О том, как были перебиты дружинники Дитриха

Стенаньями и плачем был оглашён дворец.[347]

Один из храбрых бернцев услышал наконец,

Как гунны причитают и льют потоки слёз.

Об этом воин Дитриху немедленно донёс.

Сказал он господину: «Спешу вам доложить,

Что, хоть пришлось довольно на свете мне пожить,

Таких истошных воплей не слышал никогда я.

Боюсь, что с нашим королём стряслась беда большая.

Он иль жены лишился, иль сам в бою убит.

С чего б иначе плакать всему двору навзрыд?

Наверно, зла немало понатворили гости,

Коль стонут гуннские мужи от горя и от злости».

Ответил витязь бернский: «Не будь в сужденьях скор.

Быть может, ты выносишь пришельцам приговор

За грех, свершённый теми, кто их втянул в беду.

Я обещал бургундам мир и слово соблюду».

Воскликнул смелый Вольфхарт: «Я выспросить берусь,

Что гуннов повергает в такую скорбь и грусть;

Когда же разузнаю, о чём они вопят,

С известьями, мой государь, к вам поспешу назад».

На это Дитрих молвил: «Где всё кипит враждой,

Там праздные расспросы кончаются бедой —

Лишь пуще раздражают они бойцов всегда.

Вы, Вольфхарт, вспыльчивы, и вам нельзя идти туда».

Он приказал, чтоб Хельфрих шёл ко двору скорей

И вызнал у хозяев иль даже у гостей,

Кто вверг всех гуннов разом в отчаянье такое,

Что их стенания полны безмерною тоскою.

Спросил гонец у гуннов: «Чем вы удручены?»

Один из них ответил: «Отрада всей страны,

Любимец государя и каждого из нас,

Убит маркграф бехларенский бургундами сейчас.

С ним вся его дружина легла на поле чести».

Вовек не слышал Хельфрих печальнее известья.

Слезами обливаясь, подавлен, потрясён,

Пришёл со страшной новостью к владыке Берна он.

Спросил вассала Дитрих: «Что вы узнали там

И по какой причине в слезах вернулись к нам?»

Промолвил Хельфрих: «Можно ль не исходить слезами,

Коль добрый Рюдегер сражён бургундскими бойцами?»

Вскричал властитель бернский: «Пусть грех простит им Бог!

Их на такое дело толкнуть лишь дьявол мог.

Чем заслужил покойный столь горестный удел?

Ведь он же вормсцев так любил и так о них радел».

Вскипел отважный Вольфхарт: «Коль вправду он убит,

С лихвой дружина наша за смерть его отметит,

Иначе люди скажут, что предан нами друг —

Немало добрый Рюдегер нам оказал услуг».[348]

Владыка амелунгов уселся у окна.

Решив узнать сначала, на ком лежит вина,

А уж потом виновных к ответу призывать,

Он Хильдебранда с рейнцами послал потолковать.

Брать Хильдебранд с собою не стал ни щит, ни меч:

По-дружески с гостями вести хотел он речь,

Но этим так разгневан был сын сестры его,

Что даже накричал в сердцах на дядю своего.

Рек Вольфхарт: «Коль придёте вы к рейнцам без брони,

Вас примут неучтиво, и высмеют они,

И от себя с позором прогонят, может быть;

А коль в доспехах явитесь, вам не дерзнут грубить».

И внял старик советам горячего юнца.

Едва вооружиться успел он до конца,

Как бернцы окружили его со всех сторон.

Был этим Хильдебранд седой немало удивлён.

Он их спросил: «Куда вы с мечами наголо?» —

«Пусть видит дерзкий Хаген, как много нас пришло,

Иначе он обидит и вас насмешкой злою».

И согласился взять старик соратников с собою.

