Дело касается близнецов, родившихся за 4 недели до срока вскоре после двух старших детей. Семья проживает в новостройке, ее экономические и социальные условия

вполне удовлетворительные Однако рождение близнецов явилось для родителей «не­приятным сюрпризом», они с трудом «приспосабливались к ситуации», враждебно отказывались «стать рабами детей» и решили воспитывать их «по спартански» и «со­временным образом». Оба ребенка в течение всего дня оставались оДни в комнате, у них не было никаких игрушек, для прогулок «не было времени», кормление и уход производились по возможности быстро. Дети состояли на постоянном учете консуль­тации, прибавки в весе были удовлетворительными, но несмотря на это дети были вялыми, анемичными и у них часто бывали респираторные инфекции. На сороковой неделе жизни детей семью посетили педиатр, психолог и детская сестра, проводившие на местах обычное обследование недоношенных детей. У мальчика была тяжелая задержка в развитии: уровень грубой моторики соответствовал приблизительно20--недельному возрасту. Девочка была более зрелой в своем развитии, однако и у нее бросалась в глаза слабость, которая в положении на животике остро контрастировала с остальными результатами. Оба ребенка при обследовании оставались совершенно апатичными, равнодушными, не старались привлечь к себе внимания и не проявляли интереса к игрушкам. С родителями пришлось повторно проводить беседы о за­нимаемых ими позициях и об их взглядах на воспитание, понадобилось тактичное пе­дагогическое руководство, чтобы состояние обоих детей улучшилось. Поворот наступил_f в частности, тогда, когда дети начали ходить и обретать стимулы собственными силами. В 7 лет их развитие стало уже вполне соответствующим, они бодры и хорошо учатся.

Некоторые матери, не обладающие естественной, непосредственной симпатией к ребенку, могут все же стимулировать ребенка хотя бы ин­теллектуально, скажем по причине тщеславия и из-за высокого значения, приписываемого интеллектуальным результатам в современном обществе. Общение с ребенком представляет для них лишь средство для достижения определенных целей и для снискания уважения у людей. Однако они не способны спонтанно радоваться ребенку, которому так приходится жить в атмосфере «эмоциональной Антарктиды» и практически почти в полной изоляции, хотя ребенок и остается среди людей. То, чего у матери не до­стает в теплоте и спонтанности, она пополняет иногда на умственной основе и по книгам. Такие матери читают педиатрическую и психологи­ческую литературу, строго придерживаются соблюдения гигиенических правил и регулярности режима, руководствуются буквально указаниями о воспитании, слишком рано направляют воспитательные усилия на за­крепление желательных навыков. Результаты такой ситуации каким-то образом отражаются на эмоциональной пораженности ребенка. Запазды­вание развития тут бывает не общим, а скорее односторонним. Память у этих детей развивается весьма хорошо, даже бурно; они знают много детских стишков и песенок, а обществе свои познания и свое «взрослое» поведение они выставляют напоказ. При этом дети живут, однако, на аффективной дистанции от людей, с которыми они считаются лишь тогда, когда от них чего-либо хотят. В остальном такие дети как бы отворачи­ваются от людей, с неприязнью чувствуя, что их стараются вырвать из одиночества. «Аутизм» этих детей в раннем возрасте достигает иногда такой степени, что их принимают за глухих, так как при своей деятельности они как бы вообще не воспринимают человеческого окружения. Хотя уровень умственного развития у них хороший, однако при поступлении в школ} у них отмечается целый ряд затруднений, так как они не переносят общества детей, а стремление учителей сблизиться с ними несколько ин­тимнее возбуждает в них строптивое сопротивление. Лучше всего они приспосабливаются при сравнительно строгой, бесстрастной атмосфере, какую создают в классе некоторые учителя с исключительно дидактической направленностью. В пубертатный период такие дети обращают на себя внимание своей неприспособляемостью в юношеском коллективе, своим стремлением к уединению, нередко патологической страстью к чтению или какой-либо эксцентричной заинтересованностью. Несмотря на свои стран­ности и эмоциональную холодность, эти аутистичные дети (аутистичные пси­хопаты по Аспергеру) выполняют в обществе положительную функцию на основе хорошего интеллекта и своих, нередко удивительных, познаний.

