Грамматические универсалии

В обобщениях предшествующего раздела упоминается грамма­тика (или плерематический уровень), но эти обобщения не при­надлежат к числу обобщений о собственно грамматике, потому что они касаются соотношений грамматики и других аспектов язы­ковой структуры.

Из сказанного ранее мы знаем (или допускаем), что в любом языке существует грамматическая система и что грамматическая структура является иерархической. В дополнение можно с доста­точной уверенностью предложить еще следующее.

4.1. Любой человеческий язык содержит инвентарь единиц, кото­рые меняют свои денотаты в зависимости от элементарных призна­ков речевой ситуации.

Иначе говоря, любой язык имеет дейктические элементы (по терминологии Блумфилда — «субституты»): в английском — это личные местоимения, указательные местоимения, местоименные наречия и т.д.

4.2. В любом человеческом языке среди дейктических элементов представлен элемент, обозначающий говорящего, и элемент, обознача­ющий адресата.

Первое лицо и второе лицо местоимений единственного чис­ла универсальны. Кажется, нет внутренней (кроющейся в са­мом определении языка) причины, почему это должно быть так; и все-таки, если мы попытаемся вообразить систему, ли­шенную их, мы получим нечто очень непохожее на систему естественного языка.

4.3. Каждый человеческий язык содержит такие элементы, кото­рые, ничего не обозначая, обусловливают различия в обозначаемом тех сложных форм, в состав которых они входят.

Подобные элементы суть маркеры (markers), например англ. and «и»: match and book «спичка и книга» обозначает нечто отличное и от match or book «спичка или книга», и от match book «коробка спи­чек», но само and ничего не обозначает.* Допущение, что такие элементы должны обозначать нечто точно так же, как man «чело­век», sky «небо», honor «честь» или unicorn «единорог», породило менталистское философствование, населяющее вселенную абст­рактными сущностями, а человеческий ум понятиями такими же бесполезными, как и светородящий эфир.

* Переводы здесь и далее добавлены составителями.

Существуют также и нечистые маркеры, например англ. in, on «в, на», которые обозначают некую сущность и одновременно об­ладают функцией маркера. Возможно, что следует высказать допу­щение лишь об универсальном наличии маркеров (чистых или не­чистых).

4.4. Каждый человеческий язык имеет имена собственные.

Собственное имя есть форма, которая обозначает только то, что она обозначает. Если она обозначает более чем одну вещь в разных встречаемостях, то класс вещей, который может быть ею обозначен, не обладает ни одним общим критериальным свой­ством, кроме несущественного свойства быть обозначенным име­нем собственным. Все американцы с именем Ричард, по всей веро­ятности, мужчины, но многих мужчин не зовут Ричардом; поэто­му, впервые встретив какого-то человека, никоим образом невозможно на основе его свойств заключить, что его имя должно быть Ричард.

Форма может быть именем собственным и в то же время не только им: Robin / robin «Робин / малиновка», John /John «Джон / парень», Brown / brown «Браун / коричневый». Данное обобщение не отрицает этой возможности.

4.5. Во всех языках имеются грамматические элементы, которые не принадлежат ни к одной из трех, только что перечисленных специ­альных категорий.

В целях сравнения полезно отметить, что все сигналы в танцах пчел — дейктические элементы и что ни один из выкриков гиббо­на не принадлежит ни к одному из трех перечисленных типов эле­ментов.

4.6. В каждом человеческом языке имеется по крайней мере два основных уровня грамматической организации.

Там, где их ровно два, вполне хороши и традиционные терми­ны «морфология» и «синтаксис». Там, где граница между морфо­логией и синтаксисом размыта, более пристальный анализ часто вскрывает особый, промежуточный между морфологией и син­таксисом уровень.

Приведем пример из такого языка, как испанский. Внутренняя организация dando «давая», те «мне» и lo «это» — это морфология; участие dândomelo в более крупных формах — это синтаксис; струк­туры объединения dando, те и /о в dándomelo обычно не относят ни к морфологии, ни к синтаксису.

Однако 4.6 сомнительно в другом отношении: более глубокое проникновение в языки типа китайского может показать, что их лучше описывать, не прибегая ни к дихотомии «морфология — синтаксис», ни к более сложной трихотомии.

Во многих языках с четкой дихотомией «морфология — син­таксис» фонологическая и грамматическая структуры скоррелированы, то есть грамматические элементы в основном являются так­же и различающимися фонологически единицами. Из этого прави­ла есть, однако, много исключений, так что данное утверждение указывает скорее на морфофонологическую таксономию, чем на универсалии.

4.7. Ни один человеческий язык не имеет грамматически однород­ного словаря, даже если исключить уже упомянутые три специальные категории элементов (дейктические элементы, маркеры и собствен­ные имена).

Всегда существуют формы, различающиеся степенью употре­бительности. Поэтому всегда можно говорить с полным основани­ем о формальных классах слов.

4.8. Основное противопоставление классов форм «имя»— «глагол» является универсальным, хотя не всегда на одном и том же уровне. <...>

4.9. В каждом человеческом языке можно встретить тип предло­жения двучленной структуры, конституенты которой разумно было бы именовать «тема» и «рема» («topic» and «comment»).

Порядок конституентов может быть различным. Для китайско­го, японского, корейского, английского и многих других языков типично упоминание сначала того, о чем пойдет речь, а затем того, что о нем говорится. В других языках наиболее типичная аранжировка — предшествование ремы или ее части теме. Это обобщение относится, конечно, только к простому предложе­нию. В каждом языке, очевидно, существуют предложения так­же и иных типов.

4.10. В каждом языке различаются одноместные и двухместные предикаты.

В предложении Mary is singing «Мэри поет» одноместным пре­дикатом является is singing. В предложении John struck Bill «Джон ударил Билла» предикат двухместен.

Пункты 4.9 и 4.10 в некотором отношении вызывают сомнение. Мы склонны находить эти структуры в каждом языке, но, вообще говоря, возможно, что мы находим их потому, что мы их ожида­ем, а ожидаем мы их потому, что они предполагаются некоторы­ми наиболее известными нам глубинными свойствами языка. Для некоторых языков иная схема, значительно менее очевидная для нас, может на самом деле более соответствовать фактам. Хотя это справедливо для всех предложенных обобщений, это, видимо, в особенности справедливо для указанных двух обобщений.