Продолжили патрулирование в районе.

Командир в своем дневнике отмечал: «22 мая. Зафиксировали работу радиолокационной станции AN/APS-80 противолодочного самолета США “Орион”, сигнал слабый. Произвели уклонение от самолета.

23 мая. В 08.30 всплыли на перископную глубину для приема сеанса радиосвязи и определения места, получили сообщение, прошел флотский комсомольский актив, и более ни слова. Конечно, это была “очень ценная” информация для подводной лодки в Южно-Китайском море. Зафиксировали работу радиолокационной станции AN/APS-80 противолодочного самолета США “Орион”, сигнал слабый. Произвели уклонение от самолета.

24 мая, нам, подводным лодкам К-45, К-7, поступило приказание доложить свое место и действия. Подготовил ответ… 12.00 широта… долгота… курс… скорость… Радио передавали три раза, район в смысле прохождения радиоволн плохой. В это время из разведсводки: “Никсон в Москве ведет переговоры”. Зафиксировали работу радиолокационной станции AN/APS-20 противолодочного самолета США “Нептун”: сигнал слабый. Снова произвели уклонение от самолета. Проанализировал два последних обнаружения радиолокационной станции AN/APS-20 и сделал вывод, что, вероятно, самолет осуществляет поиск подводных лодок по маршруту, слежения его за нами не отметил.

25 мая. Где-то после обеда командир БЧ-5, капитан 2-го ранга Байбурин М.С. доложил, что потек ХГЦЭН — 601-й левого борта (холодильник главного циркуляционного электронасоса), приняли решение о его отсечке, т. к. в 6-м отсеке начала повышаться радиоактивность.

26 мая. В 02.00 всплывали на перископную глубину. Сразу же в перископ увидел судно водоизмещением около 10 000 тонн прямо по курсу, дистанция 10 кабельтовых, гидроакустики ничего не слышат. Заполнил цистерну быстрого погружения и ушел на безопасную глубину. На следующем сеансе радиосвязи получили радио от командующего ТОФ с приказанием возвратиться в базу».

В то же время Д. Минтон пишет: «События в мире начали развиваться более мирным путем После долгих переговоров президент Никсон поехал с визитом в Москву, где произошла историческая встреча с генеральным секретарем Брежневым Во время этой встречи 24 мая советник по национальной безопасности Киссинджер информировал Брежнева о том, что США знают о развертывании советских ПА и о том, что их присутствие вблизи зоны боевых действий во Вьетнаме является провокационным и чрезвычайно опасным После двух дней этого противостояния советская ПЛ “Echo-2” направилась на север».

Мы же 27 мая, ночью получили приказание, отменяющее наше возвращение в базу, в котором говорилось о занятии нового района в Филиппинском море, представляющего собой круг радиусом 30 миль. Что делать в этом районе, нам не сообщили. Подводным лодкам «К-57» и «К-189» также назначили новые районы в Филиппинском море

Командир так вспоминает эти события: «Прошли проход Баши, определив место, пеленгуя в перископ острова На сеансе связи в своем кормовом секторе обнаружили кратковременную работу радиолокационной станции (в режиме однообзор), в перископ целей не наблюдали. Параметры станции определить не удалось. Сделали вывод, возможно, это станция AN/BPS-9, носитель — атомная подводная лодка типа “Пермит”. Картина складывалась не совсем благоприятная, мы не исключали возможное слежение за нами.

28 мая, только заняли назначенный нам район в Филиппинском море, как получили приказание занять новый, в форме круга, с радиусом 50 миль. Получили информацию: в прессу США проникли сообщения о том, что в Южно-Китайском море обнаружены советские подводные лодки. Командующий ТОФ адмирал Смирнов Н.И. призывает нас к соблюдению скрытности.

На сеансе связи на своем курсовом угле 170 градусов левого борта снова обнаружили работу РЛС в режиме однообзор, в перископ же горизонт чист. Что за станция, определить снова не удалось, так как работала она всего около 3 секунд».

Где-то рядом продолжает «пастись» подводная лодка. По работе ее РЛС делаем вывод, или она демонстративно объявляет о своем присутствии, не скрывая слежения, или, теряя контакт при нашем всплытии, пытается его восстановить, используя РЛС.

