Глава ix повесть черепахи kbaзи

– Ах, милая, ты и представить себе не можешь, как я рада тебя видеть, – нежно сказала Герцогиня, взяла Алису под руку и повела в сторону.

Алиса приятно удивилась, увидев Герцогиню в столь отличном расположении духа, и подумала, что это, должно быть, от перца она была такой вспыльчивой.

– Когда я буду Герцогиней, – сказала она про себя (без особой, правда, надежды), – у меня в кухне совсем не будет перца. Суп и без него вкусный! От перца, верно, и начинают всем перечить…

Алиса очень обрадовалась, что открыла новое правило.

– От уксуса – куксятся, – продолжала она задумчиво, – от горчицы – огорчаются, от лука – лукавят, от вина – винятся, а от сдобы – добреют. Как жалко, что никто об этом не знает… Все было бы так просто. Ели бы сдобу – и добрели!

Она совсем забыла о Герцогине и вздрогнула, когда та сказала ей прямо в ухо:

– Ты о чем-то задумалась, милочка, и не говоришь ни слова. А мораль отсюда такова… Нет, что-то не соображу! Ничего, потом вспомню…

– А, может, здесь и нет никакой морали, – заметила Алиса.

– Как это нет! – возразила Герцогиня. – Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!

И с этими словами она прижалась к Алисе.

Алисе это совсем не понравилось: во-первых, Герцогиня была такая безобразная, а, во-вторых, подбородок ее приходился как раз на уровне Алисиного плеча, и подбородок этот был очень острый. Но делать было нечего – не могла же Алиса попросить Герцогиню отодвинуться!

– Игра, кажется, пошла веселее, – заметила она, чтобы как-то поддержать разговор.

– Я совершенно с тобой согласна, – сказала Герцогиня. – А мораль отсюда такова: «Любовь, любовь, ты движешь миром…» 86

– А мне казалось, кто-то говорил, будто самое главное – не соваться в чужие дела, – шепнула Алиса.

– Так это одно и то же, – промолвила Герцогиня, вонзая подбородок в Алисино плечо. – А мораль отсюда такова: думай о смысле, а слова придут сами!

– Как она любит всюду находить мораль, – подумала Алиса.

– Ты, конечно, удивляешься, – сказала Герцогиня, – почему я не обниму тебя за талию. Сказать по правде, я не совсем уверена в твоем фламинго. Или все же рискнуть?

– Он может и укусить, – сказала благоразумная Алиса, которой совсем не хотелось, чтоб Герцогиня ее обнимала.

– Совершенно верно, – согласилась Герцогиня. – Фламинго кусаются не хуже горчицы. А мораль отсюда такова: это птицы одного полета!

– Только горчица совсем не птица, – заметила Алиса.

– Ты, как всегда, совершенно права, – сказала Герцогиня. – Какая ясность мысли!

– Кажется, горчица – минерал, – продолжала Алиса задумчиво.

– Конечно, минерал, – подтвердила Герцогиня. Она готова была соглашаться со всем, что скажет Алиса. – Минерал огромной взрывчатой силы. Из нее делают мины и закладывают при подкопах… А мораль отсюда такова: хорошая мина при плохой игре – самое главное!

– Вспомнила, – сказала вдруг Алиса, пропустившая мимо ушей последние слова Герцогини. – Горчица это овощ. Правда, на овощ она не похожа – и все-таки это овощ!

– Я совершенно с тобой согласна, – сказала Герцогиня. – А мораль отсюда такова: всякому овощу свое время. Или, хочешь, я это сформулирую попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть.

– Мне кажется, я бы лучше поняла, – учтиво проговорила Алиса, – если б я могла это записать. А так я не очень разобралась.

– Это все чепуха по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, – ответила польщенная Герцогиня.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала Алиса.

– Ну что ты, разве это беспокойство, – возразила Герцогиня. – Дарю тебе все, что успела сказать.

– Пустяковый подарок, – подумала про себя Алиса. – Хорошо, что на дни рождения таких не дарят!

Однако вслух она этого сказать не рискнула.

– Опять о чем-то думаешь? – спросила Герцогиня и снова вонзила свой подбородок в Алисино плечо.

– А почему бы мне и не думать? – отвечала Алиса. Ей было как-то не по себе.

