Дьявол собственной персоной 11 страница

– Ты способна на большее. – Бен смотрел на фишки, больше не имея возможности помогать мне.

Должно было быть слово из шести букв. И когда я обнаружила его, то пожалела, что вошла в эту комнату. Или вообще согласилась играть. Да и вообще услышала об игре «Скраббл».

Я поместила фишки на доску, надеясь, что никто не заметит, как тряслись мои пальцы. Осталась только буква «О».[9]

– Игра! – Мой противник, старшекурсник, специальностью которого была классика, не терял ни секунды. – Должно быть «МЕ», а не «МИ».

Хоть однажды мне пригодились знания по латыни из старших классов школьной программы, я вспомнила кое-что интересное: оба звука «эи» и «э» эквивалентны греческому звуку «αí». При транскрибировании [10]данного слова с греческого на английский допустимыми являются оба варианта.

Но не по правилам игры «Скраббл» – официальный словарь отрицал правильность моего написания. Пока Бен рылся в телефоне и доказывал всем, что слово минада существует, до меня дошло, что я составила, и не могла оторвать от доски глаз. Каким образом я выбрала именно эти буквы? На этот раз передо мной оказалась не ваза и не тема курсовой работы. Я просто погрузила руку в мешочек с деревянными фишками и без задней мысли достала именно эти семь букв.

– …что, технически, против правил, но ты все равно можешь попытаться.

Видимо, Бен разговаривал со мной, так что я заставила себя обратить на него внимание.

– Прости, могу попытаться что?

– Предпринять еще одну попытку. С теми же буквами.

Я перемешала фишки. С устремленными на меня пристальными взглядами мне меньше всего хотелось спорить по поводу выхода из этой ситуации.

– Как жаль, что тебе не хватает пары букв, чтобы получились лучшие друзья девушек, – пошутил кто-то за спиной, подглядев мои буквы.

И благодаря этой шутке я сразу же заметила другое слово, не имевшее ничего общего с диамантами. Зато имевшее отношение к паре созданий из одной старой легенды, которая предположительно должна была быть только мифом:

В этот раз в стороне осталась буква «А».

Возникло ощущение, будто комната сжимается вокруг меня. Менада… Даемон. Это те же самые слова. Почти те же самые, кроме этих сменяющих друг друга букв «А» и «О».

Альфа и Омега. Начало и конец.

Вот оно, каламбур, который не смог расшифровать Джайлс! Но как со всем этим связана моя сестра? Может, так и раскрывались древние загадки сами собой ‒ в заполненной игровой комнате, в идеальную нормальную ночь в колледже, перед толпой поедающих пиццу студентов?

Как только сложилось слово, оно нашло одобрение словарем (все мы озабочены нашими демонами, так что второму произношению, на латыни, удалось прокрасться внутрь).

– «ДОМИНА» было бы не таким рискованным, – подмечает Бен, когда я поднимаюсь, чтобы уйти. – Уверена, что не хочешь закончить игру?

Я была совершенно уверена.

По пути в комнату я увидела праздничные огоньки. Целые гирлянды, развешенные в коридорах. Но кому какое дело до танцев в такой момент? Я наконец обнаружила улику, оставленную сестрой. Годы тому назад Джайлс прекращал все ее разговоры о даемонах и менадах как безумные, но могла ли она быть вовлеченной во что-то подобное? Что, если окажется, будто ключ к дионисийской тайне – величайшей загадке древнего мира – лежит похороненный в старых студенческих архивах Принстона?

Я нуждалась в плане. Даже в нереалистичном. В любом, что сможет приблизить меня к ответам, на которые я надеялась найти ответы в этом кампусе. Может, подружиться с Джайлсом? Сомнительно, конечно, что кто-то, зовущий меня «мисс Славин», позволит с ним подружиться. Он был идеальным соучастником: обеспокоенный прошлым, жаждущий расшифровать ритуалы. А что лучше всего, он был осмотрительным. Скандал может запятнать его академическую репутацию, так что он наверняка подумает дважды, прежде чем хвататься за телефон: позвонить в полицию, родителям, отослать меня к мозгоправу или заявлять кому-нибудь о преследовании, если вдруг что-то выйдет из–под контроля. Разве что только, если это уже не случалось?