На что Д. Минтон отвечает: «После прохода пролива Баши “Echo-2” установила новую зону патрулирования в Филиппинском море южнее острова Окинава. В этой зоне океана были самые худшие акустические условия, какие только можно придумать. Ночью природный шум и частые дожди заглушали сонар. Поддерживать контакт стало еще тяжелее, что вынуждало “Guardfish” следовать за “Echo-2” на еще более близком расстоянии».

Л.С. Берзин, анализируя складывающуюся обстановку, сообщал следующее: «С 27 мая по 6 июня на сеансах связи на перископной глубине обнаруживали по корме кратковременную работу РЛС, обследовали кормовые курсовые углы на малошумной скорости, применяли специальное маневрирование, но так ничего и не обнаружили».

Кульминация в противостоянии подводных лодок наступила 6 июня.

Вот как вспоминает этот день Альфред Семенович: «В 12.00 всплыл на перископную глубину на сеанс связи. Осмотрел горизонт в перископ без увеличения — чисто, после этого осмотрел с увеличением-на курсовом угле левою борта наблюдаю перископ подводной лодки в дистанции где-то 5–6 кабельтов, перископ поднят приблизительно на 2 метра над поверхностью моря. Дал посмотреть на перископ помощнику командира, капитану 3-го ранга Шаипову Л.Б, тот подтвердил, что видит перископ.

Леонид Борисович Шаипов — помощник командира, он же вахтенный офицер, в дальнейшем командовал 29-й дивизией подводных лодок Тихоокеанского флота. Эмоционально переживал за проступки подчиненных, был нетерпим ко лжи, с уважением относился к подчиненным, не оскорблял их.

Гидроакустики подводной лодки не наблюдают. Когда я стал снова смотреть, то перископа уже не было. Срочно передали радио на берег об обнаружении подводной лодки США. Обнаружили по корме работу РЛС в режиме однообзор, предположительно, станция AN/BPS-9, носитель — атомная подводная лодка типа “Пермит”.

Погрузились на глубину 80 метров, легли на курс для обследования кормового сектора, скорость 4 узла, через 30 минут начали отрыв от подводной лодки США, меняя скорость и глубину, используя средства гидроакустического противодействия».

Командир обнаружил перископ подводной лодки, той самой, которая длительное время следила за нами. Командиры подводных лодок смотрели друг на друга через окуляры, не представляя того, что через тридцать лет снова встретятся на страницах книги. На 27-е сутки нашего пребывания в море мы впервые визуально обнаружили подводную лодку, хотя косвенные признаки ее присутствия появились, как отмечал командир значительно ранее.

Д. Минтон свои дальнейшие действия описывает так: «Командование разработало длительную процедуру передачи преследования ПЛ “Echo-2” другой ПЛ США. Это сообщение было передано по широковещательной сети. В то время как “Guardfish” находилась на перископной глубине, принимая это срочное сообщение, “Echo-2” неожиданно всплыла на перископную глубину и визуально обнаружила присутствие “Guardfish”. Маневры, последовавшие за этим, были агрессивны и проходили на большой скорости. Продолжать преследование насторожившегося противника не представлялось возможным, и контакт с “Echo-2” был потерян».

Командир продолжает вспоминать последовавшие вслед за этим, полные драматизма события:

«7 июня. От командующего ТОФ пришло радио: “Соблюдайте осторожность, слежение за подводной лодкой США не проводить”. Обнаружили на курсовом углу 172 градуса левого борта работу РЛС в режиме однообзор, предположительно станция AN/BPS-9, носитель — атомная подводная лодка типа “Пермит”. К концу сеанса связи гидроакустики обнаружили и наблюдали в течение

5 минут на курсовом угле 90 градусов левого борта шум винтов подводной лодки. Обнаружили течь ХГЦЭН — 601 правого борта, приняли решение об его отсечке, т. к. в 6 отсеке начала повышаться радиоактивность. В отсеках личный состав слышал по левому борту шум винтов (возможно, подводная лодка)».

Мы и не проводили никакого слежения, а пытались, маневрируя и применяя приборы помех, оторваться от преследующей нас подводной лодки. Это говорило о том, что оценка обстановки в море и выводы по ней в штабе флота были совершенно другими.

Гидроакустики впервые обнаружили в этом походе шум винтов подводной лодки. Эго значит, она подошла к нам на опасно близкое расстояние, даже в отсеках личный состав слышал шум винтов проходящей мимо подводной лодки. Повезло обеим лодкам и на этот раз, безопасно разошлись, а «Гардфиш» продолжила свою авантюрную гонку преследования. Мы же, как отмечает командир, боролись с техническими неполадками.