Если родители подходит к ребенку не только с простой безразлич­ностью, с недостаточным вниманием и с эмоциональной холодностью, но еще их явно эмоционально отвергают, отрекаются от них, иногда даже с очевидной жестокостью, то в таких случаях ребенок оказывается не только в эмоциональной и социальной изоляции, но он подвергается грубому травмированию и вовлекается в конфликты, решать которые весьма трудно. Врачи, социальные работники и судебные органы должны считаться с возможностью криминальной запущенности, а также пред­намеренного физического и психического злоупотребления властью над детьми со стороны жестоких, психопатических и психотических родителей. Каждый год в детских отделениях принимают определенное количество детей с травмами в результате грубых и невнимательных действий роди­телей, в результате избиения, умышленного насилия (приводящего иногда даже к умерщвлению), сексуального растления и т. д. Хотя число этих случаев также не слишком велико, но все же следует реалистически до­пустить их возможность, причем врач — зачастую по личным эмоциональ­ным доводам — о них даже не думает. Удивительно, как иногда в такой жестокой среде ребенок остается в течение целого ряда лет без вмешатель­ства официальных учреждений. Деиривационная симптоматология здесь сопровождается, как правило, из ряда вон выходящими реактивными проявлениями.

Так это было в нашем случае с шестилетней девочкой Л. В., направленной на ис­следование по поводу мнимо необъяснимого поведения: в течение последнего месяца девочка несколько раз резала ножницами белье матери, скатерти, занавески, платье. Е2 мать, по-видимому, человек весьма вспыльчивый, часто проявляет целый ряд не­довольств, отличается поочередной склонностью к плачу и вспышкам гнева. Собственный отец девочки находится в заключении, а отчим, по сообщениям, человек психически ограниченный, ребячливый, находится в зависимости-от матери. Ребенок физически хорошо развит, отличается соответствующей упитанностью. При обследовании вы­яснилось, что по всему телу у девочки масса кровоподстеков, которые местами соот­ветствовали по своим размерам ладони. Психически девочка сообразительна, умственные способности у нее скорее превышают средние; сначала девочка ведет себя неуверенно, Нерешительно, позднее спокойно, однако с заметными оборонительными реакциями, характеризующимися навязчивыми проявлениями. Свободный рисунок, сделанный де­вочкой, прямо обескураживает: она нарисовала мать с ребенком в коляске на кладбище. При разговоре мотивы своего странного рисунка она вскоре открывает: «Это я делаю со злости, ... потому что мама меня все время выгоняет ... она меня не любит, даже немножко не любит, а я ее люблю, а она нет... Папа меня тоже не любит, а маму да ...» Девочке хотелось бы иногда уйти куда-нибудь ... «но лучше не уходить, а то снова буду тосковать по маме». Она с неудовольствием признает, что мать ее часто бьет ремнем, — не хочет показывать кровоподтеки. В беседе мать протестует против предположения, что будто бы ребенок ей мешает: «... но она не может с ним забавляться, она это просто не умеет.» Мать подтверждает, что наказывает физически ребенка ремнем ... «но ей хоть бы что, стоит как баран, ей даже не больно ... Вот мне жилось хуже, я росла у чужих людей ... меня бнли еще больше, все родители бьют детей ... Ее надо бить, иначе с ней нельзя». Всю вину она сваливает на мужа: тот, будто бы, не доволен при­сутствием ребенка, ревнует к нему, не переносит, чтобы мать в его присутствии как-либо занималась ребенком, все время ее упрекает, что она отдает предпочтение ребенку. Предложенную возможность помещения девочки в другую семью, которая будет о ней заботиться, мать резко отвергает: «Это она могла бы так попасть к какой-либо женщине, привязаться к ней, а это нельзя. Она должна быть между чужими людьми, чтобы она знала, что у нее есть мать.» Поэтому мать соглашается с временным помещением в дет­ский дом, чтобы «наказать девочку». После помещения в детский дом ребенок ведет себя послушно, спокойно; девочку любят, в школе у нее весьма хорошая успеваемость, невротические затруднения вскоре регулируются.