Заметил смелый Фолькер, из зала бросив взор,

Что Дитриховы люди пересекают двор —

Щиты у них на локте, мечи блестят в руках,

И королей предупредил скрипач в таких словах:

«Подходят к залу бернцы, и мнится мне, вражда,

А не стремленье к миру их привела сюда,

Иначе бы доспехи им были не нужны.

Боюсь, и с ними будем мы затеять бой должны».

Едва отважный шпильман всё это досказал,

Как Хильдебранд с дружиной пришёл ко входу в зал,

На землю щит поставил и закричал гостям:

«Богатыри, что Рюдегер худого сделал вам?

Мне господин мой Дитрих велел спросить у вас,

Не ложное ль известье он получил сейчас

И правда ли, что вами маркграф убит в бою.

Коль это так, нам не избыть до смерти скорбь свою».

Сказал владетель Тронье: «Известие правдиво,

Хоть я б желал, чтоб ложью его считать могли вы,

А Рюдегер достойный остался жив и цел

И не пришлось оплакивать нам всем его удел».

Когда известно стало, что впрямь маркграф убит,

Все Дитриховы люди заплакали навзрыд.

Текли у бернцев слёзы со щёк, бород, усов.

Унынье преисполнило сердца лихих бойцов.

Промолвил герцог Зигштаб, один из их числа:

«Отраду нашу битва навеки унесла.

Пал тот, кто кров и пищу давал нам в дни изгнанья.

До срока меч врага прервал его существованье».

Сказал печально Вольфвин, бесстрашный удалец:

«Когда б сражён сегодня был мой родной отец,

Я и тогда навряд ли скорбел бы так душой.

Не вынести его жене утраты столь большой».

Могучий Вольфхарт гневно воскликнул в свой черёд:

«Кому теперь придётся вести войска в поход,

Как их водил когда-то бехларенский маркграф?

Нас, амелунгов, навсегда осиротил он, пав».

От этих слов заплакал он сам ещё сильней,

С ним — Хельфрих, Вольфбранд, Хельмнот и много их друзей,

А Хильдебранд бургундам, рыдая, возгласил:

«Молю вас сделать то, о чём наш государь просил.

Велите труп из зала к порогу принести,

Чтоб мы могли оплакать и с честью погрести

Того, кто свято верность хранил друзьям своим —

И нам, лишённым родины, и вам, и остальным.

Мы, бернцы, здесь чужие, и он чужим был тоже.[349]

Поэтому нам в просьбе отказывать негоже.

Должны, хотя б по смерти, маркграфу мы воздать

То, что от нас он вправе был при жизни ожидать».

Державный Гунтер молвил: «Хвала и честь тому,

Кто и по смерти друга готов служить ему.

Мы, люди, умираем, а верность — никогда.

Почтите же усопшего — был добр он к вам всегда».

Но тут вмешался Вольфхарт: «Просить нам надоело.

Извольте-ка, бургунды, немедля выдать тело.

Оплот и радость нашу убили вы в сраженье,

Так не мешайте хоть предать маркграфа погребенью».

Скрипач ему: «Не ждите от нас таких услуг.

Возьмите тело сами, коль нужен вам ваш друг —

Лежит, в крови купаясь, он недвижимо здесь.

Вот этим и окажете вы Рюдегеру честь».

С трудом сдержался Вольфхарт и так сказал в ответ:

«Уймитесь! Нашу рану вам растравлять не след.

За грубость, сударь шпильман, воздал бы я с лихвой,

Не запрети нам Дитрих наш вступать с гостями в бой».

Промолвил Фолькер бернцу: «Блюдёт запреты тот,

Кому их малодушье нарушить не даёт,[350]

И я отнюдь героем не назову его».

Одобрил Хаген от души речь друга своего.

Могучий бернец вспыхнул: «Горазды вы шутить,

Но ваш язык сумею я так укоротить

И так расстроит скрипку вам мой клинок булатный,

Что вы меня попомните, прибыв на Рейн обратно».