Наш маневр с целью уклонения от «Гардфиша» никаких результатов не дал. Гидроакустики периодически ее наблюдали. Доложили командованию флотом, продолжили отрыв курсом, скоростью и глубиной, используя активные гидроакустические средства противодействия.

9 июня гидроакустики обнаружили подводную лодку на курсовом угле 150 градусов правою борта Командир решил оторваться от нее, для чего описали две пологие циркуляции, поставив между нашей подводной лодкой и «Гардфишем» два активных прибора гидроакустического противодействия и стали уходить от нее с изменением скорости, глубины и курса

АС Берзин зашел в штурманскую рубку, где я вел прокладку, стал изучать на планшете наше маневрирование и действия следующей по пятам за нами подводной лодки «Гардфиш». Я, помнится, говорю ему: «Товарищ командир, не похоже ли все это на арену цирка (район был нам назначен круглый), где наша лодка изображает коня и бегает по кругу, а американская со стороны действует как дрессировщик?» Тем более маневр отрыва мы осуществляли по периметру нашего района Командир засмеялся, в это время по переговорному устройству «Каштан» из второю отсека к нему обратился заместитель по политической части, капитан 2-го ранга Г.Я. Антонов «Может, не надо нам связываться с американской лодкой?» — спросил он у командира

Антонов Геннадий Яковлевич, заместитель командира по политической части, был всегда спокойный, во всем слушался командира, не конфликтный человек, на подводной лодке его влияние ощущалось, когда проводили партийно-политические мероприятия.

Командир пошутил в ответ: «Заместитель, надень аппарат ИДА-59 (изолирующий дыхательный аппарат)». Боцману, мичману А.Л. Буряченко отдал приказание ложиться на курс, равный пеленгу на цель, приказал увеличить ход

Анатолий Яковлевич Буряченко, участник Великой Отечественной войны, после нее служил на подводных лодках-«малютках» в г. Находке, осваивал одним из первых атомные подводные лодки в бухте Павловского. Любил управлять подводной лодкой, неся вахту на горизонтальных рулях, учил меня подводной службе, старался поддерживать на корабле морскую культуру. Пользовался уважением в экипаже.

Маневрируя в сторону подводной лодки «Гардфиш» мы заставили ее начать уклонение, после этого поставив максимальное количество средств гидроакустического противодействия, развернулись на обратный курс, увеличили скорость, начали отрыв. Обстановка в центральном посту была напряженная, по лицам можно было прочитать, у кого что на душе, но если командир еще шутит, значит, все будет в порядке. Мы оторвались от подводной лодки.

Д. Минтон об этом коротко сообщает, что продолжать преследование не представлялось возможным, но скромно умалчивает, что трое суток (с 6-го по 9 июня) пытался устроить за нами в полном смысле «гонку преследования».

В конце этой подводной карусели мы получили приказание следовать в базу, попутно произвести поиск на маршруте подводной лодки, что было нереально с нашими поисковыми возможностями.

В район потери контакта прилетали противолодочные самолеты “Орион”, которые вели поиск, но нас там уже не было, мы возвращались домой.

Необходимо отдать должное Дэвиду Минтону, который смог в этих сложных условиях осуществлять длительное скрытное слежение, показав хорошие командирские качества и высокую профессиональную подготовку. Ему было легче, «Гардфиш» превосходила нас по своим техническим параметрам.

Альфред Семенович Берзин выжал из своей подводной лодки все, что было возможно. Борясь с техническими неполадками, постоянной опасностью столкновения с надводной целью при всплытии под перископ из за плохой слышимости, мы выполнили поставленную задачу, были готовы применить оружие по приказанию. Маневрируя нестандартно, командир заставил в сложных погодных, плохих гидрологических условиях американскую лодку сблизиться с нами, обнаружил ее и в дальнейшем в тяжелейших условиях смог оторваться от нее, не имея никакого преимущества в технике. Но мы уже включились в гонку вооружений, закладывая на стапелях новые подводные лодки, не уступающие американским

Для Д. Минтона это было приключение века, для А. Берзина — противостояние. Разные подходы к событиям, разная оценка Авантюрные приключения, бравада перед коллегами, столь характерные для американцев, нашли свое отражение в действиях командиров подводных лодок, в том числе и в период Второй мировой войны. Вице-адмирал Ч. Локвуд в своей книге «Топи их всех», пишет:

«В один из ясных дней августа 1942 года подводная лодка Гардфиш” под командованием капитана 3-го ранга Клакринга настолько близко подошла к японскому порту Яги в северной части о. Хонсю, что командир мог видеть в перископ городской ипподром, Клакринг шутливо обещал привести лодку обратно на очередные скачки.