в) Умственная ретардация, отставание и дефекты органов чувств у родителей

Обратный случай односторонне неудовлетворительной стимуляции представляет ситуация матери с хорошим эмоциональным отношением к ребенку, но лишенной способности обеспечивать его стимулами интеллек­туального характера. Здесь могла бы идти речь о слабоумной матери, о глухонемой или всего лишь просто неграмотной.Казалось бы, что ребенок в данной ситуации едва ли будет подвергаться серьезным эмоциональным лишениям, так как умственный уровень даже такой матери полностью достаточен для обеспечения элементарных психических потребностей ребен­ка, при условии, что она проявляет к нему хотя бы свое эмоциональное рас­положение и спонтанный интерес. Так, по крайней мере, судят некоторые авторы (Глейзер и Айзенберг, 1956). Последнее может относиться, однако, лишь к самому раннему возрасту, но и здесь лишь в ограниченной мере, как нас убеждает в этом общий запущенный вид таких детей при их приеме в детские больницы. Дело в том, что подобная мать, несмотря на свое положительное отношение к ребенку, не способна понять его прояв­ления и соответствующим образом реагировать на них, не говоря уже о том, что она не способна обеспечить проведение рационального режима ипоследовательной заботы. Ее способность сопереживать остается по­верхностной, без различения: на каждый крик ребенка она реагирует предложением груди; в своем обращении с ребенком она впадает в при­митивные аффекты и т. д. У больших детей проявляются затем уже ин­теллектуальная и воспитательная депривация. Это хорошо показывают исследовательские работы о психическом состоянии детей слабоумных матерей, из которых вытекает, что интеллектуальная задержка, которая в первые годы вообще не бывает заметной, становится, однако, чрезвычайно заметной позднее. Так, например, Спер приводит следующие данные:

Число лет, прожитых с матерью	Средний IQ	Количество детей
0— 2
3- 5
6— 8
9—11
12—15

Понижение IQ по Спер} является большим, чем подобное понижение у детей интеллектуально нормальных матерей из весьма неблагоприятной социальной и экономической среды. К сожалению, это не лошитюдинальные наблюдения, так что нельзя с уверенностью исключить возможность из­бирательного искажения.

г) Нежеланные дети

В 1971—74 гг. в Праге подвергалась исследованию группа из 220 детей, родившихся в 1961-63 гг., на основании достоверно нежелательных слу­чаев беременности (Матейчек, Дитрих, Шиллер, 1975 а 1978). Попарно с ними соотносилась группа контрольных детей. Критерием при этом были возраст и пол ребенка, далее, дети посещали ют же самый класс и при товии одинакового числа братьев и сестер занимали между ними то же voe место по очередности рождения. Возраст матери й отца приблизи-эно соответствовал возрасту родителей обследуемого ребенка, причем эти родители занимали сходное социально-экономическое положение, определяемое комплектностью семьи, образованием и характером их работы.

Прерывание беременности по социальным или медицинским причинам было уза­конено в ЧССР в 1957 г. При атом около 2% обращений матерей с просьбой прервать беременность встречалось отказом соответствующей районной и апелляционной ко­миссий. Матери всех 220 детей, охваченных обследованием, дважды тогда подавали заявление с просьбой разрешить им прервать беременность и дважды им в этом от­называли, однако когда у них родились дети, то они их не покидали, жили с ними, причем во всех случаях в комплектных семьях. (Число детей, родившихся после не­желательных случаев беременности и предлагаемых для усыновления, превышало, однако, в 36 раз норму для пражской детской популяции.)

Если подытожить данные приводимого обследования, то еще в настоя­щее время - по истечении девя ги лет можно отметить заметные различия между обеими группами. Хотя статистическая значимость сравнительно невыразительна, однако различия все же существуют и свидетельствуют о фактах вполне определенным образом. Что касается биологического всту­пления в жизнь (бермениость, роды, масса тела при родах, шестинедель­ный послеродовый период и т. п.), то нежеланные дети не отличаются от положительно или хотя бы нейтрально принимаемых детей. У этих детей был, однако, существенно более короткий период кормления грудью, они ча­ще ста повились объектом врачебной помощи и отличались тенденцией к менее гармоничному физическому развитию (т. е. к несоответствующей полноте).

