Политическая история в эпоху Средневековья

Средневековые исторические сочинения были многочисленны и разнообразны по своей темати­ке и жанрам: это анналы, хроники, биографические и автобио­графические произведения, истории отдельных светских и цер­ковных сообществ, генеалогии правящих и аристократических династий.

Что же лежало в основе человеческой истории и составляло ее истинное содержание, по мнению средневековых авторов? Первые христианские теологи дали ответ на этот вопрос, который не подвергался сомнению на про­тяжении средневековья, пережил Ренессанс и в значительной степени сохранял свою бесспорность в историческом сознании Европы вплоть до середины XIX в.

Особенности средневекового историописания:

1. Божественное предопределение. Смысл человеческой исто­рии, ее истинное содержание, глубинная причина всего проис­ходящего мыслились как отражение воли Бога. Реальная исто­рия государств и народов представала как цепочка взаимосвя­занных событий, отражающих осуществление Божественного замысла.

2. Линейное развитие исторического процесса. История мироздания имела началом Бо­жественное творение и получит конец — Второе пришествие.

3. В центре внимания - исто­рия иудеев и христиан — избранных народов, хранителей ис­тинной веры.

4. Перед лицом теоло­гии, правоведения и политической теории история оставалась лишь вспомогательной дисциплиной.

5. Вплоть до XI—XII вв., историография оставалась исключи­тельно историей королевской и императорской власти. В после­дующие столетия интереса историков все чаще удостаиваются отдельные епископства, монастыри, города, территории, динас­тии.

Динамизм человеческой истории, выражающийся в смене эпох, возвышении и упадке отдельных держав и народов, определяется вечной и неизмен­ной борьбой добра и зла, Бога и дьявола. Приверженность тому или другому проявлялась в истории империй, государств, во вза­имоотношениях индивидов.

Человеческая история впервые приобрела значение необхо­димого элемента космического процесса, стала своего рода гран­диозным эпосом, видевшим за внешними событиями и отдельны­ми человеческими поступками отражение неизменной борьбы универсальных сверхъестественных сил.

В полной степени по­добное понимание истории как глобального религиозного про­цесса было сформулировано главным теологом латинской церк­ви АВРЕЛИЕМ АВГУСТИНОМ (354—430 гг.) в сочинении «О граде Божием» (413—426). Согласно созданной им концепции человеческой истории, противостояние добра и зла, Бога и дьявола находило свое отражение в борьбе града Божьего — мистического сообщества всех праведников и истинно верую­щих — против града Сатаны — совокупности всех живших ра­нее и живущих ныне язычников и врагов веры. Эти два сооб­щества разделены в вечности на два противостоящих лагеря, однако и избранные, и грешники сосуществуют во времени реальной истории, в земном сообществе — граде Земном. Борьба праведников и грешников — это не только духовное столкнове­ние, но и воплощенное в истории и человеческих деяниях про­тивостояние двух лагерей. Августин, подобно другим христиан­ским мыслителям, верил, что человеческая история имеет свой финал и свою цель — окончательную победу праведников и по­ражение грешников, воплощенные во Втором пришествии и Страшном суде.

Первым автором универсальной христианской истории стал преданный ученик Августина ПАВЕЛ ОРОЗИЙ (ок. 380 — ок. 420), создавший образцовый для всех последующих средневековых авторов труд «Семь книг истории против язычников». Эта «всемир­ная история» появилась в критический период истории Римской империи, подвергавшейся вторжениям варварских племен

Отсчет времени от Рождества Христова вводится в историографию пер­вым английским историком БЕДОЙ ДОСТОПОЧТЕННЫМ (672/673 — ок. 735) в 731 г. и получает распространение в XI в. Обычно ис­торическое повествование имело своего рода хронологический каркас, внутри которого произвольно группировались факты прошлого.

Одним из наиболее ярких событий в развитии европейской историографии становится переход к написанию трудов на на­родных языках. Прошлое представало как источник легити­мации власти, однако все более очевидной становилась и его функция социальной интеграции — выработки коллективной идентичности, сплоченности отдельных социальных и территориальных сообществ. Изучая своё прошлое и создавая «мифоб исторических корнях», средневековая знать творила сказание о своей древней доблести, свободах и религиозных заслугах, ставшее основой рыцарской этики. История позволяла знати вырабатывать нормы групповой солидарности, ставшей проти­вовесом власти королей и территориальных правителей.

Первым и наиболее ярким примером сознательного и целе­направленного использования историографии как инструмента упрочения монархического господства стала инициатива фран­цузских Капетингов. На исходе XIII в. создается первая редак­ция «Больших французских хроник» (1274) — грандиозного свода памятников предшествующей историографической традиции, основание которой уходит в эпоху Карла Великого. Главной тен­денцией этой искусной компиляции, составленное на старо-французском языке, становится обоснование величия королев­ской династии и возглавляемого ею народа и государства.

К концу средневековья историография утрачивает присущее ей изначально многообразие функций: теологических, религиоз­но-назидательных, правовых. Она все более приобретает значе­ние источника социальной и политической идентичности, с од­ной стороны, и национальной интеграции — с другой. Одновре­менно в среде образованных людей зреет новое отношение к истории, интерес к прошлому приобретает самостоятельную ценность, не зависящую от прагматической полезности для це­лей христианской теологии и политической легитимации.