По-настоящему командира заинтересовала железнодорожная эстакада, пересекавшая узенький проливчик недалеко от ипподрома Точный торпедный залп в момент прохождения поезда, пообещал торпедист, даст “Гардфиш” право называться “первой лодкой на флоте, торпедировавшей поезд”. Но так как поезд не показывался, ему пришлось продолжить боевое патрулирование.

В январе 1945 года подводная лодка “Гардфиш” под командованием уже другого командира потопила свой же буксир, приняв его за подводную лодку».

При возвращении в базу произошел курьезный случай. Штурман Василий Воронин дружил с корабельным медиком, майором Ушаковым Юрием Алексеевичем, тот часто приходил в штурманскую рубку, «поговорить о жизни», был он хороший доктор, остроумный собеседник, подмечающий все стороны нашей флотской жизни и умеющий с юмором рассказать о них. Мы уже возвращались домой, прошли Корейский пролив, на очередном всплытии на сеанс связи и определение места подводной лодки обнаружили большую ошибку в месте подводной лодки, откорректировали, пошли дальше. Через 12 часов всплываем под перископ, и опять та же невязка в месте лодки, стали думать, в чем дело. Командир подводной лодки, лично определив место по радионавигационной системе «Лоран-А» и обнаружив, что мы находимся в 10 милях от расчетного места, удивленно посмотрел на нас, приказал разобраться, в чем дело и доложить ему. Только случайно, взглянув на масштаб карты, установленный на автопрокладчике, я увидел ошибку. Ларчик открывался просто, Ю. Ушаков любил «помогать» В. Воронину переходить с одной навигационной карты на другую во время плавания, устанавливая масштаб новой карты в автопрокладчик Это был особый «шик» в их взаимоотношениях, очередной раз он дал сбой. Штурманам была наука на будущее, а от командира этот факт скрыли, объяснив ошибку в определении места течениями, которых не учли. Было стыдно признаться в этой «промашке».

Воронин Василий Александрович был хорошим штурманом. Крепкий, высокий, кандидат в мастера спорта по гандболу, пользовался уважением в экипаже, душа любой компании, любил застолье, что в дальнейшем поломало его судьбу и карьеру подводника, о нем у меня остались самые добрые воспоминания, он помог мне быстро встать на ноги как штурману. К подчиненным относился требовательно, но никогда не унижал человеческого достоинства Его любили друзья, товарищи. К сожалению, часто жизнь ломает именно таких. Его уже нет с нами.

19 июня пришвартовались к родному причалу в бухте Павловского. Встречали нас, как и положено по ритуалу, штаб, оркестр и командир дивизии, контр-адмирал Вереникин И.М. во главе. Остальные подводные лодки вернулись в базу позже.

Так закончилось противостояние группы советских подводных лодок (К-7, К-45, К-57, К-184 и К-189) силам 7-го флота США, ведущим боевые действия в Южно-Китайском море. Впервые мы показали, что на Тихоокеанском флоте создана группировка атомных подводных лодок, способная в короткие сроки развернуться в любой район Тихого океана для отстаивания интересов своей страны.

Несмотря на то что за нами следила подводная лодка, полностью контролировать ситуацию в зоне боевых действий США не могли, что в дальнейшем повлияло на развитие событий.

В результатах визита Президента США Р. Никсона в Москву и его встречи с Л. Брежневым, в том числе и по вьетнамскому вопросу

24 мая, есть скромная «лепта» и подводников 26-й дивизии подводных лодок ТОФ.

Часть четвертая

ОХОТА ЗА ПОДВОДНЫМ ЭХОМ

И наградой нам за безмолвие обязательно будет звук…

Владимир Высоцкий

Особое направление холодной войны в Мировом океане — гидроакустическая разведка. Так или иначе, ее вели все подводные лодки, выходящие на боевое патрулирование, на боевую службу. Главной целью такой разведки было создание «шумовых портретов» кораблей вероятного противника. Шумовой спектр каждой подводной лодки, каждого надводного корабля был так же специфичен, как отпечатки пальцев у людей. Важно было не только услышать цель первым, но и тут же идентифицировать ее, определить, кто перед тобой — противник, свой или нейтрал? Охоту за «шумами» подводных лодок — особенно ракетных — вели и американцы, и мы. Записать акустические характеристики новой атомарины было весьма не просто. Чаще всего подводный разведчик подкарауливал интересующий объект на выходе из базы. О том, чем кончались порой такие операции, рассказывают их участники в этой главе.