Ответил Фолькер: «Будьте уверены вполне,

Что если струны скрипки расстроите вы мне,

То, прежде чем вернусь я на Рейн родимый вновь,

Ваш ныне столь блестящий шлем покроет ржою кровь».

Племянник Хильдебранда рванулся к двери в зал.

По счастью, дядя силой задиру удержал.

«Как видно, ты рехнулся, коль обнажаешь меч.

Ведь это может на тебя гнев Дитриха навлечь».

«Пустите льва на волю, — опять съязвил скрипач. —

Вам, старец, с ним не сладить — он чересчур горяч.

Но как бы смел он ни был, я так его приструню,

Что заречётся у меня он похваляться втуне».

Поносными словами был бернец разъярён.

Себя щитом надёжным прикрыл поспешно он

И шпильману навстречу помчался, словно лев.

Пустились вслед за ним друзья, придя в великий гнев.

Как ни был Вольфхарт молод, проворен, полон сил,

А всё же старый дядя его опередил[351]

И первым устремился по лестнице к дверям.

Вот так был амелунгами навязан бой гостям.

Скрестили грозный Хаген и Хильдебранд клинки.

Неукротимой злобой пылали смельчаки.

Звенели и трещали щиты в руках у них,

И красный ветер поднялся от их мечей стальных.

Но в этом поединке взять верх никто не смог:

Противников с собою унёс людской поток,

И проложить друг к другу не удалось им путь.

Меж тем схватились музыкант и Вольфхарт грудь на грудь.

Неустрашимый бернец рубнул бургунда так,

Что вплоть до самых стяжек рассёк на нём шишак;

Но тут удар ответный нанёс скрипач мечом,

И искры из брони врага посыпались дождём.

Безудержная ярость кипела в их сердцах.

Дымились от ударов кольчуги на бойцах.

Но смелый бернец Вольфвин их развести сумел.

Кто встал меж двух таких врагов, тот в самом деле смел.

Пример радушья Гунтер в тот день являл собой:

С любым из амелунгов был рад вступить он в бой;

А Гизельхер и брата бесстрашьем затмевал:

Он шишаки десятками на бернцах разбивал.

Сын Альдриана Данкварт был мужествен всегда.

Немало гуннам сделал и раньше он вреда,

Но всё ж ни с чем сравниться не может тот урон,

Который братом Хагена был бернцам нанесён.

Шли Ритшард, Гербарт, Хельфрих и Вихарт на врага

Так, словно бы нисколько им жизнь не дорога.

Бросался Вольфбранд в сечу, круша, разя, рубя.

Отвагой бернцы превзошли тогда самих себя.

В глазах у Хильдебранда сверкал безумный гнев.

С ним рядом бился Вольфхарт, вконец рассвирепев,

И не один из вормсцев простёрся, недвижим.

Так мстили люди Дитриха за Рюдегера им.

Сражался герцог Зигштаб едва ль не всех храбрей.

Ах, сколько добрых шлемов он сшиб с богатырей!

Да, много гордых рейнцев до срока и поры

Убил сей ленник Дитриха и сын его сестры.

Заклокотала ярость в груди у скрипача,

Когда увидел Фолькер, как Зигштаб бьёт сплеча

И по кольчугам вормсцев ручьями кровь течёт.

Он подскочил к противнику, и герцог в свой черёд

Изведал, сколь искусен бургунд в науке ратной.[352]

Взметнул могучий шпильман высоко меч булатный,

И дух отважный бернец на месте испустил,

Но старый Хильдебранд врагу за друга отомстил.

«Увы! — вскричал воитель. — Соратник дорогой,

Тебя свирепый Фолькер сразил своей рукой,

Но у меня сегодня и он не минет гроба».

Вовеки не был Хильдебранд столь преисполнен злобы.

На шпильмана низвергся такой удар клинка,

Что расскочились стяжки щита и шишака.

Осколками стальными вокруг покрылся пол.

Плашмя упал лихой скрипач, затих и отошёл.

