Идеи к философии истории человечества
<…>Мы проследили исторический путь некоторых народов, и нам стало ясно, насколько различны, в зависимости от времени, места и прочих обстоятельств, цели всех их устремлений. Цель китайцев была тонкая мораль и учтивость, целью индийцев – некая отвлечённая чистота, тихое усердие и терпеливость, тихое усердие и терпеливость, целью финикийцев – дух мореплавания и торговли. Вся культура греков, особенно афинская культура, была устремлена к максимуму чувственной красоты и в искусстве, и в нравах, знаниях и политическом строе. Спартанцы и римляне стремились к доблестям героического патриотизма, любви к отечеству, но стремились по-разному. Поскольку во всех подобных вещах главное зависит от времени и места, то отличительные черты национальной славы древних народов почти невозможно сопоставлять между собой.
И тем не менее мы видим, что во всём творит лишь одно начало – человеческий разум, который всегда занят тем, что из многого создаёт единое, из беспорядка – порядок, из многообразия сил и намерений – соразмерное целое, отличающееся постоянством своей красоты. От бесформенных искусственных скал, которыми украшает свои сады китаец, и до египетской пирамиды и до греческого идеала красоты – везде виден замысел, везде видны намерения человеческого рассудка, который не перестаёт думать, хотя и достигает разной степени продуманности своих планов. Если рассудок мыслил тонко и приблизился к высшей точке в своём роде, откуда уже нельзя отклониться ни вправо, ни влево, то творения его становятся образцовыми; в них вечные правила для человеческого рассудка всех времён. Так, например, невозможно представить себе нечто высшее, нежели египетская пирамида или некоторые создания греческого и римского искусства. Они, все в своём роде, суть окончательно решённые проблемы человеческого рассудка, и не может быть никаких гаданий о том, как лучше решить ту же проблему, и о том, что она будто бы ещё не решена, ибо исчерпано наиболее лёгким, многообразным, прекрасным способом. Уклониться в сторону значило бы впасть в ошибку, и, даже повторив ошибку тысячу раз и бесконечно умножив её, всё равно пришлось бы вернуться к уже достигнутой цели, к цели величайшей в своём роде, к цели, состоящей в одной наивысшей точке.
А потому одна цепь культурысоединяет своей кривой и всё время отклоняющейся в сторону линией все рассмотренные у нас нации, а также все, которые только предстоит нам рассмотреть. Это линия для каждой из наций указывает, какие величины возрастают, а какие убывают, и отмечает высшие точки, максимумы достигнутого<…>
Линия не останавливается, а идёт вперёд, и чем многочисленнее обстоятельства, определившие прекрасный результат, тем более подвержен он гибели, тем более зависим от преходящего времени. Хорошо, если образцы стали правилом для народов в другую эпоху, потому что прямые наследники обычно слишком близки к максимуму и даже иной раз скорее опускаются от того, что стараются превзойти высшую точку достигнутого. И как раз у самого живого народа спуск тем более стремителен от точки кипения до точки замерзания.
Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества.
М., 1977. С 441 – 442
О.Шпенглер
Закат Европы
<…>Культуры суть организмы. История культуры их биография. Данная вам, как некоторое историческое явление в образе памяти, история китайской или античной культуры морфологически представляет собою полную аналогию с историей отдельного человека, животного, дерева или цветка…Феноменами отдельных, следующих друг за другом, рядом вырастающих, соприкасающихся, затеняющих и подавляющих одна другую культур исчерпывается всё содержание истории. И если представить всем её образам, которые до сего времени слишком основательно были скрыты под поверхностью тривиально протекающей так называемой «истории человечества», свободно проходить перед умственным взором, то в конце концов, несомненно, удастся открыть тип, первообраз культуры, как таковой, освобождённый от всего затемняющего и незначительного, и лежащий, как идеал формы, в основе всякой отдельной культуры<…>
Культура зарождается в тот момент, когда из первобытно-душевного состояния вечно-детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного, ограниченное и преходящее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой она и остаётся привязанной, наподобие растения. Культура умирает после того, как эта душа осуществит полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств и наук и таким образом вновь возвратится в первичную душевную стадию…Каждая культура находится в глубоко символической связи с материей и пространством, в котором и через которое она стремится реализоваться. Когда цель достигнута и идея, т.е. всё изобилие внутренних возможностей, завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, её кровь свёртывается, силы надламываются – она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, ещё многие столетия может топорщить свои гнилые сучья. Мы наблюдаем это на примерах Египта, Китая, Индии и мусульманского мира<…>
Всякая культура переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется своё детство, юность, возмужалость и старость. Юная, робеющая, чреватая предчувствиями душа проявляется на рассвете романской эпохи и готики…В ней веяние весны…Чем более приближается культура к полудню своего существования, тем более мужественным, резким, властным, насыщенным становится её окончательно утвердившийся язык форм, тем увереннее становится она в ощущении своей силы, тем яснее становятся её черты. В раннем периоде всё ещё темно, смутно, в искании, полно тоскливым стремлением и одновременно боязнью…Наконец, при наступлении старости начинающейся цивилизации, огонь души угасает. Угасающие силы ещё раз делают попытку, с половинным успехом – в классицизме, родственном всякой умирающей культуре – проявить себя в творчестве большого размаха; душа ещё раз с грустью вспоминает в романтике о своём детстве. Наконец, усталая, вялая и остывшая, она теряет радость бытия и стремится – как в римскую эпоху – из тысячелетнего света обратно в потёмки перводушевной мистики, назад в материнское лоно, в могилу…
Каждой культуре свойственен строго индивидуальный способ видеть и познавать природу, или, что то же, у каждой культуры есть её собственная своеобразная природа, каковой в том же самом виде не может обладать никакой другой вид людей<…>
Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993. С.48 – 49.
Н.Я.Данилевский
Россия и Европа
Глава XVII