«МЫ ПОВТОРИЛИ ПОДВИГ ГАСТЕЛЛО. ТОЛЬКО БЕЗ ЖЕРТВ»

Об этом столкновении американцы не проронили ни слова. Наши тоже молчали. Так оно почта и забылось. А ведь та давняя история могла обернуться трагедией не менее горшей, чем беда «Курска». Собственно, после гибели «Курска» о ней и заговорили те немногие, кто жив сейчас…

Итак, осень 1974 года. Разгар холодной войны в океане. Северный флот. Западная Лица. 1-я флотилия атомных подводных лодок

Многоцелевая — торпедная атомная подводная лодка К-306 под командованием капитана 1-го ранга Эдуарда Гурьева вышла к берегам Англии с особым заданием. Надо было скрытно подойти к выходу из бухты Клайд Брит, где базировались американские атомные ракетные лодки типа «Джордж Вашингтон», дождаться выхода одной из них и записать ее шумовой «портрет». То есть сделать все то же самое, что делали американские подводники по отношению к нашим новым подводным лодкам.

И все было бы хорошо, если бы…

Недаром говорят: приключения в море начинаются на берегу. Младший штурман не взял в поход карты того района, где предстояло вести разведку. Отправился лейтенант за комплектом карт в город, однако загулял, попал в комендатуру… В общем, когда выяснилось, что самой нужной карты нет, а штурманенку высказали все, что говорится в таких случаях, стали думать и гадать, как быть. Вышли из положения благодаря подводницкой смекалке. Скопировали очертания берега из «Морского атласа» и сделали нечто вроде карты-сетки. Определяться по ней худо-бедно можно было, вот только изобаты глубин на ней отсутствовали.

— Вообще-то к той боевой службе мы готовились основательно, — рассказывает капитан 1-го ранга запаса Александр Викторович Кузьмин, ходивший на К-З06 приписным командиром штурманской боевой части. С нами шел еще и опытнейший дивизионный штурман Анатолий Сопрунов, которого все молодые штурмана величали дядя Толя. Еще дали нам для несения штурманских вахт помощника командира по навигации с лодки 705-го проекта Богатырева. Всего четыре штурмана вместе со штатным «штурманенком» — лейтенантом Виноградовым.

До залива Клайд Брит мы добрались вполне благополучно. Если не считать одного происшествия, о котором знали лишь несколько человек За несколько суток до столкновения с американской лодкой наша «ласточка» коснулась грунта.

Тут надо заметить, что «касание грунта», каким бы мягким оно ни было, считается на флоте одним из самых серьезных навигационных происшествий. И хотя «касание» было и в самом деле касанием, а не ударом о грунт (слегка встряхнуло только корму, доктор наливал в своей каюте спирт механику, и толика «огненной влаги» немного выплеснулась из «шильницы»), но на душе у командира, штурмана и боцмана-рулевого скребли кошки. В базе за «касание» придется отвечать по полной мере. Знали бы они, что ждет их впереди!

А впереди нас ждал наш РЗК — разведывательный корабль, который кувыркался в районе не одну неделю, на офицерах кителя уже истлели, — продолжал рассказ Кузьмин. — Но они дождались своего звездного часа 4 ноября из залива пошел на боевое патрулирование американский «стратег» «Натаниель Грин»[1]с кучей «поларисов» на борту. Ну и мы как нельзя кстати. Дальше наша работа. Чтобы передать нам контакт с целью, с РЗК должны были дать нам условный сигнал: сбросить в воду три шумовые гранаты. Они их и сбросили…

О том, что было дальше, я узнал от самого, быть может, главного свидетеля это опаснейшего происшествия: бывшего старшины команды торпедистов, мичмана в отставке Михаила Михайловича Смолинского. Ведь именно он стоял ближе всех к месту удара.

По трансляции «Боевая тревога! Торпедная атака!» прибежал на боевой пост. Краем уха уловил доклад акустика: «Ничего не слышу!» И тут старшина команды гидроакустиков Толя Корсаков мрачно обронил: «Сейчас столкнемся…» И точно.

