоянными изменениями, трансформациями в характере, технической оснащенности, организации производства, что приводит к существенным изменениям и в «местоположении», функциях, социально-экономической значимости телесно-физических качеств человека.
К примеру, снижение доли физического труда в современном общественном производстве, по оценке академика А. И. Берга, до 5-6 % (в сравнении с 96 % на протяжении длительного времени существования человечества) свидетельствует не только об изменении производственных функций и назначения телесно-двигательных характеристик человека, но и о становлении в условиях современного общества принципиально иного режима бытия телесности человека, предполагающего поиск компенсаторных видов деятельности для восстановления утраченного баланса, для жизненно необходимой физической «догрузки» человеческого организма до «естественного», т. е. откристаллизовавшегося в процессе социобиологической эволюции как оптимальный, уровня.
Очевидно, что любая производственная деятельность, в которую включается человек со всей своей телесностью, оказывает как прямое, так и рефлексивно-опосредованное воздействие на тело человека. С одной стороны, сам характер этой деятельности, заданные в ней функции человека — рабочей силы диктуют использование, развитие, совершенствование тех или иных физических способностей человека,
162 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
стимулируют человека к определенной концентрации своего внимания на них, а нередко и к их абсолютизации. С другой стороны, формирование одностороннего, дисгармоничного подхода к развитию собственной физической природы может иметь и прямо противоположную манифестацию, когда производственная деятельность человека НЕ связана с активным использованием его соматических, двигательных характеристик, что, естественно не только не стимулирует их значимо-ценностное восприятие, но и делает их атрибутом почти «излишним», «навязанным» природой, обращение к которому регулируется лишь суровой необходимостью, когда «забытое» тело напоминает о себе «поломкой» или каким-то иным дискомфортным состоянием.
И в том и в другом случае функционально-ориентированное отношение к телесности, ее «встраивание» в производственную структуру деятельности как элемента внешней, технологически заданной системы формирует, по принятому нами определению, «социальное тело», детерминируемое и используемое человеком (а точнее, обществом), прежде всего, по законам технологическим, а не культуросообразным.
Обращаясь к вопросу бытия «человека телесного» в производственной сфере в связи с рассмотрением тех тенденций и социальных влияний на человеческую телесность, которые характерны особенно для дня сегодняшнего, авторы ряда исследований (П. Фронд, А. Хочшилд и др.) акцентируют внимание на эффекте «растрачивания» телесности в современном производственном процессе, на том, что «расплата телом» — вполне очевидное следствие усиления социального доминирования и цивилизационного влияния на природно-физическое начало в человеке.
«Дисциплинирование» тела, о котором писал М. Фуко, наглядно проявляет себя в любой производственной сфере, где происходит «колонизация» жизненного мира работающего человека, подчинение его «я», в том числе и «телесного я», современным технологиям. «Правила, диктующие индивиду, как видеть, воспринимать, ощущать и оценивать любую вещь или проблему, как выполнять ту или иную предписанную функцию, постепенно становятся "естественными", частью самой личности, ее соматики и кинесики» [377, р. 138].
Тенденция ко все большему подчинению «биологического тела» социуму посредством его (тела) «вылепливания» в соответствии с заданными канонами, требованиями, предписаниями, т. е. формирования общественно-необходимого «социального тела» не является, как уже отмечалось, специфической характеристикой той или иной отдельной области деятельности человека, а является проявлением общего процесса «колонизации» его жизненного мира в целом. Осознание этого «общего знаменателя» многообразных в своей явленности и по своей
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 163
сферной принадлежности феноменов не могло не обратить взоры исследователей к вопросам организации общественной жизни как таковой, к системе управления обществом, т.е. к области политики.
На первый взгляд, эта область предстает как наиболее удаленная от вопросов телесного бытия человека, будучи расположенной на совершенно ином уровне системы общественной жизни. Однако... как сказал один мудрый человек, если бы не то обстоятельство, что человек живет на свете, он вряд ли бы интересовался политикой. Ну, а то, что политика «интересуется» человеком во всех его ипостасях, в том числе, и в ипостаси телесной, становится все более и более очевидным — если не всегда «по факту», то по крайней мере по тенденции.