– А почему бы свинье не летать? – сказала Герцогиня. – А мораль…

Тут, к великому удивлению Алисы, Герцогиня умолкла и задрожала. Алиса подняла глаза и увидала, что перед ними, скрестив на груди руки и грозно нахмурившись, стоит Королева.

– Прекрасная погода, ваше величество, – слабо прошептала Герцогиня.

– Я тебя честно предупреждаю, – закричала Королева и топнула ногой. – Либо мы лишимся твоего общества, либо ты лишишься головы. Решай сейчас же – нет, в два раза быстрее!

Герцогиня решила и тотчас исчезла.

– Вернемся к нашей игре, – сказала Алисе Королева.

Алиса так была напугана, что, не говоря ни слова, побрела за ней следом к площадке. Гости между тем воспользовались отсутствием Королевы и отдыхали в тени; однако, увидев, что Королева возвращается, они поспешили к своим местам. А Королева, подойдя, просто объявила, что минута промедления будет стоить им всем жизни.

Пока шла игра, Королева беспрестанно ссорилась с игроками и кричала:

– Отрубить ему голову! Голову ей с плеч!

Солдаты вставали с земли и брали несчастных под стражу. Воротцев в результате становилось все меньше и меньше. Не прошло и получаса, как их и вовсе не осталось, а все игроки с трепетом ждали казни.

Наконец, Королева бросила игру и, переводя дыхание, спросила Алису:

– А видела ты Черепаху Квази 87?

– Нет, – сказала Алиса. – Я даже не знаю, кто это такой.

– Как же, – сказала Королева. – Это то, из чего делают квази-черепаший суп 88.

– Никогда не видала и не слыхала, – сказала Алиса.

– Тогда пошли, – сказала Королева. – Он сам тебе все расскажет.

И они пошли. Уходя, Алиса услышала, как Король тихо сказал, обращаясь к гостям:

– Мы всех вас прощаем.

– Вот хорошо! – обрадовалась Алиса. (Она очень горевала, думая о назначенных казнях).

Вскоре они увидели Грифона, крепко спящего на солнцепеке 89. (Если ты не знаешь, как выглядит Грифон, посмотри на картинку).

– Вставай, бездельник, – сказала Королева, – отведи эту барышню к Черепахе Квази. Пусть расскажет ей свою историю. А мне надо возвращаться: я там приказала кое-кого казнить, надо присмотреть, чтобы все было как следует.

И она ушла, оставив Алису с Грифоном. Алисе он не внушил особого доверия, но, подумав, что с ним, верно, все же спокойнее, чем с Королевой, она осталась.

– Смех – да и только! – пробормотал он не то про себя, не то обращаясь к Алисе.

– Смех? – переспросила Алиса растерянно.

– Ну да, – ответил Грифон. – Все это выдумки. Казнить! Скажет тоже! У них такого отродясь не было. Ладно, пошли!

– Все здесь только и говорят, что «пошли»! – подумала Алиса, покорно плетясь за Грифоном. – Никогда в жизни еще мною так не помыкали!

Пройдя совсем немного, они увидели вдалеке Черепаху Квази; он лежал на скалистом уступе и вздыхал с такой тоской, словно сердце у него разрывалось. Алиса от души пожалела его.

– Почему он так грустит? – спросила она Грифона.

И он ответил ей почти теми же словами:

– Все это выдумки. Грустит! Скажешь тоже! Не о чем ему грустить. Ладно, пошли!

И они подошли к Черепахе Квази. Тот взглянул на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.

– Эта барышня, – начал Грифон, – хочет послушать твою историю. Вынь да положь ей эту историю! Вот оно что!

– Что ж, я расскажу, – проговорил Квази глухим голосом. – Садитесь и не открывайте рта, пока я не кончу.

Грифон и Алиса уселись. Наступило молчание.

– Не знаю, как это он собирается кончить, если никак не может начать, – подумала про себя Алиса.

Но делать было нечего – она терпеливо ждала.

– Однажды, – произнес, наконец, Черепаха Квази с глубоким вздохом, – я был настоящей Черепахой.

И снова воцарилось молчание. Только Грифон изредка откашливался, да неумолчно всхлипывал Квази. Алиса совсем уже собралась подняться и сказать: «Благодарю вас, сэр, за очень увлекательный рассказ». Но потом решила еще подождать.