Я вложила два свободных билета в «Карнеги–холл» в записку («Надеюсь, вы насладитесь моим концертом так же, как и первым») и подписалась своим именем на греческом языке: Θεíα. Как только я запечатала конверт, взрывная волна музыки сотрясла здание: кто-то проверял колонки в главном крыле Форбса. В его коридорах уже были слышны первые признаки волнения. В спешке хлопали двери. Начинали звонить телефоны.

Меньше чем через два часа должен был начаться осенний бал.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Гипотеза Тейи

ЛИШЬ НА ОДНУ НОЧЬ обеденный зал Форбс решили превратить в карнавальную сцену: столы были выстроены вдоль стен, цветные проекторы хаотично мерцали, наполненные гелием воздушные шары отталкивались от потолка, рискуя оживить настроение, а в центре зала зеркальный шар кружил своими блестящими боками.

Моя неожиданная прихоть пойти на танцы с другим парнем, в наиболее открытом платье, которое у меня было – была всего–навсего импульсивной попыткой вернуться к Ризу. Но план провалился с самого начала, когда Бен появился у моей двери, держа в руке орхидею.

– Вау, Теа … выглядишь потрясающе!

Вероятно, так и было, поскольку красное платье без бретелек было слишком коротким и вполне могло сойти за тунику. Ошибка номер один: наряжаться для кого-то, кого там не должно было быть. Бен, конечно же, предположил, что я сделала это для него.

– Спасибо. Не стоило приносить мне цветок.

– По обычаю ты должна носить его на запястье.

Тонкая резинка была прикреплена к стеблю.

– А если мы нарушим обычай и позволим цветку пожить немного дольше?

Он наблюдал, как я ставила орхидею в вазу с водой. Я ужасно чувствовала себя от того, что так поступала с ним. Но «обычай» имел место, когда у людей было свидание, а это был определенно не наш случай.

Когда мы уходили, где-то в комнате зазвонил мой телефон – скорее всего Рита, уже дважды звонившая мне, чтобы убедить меня не пропускать танцы. Достаточно скоро мы столкнулись с ней и облегчение от того, что она увидела меня, наполнило воздух.

– Слава Богу, Теш! Я уж было начала думать, что ты впала в вечный траур.

Я не представляла себе, каким образом, появление с другом доказывало обратное.

– Пошли, хочу познакомить вас с Дэвом.

Дэв был второкурсником Форбса, выигравшим самое жаркое свидание этого вечера и знал об этом. Родом из Индии, он представлял собой идеальный экземпляр мужчины: высокий, мускулистый, с волосами до плеч и с чертами лица, достойными древнегреческого бога. Но больше всего в этом парне мне нравилось то, что выглядел он абсолютно потерявшим голову от любви.

Наблюдение за ними двумя напомнило мне о том, что я хотела быть там с Ризом. Что я пригласила его, и он отказал. Независимо от того, что мы делали с Беном, мне было интересно, как это могло бы быть с Ризом. Прийти сюда на свидание с ним. Танцевать с ним. Весь вечер преобразился до неузнаваемости, захватывающий, волшебный. Моя жизнь будто бы разделилась на две: реальность происходящего на самом деле, и параллельность, которая существовала только в моей голове, но была столь же яркой – реальность, которую я хотела, которая могла бы быть.

Даже восхитительное обаяние Бена не очень долго помогало. Когда мое настроение заметно ухудшилось, он предложил передохнуть от толпы, и мы проскользнули через забор, отделяющий Форбс от поля для гольфа. Как только наши ноги коснулись более густой травы снаружи, воздух стал прохладнее. Зябким. Пронизанный беспорядочным ветром, мечущимся среди открытых холмов.

– Теа, что случилось?

– Ничего. – Пруд перед нами был спокоен, глядел в небо серебряным глазом, представляющим собой луну, отраженную от поверхности воды. – Почему что-то должно быть не так?

– Это заметно. Иногда … – он остановился и посмотрел на меня. – Иногда помогает, если обсудить это с кем-то.

Конечно это помогало. Разговор успокаивал рассказчика за счет слушателя.

– Я просто …

… устала.

… подавлена.

… тоскую по дому.

Всё это крутилось на кончике моего языка, но я больше не хотела лжи.

– Я кое–чем опечалена, только и всего.

– Парень?

Я отвела взгляд, пытаясь не отвечать.

– Это поэтому ты решила пропустить танцы? «Почти–обещание» о котором ты мне рассказывала?

– Наверное, да.