Матери усматривали у своих «нежеланных» детей в дошкольном воз­расте и в период обследования менее благоприятные личностные свойства. Также учителя, сравнивая их с контрольными одноклассниками, давали менее благоприятную оценку, а сами одноклассники (при социометри­ческом обследовании) значительно чаще отвергали их как друзей,оценивая их поведение в коллективе в качестве менее приемлемого. Что касается уровня умственного развития, то между группами не отмечалось никаких различий. Что касается школьной успеваемости и способности приспо­сабливаться к фрустационным ситуациям, то «нежеланные» дети явно отставали от контрольных детей. Различия между детьми выявлялись у мальчиков более четко, чем у девочек по заболеваемости, школьной успеваемости, оценке личных свойств матерями, учителями и одноклассниками. Эти независимые наблюдатели также считали, что у «нежеланных» мальчиков интеллект ниже, чем удевочек, что находится в остром про­тиворечии с данными психологических тестов уровня интеллектуального развития.

В целом различия между детьми, родившимися после нежелательной беременности и после положительно или хотя бы нейтрально восприни­маемой беременности, не являются, однако, по отдельным показателям особо драматичными. Ни один из отдельных тестов или какой-либо пункт анамнеза не могут сами по себе характеризовать «нежеланных» детей и отличить их от остальных детей. Мы должны считаться с тем, что при семейной совместной жизни — несмотря на то, что первоначально родители не хотели иметь ребенка — приводятся в действие механизмы, которые скорее уравновешивают различия, чем их подчеркивают.

С другой стороны, выяснилось, однако, что простая сумма неблаго­приятных признаков в развитии личности «нежеланных детей» весьма значимо превышает сумму подобных признаков у детей контрольной группы. Это значит, что «нежеланных детей» характеризует не несколько выраженных отклонений, а десятки мелких признаков плохого адаптирования, которые затем сдвигают данную группу как целое в социально невыгодном направлении. Клиническую картину таких отклонений можно назвать так, скорее всего, картиной психической «супердепривации», которая, при вообще то благоприятных условиях, в последующем развитии не должна обязательно проявляться отрицательным образом. Несомненно при неблагоприятных условиях она может принести пострадавшему ин­дивиду в будущем серьезные жизненные осложнения.

Предупреждение нежелательной беременности отличается, следова­тельно, собственным далеко идущим как психологическим, так piобще­ственным значением.

Вся группа «нежеланных детей» и детей «контрольных» подверга­лась дальнейшему наблюдению после (6—7 лет, т. е. в Юношеский период. (Матеичек, Дитрих, Шиллер, 1980, 19Ы).

Обследование в педопсихиатрических и педагогическо-психологи-ческих консультациях показало, что дети, родившиеся после нежелатель­ной беременности, значительно чаще входят в контакт с данной службой и что их проблемы там принимаются в качестве более серьезных. Различия в школьной успеваемости — при условии одинакового в остальном ин­теллектуального уровня с переходом в высшие классы школы становят­ся более выраженными скорее не в пользу нежеланных детей (что стати­стически значимо на 1 % уровне). Значительно чаще эти дети оцениваются своими матерями и учителями как менее добросовестные, однако более импульсивные, как менее послушные, а также хуже приспосабливающиеся в детском коллективе. Сами «нежеланные дети» в тестах семейных связей усматривают существенно менее положительной заинтересованности со стороны своих матерей, чем контрольные дети. Они отмечают также зна­чительно меньше директивное™ и больше несистематичности. В то время как в контрольных семьях отмечается значимо высокая корреляция вос­питывающего поведения матери и отца в отношении ребенка, в семьях с нежеланным ребенком данная корреляция весьма низка. Последнее означает, что в таких семьях дети воспринимают поведение своих родителей чаще как отличающееся несогласиями или противоречиями.

Подобно результатам первоначального обследования многие установ­ленные данные свидетельствуют о том, что ситуация нежеланных маль­чиков более затруднительна, чем ситуация девочек. Например, нежелан­ные мальчики чаще предполагают, что с течением времени отношение к ним их матери начинает, скорее, ухудшаться. Менее' часто они воспри­нимают мать как наиболее значительное лицо своего детства. В отличие от данных, устанавливаемых у контрольных детей, они считают, что их характер больше похож на отцовский, чем на материнский. Брак своих родителей они чаще расценивают как несчастливый.