Удар!! Вмазали мы американцу в борт. Смотрю, а на стеллажах правого борта верхние торпеды вышли из зацепов и дернулись к задним крышкам торпедных аппаратов… Это конец! А дальше — чудо: все торпеды вернулись в свои ложементы и зацепы сами защелкнулись! Кто-то сильно Бога за нас молил…

Трансляция рявкнула:

— Осмотреться в отсеках!

Я включил мнемосхему. И тут услышал, а потом и увидел* в первый отсек — в наш отсек — поступает вода!

Быстро сообразили, в чем дело, перекрыли клапаны вентиляции торпедных аппаратов, и течь прекратилась. Но дифферент на нос растет. Градусов за 17 перевалил! Стоять трудно. А в голове только одно — грунт рядом, сейчас долбанемся. И тут еще одно чудо: наш механик — капитан 2-го ранга Владимир Каталевский продул носовые цистерны, дифферент стал отходить…

А.В. Кузьмин:

— Наш командир БЧ-5 оказался на высоте — сработал в режиме автомата: не дожидаясь команд, продул балласт в носовой группе цистерн. Можно сказать, спас всех нас и корабль. Смерть пронеслась, как пуля у виска Что там пуля! Тут пять торпед с СБП (ядерной начинкой) мимо виска пронеслись. Торпеда — дура, пузырь — молодец!

М.М. Смолинский:

— А я не отрываю глаз от мнемосхем и с ужасом вижу, что торпедные аппараты с СБП — ядерным боеприпасом — заполнились водой. Подмокли. Главное наше оружие. Первая мысль: ну, все-теперь наручники обеспечены. По местам стоять, с должностей сниматься…

А.В. Кузьмин:

— Американская ПЛАРБ вынуждена была всплыть в позиционное положение. Мы же подсвплыли под перископ и сразу увидели ее. «Натаниель Грин» сидел в воде с большим креном на правый борт. На корпус выбрались растерянные матросы, командир с мостика пытался понять, что произошло. Надо было сфотографировать картину через перископ, но в штурманском фотоаппарате не было пленки. Пришлось взять карандаш и быстро зарисовать… У американской ПЛАРБ бортовой номер 636.

Мы тоже осмотрелись в отсеках. Кроме подмоченных торпед, с СБП других проблем вроде бы не было. Можно было только представить, как выглядит наш нос, смятый вдрабадан… Позже выяснилось, что у нас были повреждены все носовые торпедные аппараты, кроме одного. У американцев были пробиты цистерны главного балласта.

Как бы там ни было, но мы повторили подвиг капитана Гастелло, только без жертв. Во всяком случае, «Натаниель Грин» со всей своей кучей «поларисов» в заданный район не вышел.

Первую часть этой захватывающей истории я выслушал в Киеве: сначала от Александра Викторовича Кузьмина, затем от мичмана в отставке Михаила Михайловича Смолинского. Мы заехали к нему с Кузьминым на работу — в стрелковый тир, где Смолинский учит молодежь обращению с оружием. Можно сказать, работа для бывшего минера почти по специальности. Смолинский никак не ожидал нашего визита, но — флотская выучка — быстро накрыл обеденный стол из того, что бог послал и дала на работу жена. Разложил по тарелкам домашние пельмени, открыл банку с сайрой, разлил по стаканам горилку… Ну, как тут было не выпить и за тех, кто в море, и за тех, кто благополучно вернулся из него тридцать три года назад Не зря молвил один флотский мудрец: «Выйти в море может каждый дурак, а вот вернуться…»

Обнялись бывшие соплаватели, потому как вспомнили все в деталях и очень разволновались. Кузьмин сказал на посошок:

— Конечно, Господь Бог миловал, не попустил, но ведь и экипаж не подкачал!

— Это точно! — подтвердил Смолинский. — Личный состав был весь на боевых постах и действовал точно по командам. Слаженный у нас экипаж был. Хороший…

И загрустил почему-то…

Продолжение этой истории я услышал в Санкт-Петербурге от бывшего боцмана К-306, мичмана запаса Николая Молчанова. Он работал начальником охраны торгово-развлекательного центра «Гулливер». Я приехал к нему на работу, мы выбрали самый тихий столик в кафе и заказали по чашке чая. Едва речь зашла о К-306, о том давнем походе, как Молчанов снова превратился в боцмана, главного рулевого подводной лодки.