Наконец, Черепаха Квази немного успокоился и, тяжело вздыхая, заговорил.

– Когда мы были маленькие, мы ходили в школу на дне моря. Учителем у нас был старик-Черепаха. Мы звали его Спрутиком.

– Зачем же вы звали его Спрутиком, – спросила Алиса, – если на самом деле он был Черепахой?

– Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком, – ответил сердито Черепаха Квази. – Ты не очень-то догадлива!

– Стыдилась бы о таких простых вещах спрашивать, – подхватил Грифон.

Оба они замолчали и уставились на бедную Алису. Она готова была провалиться сквозь землю. Наконец, Грифон повернулся к Черепахе Квази и сказал:

– Давай, старина, поторапливайся! Нельзя же весь день здесь сидеть…

И Квази продолжал.

– Да, ходили мы в школу, а школа наша была на дне морском, хоть ты, может, этому и не поверишь…

– Почему же? – возразила Алиса. – Я ни слова не сказала.

– Нет, сказала, – настаивал Квази.

– Не возражай! – прикрикнул Грифон.

Но Алиса и не думала возражать.

– Образование мы получили самое хорошее, – продолжал Черепаха Квази. – И немудрено – ведь мы ходили в школу каждый день…

– Я тоже ходила в школу каждый день, – сказала Алиса. – Ничего особенного в этом нет.

– А дополнительно тебя чему-нибудь учили? – спросил Квази с тревогой.

– Да, – ответила Алиса. – Музыке и французскому.

– А стирке? – быстро сказал Черепаха Квази.

– Нет, конечно, – с негодованием отвечала Алиса.

– Ну, значит, школа у тебя была неважная, – произнес с облегчением Квази. – А у нас в школе к счету всегда приписывали: «Плата за французский, музыку и стирку дополнительно» 91.

– Зачем вам стирка? – спросила Алиса. – Ведь вы жили на дне морском.

– Все равно я не мог заниматься стиркой, – вздохнул Черепаха Квази. – Мне она была не по карману. Я изучал только обязательные предметы.

– Какие? – спросила Алиса.

– Сначала мы, как полагается, Чихали и Пищали, – отвечал Черепаха Квази. – А потом принялись за четыре действия Арифметики: Скольжение, Причитание, Умиление и Изнеможение 92.

– Я о «Причитании» никогда не слыхала, – рискнула заметить Алиса.

– Никогда не слыхала о «Причитании»! – воскликнул Грифон, воздевая лапы к небу. – Что такое «читать», надеюсь, ты знаешь?

– Да, – отвечала Алиса неуверенно, – смотреть, что написано в книжке и… читать.

– Ну да, – сказал Грифон, – и если ты при этом не знаешь, что такое «причитать», значит, ты совсем дурочка.

У Алисы пропала всякая охота выяснять, что такое «Причитание», она повернулась к Черепахе Квази и спросила:

– А что еще вы учили?

– Были у нас еще Рифы – Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще Мимические опыты; мимиком у нас был старый угорь, он приходил раз в неделю. Он же учил нас Триконометрии, Физиономии…

– Физиономии? – переспросила Алиса.

– Я тебе этого показать не смогу, – отвечал Черепаха Квази. – Стар я уже для этого. А Грифон ею не занимался.

– Времени у меня не было, – подтвердил Грифон. – Зато я получил классическое образование.

– Как это? – спросила Алиса.

– А вот как, – отвечал Грифон. – Мы с моим учителем, крабом-старичком, уходили на улицу и целый день играли в классики. Какой был учитель!

– Настоящий классик! – со вздохом сказал Квази. – Но я к нему не попал… Говорят, он учил Латуни, Драматике и Мексике…

– Это уж точно, – согласился Грифон.

И оба повесили головы и вздохнули.

– А долго у вас шли занятия? – спросила Алиса, торопясь перевести разговор.

– Это зависело от нас, – отвечал Черепаха Квази. – Как все займем, так и кончим.

– Займете? – удивилась Алиса.

– Занятия почему так называются? – пояснил Грифон. – Потому что на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем… А как все займем и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: «Ему ума не занимать»… Поняла?

Это было настолько ново для Алисы, что она невольно задумалась.

– А что же тогда с учителем происходит? – спросила она немного спустя.

– Может, хватит про уроки, – вмешался решительно Грифон. – Расскажи-ка ей про наши игры…