Он ничего не сказал, просто обнял – теплые, бережные дружеские объятия, а затем быстро отскочил. Кто-то подходил к нам. Девушка. Поспешно.

– Тэш, могу я поговорить с тобой?

– Прямо сейчас?

– Да. Извини, но это срочно.

Со свойственной ему тактичностью, Бен сказал, что подождет внутри и оставил нас.

– В чём дело? У вас с Дэвом всё в порядке?

– Дэв в порядке. Что же касается твоего преследователя, он – явно нет.

– О чем ты говоришь?

– Да ладно, не прикидывайся дурочкой. Парень, пялившийся на тебя тем вечером в Колониальном клубе. Ты не сказала мне, что вы двое вместе!

– Мы не вместе.

– Тогда почему он искал тебя на танцах? И не только это – когда я упомянула, что у тебя свидание, он, казалось, был готов кого-то убить. Не сказав и слова, он в гневе выбежал из помещения.

– Похоже на него. Он склонен так поступать, но это его проблемы.

– Судя по огромной улыбке на твоём лице, у тебя тоже проблема. Раньше я шутила о твоем преследователе, но сейчас, Теш, у меня появилось странное предчувствие относительно этого парня. Он ведет себя так, будто имеет на тебя права и, честно говоря, не могу поверить, что тебя это устраивает.

Как мой наставник, она любила волноваться обо мне. Всё–таки были вещи и похуже, чем быть «преследуемой» или «востребованной» парнем, подобным Ризу. И что это за американская мания преследования? У нас, в болгарском языке, не было подобного слова – люди выражали свои эмоции всеми возможными способами и подразумевалось, что мужчины проявляли интерес к женщинам, но это не означало пересечение криминальной черты по умолчанию. Впрочем, сейчас было не время для житейских споров с Ритой, так что я поблагодарила её и направилась в свою комнату, чтобы позвонить ему.

Не успела я войти, как кто-то втащил меня внутрь, закрыл дверь и толкнул к стене.

– Почему ты играешь со мной в игры, Теа?

Я попыталась отойти, но не смогла:

– Я не та, кто играет в игры.

– Нет? За исключением моих звонков, которые ты игнорировала, чтобы иметь возможность снова пойти на свидание с тем парнем.

Я вспомнила телефонный звонок, на который я не ответила раньше.

– Насколько мне помнится, ты не должен был быть частью моей общественной жизни.

– Я сказал, что приду сегодня вечером, если это так важно для тебя.

– Тогда, где же ты был?

– У твоей двери! Но, видимо, слишком поздно. Я хотел, чтобы это было сюрпризом. И это определенно был сюрприз – для меня! – Он поднял мои руки по шероховатой поверхности стены из шлакоблока. – Я решил быть честным с тобой. А ты приняла это за разрешение скрытничать?

– Я говорила тебе, Бен – просто друг.

– Не по мнению твоей подруги. Которая, кстати, по всей видимости, знает больше о твоей личной жизни, чем я.

– Нечего знать. Ты выдумываешь.

– Я? Как насчет тебя в его объятиях несколько минут назад – я тоже это выдумал?

Было нечто возбуждающее в его ревности, даже в его ярости. Она делала его уязвимым, а мне придавала странное ощущение силы.

– Риз, ты раздавишь меня. Я даже дышать не могу …

Он отстранился ровно настолько, чтобы позволить мне перевести дух, но его хватка на моём запястье усилилась.

– Я сказал, что не собираюсь делиться тобой. Что тебе было непонятно в этой фразе?

– Я думала, мы договорились о свободных отношениях, когда ты сказал мне, что ты не однолюб.

Должно быть, это подтвердило его опасения на счет меня и Бена и абсолютно свело его с ума. Он ударил кулаком о стену, тем самым посылая дрожь по моему позвоночнику.

– Я дал ясно понять, что нет другой женщины, с которой я хочу быть. Так что ты могла бы поступить, как порядочный человек и держаться подальше от того парня, не так ли? Но нет, ты должна была выставить ваши отношения напоказ! И я должен был догадаться – нет лучшего места, чем чертово поле для гольфа Принстона!

– Лучшее место для чего? Перестань так себя вести …

– Я не единственный, кто так себя ведет. Всё это время умирать от желания заняться с тобой любовью и быть одураченным твоей искусной застенчивостью… – Он протолкнул свою ногу между моими. Стена мешала ему сделать это, но он повторил движение, скользя рукой вверх по моим бедрам, пока его колено держало их раздвинутыми.

