Ещё один стишок про любовь

Люблю любовною любовью

Любить я всё, что любо мне.

Люблю, как Пётр любил Февронию,

Любую тварь на сей земле.

И, счастлив счастием, счастливый

Бреду счастливым шагом по

Счастливо зеленеющей, игривой

Траве. По парку имени Его.

Со страстью страстной, сердце жгущей,

Смотрю на монумент из бронзы я,

Поэта всех поэтов восхваляющий,

И чувствую поэтом сам себя.

Злой критик

Гадство! Досада! Вот же ведь дрянь!
Боже, скажи мне, плебею!
Землю создавший, ответь, почему
Я ничего не умею?

Книжки писать, вырезать, рисовать
Я не могу, хоть убей ты.
Слу-ушай… А может, мне критиком стать?
Того чтоб журить, кто умеет?

Плеваться, хамить и говном поливать
Творцов начинающих буду
«Бездарность ты! Лучше тебе не писать!», -
Давить стану словом паскуду.

И главное чтоб конструктива поменьше,
По делу заразе ни слова!
Пускай захлебнётся в реке моей желчи:
«Книжонка твоя бестолкова!»

Платком оправданий накрою большим
Свои излияния коварно,
Мол: «Критик художнику не-об-хо-дим!
А злой критик – вот уж подавно!»

Великий писатель

Рыжий сидел и как полоумный пялился на великого писателя. Тот сидел слева и что-то делал в телефоне, попеременно прикасаясь к чашке кофе. Рыжему очень хотелось с ним заговорить, бесконечно хотелось, но он не знал, как. С чего начать? Как не показаться кретином?

- Кх-м, извините.

- Да?

- Это… вы? – миссия «не показаться кретином» была провалена.

- Наверное, - усмехнулся великий писатель. В принципе привычное дело: какие только чудики не подходят на улице.

- Здравствуйте! Я… неожиданно просто вас здесь встретить было. Я все ваши книги читал.

- Приятно слышать, - отозвался великий писатель. Ему действительно было приятно, всегда было.

Рыжий, у которого от улыбки лицо готово было треснуть, покивал и отвернулся к своему бокалу.

- А можно нескромный вопрос? – спросил рыжий.

- Давайте, - великому писателю и эта часть разговора с поклонниками всегда была интересна: что только люди ни придумают.

- Что вы здесь делаете?

- Кофе вот пью, греюсь: холодно у вас, за полярным кругом.

- Нет, я имею в виду, что вы делаете тут, у нас, в городе, да и вообще в наших краях?

- Да так. Катаюсь, страну смотрю. Я до поры до времени ничего восточнее Красноярска не видел. Сейчас деньги есть, могу летать туда-сюда…

- Я бы в другие места летал на вашем месте.

- Каждому своё.

- И как вам у нас?

- Интересно. Местами очень интересно. Например, здесь.

- В рюмочной-то?

- Ну да.

- Что тут интересного?

- Контингент любопытный.

- Это вот этот что ли? – спросил рыжий, показав на светловолосого паренька за столиком напротив стойки, уснувшего в обнимку с недопитой бутылкой водки.

- В том числе.

- А вот эти как вам? Хороши, а? – рыжий кивнул головой в сторону двух парней, сидевших через два стула от него и мычавших друг с другом на пьяном диалекте русского языка.

- Не так уж плохи.

- Да бросьте! Я знаю: неприглядные стороны жизни – ваш профиль, но это же отвратительно.

- Повторюсь, каждому своё.

- Не знаю. Я убегу отсюда, сразу, как возможность появится.

Великий писатель ничего не ответил. Рыжий прихлебнул пива.

- А вы надолго здесь? – продолжил он.

- Не знаю. Не думаю.

- И правильно, - подытожил рыжий.

Странно получалось: ему очень хотелось говорить, но он не знал, о чём. Это про рыжего. Великий писатель же был немного утомлён, и болтовня отнимала у него последние силы.

Рыжий отпил ещё пива и покосился на великого писателя, когда тот закурил. Великий писатель поймал его взгляд и протянул пачку.

- Хотите?

- Ну… Да, можно. Спасибо! – рыжий взял сигарету и понял, что ему нечем подкурить, - А можно ещё зажигалку?

- Конечно.

Великий писатель протянул рыжему зажигалку, а пачку сигарет кинул на стойку.

- Спасибо.

- На здоровье, - улыбнулся великий писатель.

Они выкурили свои сигареты в полной тишине. Рыжий курил только пару раз за всю жизнь, да и то в школе. Поэтому сейчас он изо всех сил старался не подавиться дымом.

- Напишете что-нибудь про наши края? – разродился очередным вопросом рыжий.

- Может быть. Может быть.

- Так-то тут… что-то есть, наверное. Для приезжих. Когда сам живешь тут, начинает тошнить.

- Всегда так. Я про это говорил в одной из своих вещей. Я тоже в своё время кое-откуда уехал. По той же причине: затошнило.

Великий писатель прервался, чтобы запить сигарету.

- А потом что? – не выдержал паузы рыжий.

- Потом случается как с первой… нет, не то. Потом место, из которого уехал, начинает казаться не таким уж плохим. Потом хорошим. Потом идеальным. Потом… потом начинает тянуть назад, в общем.

- Меня точно не потянет.

- Это неизбежно.

- Не верю.

- Как угодно, - ответил великий писатель.

Рыжий был возмущён. В двадцать лет часто такое бывает: праведный гнев на болтовню стариков.

Великий писатель допил свой кофе и встал со стула.