Мишель Фуко, связавший центральную политическую проблему проблему власти — с самыми разными аспектами общественной жизни, блестяще «проиграл» эту связку и применительно к телесности человека, в частности, в контексте сексуальной жизни человека [348]. Телесная дисциплина, по оценке М. Фуко, остается на протяжении длительного времени социального развития постоянной практикой власти, генерирующей представления человека о себе и подчиняющей его этим представлениям. Невозможно избежать этого «прессинга» по всему «социальному полю», а потому важно исследовать и найти приемлемые «границы между технологиями доминирования других и технологией сотворения себя» [408, р. 19]. П. Хаттон, опираясь на теорию М. Фуко, заключает: «Я — это абстрактная конструкция, которая постоянно заново создается в текущем процессе событий, генерируемом императивами политической деятельности... Модели личности — это часть того процесса, посредством которого власть формирует наше знание о себе...». Эти модели включают также и образы тела, превращающиеся таким способом в то средство, благодаря которому власть «добирается до тела через его идеализацию» [там же, р. 135, 141].
Последователи теории М. Фуко, развивающие ее применительно к проблеме «тело и власть», выстроили целую «систему субординации тела по отношению к организованной власти общества», которая включает различные — по степени выраженности и по характеру — линии зависимости и подчинения тела, системы «опутывающих тело риторик»: идеологическую, эпистемологическую, семиотическую, технологическую, экономическую, политическую, научную, психоаналитическую и даже «спортивную риторику», которая «всегда будет прославлять выбрасывание на рынок массовой культуры отдельных частей тела: "длинных рук", "ловких ног" и т. п.» [394, р. 20-23]. В совокупности, заключают А.и М. Крокер, все это означает, что «тело сегодня постигла двойная смерть: его смерть как тела натурального, все более вытесняемого посредством социального языка бытия, и смерть
164 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
тела дискурсивного, исчезающего в пространстве размытых границ социума» [там же, с. 25-27]
Одной из наиболее ярких форм проявления подчиненности, зависимости телесности человека от социального, цивилизационного контекста ее бытия, несомненно, является феномен, обозначенный западными исследователями, как «медикализованное тело». «Мы стали биосоциальными, — пишет М. Вертуй — даже не заметив этого. Генетические манипуляции — это уже просто повседневность в наших университетах, индустриальных лабораториях, милитаризованных центрах. Репродуктивные технологии выброшены на рынок. У мужчины может быть развита лактация, создана искусственная плацента...» [458, р. 189-190].
Все увеличивающиеся возможности и спектр применения биотехнологий, возможности регулирования пола будущего ребенка, воздействия как на соматические, так и на психические характеристики человека на основе медикаментозного вмешательства в деятельность организма — все эти и сопутствующие им феномены постепенно могут превратить исходно естественное тело в своего рода артефакт современной цивилизации. Понятно, что такая перспектива вряд ли может выглядеть радужной, хотя очевидно и то, что сами по себе достижения цивилизации в этой области — несомненно, свидетельства радикального ее продвижения вперед. Однако продвижения эти, «замешанные» лишь на идее присвоения человеком природы, ее подчинения (что характерно для стержневого ориентира нынешней цивилизации), «работающие», прежде всего, на эффективность этого присвоения, могут создать (и по сути уже давно создали) ситуацию, когда сам процесс овладения природой, его технологическое совершенство затмевает собой самое природу.
Таким образом, даже это ограниченное рассмотрение лишь некоторых аспектов взаимодействия телесности человека с современным социальным контекстом дает, на наш взгляд, основание для вывода о существовании многочисленных и весьма крепких «уз», посредством которых человеческое тело все более становится продуктом социума, диктующего свои требования, «программирующего» нужные ему характеристики, «обламывающего» природное начало в человеке до нужного обществу стандарта.
Способы, технологии, приемы такого рода доминирования, безусловно, отличают современное социальное пространство от предшествующих эпох, хотя формирование «социального тела», естественно, не особая, а общая характеристика, порождаемая бытием «человека телесного» в системе общественных отношений и деятельностей. Спонтанные влияния этой системы, как и целенаправленное регулирование
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 165
тех или иных проявлений телесности с ее стороны — это своего рода контрольнад телом со стороны общества, который в разные времена и в разных культурах имел свою специфику — как в степени такого контроля, так и в формах его осуществления.
Известно, что чем сильнее формализация социального поведения, тем более серьезными являются и требования в сфере контроля тела. Применительно к современному обществу, конечно, вряд ли можно говорить о той же степени формализации поведения, как это было, положим, в средневековье или, тем более, в архаичном обществе, однако, вполне очевидна весьма высокая степень «привязки» телесности человека к социуму через контроль по отношению к ней и сегодня. В то же время, содержание такого рода контроля, влияния, «встраивания» тела в социум, безусловно, — характеристика динамическая. Касается это не только рассмотренных выше параметров, но и важнейшего звена, опосредующего понимание, оценку, действие человека по отношению к своему телу, подход к его формированию и «окультуриванию» — смыслов и значений, придаваемых телесности в том или ином обществе, этносе, субкультуре, и связанных с ними «телесных практик».