– Это то, чего ты хотела? Потому что, если это так, то я могу сделать это лучше, чем кто-либо другой. Лучше, чем ты когда-либо представляла …

Он точно знал, где ко мне прикасаться и как – настойчиво, стирая мой гнев, делая меня готовой для него. Постыдно готовой. Теплой, влажной, возбужденной. Но я всё еще приходила в ужас от мысли о сексе с ним. Обо всем, что могло (и вероятно всегда так и было) пойти не так, как надо в первый раз.

– Риз, мы должны остановиться.

Он не слушал. Мы оба были возбуждены и остальное для него, по всей видимости, не имело значения.

– Я не могу сделать это сейчас … Риз, мне нужно больше времени.

Моё тело одеревенело из–за приступа паники.

– У меня не было секса прежде. Пожалуйста, остановись!

Он перестал дышать. Его руки упали, остальная часть его всё еще пребывала в шоке от услышанного.

– Ты действительно имеешь в виду … никогда? – Как будто мои слова могли значить что-то другое. – Почему ты мне не сказала?

– Я только что это сделала.

– Нет, раньше. На поле, когда пытался … О Боже, если бы я только знал! – Он, снедаемый чувством вины, потер лоб. – Прости меня, Теа. Я понятия не имел.

– Теперь имеешь. Но, в любом случае, думаю, ты должен уйти.

– Я пытался. Но я не могу находиться вдали от тебя.

– Я говорю о комнате, сейчас же. И это не стеснение или попытка схитрить. Я действительно прошу тебя уйти.

– Я не могу быть вдали от тебя. Ты это понимаешь? Я никогда не был чьим-то … – Затем он поправил себя, чтобы избежать запрещенного слова. – У меня никогда, ни с кем не было серьезных отношений. Но я стараюсь. Я хочу попробовать.

– Что именно попробовать?

– Быть с тобой и не видеть твоих страданий. Ты просто должна быть терпеливой со мной.

– Я ничего не должна.

– Конечно, не должна. Я не это имел в виду.

Его глаза всегда гипнотизировали, но до настоящего момента, я никогда не видела их умоляющими.

– Поехали домой со мной – автомобиль снаружи.

– Мне нужно отдохнуть. В моей собственной кровати.

– Тогда позволь мне остаться здесь. Мы просто будем спать, я обещаю.

Мой телефон зазвонил, и звук был таким резким, что я поняла, что Риз говорил шепотом. Это был Бен. Я извинилась перед ним, спросила, не против ли он закончить вечеринку без меня и пообещала загладить перед ним свою вину в ближайшее время. Он был милым, как обычно.

Риз наблюдал, ожидая, когда я повешу трубку.

– Мне нравится то, какая ты милая со всеми.

– Милая? Из–за тебя я только что была грубой со своим другом. Это не может повториться.

– Прости меня, Теа. Мне действительно жаль. – Его пальцы скользнули по моей щеке, быстро, но едва касаясь её, словно боясь повредить поверхность крыла бабочки. – Позволь мне остаться здесь на ночь. Пожалуйста.

– Каким образом? В моей кровати с трудом помещается один человек.

Он быстро поцеловал меня. Повернулся. Схватил край покрывала и скинул его одним движением, сбрасывая все на пол: одеяло, простыни, подушку. Не успела я и слова сказать, как моя обувь была снята, платье стянуто, а ноги оказались на невероятно мягкой хлопчатой ткани, более мягкой, чем я могла себе представить своё белье на грубом ковре. Затем он сложил все вдвое и заботливо укрыл нас, долгое время целуя моё лицо …

И тем самым две реальности слились воедино. Во всяком случае, с другой стороны, мой вечер завершился именно так, как я и хотела – в его объятиях.

МНЕ ПРИСНИЛОСЬ, ЧТО я была с Ризом. В поле. В поле, расстелившем свои удивительные травы под нами – красные, убийственно красные, как если бы земля изливала кровью всю свою скорбь в черное, как смоль, небо. Умоляя его. Изнывая от ожидания.

В сравнении с белоснежными зимними птицами все вокруг было тусклым, хилые скелеты деревьев сплели свои секреты в плотной паутине молчания. Внутри воздух был порывистым, свободным.