В ряды бургундов бернцы врубались вновь и вновь.

Из рассечённых шлемов ключом хлестала кровь.

Блестящие кольчуги на витязях рвались.

Куски мечей изломанных, свистя, взлетали ввысь.

Была потеря друга для Хагена стократ

Страшней и тяжелее всех остальных утрат,

Хоть их герой немало понёс в чужом краю.

О, как за сотоварища он отомстил в бою!

«Вон верный мой сподвижник и лучший друг лежит.

Он старым Хильдебрандом повержен и убит,

Но рук моих убийце теперь не миновать».

Повыше Хаген поднял щит и в бой вступил опять.

Неустрашимый Данкварт был Хельфрихом сражён,

И хоть успел пред смертью с врагом расчесться он,

Млад Гизельхер и Гунтер слезу смахнули с глаз,

Увидев, что такой боец безвременно угас.

Уж в третий раз по залу шёл из конца в конец

Племянник Хильдебранда, могучий удалец,

Направо и налево удары нанося

И рейнцев на своём пути безжалостно кося.

Щит Гизельхер поправил и бернцу молвил так:

«Я вижу, мне попался весьма опасный враг.

Оборотись-ка, Вольфхарт, коль ты и вправду смел.

Твоим бесчинствам положить давно пора предел».

Оборотился Вольфхарт в ответ на эту речь

И к королю бургундов пошёл, вздымая меч.

Был шаг его столь тяжек, что из-под ног бойца

Взлетали струи крови вверх, до самого лица.

Но сын пригожей Уты не дрогнул пред врагом.

Млад Гизельхер так ловко орудовал мечом,

Что с ним и бернцу было не сладить в рукопашной.

Вовек столь юный государь не дрался столь бесстрашно.

На Вольфхарте кольчугу клинок его пробил,

И амелунг могучий смертельно ранен был.

Залился кровью алой он с головы до ног.

Удар подобный нанести лишь истый витязь мог.

Когда почуял бернец, что смерть ему грозит,

Он от себя отбросил уже ненужный щит

И с силою такою нанёс удар сплеча,

Что шлем и панцирь короля рассёк концом меча.

Бок о бок с Гизельхером простёрся враг его.

Из бернцев не осталось в живых ни одного.

Лишь Хильдебранда минул печальный их удел.

Как горько старый богатырь о Вольфхарте скорбел!

Всех спутников и Гунтер в той сече потерял.

Загромождали трупы залитый кровью зал.

Отыскан Хильдебрандом племянник был меж них.

Сжал дядя с плачем витязя в объятиях своих.

Сородича он поднял и с ним к дверям пошёл,

Но сразу рухнул наземь — тот слишком был тяжёл.

Тут полумёртвый Вольфхарт, придя в себя на миг,

Увидел, как его спасти пытается старик.

Он молвил: «Мне не властен уже никто помочь,

И вы, любезный дядя, бегите лучше прочь,

Чтоб не нанёс вам Хаген ущерба и вреда.

Поверьте, пуще прежнего пылает в нём вражда.

Родне моей велите не горевать напрасно:

От слёз мертвец не встанет, — а смерть моя прекрасна! —

Ведь я на поле чести нашёл себе конец,

И победил меня король, а не простой боец.[353]

К тому ж я не остался в долгу у пришлецов.

Из-за меня поплачет на Рейне много вдов,

И если люди спросят вас о моей кончине,

Ответьте, что один прервал я сотню жизней ныне».

Но тут припомнил Хаген, кем Фолькер был сражён,

И Хильдебранду крикнул с угрозой гневной он:

«Сведу я счёты с вами за скорбь свою сейчас.

Немало славных воинов вы отняли у нас».

Ударил Хильдебранда он Бальмунгом стальным, —

Тот меч ему достался в лесу, где Зигфрид им

Предательски заколот был давнею порой, —

Но старый бернец не сробел и смело принял бой.