Другой выделенной нами социальной тенденцией, значимо повлиявшей на сам статус соматической проблематики, заострившей ее, хотя и в ином, по сравнению с рассмотренным выше, смысле, является утверждение, повышение ценности индивидуального начала в социальной жизни.
Возрастание значимости индивидуального начала в социальном бытии человека отмечается как характерная тенденция современности многими исследователями. Так, немецкий социолог Р. Кохли полагает, что особенностью современных социальных процессов является прежде всего все большая де-институционализация общественной жизни, перемещение в ее центр субъекта деятельности, что «делает особо значимыми процессы самоконтроля, самоорганизации, самодетерминации. Все более очевидным становится наступление принципа индивидуализации на сложившиеся институциональные структуры» [390, р. 37]. В этих условиях проблема самовыражения личности, открытия своего «я» рассматривается как главная тенденция и потребность «человека современного общества» [там же, р. 36].
Усиление ориентации на рост значимости индивидуального начала характерно для различных социокультурных систем, в том числе и таких, которые традиционно считались коллективистскими, подавляющими личностное начало к примеру, это отмечается исследователями японского общества (см., например, [293]). Тенденция роста ориентации такого рода объективно складывается и в отечественном социальном пространстве. Однако общепризнанным фактом является
166 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
тот, что одной из наиболее ярко выраженных традиций индивидуализма обладает американское общество, на примере которого могут быть выделены достаточно типичные черты этой социальной и психологической ориентации, что и определило наше обращение к некоторым характеристикам такого рода «модели».
Основной предпосылкой американского индивидуализма, по мнению Р. Уильямса, является признание того, что «индивиды, а не классы, являются действительно конкурирующими единицами... Человек достигает желаемого благодаря своим собственным усилиям, умению и настойчивости» [462, р. 455].
Формирование идеологии индивидуализма (как и всякой идеологии, как известно) не является случайностью: в данном случае можно видеть ее производность и высокую степень взаимозависимости с развитием тенденций предпринимательства; кроме других задач, эта идеология выполняла функцию генератора и стимулятора предпринимательской энергии личности. «Ценности бизнесмена господствуют в национальной жизни с ее ориентацией на индивидуальность, пронизывают ее насквозь» [там же].
Доминирование в определенном обществе ценностных ориентации того или социального слоя (анализ причин этого феномена выходит за рамки нашего исследования) или, по крайней мере, их существенное влияние является значимым обстоятельством для понимания особенностей отношения к телесности в разных социокультурных системах. Что касается общества с доминированием «ценностей бизнесмена», то вполне очевидно, что в систему этих ценностей, как по логике, так и «по факту», необходимо включаются ценности телесного бытия человека — прежде всего, в связи с ориентациями на сохранение здоровья и на формирование привлекательного физического имиджа.
Тесное переплетение идеологии предпринимательства с идеями протестантизма (что особенно наглядно проявило себя именно на американской почве) создало благодатную основу для ренессанса ценностей телесного бытия и даже, в известном смысле, для формирования культа «человека телесного» — что, однако, далеко не тождественно его соматической культуре в принятой нами ее трактовке.
В то же время, отвлекаясь от крайних форм, от абсолютизации ценностей индивидуализма, отметим, что придание индивиду самоценности наряду с другими социальными ценностями, и более того приоритета среди них, влечет за собой существенные последствия для формирования позитивной ориентации на «работу над собой», в том числе, на «работу» над своим телом. К таким последствиям следует отнести принцип свободы выбора; ориентацию на жизненный успех, т. е. формирование не столько «адаптивной», сколько «достигательской»
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 167
мотивации; установка на самого себя как на главный фактор выживания и достижения, продвижения в жизни, а следовательно — осознание ответственности за самого себя.
«В нашей культуре, — утверждает Р. Уильяме, — неудача будет скорее отнесена на счет тех черт характера человека, которые определили его поражение, чем на счет слепой судьбы, каприза случая или безличных социальных и экономических сил» [462, р. 456]. Для американцев традиционным является образ-символ человека, который «сделал себя сам», который стремится к тому, чтобы управлять своей судьбой, а не позволять ей диктовать свои условия. «Американская культура организована более вокруг стремления к активному господству, чем вокруг идеи пассивного подчинения» [463, р. 59].
Укреплению тенденции возрастания значимости индивидуального начала в социальной жизни и как следствие — значимости фактора телесного бытия человека — способствовало в последние два-три десятилетия усиление постматериалистических ориентации в цивили-зационно-продвинутых странах, что оказало влияние на изменения в характере современного «соматического сознания».