Он шел первым – уводя нас вглубь леса, в его безжизненные лабиринты. Я с плавностью тени шла по его стопам. Двигаясь с ним. Дыша ним. Существуя только в нём, будто я всегда принадлежала ему.

Пока мы шли, он рассказывал мне о тьме. О его вечном мраке и о том, как он хотел взять меня – так, как мрачная ночь охватывает землю: атакуя её, прорываясь сквозь каждую расщелину и грунт, с силой с которой нас влекло друг к другу навстречу, безумно, необратимо, даже не подозревая об этом –

затем он повернулся.

Я чувствовала его глаза. Их вину. Его затухающий голос, когда я ускользала:

вовсе не потеряно

если ты не откроешь глаза

я буду

одна

голодная

не способным вернуть тебя

из бездны

В отличие от меня он не видел этого: белая фигура, приближающаяся через лес. Вприпрыжку. Улыбаясь. Кружась, как ребенок, пока платье переливалось серебром, вокруг её крошечного тела. Она достигла его. Поцеловала его лицо. Утопила в своих золотистых волосах: потерянное солнце в поисках своей луны –

– Солнце? Нет, солнце далеко не потеряно. Оно уже встало и, если ты не откроешь глаза … – Знакомый смех пролился у моего уха. – Если ты не откроешь глаза, я буду вынужден завтракать без тебя. Не говори мне, что ты хочешь проснуться одна и голодная.

Я огляделась и обнаружила себя свернутой калачиком на полу своей комнаты. Риз, улыбаясь, склонился надо мной.

– Доброе утро. Тебя невозможно вернуть!

– Куда вернуть?

– Сюда, из бездны сна.

Он уже сходил в столовую и принес поднос с едой: теплый тост, два омлета, кофе и тарелку с фруктами. Впрочем, и в этот раз его больше интересовало наблюдать то, как я ем, нежели сама еда.

– Ты не голоден?

Он пожал плечами, откусывая кусок тоста:

– Толкотня отбила мне аппетит. Я и забыл, что Форбс по утрам превращается в зоопарк.

Моя вилка остановилась в воздухе. Забыл? Я видела, как хлеб опускался вниз по его горлу, когда он осознал, что его ляп не ускользнул от моего внимания.

– Когда это ты прежде был жаворонком в Форбсе?

Всего одно тщательно подобранное слово:

– Давно.

Затем еще три:

– На втором курсе.

Мне наконец-то удалось выудить это из него: когда-то он учился в Принстоне.

– Почему ты не рассказал мне, что жил в Форбсе?

– Потому что не жил. Я имею в виду в Форбсе.

Он звучал униженно от моих вопросов, и я тут же прекратила допрос. Чего ради? В те времена лишь одна вещь могла удерживать его подальше от общежития всю ночь: то же, что удерживает его вдали от дома и сейчас. Как бы то ни было, в это мгновение этой «вещью» довелось быть мне.

Я размешала сахар в своём кофе.

– Кстати, мы, наверное, не увидимся до пятницы.

– Почему?

– Завтра начинаются экзамены. Я должна дать книжный обет.

– Есть что-то еще, Теа. – Казалось, всегда было что-то еще. – В пятницу не получится. Я уеду на некоторое время.

– На сколько?

– Всего несколько дней, я вернусь к субботе. Но до этого мне нужно побыть одному.

Нужно побыть. По крайней мере, в отличие от Джейка, он поставил меня в известность заблаговременно.

– Тогда увидимся на выходных. Ничего страшного.

Но это было важно. Было ясно, что для него это было важнее, чем для меня. Необъяснимое чувство вины проникло в его глаза и осталось там.

Безумные сценарии начали роиться в моей голове. Что, если он был тайно женат? У него был ребенок? Или откуда он взял все свои деньги? Корпоративные махинации? Происки мафиози? Затем я заставила свои мысли вернуться к реальности: у Риза были планы, которые не включали меня. У меня не было права расстраиваться по этому поводу, и он не должен был давать меня объяснения.

Прежде чем уйти, он снова помог мне убрать постель. И в дневном свете полный грез хлопковый покров стал тем, чем всегда и был:

Обыкновенной постелью.

– НУ, КТО ОН? – Рита поймала меня во время ужина. Ее поднос приземлился напротив моего, и чашка кофе едва не опрокинулась – театральный удар, чтобы показать мне, что она все еще была зла из–за того, что я хранила в секрете сагу о преследователе. – Тэш?