Муж Дитриха обрушил на недруга клинок,

Который был на диво остёр, тяжёл, широк.

Однако Хаген смерти на этот раз избег,

Остался невредим и сам броню врага рассёк.

Почувствовав, что сильно он Бальмунгом задет

И на победу в схватке надежды больше нет,

Зияющую рану старик рукой зажал

И, щит закинув за спину, из зала убежал.

Из всех, кто там сражался, лишь двое были целы[354] —

Король бургундский Гунтер и Хаген, витязь смелый,

И к Дитриху из Берна с известием о том

Спешил его седой слуга, израненный врагом.

Владыка амелунгов был мрачен и угрюм.

Когда ж его внимание привлёк внезапный шум

И, весь покрытый кровью, беглец предстал ему,

С тревогой задал он вопрос вассалу своему:

«Скажите, как случилось, что с головы до пят

Обагрены вы кровью? Кто в этом виноват?

У вас с гостями стычка, наверно, вышла всё же,

Хоть говорил я, что вступать вам с ними в бой негоже».

И Хильдебранд признался: «Лишь этот чёрт из Тронье[355]

Виновен в понесённом сегодня мной уроне.

Я Хагеном был ранен, когда хотел уйти.

Не знаю сам, как удалось мне ноги унести».

Властитель бернский молвил: «Заслуженная кара!

Благодарите Бога, что вы годами стары,

Не то и сам убил бы я вас без разговору.

Я мир бургундам обещал, а вы ввязались в ссору».

«Мой государь, простите вассала своего.

Хлебнули горя ныне мы все и без того.

Просил я вормсцев выдать труп Рюдегера нам,

Но так и не склонили слух они к моим мольбам».

«Выходит, это правда, что Рюдегера нет?

Как горько, что покинул он нас во цвете лет

И мужа Готелинда отныне лишена!

Сестра двоюродная мне по матери она».

При мысли, что соратник и друг его убит,

С собой не сладил Дитрих — заплакал он навзрыд.

«Увы, мой благодетель, покинут я тобой

И должен о тебе скорбеть до сени гробовой!

Мне, Хильдебранд, скажите, от чьей руки жестокой

Пал Рюдегер отважный до времени и срока».

Старик ответил: «Гернот мечом его убил,

Но смерти в свой черёд и сам маркграфом предан был».

Сказал на это Дитрих: «Тогда я в зал пойду

И счёты за обиду с бургундами сведу.

К оружью призовите моих богатырей

И прикажите мой доспех подать мне поскорей».

Но Хильдебрапд промолвил: «Кто ж явится на зов,

Коль больше не осталось теперь у вас бойцов?

Из всей дружины вашей лишь я один в живых».

Был Дитрих смел, но задрожал и он от слов таких.

Страшней удара витязь не получал вовек.

Он застонал: «Ах, Дитрих, несчастный человек,

Ты стал, король недавний, последним бедняком!

Всех подданных лишился ты, отринутый Творцом.

Но как могло случиться, — воскликнул он опять, —

Что удалось пришельцам победу одержать?

Ведь их не обессилить столь долгий бой не мог.

Наверно, за мои грехи меня карает Бог.

Но раз уже мне выпал столь горестный удел,

Скажите, кто из вормсцев в сраженье уцелел». —

«Клянусь Царём небесным, — рек Хильдебранд в ответ, —

В живых лишь Гунтер с Хагеном, всех прочих — больше нет».

«Увы! На свет я, видно, в недобрый час рождён.

Погиб могучий Вольфхарт — бургундом он сражён.

Где Вольфбранд, Зигштаб, Вольфвин, и с кем теперь верпу

Себе я амелунгскую родимую страну?

Отважный Хельфрих, Гербарт и Вихарт тоже пали.

До смерти не избуду я скорби и печали.

Не знать отрады в жизни мне с нынешнего дня,

Ах, лучше б вместе с ними смерть скосила и меня!»

Авентюра XXXIX