Хотя с течением времени в большинстве случаев наступает, по-видимому, далеко идущее компенсирование занимаемой первоначально совершенно отрицательной позиции к существованию данного ребенка, однако сам факт, что различия все-таки имеются, причем со временем они скорее возрастают, свидетельствует о том, что «нежелательность бе­ременности» безусловно не представляет фактора, которым можно было бы в жизни ребенка пренебречь. Картина психической субдепривации, как она была показана выше, остается и далее сохранной.

Ныне возникает вопрос: будут-ли отмеченные отклонения в разви­тии личности, нежеланных детей отражаться па сексуальном поведении, отношениях партнеров и, наконец, также на родительских позициях. Можно обсуждать гипотезу, что данная субдепривация также будет от­личаться тенденцией передавать свои неблагоприятные последствия даль­нейшему поколению, как это, кстати, можно отметить и в случае дру­гих психопатологических единиц.

4. ДЕПРИВАЦИЯ В ШИРОКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ СРЕДЕ

Психологические лишения вследствие ^недостатка стимулов из более широкой общественной среды до сих пор подробно не изучались, так как внимание привлекали прежде всего дети, серьезно поражаемые жизнью в детских учреждениях или в семьях с грубой запущенностью. Только после того, как эти вопросы были хотя бы частично объяснены, интерес распространился и на не столь выраженые, более скрытые источники пси­хической депривации.

В случае, который мы собираемся здесь рассмотреть, речь идет о си­туации, когда ребенок ншвет в семье, но он полностью или частично изо­лирован от более широкой общественной среды, лишаясь стимулов и цен­ностей, которые здесь приобретаются при нормальных обстоятельствах. Такой ребенок, следовательно, ни от недостатка чувственных стимулов, ни от недостатка основной социальной стимуляции в раннем детстве не страдает. У него имеется также возможность установить в собственной семье удовлетворительные* эмоциональные связи, но ему недостает общественных стимулов на более высоком уровне (например, от сверстников при совместных играх, в рабочем коллективе в школе, в общении с лицами другого пола и т. д.).

В действительной жизни психическая депривация, очевидно, редко будет представлять единственный фактор, воздействующий на развитие ребенка, проживающего в подобной социальной изоляции. Обычно она представляет составную часть целой совокупности неблагоприятных влия­ний, причем не всегда легко установить долю ее участия в особенностях и затруднениях пораженных детей.

Ситуации, при которых на данном уровне возникает депривация, бывают нескольких видов:

■

а) Сам ребенок из-за какого-либо тяжелого дефекта органа чувств, двигательного
или психического дефекта не может полностью включиться в общество вне собственной
семьи (это нами рассматривается особо в главе об индивидуальных условиях депривации).

б) Семья изолирует ребенка от окружающего мира.

Причиной являются, как правило, особые позиции и тенденции, исходящие из своеобразного мировоззрения (например, сообщество секты) или чаще из их невротичной, психопатической, а иногда и психотической личности. Такие родители либо хотят, чтобы ребенок был только их, либо они боятся за него, боятся, чтобы вне их влияния ребенок не подвергся ущербу в смысле здоровья или нравственности.

в) Семья социально изолирована как целое, причем это может случиться по внут-
ренним, психологическим причинам, но также и под давлением внешних обстоятельств.
Речь идет прежде всего о семьях, проживающих в уединенных местах или уединенных
селениях, отдаленных от мира обычной и культурной жизни. Далее, речь идет о семьях,
которые сознательно хранят определенную систему ценностей, четко отличающую их
от окружающего общества, безразлично, являются ли эти расхождения в основном
социально-экономическими, политическими или религиозными. Сюда относятся, ко-
нечно, и семьи, которые не оказывают активного сопротивления слиянию с окружением,
однако сохраняют в новой среде свою прежнюю систему ценностей (например, эми-
гранты, которые до сих пор не ассимилировались) или своей системой ценностей окру-
жающее общество они отталкивают (например, семьи иного культурного уровня).

Хотя и очевидно, что изоляция ребенка от широкой общественной среды не будет, по-видимому, затрагивать развития личности в самых основах, все же нельзя не считаться с обеднением, трудностями и нарушениями, которые здесь возникают на уровне общественных ролей, а тем самым во включении в общество и в нахождении себе применения.