Известный американский социолог Р. Миллс, характеризуя особенности общественного сознания США 50-х гг., писал, что «деньги являются единственным бесспорным мерилом преуспевания в жизни, а преуспевание до сих пор считается в Америке высшей ценностью» [417, р. 461]. Однако результаты массовых опросов конца 70-х -начала 90-х гг. показали, что сами по себе деньги все менее рассматриваются американцами как самоценность, как индикатор жизненного успеха. Согласно одному из опросов службы Л. Харриса, 79 % респондентов считают необходимым изменение установок и ориентации людей в сторону более значимых ценностей, чем только высокие стандарты потребления. 63 % отметили, что важной задачей является рассмотрение в качестве высшей ценности человека, а не «материальных ценностей» (цит. по: [94, с. 109]). Результаты опроса 1986 г., затронувшего тот же спектр проблем, показали, что лишь 24 % американцев согласились, что «деньги — это единственно имеющий смысл и главный измеритель успеха» [466, с. 264].
Анализируя эти и ряд других подобных результатов эмпирических исследований, можно заключить, вслед за рядом исследователей, что все более очевидной в высокоразвитых обществах (и прежде всего, в определенных социальных слоях, о чем речь шла выше) становится тенденция постепенного разрушения традиционной ориентации — на достижение «материального благосостояния» и «потребительского успеха». Эта тенденция нередко обозначается как «девальвация материализма» (при
168 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
понимании под «материализмом» преобладания ориентации на деньги и богатство), или как «постматериалистическая тенденция» [93, 381].
Какие приоритеты приходят на смену «материалистической» доминанте в этой новой ориентации? Если опираться на результаты тех же исследований, то значительная часть опрошенных в них полагает, что богатство — это важное условие и средство для достижения иных (в отличие от количества денег), более значимых целей с точки зрения ценностей человеческогосуществования: например, получения хорошего образования, доступа к богатствам культуры в том числе, культуры физической) и т. п. В центре внимания все более оказывается проблема самореализации личности — от создания своего внешнего, физического имиджа до возможности занятий интеллектуальными, духовными видами деятельности по своему вкусу и выбору. В этом смысле можно говорить о постматериалистической ориентации как «питательном бульоне» для мотивации личности к самореализации, к поиску себя, к утверждению своего личностного начала. Все это, может быть существенным основанием для формирования ценностно-значимого отношения индивида к своему телу, становления и развития соматической культуры.
Акцентируя высокую степень корреляции между ценностями человеческой индивидуальности и аксиологией телесности, следовало бы, однако, подчеркнуть, что мы далеки от абсолютизации ценностей индивидуальности как исключительно позитивного начала в общественной жизни — они, как известно, имеют и свои оборотные и не самые привлекательные стороны, на что не раз обращали внимание исследователи. Так, например, К. Хорни в работе «Невротическая личность нашего времени» приходит к выводу о том, что из-за «высокой степени индивидуалистических стремлений, порожденных конкуренцией, отношения между личностями проникнуты напряженностью и сознанием того, что отсутствует необходимая безопасность» [378, р. 168].
Как отмечает Ю. А. Замошкин, когда личность усваивает принципы индивидуализма в качестве внутренних мотивов и ориентации своей деятельности, тогда возникает возможность конфликта данной личности не только с конкретными другими людьми — носителями той же ориентации, но и обществом в целом [94, с. 57]. Поскольку всякое общество как организованная целостность всегда задает некоторые нормативы, устанавливает правила, предписания, регламентации и т. п., а эти «нормы-рамки» (в терминологии Ю. А. Замошкина) часто не совпадают с нормами-целями, порожденными собственными ценностными ориентациями индивида, то между ними может возникать как потенциальный, так и реальный конфликт. Культура конкурентного общества всегда внутренне противоречива и предписывает индивиду,
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 169
по словам Д. Белла, «двойственную и неизбежно противоречивую роль: с одной стороны, он имеет обязательства перед определенной организованной общностью, а с другой — отстаивает частные интересы, цели и заботы» [302, с. 20]. «Последовательный индивидуалист, — отмечает М. Макоби, — оценивает и измеряет все явления в рамках одной шкалы — с точки зрения его независимости, свободы и уверенности в возможности реализовать свой идеал. Поэтому любые нормы и правила, которые могли бы воспрепятствовать этому, ограничить его устремления, всегда воспринимаются им негативно» [406, с. 44].