– Мы действительно должны говорить о нем? – Это была ночь перед экзаменами и все чего я хотела – быстро поесть.

– Я просто пытаюсь защитить тебя. Так что да, полагаю, мы должны.

– Защитить от чего? – Я сделала глоток апельсинового сока. – Он не мой парень, если ты это имеешь в виду.

Так, по крайней мере, он это уяснил.

-тогда, кто он?

Мои пальцы играли со стаканом, вращая его на месте.

– Тэш, я не слепая. Кто он?

– Я видела его пару раз. Все сложно.

Она потянулась через стол, опуская свою руку на мою.

– Именно поэтому я беспокоюсь. Парень, кажется, словно создан для сцены обеденного клуба – что уже само по себе кажется нехорошо – но он ведь старше, да?

– Ненамного старше.

– Ладно, Мисс Таинственность, назови точное число.

– Не знаю, 27–29 лет. Кого это волнует?

– Что ты имеешь в виду под фразой «кого это волнует»! Не лучше ли быть с кем-то твоего возраста? Или влюбляться в мужчину постарше – болгарская особенность?

– Не все должно быть болгарской особенностью. На сколько, по твоему, люди за границей отличаются?

Она вела себя так, будто я приземлилась с Марса. И не одна она. Каждый раз, когда я делала что-то отличающееся от нормы: надевала каблуки на занятия, уходила с вечеринки трезвой, или (ох!) предпочитала угрюмых и маниакальных мужчин тошнотворным принстонским мальчикам, чье представление о «крутости» – сосать пиво из шланга и соревноваться за то, кто переспит с большим количеством девушек – люди полагали, что это было столкновением культур.

– Слушай, здесь не о чем беспокоиться. Я сама могу о себе позаботиться.

– Конечно же, ты можешь. Но дело не в тебе. Дело в Ризе.

Риз? Не припоминаю, чтобы я упоминала его имя при ней.

– Так … ты знаешь его?

– Я? Ах, да. – Она закатила глаза. – Можно подумать они бы приняли меня в Плющ. Но его знает Дэв. То есть … «знает» – сказано с большой натяжкой, но он безусловно видел его несколько раз.

– Какое отношение имеет Дэв к обеденным клубам? Разве он не просто второкурсник?

– Да, но он также в команде по гребле. И они тусуются в Плюще. Много. Так же, как и пловцы – и именно так твой парень вписывается в картину.

– Риз не «мой парень». И он не студент, так что он не может быть членом какой-либо команды. Думаю, ситуация безопасна.

– Я не сказала, что он в команде. По крайней мере, уже нет. Но, судя по всему, пловцы никуда не ходят без него. Дэв называет его их вдохновителем. Я понятия не имею, что это вообще значит!

Я тоже.

– Я знаю только то, что прошлой ночью он казался немного неуправляемым, Тэш. И такие вещи вызывают у меня мурашки по коже. – Она оглянулась и понизила голос. – Насколько я понимаю, происходит куча странных вещей.

– Например? – Я думала, что самые странные «вещи» происходят в Принстоне во время недели «пик».

– Говорят, что раз в месяц пловцы проводят буйные вечеринки. Не в клубе. Они начинают в Плюще, а затем отправляются куда-то для настоящей вечеринки. Это супер секретно, всё без исключения. Но время от времени приглашаются гребцы, полагаю, чтобы повысить планку. Дэв ходил пару раз и говорит, что не может описать то, что там происходит.

– Пьянство? Секс? – я пыталась звучать обыденно.

– И то и другое. Правда, я думаю это лишь … разминка, понимаешь? Дэв не стал бы говорить об этом, но проговорился, как однажды ему пришлось уйти, потому что он не смог вынести происходящего. И Дэв – не парень с комплексами, это точно.

Я гадала стоит ли ей верить ей или нет. История, безусловно, вяжется с виноватой скрытностью Риза. Его внезапная потребность побыть одному.

Затем мысль возникла в моей голове.

– Могу я попросить тебя об одолжении? Предположим, пловцы задумали что-то на эту пятницу. И, допустим, Дэв знал об этом. Думаешь, его можно было бы уговорить рассказать об этом тебе?

ПОСЛЕ УХОДА РИТЫ Я вернулась в свою комнату. Но вместо учебы я включила компьютер и нашла страничку Принстонской команды пловцов.