В ситуациях, которые нами были приведены, у ребенка уже в до­школьном возрасте сильно ограничено его участие в жизни детской группы. Ограниченной бывает не только его потребность в общественной игре, но нередко и потребность в движении. Ребенок находится преимущественно дома, его окружают стены комнаты, знакомые ему предметы и люди. Его эмоциональная зависимость от родителей непомерно возрастает. Ему не хватает возможностей для развития связей с другими детьми, для со­ревнования, для социальной оценки, для проверки собственных сил и спо­собностей, для переживаний дружбы и т. д. В то же время его поведение не подвергается социальному контролю широкой общественной среды и, таким образом, из совокупности возможностей исправления выпадает еще один важный фактор. Продолжает существовать также последователь­ность иных примеров поведения и иных систем ценностей в самом узком круге семьи, в рамках которой ребенок изолирован.

Целый ряд трудностей при поступлении в школу, которые на практике отмечаются у детей из уединенных мест, а также у детей с иным видом изоляции от общества, берут свое начало в значительной мере от от­сутствия совместной игры, групповой жизни и социального опыта.

Хотя школа сама по себе в нормальных условиях является значитель­ным антидепривационным фактором, депривация данного вида может су­ществовать дальше и в школьном возрасте. Ограничение потребности в свободном социальном контакте с другими детьми при играх, соревнова­ниях, спорте и богатых приключениями начинаниях, которые особо ти­пичны для среднего школьного возраста,становится теперь субъективно еще более тяжким для ребенка, чем в предшествующий период. Об этом свидетельствует повышенное стремление детей указанного возраста про­никнуть в коллектив, преодолевая давление ограничивающей семьи или отрицательные отношения, проявляемые самим коллективом.

Дело в том, что предшествующая депривация социальных связей проявляется и так, что ребенок не знаком с пригодной формой обще­ственного подхода к сверстникам, он несведущ в «общественной стратегии». Коллектив поэтому часто от него отказывается не из-за его личных свойств или из-за внешних обстоятельств (как это нередко воспринимают роди­тели), а именно из-за неподходящего* неуместного, незрелого способа, посредством которого ребенок стремится установить контакт. Ребенок, следовательно, подвергается конфликтам и повторным фрустрациям до тех пор, пока он не сумеет приспособиться к требованиям, предъявляемым детской группой; в других случаях ребенок прекращает свои стремления, становится замкнутым или же начинает искать иные замещающие пути удовлетворения, которые его продолжают отдалять от общества.

Когда ребенок достигает сексуальной зрелости, причем с небывалой настоятельностью возрастает его потребность в сближении с другим полом,социальная изоляция поражает дальнейший важный слой личностной структуры. Отрыв от окружающего мира, преграды, продиктованные при­надлежностью к определенной дискриминированной группе общества или принятыми нормами собственной семьи, могут быть настолько сильными, что они серьезно ограничивают становящегося взрослым индивида при развитии и углублении эротических связей, которые свидетельствуют о полноте зрелой жизни. Депривационные механизмы, очевидно, взаимо­действуют в этиологии многих психосексуальных нарушений.

Потребность в рабочем применении при обстоятельствах социальной изоляции также может остаться неудовлетворенной и способствовать таким образом дополнению картины депривированной личности. Хроническая безработица, поражающая население определенной территории или пред­ставителей определенной расы или иного общественного слоя, отличается характерными психологическими последствиями сочевидным деприва-ционным компонентом в своем фоне.

Депривации потребностей на отдельных уровнях, которые нами были здесь приведены, очевидно, взаимообусловливаются и по своим послед­ствиям суммируются. Вероятным также является, что помощь, предо­ставляемая ребенку на любом из этих уровней, может проявиться благо­приятным образом на дальнейших ступенях, причем исправительные дей­ствия могут также суммироваться, если усилия будут в достаточной мере продуманными и систематичными.