- Ладно, приятно было пообщаться, - сказал он и протянул рыжему руку.

- Взаимно.

Рыжий поручкался с кумиром и улыбнулся. Потом развернулся и, продолжив хлебать пиво, заметил на стойке оставленную пачку сигарет.

- Извините… - крикнул было рыжий, но Великий писатель уже оделся и вышел за дверь.

Чарльз Буковски

Дружеский совет юношам

(перевод)

Оседлай средь пустыни верблюда,

Библию на три раза прочти,

В лодке из пожелтевшей бумаги

Океаном весь мир проплыви.

Выкрась лучшие туфли в синий,

Босиком на Тибет взойди,

Подпишись на газету субботнюю,

Волосы на лице отрасти.

Одноногую возьми в жены бабу,

Пищу жуй лишь под левой щекой,

Брей ей ногу опасной бритвой,

На руке вырежь имя своё.

Чисти зубы топливом дизельным

И коробками пиво хлебай,

Спи весь день напролёт, ну а заполночь

Голубей по крышам гоняй

Поселись в винной бочке. На скрипке

Играй, голову в море держа,

Раскрои топором черепушку,

Пристрели любимого пса.

Посади под дождём тюльпаны,

В церкви танец чудной спляши -

Сделай всё, но стихи, заклинаю,

Не пиши, не пиши, не пиши!

Чарльз Буковски

Смеющееся сердце

(перевод)

Жизнь твоя – твоя жизнь.

Не закопай её в слепое подчинение.

Будь на чеку, всегда пути есть прочь,

Даже во тьме найдется тусклое свечение.

И света, может быть, не много,

Но тьме он может в морду дать.

Будь начеку. Шанс дастся богом

Тебе. Сумей его не проебать.

Смерть не побить - точнее нету истин,

Однако, можно, всё же, иногда

Уйти от тени смерти в жизни,

И ярче станет свет тогда.

Жизнь твоя – твоя жизнь.

Четыре слова эти помни, пока жив.

Ты удивителен. Ты необыкновенен.

И боги ждут тебя, дыханье затаив.

Пьяный стих

(Здесь, пожалуй, не обойтись без преамбулы. Однажды я развлекал себя тем, что по синей лавочке спамил на дваче потоком сознания в форме спонтанных четверостиший. На исходе сил и коробочного вина получилось нижеследующее. Останется здесь как финальный аккорд сборника и как пример анархической поэзии)

Издав по сраке срач сей звучный,

Я звуком небо окропил

И раздрочил я клин источный,

И стакан белого допил.

И попрощался я с аноном

В стихе без смысла и идеи

С аноном, помогавшим в горе,

С аноном, подбодрившим в беде.

И я ебал рифму в очко здесь

Потому что нахуй она пошла бля,

Когда душа поёт.

Пусть будет стих в стиле Буковски

Пьяный и неотёсанный.

Всем добра в этом треде:

Потерявшим найти,

Не нашедшим - искать,

Ищущим - не бояться начинаний,

Начинающим - забыть о конце,

Тем, кто в середине - наслаждаться каждым кусочком,

Тем, кто заканчивает - понять, что всё сделано правильно

И догорать.

Эпилог

Белобрысый очухался первым, поднял свинцовую голову со стойки и увидел своих соседей, вчерашних собутыльников. Вчера все трое славно поговорили, о том, о сём. Конкретных тем ночной беседы белобрысый не помнил, но на сердце у него было тихо, спокойно и хорошо, как бывает после того, как хорошенько выговоришься. В памяти остались лишь фрагменты, кусочки: белобрысый помнил, как около полуночи проснулся пьяным за своим столиком в обнимку с бутылкой водки, оклемался и пошёл к бармену за добавкой. Потом эти двое предложили присоединиться к их компании. Оба к тому моменту уже дошли до такой кондиции, что казалось, будто их дыхание может раздуть горящую спичку до адского огненного облака. И белобрысый присоседился к ним, и они пили, и говорили. Неплохая ночка получилась.

- С добрым утром! – сказал седой бармен, сидевший за одним из столиков и смотревший телевизор.

- Здрасте, - ответил белобрысый.

- Как оно?

- Ничё так.

- Кофейку?

- Ага. И супчика, если можно.

- Такого у нас нет. Бульон из пакетика могу предложить.

- Давайте.

Бармен встал и поковылял выполнять заказ проспавшегося пропоицы. Белобрысый первым делом ощупал своё пальто, которое он не снял ещё вчера, на входе. Телефон, ключи, кошелек, паспорт – всё на месте.

- Туалет налево, - сказал бармен, прочитав мысли белобрысого. Тот кивнул и поспешил налево, привести себя в адекватный вид.

Минутой позже голову поднял второй парёнек.

- Сколько времени? – первым делом спросил он. Бармен кивнул на часы, висевшие рядом с телеком.

- Бля… Я сколько-то должен?

- Нет, - ответил бармен.

Паренёк кивнул, встал со стула и, качаясь, пошёл к вешалкам.

- Батя потерял поди, - бурчал он себе под нос, надевая пуховик.

Когда паренёк скрылся за дверью, проснулся третий. Оглядевшись вокруг, на его лице появилось что-то вроде похмельного разочарования. Вероятно, он ожидал проснуться в другом месте.

- А с тобой что делать? – риторически спросил бармен, помешивая порошковый суп в пивной кружке.

- Не знаю, - на автомате ответил третий.

- Посиди пока тут, - сказал бармен, деланно вздохнув. Потом он вытащил ложку из кружки, постучал ею о край и сделал большой, горячий глоток.