— Мы этого «Натаниеля Грина» видели, слышали, вели вплоть до самой точки погружения. Чтобы нас не засекли, мы подошли поближе к нашему разведкораблю, который держался правее от нас, ушли под прикрытие его шумов. Вот это-то и сыграло роковую роль.

Акустик докладывает: «Лодка погружается».

И тут с РЗК дали сигнал о передаче контакта. Мы совершенно в нем не нуждались. Мы уже держали контакт. Но на РЗК об этом не знали и поступили так, как требует инструкция… Акустик даже наушники не успел снять, как прогремел первый взрыв. Мы были слишком близко от РЗК, и потому взрыв прозвучал особенно громко, его слышали во всех отсеках. А у акустика из ушей пошла кровь.

Мы не сразу поняли, что произошло. Толчок довольно мягкий. Но глубина вдруг сразу поехала. Циферблат с метровыми отметками завращался, как бешеный. Провалились на 29 метров. В принципе, для атомарины такой провал не страшен, но общая глубина места была 86 метров. Так что под килем оставалось около метра

Командир дал команду: «Пузырь в среднюю!»

Я заметил — провал на глубину резко замедлился. Потом остановились…

Тут же заполнили среднюю и всплыли под перископ.

Погода была хорошая, и американцы тоже всплыли — в позиционное положение.

Гурьев потом рассказывал: вижу в перископ командира «Натаниеля Грина», люди в свитерах по корпусу бегают, бегают и оглядываются, понять ничего не могут.

Мы ушли с перископной глубины. Из отсеков доклады — все осмотрено, замечаний нет. Все агрегаты работают. Ушли еще на сто метров, и командир стал готовить радиограмму о столкновении.

Домой возвращались на глубине 40 метров, чтобы снизить давление на задние крышки торпедных аппаратов.

Надо сказать, что мой собеседник в ту пору считался лучшим боцманом если не всего Северного флота, то 1-й флотилии атомных подводных лодок — уж точно. Мог держать глубину в 3–4 сантиметра! До трех баллов моря под линзы перископа глубину держал. Чутье в пальцах было. Мог управлять подводной лодкой на заднем ходу. Чтобы уменьшить бурун за поднятым перископом, командир иногда сбрасывал обороты до нуля, и тогда лодка шла на инерции. Мичман Молчанов умел управлять рулями глубины и в таком чрезвычайно трудном режиме. Держал глубину, сжимая рукояти манипуляторов, так что пальцы немели…

А.В. Кузьмин:

— Домой мы возвращались две недели. «Натаниелю»-то что — лег на обратный курс, и вот она, база Нам же надо было пройти добрые две тысячи миль. Вскоре выяснилась вот какая беда — от удара в чужой борт сильно повредились антенны гидроакустики. Мы оглохли на весь правый борт. Но и выход на боевую службу супостату мы сорвали.

На подходе к Лице вышел встречать нас на катере командир дивизии, контр-адмирал Евгений Дмитриевич Чернов. Он обошел лодку, осмотрел нос, который был почти сплющен. Поднялся на корабль, поговорил с командиром и в целом весьма спокойно отнесся к ЧП. Как опытный моряк, Чернов прекрасно понимал, что в море бывают непредвиденные ситуации.

Спецторпеды выгружали мокрым способом; сняли волнорезные щитки и вытянули их. Приехали «головастики» и молча, без нареканий, увезли их.

Командующий флотилией назначил расследование чрезвычайного происшествия. Командиру К-306, капитану 1-го ранга Эдуарду Викторовичу Гурьеву объявили строгий выговор. На всякий случай. А американский экипаж, как мы потом узнали, наградили за проявленное мужество знаками «Золотой дельфин». И вот так всегда — кому пинки, кому дельфины.

А ведь мы, экипаж, как показало дальнейшее расследование, были ни в чем не виноваты. Все действовали, как предписывали руководящие документы: РЗК передал нам контакт, согласно наставлению — взрывами трех гранат, брошенных в воду. А поскольку глубина была относительно небольшой — 86 метров, то пошла мощная звуковая реверберация. После каждого взрыва гранаты экран гидролокатора засвечивался почти на минуту. Таким образом, К-306 ослепла почти на четыре минуты. Поскольку лодки шли навстречу друг другу, да еще практически на одной глубине, — они столкнулись. К-306 ударила «Натаниеля Грина» в район кормы, повредив американцам две шахты. По счастью, человеческих жертв не было ни с той, ни с другой стороны.

Причиной такою ЧП можно считать несовершенство техники передачи контакта. Правила вырабатывались в кабинетах без учета реальных глубин, гидрологии и прочих условий. Никто не мог предположить, что лодка может оглохнуть и ослепнуть на несколько минут. Позже наставление было доработано. А ведь если бы на разведкорабле была система ЗПС — звукоподводной связи, контакт нам могли бы передать совершенно бесшумно. Поэтому еще раз повторю — вины экипажа в подводном происшествии не было. Тем более что это был самый лучший экипаж не только в дивизии, но и на всем Северном флоте. Семь моряков имели квалификацию мастера военного дела. Все старшины команд — мичманы-профессионалы. Сколотил такой экипаж капитан 1-го ранга Виктора Храмцов, впоследствии вице-адмирал.

* * *

По-разному сложились судьбы участников этого подводного тарана Нет уже в живых ни тогдашнего командира корабля Эдуарда Гурьева (он скончался в 2007 году и погребен в Сосновом Бору под Питером), ни доблестного инженера-механика В. Каталевского.

Командир турбинной группы Вениамин Азарьев уехал в США к дочери, которая вышла замуж за американца. Там он нашел бывшего командира «Натаниеля Грина». Но тот так и не признался в столкновении.

Капитан 1-го ранга Александр Кузьмин, выходивший в тот поход приписным штурманом (сам-то он служил на атомоходе К-513), стал впоследствии командиром самой большой в мире атомной подводной лодки типа «Акула».

Сегодня живет в Киеве и успешно возглавляет Всеукраинскую ассоциацию ветеранов-подводников. В морях и океанах ему везло на приключения.

КАК «ЧЕРНЫЙ ПРИНЦ» СТАЛ «БЕРМУДСКИМ КОМСОМОЛЬЦЕМ»…

ЧП международного масштаба

Об этом происшествии доложили генеральному секретарю ЦК КПСС сразу же, несмотря на поздний час: в Саргассовом море американские корабли окружили советскую всплывшую атомную подводную лодку К-324. Ее командир — капитан 2-го ранга Вадим Терехин подготовил атомоход к взрыву на случай, если американцы попытаются высадить абордажную группу.

Андропов бросил взгляд на настольный календарь — 31 октября 1983 года… Он хорошо помнил, как в октябре 1962 года в том же Саргассовом море с его заклятым Бермудским треугольником едва не разразилась термоядерная война в ходе так называемого ракетного кризиса. Тогда точно также американские корабли держали в тесном оцеплении всплывавшие на зарядку батарей советские субмарины, посланные на прорыв морской блокады. Командиры авианосцев и фрегатов, барражирующих вокруг Кубы, не подозревали, что в торпедных аппаратах советских «фокстротов» были приготовлены к залпу ядерные торпеды. Только железное самообладание подводников позволило избежать роковой развязки конфликта. И вот спустя двадцать один год история повторялась, но уже в виде фарса.

В молодые годы Юрий Андропов носил китель с якорями на пуговицах, учась в Рыбинске на речного судоводителя, и потому благоволил к морякам Но подводники в тот год его просто достали. Сначала в июне на Камчатке затонула атомарина К-429 (четырнадцать человек погибли), потом в Мотовском заливе выскочил на камни подводный ракетный крейсер стратегического назначения. К-245. И вот теперь новый казус в Саргассах с К-324, который грозил непредсказуемым поворотом событий.

Главнокомандующий ВМФ СССР, адмирал флота Советского Союза Сергей Горшков доложил, как всегда, рассудительно и уверенно:

— К-324 временно лишилась хода. На помощь ей следует спасательное судно «Алдан». Реактор в штатном режиме. Все люди на борту живы и здоровы.

Он не указал лишь о том, что встреча спасателя с аварийной лодкой произойдет не ранее, чем через десять суток. А все это время К-324 проведет борт о борт с американскими эсминцами, которые держали беспомощную атомарину под дулами своих пушек.

— Почему они так привязались к нашей лодке? Она что — нарушила территориальные воды США? — недоумевал генсек.

— К-324 находится в международных водах, — отвечал главком — Обыкновенная провокация на фоне высадки американской морской пехоты на Гренаду.

Это было похоже на правду. Пентагон двинул к небольшому островному государству целую армаду, от которой, собственно, и отделились два эсминца для конвоирования всплывшей атомарины. Но Горшков, как, впрочем, и сам командир К-324 Терехин, еще не знал истинной причины столь агрессивного натиска на попавшую в беду подводную лодку.