Наконец, мы подходим к депривации в собственном смысле слова «культурной». Ребенок, проживающий в изоляции от культуры со­временного общества, подвергается опасности, что у него не возникнет потребность жить культурно, т. е. потребность в приобретении тех цен­ностей, которые признаются обществом. Низкий культурный уровень проявлений делает его отличным от другик, остальное общество его не принимает и вытесняет, вплоть до изоляции. Здесь, таким образом, по­рочный круг замыкается.

С общественной точки зрения особую проблему представляют семьи, где сохраняются позиции и тенденции откровенно примитивные, неприем­лемые, некультурные или даже антикультурные, т. е. семьи, проживающие в ситуации культурной депривации.

Уже после первой мировой войны Г. Гетцер (1929), А. Аргелендер (1928) и другие психологи и педагоги приводили ряд доказательств того, что социальная среда значимо воздействует не только па школьную успе­ваемость и поведение ребенка, но и на его умственную продуктивность и формирование всей личности. С новой интенсивностью внимание к этому вопросу сосредоточилось после второй мировой войны, когда окончательно было подтверждено, что развитие интеллекта подвергается влиянию среды, хотя первые сведения о депривации и указывали на роль своевременного и соответствующего™ сенсорного и эмоционального насыщения в данном развитии.

Влияние речи на развитие понятийного мышления было уже много­кратно и убедительно доказано. У ребенка с культурной депривацией гораздо меньше возможностей слушания богатой в словарном отношении, стилистически развитой и зрелой но содержанию речи. Его собственные попытки словесного выражения значительно меньше вознаграждаются и поощряются удовлетворением и вниманием, которые проявляют взрос­лые. От него не требуют тонкого различения понятий, и ему редко при­ходится встречаться с отвлеченными понятиями. Ребенок, хотя и умеет говорить, однако в общении с остальными детьми, в особенности же в школе, чувствует себя как бы иностранцем.

Обеднение поражает, однако, и другие области, из которых при нор­мальных обстоятельствах идут к детям стимулы, относящиеся к развитой культуре. Ребенок не встречается вообще — или же лишь в недостаточной степени — с книгами, с журналами, с театром и музыкой, у него мало возможностей обращения с карандашом, обучения детским стихам, обще­ственным играм, загадкам и детским шуткам, традиционно передающимся от одного детского поколения к другому и представляющим составную часть типичной национальной культуры. Следовательно, такой ребенок с раннего возраста учится несколько иным вещам и иным образом. Он меньше учится тому, как надо учиться. На этом основании он попадает в явно невыгодное, по сравнению с остальными детьми, положение лицом к лицу с требованиями, предъявляемыми школой. С другой стороны, такой ребенок в определенном отношении более самостоятелен, он лучше во­оружен для суровой жизненной борьбы, в рамках которой ему приходится жить. Он должен рано научиться защищаться от агрессии, отыскивать то, что ему требуется, добираться до развлечений, а нередко и уметь добывать самое необходимое пропитание. Способы и позиции, которыми он при этом овладевает, конечно, лишь способствуют затруднениям, с -ко­торыми он сталкивается, стремясь найти себе применение в школе и в окру­жающей группе сверстников.

В мотивации — относительно образования и культурной жизни тут, как правило, скрывается еще другой недостаток. В обществе, в котором живет ребенок, школьной успеваемости придается лишь незначительная ценность. Школа означает ограничение свободы, а учитель является пред­ставителем данной ограничивающей власти.

Таким образом, неудивительно, что последствия культурной депри­вации данного типа бывают значительными. Различия в IQ детей, про­исходящих из весьма неблагополучной и весьма благоприятной среды, достигают размеров около 20 баллов (Блум, 1964).

Гинзберг (1972) предостерегает перед стихией детской депривации, причем он указывает на доказанное многократно наличие зависимости развития интеллекта ребенка от социальной среды, к которой принадлежат его родители. Хотя это предостережение следует полностью принять, однако мы все же считаем его замечание необоснованным, так как именно данная связь включается в понятие культурной депривации, разработанное в пос­ледние годы.