Таким образом, феномен индивидуалистического мировосприятия, утверждение ценности человеческой индивидуальности — глубоко противоречивый и неоднозначный процесс. Однако осознавая множество «подводных камней», заложенных в процессе утверждения индивидуалистической системы ценностей, следует все же еще раз отметить высокую степень корреляции ее принципов с ценностным отношением к человеческому телу. Особенно явно эта «сцепка» просматривается при сопоставлении соматических ориентации, порождаемых в обществах с разными типами ценностных систем: утверждающих ценность индивидуальности и де-индивидуализированных в своей основе.
Действительно, если идти «от противного», то де-индивидуализи-рованный, обезличенный социум — это весьма благоприятная почва для обесценивания любых проявлений л ичностно-индивидуального начала, в том числе, связанных с телесной, внешней формой его выражения. Культура, индивидуальность, самоосуществление индивида явления одного порядка, не достижимые независимо друг от друга. Ценности телесной, физической культуры не могут быть утверждены вне признания ценности человеческой индивидуальности. Растворенность в социуме как жизненный принцип имеет своей оборотной стороной вытеснение установки на выделенность, на «выделанность» себя как самоценного существа — и в своих духовных, и в своих телесных характеристиках; другими словами — атрофируется собственно человеческая потребность — быть личностью. В такой «системе координат», «я» становится лишь функцией от «мы», и ориентируясь в любой своей деятельности, прежде всего, на заданные извне стандарты, требования и т. д., постепенно утрачивает так называемую «внутреннюю подсветку» мотивации, становится неспособным к самодетерминации, т.е. по сути перестает быть «я» [15, 66, 82, 117, 124, 303, 433 и др.].
Наиболее явно эта тенденция проявляет себя в непроизводственной, прежде всего, досуговой деятельности, т.е. там, где целенаправленное формирование своего телесного «я» может происходить чаще всего. Небезынтересная закономерность была выявлена в ряде социологических исследований — как зарубежных, так и отечественных
170 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
[7, 95, 116, 120, 296, 331]: характер проведения свободного времени тесно коррелирует со степенью личностного самовыражения в трудовой деятельности.
На первый взгляд, эта корреляция отнюдь не должна иметь необходимого характера и даже наоборот — казалось бы, что если в «обязательной» деятельности человек вписан в жесткие, предписывающие все и вся структуры, то как раз в сфере досуга должна бы происходить своего рода компенсация в смысле свободы выбора: ведь именно здесь «делай, что хочешь». Но как раз этого-то и не происходит — атрофия творчества, самостоятельности решений, отношения к себе как к ценности (а не средства для достижения внешней цели), т.е. вытеснение установки на самодетерминацию становится неотъемлемой чертой, которая проявляет себя в любой форме жизнедеятельности. Свободное время не превращается в такой ситуации в «пространство развития личности» (К. Маркс), в условие для физического и духовного совершенствования человека, а напротив, становится фактором нового «пленения» человека идолами, но не идеалами: истощение «под Твигги» или накачка мышц «под Шварценеггера» — из этого числа.
Человек, лишенный реальной, а не декларированной ситуации выбора в своей жизнедеятельности — это «одномерный» человек цивилизации, но не подлинный человеккультуры. Отсутствие установки на раскрытие своей «самости», на самоосуществление, утверждение ценности своего индивидуального начала проявляется и в чрезвычайно низком интересе, неразвитости потребности в формировании своего физического имиджа, сохранении своего тела, культивировании своей телесности, двигательных навыков как средства выражения своего, особенного внутреннего мира — понятного и привлекательно для другого.
Не будем настаивать на репрезентативности и научности данных, приведенных в одном из выпусков тележурнала «Здоровье» (январь 1991 г.), однако их красноречивость не может не привлечь внимания: в США (т. е. обществе с традициями индивидуалистической ориентации) примерно 85 % респондентов одного из опросов назвали физический имидж человека среди важнейших личностных показателей. Аналогичный опрос в нашей стране дал существенно отличные результаты — такой позиции придерживаются лишь около 25 % мужчин и менее 40% женщин. В вышедшей в 1987 г. в США книге «Америка. Взгляд изнутри» приведены результаты опроса службы Харриса: среди главных жизненных ценностей, критериев благополучия, наряду с материальным благосостоянием (отход от принципов постматериализма или это был лишь еще один социальный миф?) доминирует внешний образ, физический имидж человека — прежде всего, его хорошая физическая форма.
1. Телесность человека в контексте социальных изменений 171
Совершенно логичными в этой связи выглядят результаты сравнительного советско-американского исследования, показавшие существенную разницу в реальном отношении к своему телу, физическому состоянию: