Хозяйство с наемными рабочими.

Форм капиталистического предпринимательства в сельском хозяйстве сейчас существует четыре. Вопервых, явное, открытое предпринимательское хозяйство с наемными рабочими, то, что у нас иногда называется кулацким. Вовторых, замаскированная капиталистическая эксплоатация неимущих соседей путем якобы сдачи им в аренду своего инвентаря и рабочего скота, а на деле—путем перевода таким образом, часто на совершенно кабальных условиях, части их продукции в свое распоряжение, причем на деле они являются замаскированными батраками. Втретьих—сельско-хо-зяйственные лжекооперативы. Вчетвертых—предпринимательская организация некоторой части ежегодного отхода из деревни рабочих на заработки, в частности на неземледельческие (лесные и строительные).

В одной из речей т. Молотов недавно сказал, что количество кулаков можно считать в настоящее время примерно от 3 % до 4 % крестьянских семей. Я считаю эту величину преувеличенной. Поскольку речь идет о действительно предпринимательском хозяйстве в земледелии и животноводстве, о хозяйстве, ведущемся при помощи наемных рабочих не только в качестве подсобных лиц во время болезни главы семьи или во время его отсутствия, призыва на военную службу,—поскольку речь идет о действительном капиталистическом хозяйстве, хотя бы и мелком, мы должны установить значительно меньшую долю такого чисто предпринимательского слоя в общей массе крестьянских семей. Уже накопилось достаточно материалов, позволяющих уточнить прежние представления о кулаческом слое вообще и выделить из него элементы определенно капиталистические, предпринимательского типа. Указанная т. Молотовым величина включает не только «кулаков», но и «близких к ним», т. е. такие элементы деревни, из которых, по уровню их зажиточности, могут развиться капиталистические предприниматели, но пока еще не развились.

По изданной Наркомфином книге «Сельское хозяйство СССР в 1924/25 г. по данным налоговых сводок по сельскохозяйственному налогу», по этой, например, книге можно выяснить более точно ту более узкую группу крестьянского хозяйства, которую нужно считать хозяйством определенно капиталистического типа. Такие попытки сделаны, между прочим, в вводных статьях этой книги. Они дают ряд полезных материалов о капиталистических хозяйствах.

К таким хозяйствам, как можно установить по этим данным, относится в среднем по РСФСР, по Украине и Белоруссии около 2 % всех хозяйств. На стр. 23 «Введения» можно найти сопоставление некоторых данных о всех крестьянских хозяйствах в среднем и об этих 2 %,—о самой, можно сказать, отборной верхушке крестьянского хозяйства. Если взять среднее количество работников из членов семьи самого хозяйства на одно хозяйство, то в крестьянских хозяйствах вообще оно составляет 2,1 чел., а у этой высшей двухпроцентной группы—только 1,8 чел. По количеству рабочей силы в собственной семье эти 2 % (предпринимательские хозяйства) значительно уступают, таким образом, рядовому крестьянскому хозяйству. Этим, кстати сказать, опровергаются бывшие когда-то модными толки о том, что мощность высшей крестьянской группы, наверное, объясняется ее многосемейностью и наличием более значительного запаса живой рабочей силы в собственной семье. На деле оказывается, что своих семейных рабочих сил в предпринимательской семье меньше, чем в среднекрестьянской. Но зато больше имущества. И это имущество применяется как капитал—для эксплоатации чужой зависимой рабочей силы с целью извлечения прибыли. Конечно, большая часть таких предпринимательских хозяйств относится к числу мелкокапиталистических, но от этого их социальный характер не меняется.

Данные (там же, та же страница) о размерах хозяйства наглядно это подтверждают. Так, по количеству посева на едока на каждые сто едоков во всех вообще крестьянских хозяйствах приходится в среднем 59 дес. посева, а на каждые сто едоков этих 2 % высших хозяйств приходится 236 дес. посева—ровно в четыре раза больше. Если взять рабочий скот, то на каждые сто едоков всех крестьянских хозяйств приходится 15 голов рабочего скота, а на каждые сто едоков этой 2-процентной высшей группы—36 голов рабочего скота, т. е. почти в два с половиной раза более. Если взять количество крупного рогатого скота, то на каждые сто едоков всех крестьянских хозяйств в среднем приходится 22 головы, а на каждые сто едоков этой 2-процентной, высшей группы—37 голов. Опубликованное в июне 1927 г. издание Наркомфина СССР «Сельское хозяйство Союза ССР в 1925/26 году по данным налоговых сводок по единому сельхозналогу» показывает, что такие же примерно отношения имели место и в 1925/26 г. Условно мы можем судить о капиталистической (эксплоататорской) группе по высшей (девятой) группе сельхозналога (имеющие на едока более трех десятин пашни или посева, смотря по району, в то время как средняя площадь посева на едока для всех крестьян по СССР в четыре раза меньше). Размер посева на едока по девятой группе по районам почти совпадает с границей, принятой коллегией НК РКИ для определения эксплоататорских хозяйств при обсуждении ошибок хлебофуражного баланса. Если некоторая часть отпадает, то это полностью покрывается теми кулаками (сдающими на кабальных условиях скот, имеющими подсобное торговое заведение и т. д.), которые имеют меньшую площадь (или, напр., являются плантаторами-табаководами, садоводами и т. д., что требует мало земли). Во всяком случае для характеристики отличия капиталистического слоя от рядового крестьянства вполне годится сопоставление девятой группы по сельхозналогу с данными сельхозналога о всех крестьянах в среднем. Согласно указанному изданию НКФина в 1925/26 г. на девятую группу приходится по СССР 2,18 % всех дворов (в предшествовавшем 1924/25 г. было 2,1 %), причем на каждые сто едоков этой группы приходится 240 десятин посева, тогда как у всех крестьян в среднем только 65 десятин. Всего крупного скота (рабочего и продуктового вместе) у девятой группы на сто едоков приходится 78 голов, тогда как у всех крестьян в среднем только 39 голов (в предшествовавшем 1924/25 году эти величины составляли 73 головы и 37 голов). Таким; образом, соотношение сохранилось: высшая капиталистическая группа (около 2 % всех хозяйств) по рассчету на едока сильнее среднего крестьянства по всему вчетверо (это по СССР без Закавказья и Узбекистана; по Закавказью—ввосьмеро, по Узбекистану—вшестеро) и по крупному рабочему и продуктовому скоту вдвое. Само собой, что все эти данные позволяют ожидать значительного развития в этой 2-процентной высшей группе и наёмного труда. Так и оказывается, конечно.

Число наемных рабочих (батраков) в крестьянском хозяйстве точно неизвестно. Имеется подсчет ЦСУ (стр. 307—311 названного «Справочника»), неполноту которого оговаривает само ЦСУ, и имеется подсчет Всеработземлеса по данным его местных отделений и уполномоченных. Подсчет Всеработземлеса гораздо более полный—разница более миллиона—и имеет преимущество реальности. Это—те живые батраки, о существовании которых известно местным отделениям Всеработземлеса и их уполномоченным. Между тем в данные ЦСУ (за август 1926 г.) входят лишь те батраки, о наличности которых сельсоветы известили ЦСУ в ответ на его анкету. Иначе говоря, лишь те батраки, о существовании которых официально известно отвечавшим сельсоветам, т. е. очевидно те батраки, договоры с которыми зарегистрированы в сельсоветах. Так как регистрация батрацких договоров у нас только начинает укореняться, то неудивительно, что у Всеработземлеса оказываются иногда на учете батраки в таком количестве и в таких местах, в каком и где существование их ЦСУ неизвестно. Например, самарской губернской статистикой за 1926 г. установлено, что по Самарской губернии из всех батраков охвачена труддоговорами только треть, не более 34 % (статья т. Баскина в № 3 журнала «На аграрном фронте» за 1927 г., стр. 90).

Вся разница приходится на батраков в индивидуальных крестьянских хозяйствах, потому что батраки совхозов и пастухи сельских обществ все заняты по зарегистрированным договорам. Впрочем, если принять во внимание пять оговорок самого ЦСУ о неполноте его данных (стр. 311 «Справочника») и сделать соответствующую прикидку, то разница между показаниями ЦСУ и показаниями Всеработземлеса почти сходит нанет.

ЦСУ показывает количество наемных рабочих в индивидуальных крестьянских хозяйствах по СССР на август 1926 г. всего в 989 тыс. чел. и оговаривает, что сюда не входят «пастухи и подпаски». Число этих пастухов и подпасков показано там же отдельно в 681 тыс. чел.—вместе для сельских обществ и для индивидуальных крестьянских хозяйств. Так как в СССР имеется не менее 350 тыс. сельских обществ, а в таблице ЦСУ есть прямая оговорка, что в эти 681 тыс. чел. включены пастухи и подпаски индивидуальных хозяев, то на долю последних надо отнести во всяком случае не менее 100 тыс. чел. Получаем около 1100 тыс. батраков в индивидуальных хозяйствах.

Вторая оговорка ЦСУ заключается в том, что в число батраков «на полевых и других сельскохозяйственных работах» не включены 220 тыс. чел., нанимавшихся индивидуальными хозяйствами в качестве сторожей на огородах, бахчах, садах, домашние работницы и т. д., «часть которых ввиду отсутствия строгого разделения работ в крестьянском хозяйстве могла бы быть также отнесена к сельскохозяйственным рабочим» (стр. 311). Полагаю, что не менее девяти десятых надо отнести. Рабочие при огородах и садах такие же батраки, как и занятые в полеводстве. А основное занятие «домашней работницы» в крестьянском хозяйстве—это ходить за коровами, свиньями, за птицей, сбивать масло, когда надо—помогать косить, жать и т. д. Получаем уже около 1 300 тыс. чел.

Далее ЦСУ указывает, что «учетом охвачено от 60 % до 90 % сельсоветов по отдельным губерниям, включенным в сводку» (стр. 311). Значит, на анкету, разосланную ЦСУ сельсоветам, ответило в среднем только три четверти сельсоветов. Делая соответственную прикидку, получаем уже свыше 1 700 тыс. чел.

Четвертая оговорка ЦСУ заключается в том, что «по СССР исчисление произведено для территории, охватывающей около 22 млн. хозяйств, что составляет 99 % общего числа хозяйств по СССР» (стр. 312). Делая соответственную прикидку, получим до 1 900 тыс. чел.

Наконец ЦСУ дает в своей таблице только «сроковых» сельскохозяйственных рабочих (стр. 307). Вместе с «постоянными», значит, будет никак не менее 2 млн., т. е. сравнительно близко подойдет к цифре Всеработземлеса. Возможно, что и данные Всеработземлеса преуменьшены (хотя, поскольку в его составе уже свыше миллиона членов, он может обладать уже довольно полными сведениями). Надо заметить, что и всесоюзная перепись декабря 1926 г. не даст полного представления о наемном труде в сельском хозяйстве, ибо она предпринята зимою, когда подавляющая часть сроковых рабочих отсутствует. В вышедшем позже «Справочник» № 4 «Статистического обозрения» ЦСУ, на основании более полных расчетов, считает уже, что в августе 1926 г. в индивидуальных крестьянских хозяйствах было 1 600 тысяч батраков. Это уже значительное приближение к истине, разница остается уже только в 650 тыс. чел., и можно надеяться, что при таком прогрессе ЦСУ скоро нагонит и ее.

Таким образом впредь до дальнейшего приходится остановиться на том, что в индивидуальных крестьянских хозяйствах было в 1926 г. занято не менее двух с четвертью миллионов батраков. Общее количество «работающих по найму в сельском хозяйстве» достигло в 1926 г., по Всеработземлесу, 3 600 тыс. чел.; из них около 1 300 тыс. в совхозах, у сельских обществ (пастухи), в лесном хозяйстве, в кооперации и кустарной переработке («Правда» от 13 апреля 1927 г., статья т. Гиндина—«Наемный труд в сельском хозяйстве»). Что касается размеров годового прироста (с 1926 на 1927 г.), то для прироста за 1926 г. (против 1925 г.) и ЦСУ и Всеработземлес показывают очень большие цифры. Такие большие, что их явно надо отнести не за счет действительного роста, а за счет более полного учета. По Всеработземлесу, количество это за один год увеличилось на две трети. А по ЦСУ—рост за тот же один год оказывается еще более головокружительным: число крестьянских хозяйств, пользующихся вообще наемной рабочей силой, возросло за год, по ЦСУ (стр. 87 «Справочника»), по потребляющему району РСФСР в два с половиной раза, а по производящему району РСФСР даже в четыре с четвертью раза. Очевидно, в 1925 г. учет был более полон у Всеработземлеса, чем у ЦСУ, потому и прирост у Всеработземлеса менее фантастичен, чем у ЦСУ. На деле, однако, и норма роста Всеработземлеса (две трети) далеко превышает действительную и также объясняется неполным учетом 1925 г. По ряду соображений и отдельных данных, приводить которые тут незачем, надо считать, что действительный прирост составляет не от 150 % до 325 % в год, как по ЦСУ, и не 65 %, как по Всеработземлесу, а только около 10%. Тогда количество всех батраков в крестьянских хозяйств в 1927 г. можно принять до 2500 тыс. чел. (включая постоянных, сроковых, поденных, пастухов, огородных, садовых, «домашних» и т. д.) Большая часть их—это, конечно, сроковые рабочие (на время летних или осенних работ). Возможно, что действительный учет Всеработземлесом к концу сезона 1927 г. даст несколько большую величину, ибо приведенная мною цифра соответствует общему количеству входящих в области ведения Всеработземлеса около 4 млн. чел. в 1927 г. (добавляются лесники, совхозники, пастухи сельсоветов и т. д.), а председатель Всеработземлеса т. Анцелович считает, что в 1927 г. благодаря достижению полноты учета и приросту окажется, возможно, даже до 5 млн.

На предпринимательскую группу крестьянских хозяйств приходится около 1,5 млн. батраков ⁷,

7) Эта величина получается, если сопоставить имеющиеся данные о проценте нанимающих дворов по группам, о размерах среднего найма по группам, о средней полноте учета и о местных более детальных обследованиях, характеризующих анкетные и т.п. данные центра. Главная часть этих 1 500 тыс. чел. составляют батраки сезонные(отчасти оплачиваемые поденно).

т. е. менее 40 % всех лиц наемного труда, которые должны состоять в 1927 г. в круге ведения Всеработземлеса при принятом нами умеренном росте сравнительно с ЦСУ и Всеработземлесом. Во всей предпринимательской группе—около 2 % всех крестьянских хозяйств (или около 450 тыс. дворов к 1927 г.). Своих, семейных работников, т. е. работающих в собственном хозяйстве из числа членов семьи в этой группе, как мы видели, должно быть около 800 тыс. чел. (в среднем 1,8 чел. на хозяйство). Таким образом у этой высшей группы (2 % всех хозяйств) в среднем на каждого своего работника приходится около 2 наемных рабочих, между тем как в остальных крестьянских хозяйствах в среднем приходится только ничтожная дробь, что-то около 0,02 чел. на одного своего семейного работника. Приблизительно в 90 раз меньше, чем у этой высшей группы.

Каким образом растет количество этих предпринимательских дворов за последнее время? Процент их неодинаков в разных частях страны. В северно-европейской и центрально-европейской частях РСФСР меньше, на Украине больше, на Северном Кавказе еще больше и т.д.

Прямые данные ЦСУ показывают такой большой рост, что они, как указано, явно непоказательны, и этот «статистический» рост должен быть отнесен на счет более значительного недоучета прошлых лет, чем какой имеет место сейчас. Более показательны данные налоговой стастистики Наркомфина о так называемой «девятой группе» по сельскохозяйственному налогу, т. е. о высшей по размеру облагаемой земли. Она не вполне совпадает с капиталистически-предпринимательской группой, но близка к ней (часть ее хозяйств не ведется капиталистически, зато ведется капиталистически часть хозяйств из примыкающих к ней соседних групп). Во всяком случае, это дает более близкое к действительности представление, чем головокружительный рост по «выборочным» и «анкетным» таблицам ЦСУ, ибо из года в год при установлении сельскохозяйственного налога производится сплошной учет всех хозяйств на месте, притом по одним и тем же признакам.

Для того чтобы не загромождать изложения, приведу справку из того же «Сборника» НКФ только по Украине (стр. 77 «Введения»). Число хозяйств «девятой группы» по Украине в 1922/23 г. составляло 3,2 %, в 1923/24 г.—уже 3,6 %, в 1924/25 г. еще несколько больше—3,7 %. Здесь виден медленный, но довольно настойчивый рост. Этот рост начался и усилился со времени новой экономической политики, т. е. с того времени, когда высшие группы крестьянского хозяйства получили возможность свою большую обеспеченность превратить в орудие товарного капиталистического роста.

В крестьянском хозяйстве СССР имеется около 45 млн. годовых работников, считая только тех, которые нужны для производства, и не принимая во внимание той доли ежегодного труда крестьянской семьи, какая идет на домашнее хозяйство, на приготовление пищи, на уход за детьми и т. п., а равно не принимая во внимание ту долю, которая приходится на отход на сторону. Этот расчет сделан «Контрольными цифрами» Госплана (стр. 34). Так вот, у высших 2 % дворов из всех годовых работников всех крестьянских хозяйств, кроме наемных, имеется 1,9 %. Из всех наемных рабочих, занятых в индивидуальных крестьянских хозяйствах, у этих высших 2 % дворов имеется около 60 %. Из всех работников, семейных и наемных вместе, вообще занятых в крестьянском хозяйстве, у высших 2 % дворов имеется несколько более 5 %.

На стр. 74 «Введения» к упомянутому изданию НКФ («Сельское хозяйство СССР в 1924/25 г.») имеется итоговый подсчет процентов облагаемой земли, посевов, рабочего и крупного рогатого скота, приходящихся на наиболее зажиточные дворы в количестве 4 % всех крестьянских дворов. Эта группа обнимает и кулаков и «близких к кулакам». По каждому району страны семьи причислялись к этой наиболее зажиточной группе на основании специальных признаков для каждого района, разработанных статистиком Н. Огановским. Всего на долю этих 4 % дворов, по сплошным налоговым данным НКФ, приходится 16,3 % всей облагаемой земли, 16,2 % посевов, 11,2 % рабочего скота и 8,2 % крупного рогатого скота. Из этой группы путем соответствующих пересчетов я выделяю приходящееся на 2 % наиболее мощных капиталистически-предпринимательских дворов и получаю следующие результаты.

Из всей облагаемой земли, находящейся в распоряжении крестьянства, на эти 2 % дворов приходится от 10 % до 11 %. В облагаемую землю входят не только посевы, но и пашня и луга, привожу поэтому отдельно данные обо всех облагаемых землях и отдельно о посевах. Из всех посевов на капиталистические 2 % дворов приходится также от 10 до 11 % всего крестьянского посева по СССР. Из всего рабочего скота на эти 2 % дворов приходится около 7,5 %. Из всего крупного рогатого скота на эти же 2 % дворов приходится до 5,5 %. Принимая во внимание, что у этих дворов урожайность посева бывает несколько выше, чем средняя урожайность в крестьянском хозяйстве вообще, можно считать, что если они имеют от 10 % до 11% посева, то из всего урожая они имеют примерно до 12 %. «Обработка крестьянской пашни в хозяйствах разной мощности» (№ 3 за 1927 г. «На аграрном фронте», стр. 121) приведены следующие данные о среднем урожае в пудах с десятины для разных групп (по площади посева):

	Рожь	Пшеница	Ячмень	Просо
В среднем все
Сеющие менее 10 дес.
Сеющие более 10 дес.

Затем нужно принять во внимание, что у высшей 2-процентной группы часто несколько более высокий тип хозяйства, чем у рядовой крестьянской массы (более интенсивное хозяйство, лучшие орудия, более ценные культуры и т. д.), поэтому реальную оценку их урожая надо еще более повысить. Зато у них имеется меньший процент рогатого скота, чем посевов. Если принять во внимание денежное выражение, с одной стороны, их земледельческого производства, с другой стороны—их животноводственного производства, то в среднем это дает до 9 % валовой продукции в ее денежном выражении. Иначе сказать—из всех тех 7 600 тыс. довоенных рублей, которыми Госплан оценивает валовую продукцию сельского хозяйства, почти 700 млн. руб. сосредоточено в хозяйстве этих 2 % дворов, имеющих на каждого одного своего семейного работника в среднем почти двух наемных рабочих.

В товарной продукции эта капиталистическая группа имеет, конечно, несколько более высокий процент, ибо у нее более значительная часть производства может быть отчуждена на рынок, чем у крестьянина середняцкого типа, удовлетворяющего своим производством собственные потребности преимущественно в натуре. Мы видели, что, по Госплану, в среднем для всей деревни из всего сельскохозяйственного производства, из всей сельскохозяйственной валовой продукции приходится 54 % на натуральную (потребляемую в своем хозяйстве) и 46 % на товарную (продаваемую) часть.

Если разбить всю деревню на две группы: 1) на все крестьянство, кроме капиталистических 2 % дворов, 2) эти 2 % капиталистических дворов,—то окажется, что во всем крестьянстве, кроме этих 2 %, имеется 58 % натуральной и 42 % товарной продукции. А у капиталистических 2 % имеется только 30 % натуральной, зато 70 % товарной продукции. Поэтому и получается, что хотя в валовой продукции доля высших 2 % дворов составляет около 9 %, но в товарной продукции, в том, что идет на рынок, их доля составляет до 14 %, т. е. около одной седьмой. Значит, из всего того, что отчуждается из крестьянского хозяйства как в области продуктов земледелия, так и в области продуктов животноводства, сельскохозяйственного сырья и т. п., только одна седьмая поставляется непосредственно из собственного производства капиталистическим предпринимательским хозяйством (охватывающим 2 % дворов). Иллюстрацией могут служить расчеты ЦСУ о количестве товарных хлебных запасов и хлебных запасов вообще, приходившихся на 1 апреля 1926 г. на группу дворов, сеявших каждый свыше 16 десятин («Статистическое обозрение» № 2 за 1927 г., статья т. Лосицкого—«Крестьянские хлебные запасы»). Надо заметить, что эта группа несколько уже той, какая у нас постановлением Коллегии НК РКИ отнесена к «эксплоататорской». Это постановление приведено в книжке т. Яковлева—«Об ошибках хлебофуражного баланса» (стр. 82), и по нему эксплоататорская группа начинается со следующей площади посева: по украинской лесостепи—от 10 дес., по степной Украине—от 14 дес., по Центрально-черноземному району РСФСР—от 12 дес., по Сибири—от 14 дес.,по северо-востоку—от 14 дес. и т. д. В запасы на 1 апреля ЦСУ включает и потребительский фонд самих крестьян на оставшуюся часть хозяйственного года, и корм скоту на тот же срок, и все семенные запасы, и избытки для продажи на рынке, и внутренний резерв хозяйства. Из всего этого на долю сеющих более 16 дес. приходилось 10,6 %, а из одних товарных запасов—даже 21 % (стр. 34 «Статистического обозрения» № 2). Из нашей проверки следует, между прочим, что по некоторым районам комиссия т. Яковлева, если выделять только действительно капиталистические хозяйства, взяла границу, при которой в «эксплоататорские» попадут не являющиеся на деле такими. Это преуменьшает удельный вес более узкой, но действительно капиталистической группы, ибо относящиеся к ней показатели расплываются, уменьшаются при распространении на более широкий (на деле некапиталистический, неэксплоататорский) круг хозяйств.

На первый взгляд может показаться неожиданностью, что у нас имеется такой слой, хотя бы и тонкий—всего 2 % дворов, который ведет свое хозяйство главным образом наемными рабочими и является капиталистически-предпринимательским в точном смысле этого слова. Конечно, в большинстве случаев это мелкокапиталистические предприятия. Но в ряде случаев наблюдения последнего времени показывают, однако, что уже создался и ряд крупных крестьянских хозяйств, которые занимают наемных рабочих сравнительно довольно большими количествами. Прежде всего это плантаторские хозяйства, например табачные плантации, которые требуют до 5 рабочих на десятину в летний период, сады, виноградники и т. д. Затем—огородничество. В «Правде» была телеграмма из Саратова о том, что у одного огородника под Саратовом забастовали 27 рабочих. В той же «Правде», в судебном отделе, печатался процесс одного подмосковного огородника, занимавшего 15 рабочих. Наконец, имеются районы крупного зернового хозяйства и животноводства, где также широко применяется наемный труд. Вот несколько примеров из Донского и из Терского округов Северокавказского края.

Недавно, в конце 1926 г. Терский окружной комитет нашей партии издал брошюру «Наш опыт». В ней приводятся сведения, показывающие, до каких пределов доходит наем сельскохозяйственных рабочих крупными крестьянами в таких районах, как Северный Кавказ. Вот выдержки из описания найма крестьянами батраков в селе Прасковея, Терского округа в 1926 г. (стр. 28):

«Село Прасковея богато виноградными садами. Рядом с богатеями-садовладельцами, имеющими по 3—12 тысяч ведер вина, уживаются здесь и совершенные батраки, занятие которых—работа у кулаков. Можно наблюдать на базаре, как кулаки приходят к толпам батраков, отсчитывают по 200—300 человек, дают им цену, какую сами хотят, и ведут в свои сады на поденщину. Да еще как нанимают! Мы были свидетелями такой картины. Подходит упитанный и пьяный садовладелец к толпе и выкрикивает: «А ну, босота, выходи пятьдесят человек по восемь гривен!». Тут же начинает выбирать и отсчитывать, выбирать по цвету лица, по росту, щупает глазами и спереди и сзади.

В самый разгар сезона батрачество сделало попытку к забастовке. Наниматели были организованы, сговаривались между собою и даже лишнего пятака не хотели прибавлять. Всех батраков забастовавших было 500 с лишним человек. На работу не выходили два дня сряду! На третий день хозяева стали набавлять только по гривеннику, по два, но пришлые батраки не могли больше держаться, харчей не имели, стали наниматься.

Некоторые из местных батраков говорили: «Да что ж, бастанула было наша братия, да забастовка наша вышла на англицкий манер. Наши прасковейские держались бы до конца, да сторонние сорвали. Да и винить их нельзя, люди без харчей» (стр. 28—29).

В этом селе Прасковея, по данным Терского Финотдела, крупных крестьянских хозяйств насчитывается 65, что составляет около 3 % всех хозяйств села. Из них 26 хозяев имеют во время сезонной работы в садах свыше чем по 20 сезонных батраков каждый и, кроме того, по 2—3 постоянных батрака.

Вот, например, хозяйство крестьянина Корнеева Сергея:

«Семья его состоит из восьми человек. Посева хозяйство имеет 48 дес. Кроме того, 5 дес. виноградника. Лошадей в хозяйстве—3, коров—15, овец—91. Из сельскохозяйственного инвентаря имеются: 2 букера, 5 борон, 1 сеялка, 1 веялка, 4 пресса винодельческих. В летнее время в хозяйстве применяется труд 18 наемных батраков, которые работают втечение 2-3 месяцев. В зимний период в хозяйстве работают до 6 наемных рабочих, из них круглый год—3, в том числе 2 пастуха. В 1926 г. сельскохозяйственного налога хозяйство уплатило 442 руб. Годовая доходность хозяйства равняется приблизительно 19 тыс. руб., из которых чистого дохода остается хозяину около 10 тыс. руб. Следовательно, налог составляет менее 4,5 % чистого дохода. Глава хозяйства 26 лет, грамотный. Законодательство о труде соблюдает, на всех батраков заключает своевременно договора и точно их выполняет. Кормит рабочих удовлетворительно и даже нередко за общим столом вместе со всем семейством. Выписывает несколько газет и заставляет читать грамотных батраков. В кооперации членом не состоит. В области полеводства никаких нововведений и культурных начинаний в хозяйство не вводит. Объясняется это отчасти тем, что полеводство имеет для хозяйства подсобный характер и посев производится для того, чтобы иметь хлеб для прокормления рабочих и для уплаты им заработной платы хлебом. В области же виноделия, являющегося основой хозяйства, культурные нововведения имеются: инструменты по виноделию, прессование. Сам хозяин ведет замкнутый образ жизни и сторонится от общественной работы». (Из материалов, сообщенных Терским комитетом.)

Другое крупное хозяйство, с более значительным уклоном в сторону полеводства и скотоводства, принадлежит крестьянину Ивану Ена. «Его хозяйство имеет 52 дес. посева, 1^1/2 дес.виноградника, 3 лошади, 10 волов, 26 коров, 350 овец. Из сельскохозяйственного инвентаря имеются: 3 букера, 10 борон, 1 веялка, 1 сеялка, 1 винный пресс. Наемная сила в хозяйстве применяется, но без регистрируемых договоров. Во время сезона в хозяйстве работают до 22 человек сезонных батраков втечение 2—6 месяцев и, кроме того, 3 годовых работника. Хозяйство ни в каких кооперативных организациях не состоит. Сельскохозяйственного налога уплатило 572 руб. Глава семьи 36 лет, малограмотный; вся семья его неграмотная, детей грамоте не учит, от общественной жизни сторонится». (Из тех же материалов.)

В том же Терском округе имеется ряд капиталистических крестьянских хозяйств уже не садово-виноградного типа, как Сергея Корнеева, и не полеводственно-животноводственного, как Ивана Ены, а специально скотоводческих. По материалам, собранным в марте 1927 г. по поручению терских товарищей т. Серебрякяном, приведу пример одной деревни—Аликуи, Наурского района, Терского округа. Здесь имеется 10 крупных крестьянских овцеводных хозяйств, размерами от 1 ^1/2 тыс. до 15 тыс. овец каждое. Вот описание одного из них—хозяйства Якова Луценко, имеющего до 7 тыс. испанских овец.

«В год он собирает до 2 тыс. пудов шерсти, и в 1926 г. доход, полученный им от хозяйства, исчисляется в 73 тыс. руб. Из этого дохода на нужды хозяйства (аренда земли, плата пастухам, стрижка овец, корм) израсходовано им 51 тыс. руб., а остальные 22 тыс. руб. составили избыток и частью пошли на выдачу займов соседним крестьянам. Таких кредитов Луценко имеет в настоящем году за крестьянами до 1 ^1/2 тыс. пудов зерном и 5 тыс. руб. деньгами. Он уверяет, что его никто не обманет, так как крестьяне знают, что раз обманул—другой раз не получишь. Сын Луценко учится, по его словам, в вузе. Дом Луценко отличается от хат остальных хуторян: состоит из трех-четырех комнат, с обстановкой, несколько отличающейся от обычной крестьянской. Один из товарищей, побывавших у него дома за несколько лет перед нашим обследованием, в 1923 г., говорит, что тогда хозяйство еще не так было мощно. Все же и тогда в семье уже пили чай с вареньем, серебряными ложками. В прошлом, 1926 г. на лечение своей жены в Моздоке Луценко потратил 3 тыс. руб.». (Из тех же материалов.)

«В Наурском районе Терского округа одним из крупных овцеводов считается крестьянин Нестеренко. Он арендовал под выпас своего скота 17 тыс. дес. в Дагестанской республике, причем земля эта была арендована у ГЗИ артелью овцеводов, которые сдали ее Нестеренко за 1 тыс. руб., тогда как за эту землю ГЗИ с Нестеренко как единоличного хозяина взял бы 3500 руб. Нестеренко по образу своей жизни отличается от Луценко большим подражанием старому барству. Купил за 800 руб. жеребца специально для личных объездов своих стад. Две дочери его в прошлый курортный сезон провели все лето в Кисловодске, жили на широкую ногу». (Те же материалы.)

Иногда в одних и тех же деревнях очень ярко обнаруживается противоположность между капиталистическими предпринимателями и рядовым крестьянством.

Тов. Львов (главный инспектор НКТорга) доставил мне список 29 хозяев, лишенных избирательного права при перевыборах советов по селению Воронцовскому Ейского района Донского округа, вместе со сведениями об имущественном положении этих 29 дворов и остальных 149 дворов селения Воронцовского. Лишенцы составляют всего одну шестую всех дворов.