Серьезную проблему, охватывающую целые крупные популяции, пред­ставляет культурная депривация в так наз. развивающихся странах (иссле­дования Омбредана детей в Конго, Ремфала индийских детей в Южной Африке, Магадеваны и Гополана детей в Индии, 1975). Культурная депривация не бывает, конечно, везде одного и того же типа. Шмид, рас­сматривавший результаты исследования Ремфала (1966), приводит сравни­тельно значительную корреляцию (от -f 0,40 до +0,73) уровня интеллекта с длительностью посещения школы, но он не приводит практически какой бы то ни было корреляции с социальным положением семьи. Эти данные он объясняет так, что посещение школы для индийских детей в Натале обязательным не является. Некоторые из тринадцатилетних детей посе­щают школу лишь третий год, тогда как другие уже восьмой год, так что влияние раннего или позднего поступления в школу проявляется весьма сильно. То, что социальный уровень семьи здесь не оказывает воздействия на уровень интеллекта, обусловлено, очевидно, тем, что в индийских семьях — даже чрезвычайно бедных школа оценивается весьма высоко, в ней усматривается большая надежда для детей. Здесь дети весьма мотивированы в смысле школьного труда и достижения хороших резуль­татов. Данное подкрепление, поощрение и даже давление родителей от­личаются большим весом, чем конкретные возможности для развития культурных интересов в семье. Шмид видит в этом мощный идеологический фактор, воздействующий на все общество и его позиции в смысле до­стижения социальной перемены. Он добавляет, что на этом примере лучше всего видно, что школа явно способна добиться значительной перемены в обществе, но только тогда, когда само общество действительно и по-на­стоящему желает данной перемены, причем оно готово уплатить за нее необходимую цену.

В данной связи нельзя, конечно, забывать об иных осложняющих факторах биологического характера, например, о питании (Пэтел и др., 1974 — племя Данг в Индии), холоде и хронической гипоксии (Брейзлтон 1972 — племя Майя в юго-восточной Мексике), о повышенной заболевае­мости и смертности матерей (Гополан, 1975 об Индии) и др.

5. ЭКСТРЕМАЛЬНЫЕ ЖИЗНЕННЫЕ СИТУАЦИИ

Депривация возникает также при некоторых ситуациях, которые не подходят для включения в какую-нибудь из предшествовавших категорий. Их характерными признаками являются определенная чрезвычайность события, внезапность проявления, широкая общественная значимость, дра­матическое течение и ограниченная продолжительность во времени. По­мимо депривационных факторов, каковыми являются временная изоляция, а также сепарация ребенка от семьи, здесь, конечно, находят свое про­явление и фрустрация, конфликты, травматические переживания и т. п., которые контролировать полностью не удается. Трудности и все особен­ности в умственном развитии пораженного ребенка представляют результат не поддающегося контролю взаимодействия указанных факторов, так что едва ли из этого комплекса можно вычленить именно и только воздействия депривации.

Чрезвычайность всего происходящего исключает возможность пред­варительного планирования психологических исследований в данной об­ласти. При совершенно же необычном развитии событий, где у всех может иметься личная предвзятость, как правило, не бывает ни времени, ни интереса для планомерного и систематического психологического наблю­дения. Таким образом, можно исходить, скорее всего, из реконструиро­ванных сообщений, причем лишь спустя некоторое время, когда не­посредственные травмирующие переживания уже затихли.

В основном можно различать две категории подобных чрезвычайных обстоятельств: а) вызванные стихийными бедствиями, б) вызванные обще­ственными переворотами.

Чрезвычайные жизненные ситуации, вызванные стихийными бедстви­ями, — крупными наводнениями, пожарами, опустошающими смерчами, катастрофической засухой и т. д. — в мировых масштабах встречаются Сравнительно часто. Они могут сопровождаться эвакуациями или добро­вольным переселением жителей, временным разрывом семейных связей, голодом, истощением и другими физическими страданиями. Без труда можно себе представить, что при таких обстоятельствах у ребенка может легко возникнуть временная недостаточность в смысле эмоциональных, а также сенсорных стимулов и недостаточное удовлетворение основных психических потребностей. Если такое состояние продолжается длительное время, и если дело касается ребенка с повышенной чувствительностью к депривации (возможно, ребенка сенсибилизированного предшествую­щими переживаниями), и если этот ребенок в возрасте, характеризующимся пониженной сопротивляемостью, — то можно предположить, что опасность депривации здесь столь же реальна, как при ситуациях, упомянутых нами ранее.

К счастью, чрезвычайные обстоятельства при подобн