Десять лет фотоархивов – и ни одно лицо отдаленно не знакомо. Бедный Дэв должно быть отчаялся, чтобы произвести впечатление на свою девушку. Выдумывал истории о злых вдохновителях, ночных авантюрах, тайном сексе … и утверждал, что он был частью этого! Риз никогда не был в той команде. Что ж, даже если ежемесячная «тусовка» проходила засекречено, зачем пловцам приводит постороннего?

Я закрыла браузер и полезла за книгой. Но что-то было не так. Пока я была на ужине, что-то в этих четырех стенах изменилось. И мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что именно:

Исчезла орхидея Бена. На её месте яркий мак освещал красным цветом остальную часть комнаты.

ДЖАЙЛС РРАВНОДУШНО СМОТРЕЛ на часы, пока мы быстро писали предложение на обложках наших экзаменационных книг: Клянусь своей честью, что я не нарушил Кодекс Чести во время этого экзамена. Затем он пожелал всем удачи и ушел.

Моя первая сессия в Принстоне. Я поспешно начала отвечать на вопросы, время от времени поднимая глаза, чтобы взглянуть на аудиторию, на ряды склоненных голов. Было удивительно наблюдать знаменитый Кодекс Чести в действии. Замысел был прост: ты не жульничаешь и сдаешь тех, кто это сделал. В свою очередь, факультет проводил экзамены без присмотра. Люди оставляют свои ответы и уходят, даже в том случае, когда большая часть ответов отсутствует. Если вы не достаточно хорошо подготовились – бал будет низким и всё. Никто не жульничал.

Экзаменационная неделя сама по себе была жестокой. Физическое мучение. Психологическое истощение. Ощущение, будто по мне проехался бульдозер. После последнего экзамена в пятницу, всё, чего я хотела – вздремнуть, но голосовое сообщение от Бена напомнило мне, что у нас были планы – ужин с друзьями в Еврейском центре. Моя первая попытка постигнуть тонкости кошерной пищи.

Между тем, меня всю неделю мучил вопрос: Что случилось с Ризом? Он ни разу не позвонил, чтобы узнать, как я сдала экзамены. Даже не прислал сообщение. И я понятия не имела, где он был. Где и с кем.

– Ну что, передумала на счет Бостона?

Голос Бена вернул меня к беседе за столом, и казалось, единственная тема, в которой все были заинтересованы, это осенние каникулы. Он пригласил меня и еще нескольких друзей из Форбса в свой дом в Бостоне. Его родители на неделю уехали в Европу и дом будет в нашем распоряжении.

Я повторила ответ, который дала ему ранее: Карнеги был менее чем через месяц; я должна была остаться в университете и практиковаться.

– Ты понимаешь, что кампус будет городом–призраком, верно?

– Думаю, в этом-то и суть.

– За исключением того, что это колледж, а не армия! Тебе позволено развлекаться, по крайней мере, изредка. К тому же у меня дома есть фортепиано.

– Это ни за что не сработает, Бен. Слишком много отвлекающих факторов.

Я исчерпала запас оправданий. Практика была практикой, но реальной причиной, из–за которой я хотела остаться, естественно, был Риз. Он и мои поиски следов Эльзы. Я не могла перестать думать о её эссе. Было ли это больше, чем девичьи фантазии? Я должна была выяснить это, с помощью Джайлса или без. Добавьте немного удачи и я, вероятно, даже наткнусь на что-то случайно. Если первые два месяца были каким-либо показателем – подсказки проявляли себя, когда я меньше всего их ждала. Кто знал, что еще могло выявиться, как только я действительно начала бы искать?

– Хорошо, я понял. Истинное искусство требует жертв, – Бен развел руки в стороны, приняв вид распятия. – Но может, мы хотя бы прогуляемся сегодня вечером?

– Конечно. Какие планы?

– Пока что туманные. Я знаю о вечеринке в одном из общежитий. И всегда есть вариант Проспекта.

– Я думала по пятницам Проспект вымирает.

– Не сегодня вечером. Это осенние каникулы; все буйствуют там.

Буйство. Деталь, которую я не хотела знать.

Когда мы уходили, я услышала музыку из обеденного клуба всего лишь в квартале от нас. Начались послеэкзаменационные гуляния.

Неважно, не думай об этом. Просто следуй за Беном. Переходи улицу.