У них имеется 3632 дес. земли, или в среднем по 15 дес. на едока. У остальных дворов в среднем по 2 дес. на едока. Лишенцы имеют 99 зимних батраков, т. е. в среднем почти по 4 зимних батрака на двор. Подчеркиваю слово «зимний», ибо летом сроковых, сезонных и поденных наемных рабочих у них бывает в: несколько раз больше. Среди лишенцев попадаются хозяева, имеющие по 150 дес. и свыше. Имеющих более 100 дес. довольно много, причем в целом ряде случаев во главе хозяйства стоит женщина, имеющая несколько малолетних детей, но зато нанимающая 4—5 одних только зимних батраков.

Перед нами тип своего рода новых мелких помещиков, вырастающих из крупнокрестьянских хозяйств в условиях товарно-рыночных отношений.

Любопытно, что в Самарской губернии обследователи из работников Коммунистической академии, обнаружив весной 1927 г. подобный же слой капиталистических крестьянских хозяйств, установили, что местное население так и называет их «новыми помещиками». Дома «новых помещиков» отличаются от обычных крестьянских по размеру, по величине окон (городского типа), по высоте комнат, по внутреннему убранству (обследователи видели в них пианино, граммофоны и т. д.).

Можно ли назвать иначе как «помещиком» того крестьянина, который в станице Эссентукской один в 1926 г. продал из своего хозяйства на 32 тыс. руб. пшеницы и другого зерна? (Из материалов Терского окркома.) Ведь это означает посев более 200 дес. Площадь для посева в таких размерах сосредотачивается в руках одного хозяйства благодаря аренде земли и благодаря отсутствию до сих пор внутриселенного землеустройства в подавляющем большинстве местностей СССР. До сих пор в ряде мест (особенно где не было «земельной тесноты») крупные крестьяне пользуются своими купленными до революции землями, а также землями захваченными ими в период гражданской войны и первых лет советской власти, когда «осваивал» свободную землю (бывшую помещичью и бывшую государственную) тот, у кого были для этого в наличности скот и инвентарь.

Что же касается предпринимательской аренды, то о значительной распространенности ее позволяют судить даже весьма неполные данные нашего ЦСУ (по материалам весенних опросов) , опубликованные на стр. 74—77 упомянутого «Справочника».

Общие данные за 1024—1026 гг. приведены здесь по всей РСФСР. Их немного.

	1924 г.	1925 г.	1926 г.
Процент хозяйств с посевом на арендованной земле	3,6	5,4	7,2
Процент посева на арендованной земле ко всему посеву РСФСР	2,4	4,1	5,3

По Украине, Закавказью и Узбекистану сведения только за 1925 г. Здесь арендные отношения развиты еще более:

	Процент хозяйств с посевом на арендованной земле	Процент посева на арендованной земле ко всему посеву РСФСР
Украина	6,9	4,7
Закавказье	7,7	6,3
Узбекистан	8,2	5,1

Действительность к 1927 г. надо считать несомненно внушительнее данных этого неполного учета 1925 и 1926 гг. Что касается распределения аренды между разными группами дворов, то, не считая нескольких северных губерний, в «Справочнике» ЦСУ есть данные только по Рязанской, Тульской, Орловской и Саратовской губерниям, по Уральской области и республике Немцев Поволжья. В эту «производящую полосу» не входят, таким образом, основные и наиболее характерные земледельческие районы: Украина, Северокавказский край, Сибирь и Казакстан. Не входят также Закавказье и Узбекистан с их более развитыми арендными отношениям. Все же и для этой «производящей полосы» получаем на весну 1926 г., по ЦСУ, такую картину, разделяя хозяйства по величине посева на двор на три группы:

	Посев меньше 6 дес.	Посев от 6 до 10 дес.	Посев выше 10 дес.
Число дворов	78,3%	16,5%	5,2%
Арендовали из всей арендованной земли	24,8%	26,5%	48,7%
На 1 арендующий двор	1,5 дес.	2,9 дес.	8 дес.
Сдали из всей сданной земли	87,2%	9,4%	3,4%

Получается картина, совершенно не поддающаяся никакому перетолкованию. Она ясно показывает, что примерно половина аренды относится к аренде капиталистической, предпринимательской. Такая аренда имеет целью не удовлетворение потребительских нужд хозяйства, а производство для дополнительной продажи на рынок, осуществляемое сверх собственных трудовых сил семьи—наемными рабочими.

Выше мы видели, что узкому капиталистически предпринимательскому слою крестьян принадлежит, по суммарным налоговым данным, до 10 % всей крестьянской посевной площади СССР. Теперь к этому <