Глава IX. Рассказ Якобы Черепахи

– Ты и подумать не можешь, как я рада тебя видеть, душенька, – сказала Герцогиня, нежно подхватывая Алису под руку, и они пошли дальше вместе.

Алиса была очень рада обнаружить Герцогиню в столь приятном расположении духа, и подумала, что, возможно, это только из-за перца та была такой вспыльчивой во время их первой встречи в кухне. «Когда я буду герцогиней, – сказала она себе (без особой, впрочем, надежды), – у меня на кухне перца не будет вообще . Суп и без него очень даже вкусный. Может быть, всегда именно от перца люди горячатся, – продолжала она, очень довольная, что ей удалось открыть новое правило, – а от уксуса они киснут

– а от горьких лекарств – огорчаются, а… а от сладостей дети становятся просто конфетками! Хорошо бы взрослые знали это ; тогда они не были бы так скупы на сей счет, уж наверное…»

Она совсем забыла о Герцогине и слегка вздрогнула, когда услышала ее голос возле уха:

– Ты о чем-то думаешь, дорогая, и это заставило тебя забыть о беседе. Прямо сейчас я не могу сказать тебе, какая мораль отсюда следует, но я скоро вспомню.

– Может быть, никакой, – рискнула заметить Алиса.

– Что ты, дитя! – сказала Герцогиня. – Из всего на свете следует мораль, ее лишь нужно уметь найти, – говоря это, она все плотнее прижималась к Алисе.

Алисе не слишком понравилось такое сближение; во-первых, потому, что Герцогиня была чрезвычайно уродлива, а во-вторых, потому, что она была как раз подходящего роста, чтобы положить свой подбородок Алисе на плечо, а это был ощутимо острый подбородок. Тем не менее, Алисе не хотелось быть грубой, так что она терпела это, как могла.

– Кажется, игра пошла получше, – сказала она тем временем, дабы хоть немного поддержать разговор.

– Истинно так, – сказала Герцогиня, – и отсюда мораль: «Любовь, любовь вращает этот мир!»

– А кто-то говорил, – прошептала Алиса, – что это делают те, кто не лезут не в свое дело!

– А, ну это, по сути, одно и то же, – сказала Герцогиня, все глубже вонзая подбородок в алисино плечо, и прибавила, – а отсюда мораль – «Заботься о песне, а ноты придут сами».[ [28]]

«Как она любит во всем находить мораль!» – подумала про себя Алиса.

– Ты, наверное, думаешь, почему я не обниму тебы за талию, – сказала Герцогиня после паузы, – дело в том, что у меня есть сомнения насчет нрава твоего фламинго. Следует ли мне попытаться?

– Он может ущипнуть, – осторожно ответила Алиса, совершенно не заинтересованная в подобной попытке.

– Совершенно верно, – сказала Герцогиня, – и фламинго, и горчица щиплются. А отсюда мораль – «Видно птицу по полету».

– Вот только горчица – не птица, – заметила Алиса.

– Верно, как обычно, – сказала Герцогиня, – как ты ясно расставляешь все по местам!

– Это минерал, я думаю , – продолжала Алиса.

– Конечно же, – сказала Герцогиня, готовая, похоже, соглашаться со всем, что скажет Алиса, – тут рядом большая горчичная шахта, ее взрывали минами. А отсюда мораль – «у меня прибудет, у тебя убудет.»

– Ой, вспомнила! – воскликнула Алиса, не обратившая внимания на эту последнюю реплику. – Это овощ. Она не похожа, но она овощ.

– Я совершенно с тобой согласна, – сказала Герцогиня, – и отсюда мораль: «Будь тем, чем хочешь казаться» – или, проще говоря, «Никогда не воображай, что ты отличаешься от того, что может показаться другим, что ты являешься или можешь являться не иначе как тем, чем тебе следует казаться им в противном случае.»

– Думаю, я бы лучше это поняла, – сказала Алиса очень вежливо, – если бы записала; а так я не совсем уследила за вами, когда вы говорили.

– Это еще пустяки по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если б захотела, – ответила польщенная Герцогиня.

– Прошу вас, не затрудняйте себя более длинными фразами, чем эта, – сказала Алиса.

– Ах, о каком затруднении ты говоришь! – воскликнула Герцогиня. – Я дарю тебе все, что сказала до этого.

«Дешевенький подарок! – подумала Алиса. – Хорошо, что на день рожденья такие не дарят!» Однако она не осмелилась сказать это вслух.

– Снова задумалась? – спросила Герцогиня, вновь вонзая свой острый маленький подбородок.

– Я имею право думать! – резко ответила Алиса, ибо это уже начало ее раздражать.

– В той же мере, – ответила Герцогиня, – в какой свиньи имеют право летать, а мор…

Но тут, к великому удивлению Алисы, голос Герцогини пресекся прямо на середине ее любимого слова «мораль», и рука, которую она переплела с алисиной, задрожала. Перед ними, скрестив на груди руки, стояла Королева, хмурая, как грозовая туча.

– Чудесный денек, ваше величество! – начала Герцогиня тихим, слабым голосом.

– Предупреждаю по-хорошему, – завопила Королева, топая ногой, – или здесь не будет тебя, или у тебя не будет головы, и немедленно, нет, вдвое быстрее! Выбирай!

Герцогиня выбрала и моментально исчезла.

– Продолжим игру, – сказала Королева Алисе; Алиса была слишком напугана, чтобы сказать хоть слово, так что поплелась следом за ней обратно на площадку.

Остальные гости, воспользовавшись отсутствием Королевы, отдыхали в тени; однако, едва завидев ее, они поспешили вернуться к игре, в то время как Королева спокойно заметила, что малейшее промедление будет стоить им жизни. Пока шла игра, Королева все время ссорилась с остальными игроками и кричала «Отрубить ему голову!» или «Отрубить ей голову!»

Приговоренных ею брали под стражу солдаты, которые, разумеется, уже не могли при этом служить воротцами, так что где-то через полчаса воротцев больше не осталось, и все игроки, кроме Короля, Королевы и Алисы, были под арестом и ожидали казни.

Тут Королева остановилась, порядком запыхавшись, и спросила Алису: – Вы уже видели Якобы Черепаху?

– Нет, – ответила Алиса, – я даже не знаю, что это такое.

– Это то, из чего варят якобы черепаховый суп,[ [29]] – сказала Королева.

– Ни разу такого зверя не видела, и даже не слышала о таких, – сказала Алиса.

– Тогда пошли, – сказала Королева, – и он сам расскажет свою историю.

Когда они отходили, Алиса услышала, как Король тихо сказал, обращаясь ко всей компании: «Вы все помилованы». «О, вот это здорово!» – сказала она себе, ибо чувствовала себя совсем несчастной из-за количества назначенных Королевой казней.

Очень скоро они подошли к Грифону, который спал, лежа на солнышке. (Если вы не знаете, как выглядит Грифон, посмотрите на картинку.[ [30]]) «Вставай, бездельник! – сказала Королева, – И отведи эту юную леди повидать Якобы Черепаху и послушать его историю. А мне нужно вернуться и присмотреть за кое-какими казнями, которые я назначила», – и она пошла прочь, оставив Алису наедине с Грифоном. Алисе не слишком понравился вид этого существа, но подумала, что оставаться с ним уж во всяком случае не опаснее, чем идти за этой бешеной Королевой, так что она решила подождать, что будет.

Грифон сел и потер глаза; затем он смотрел вслед Королеве, пока она не скрылась из виду; затем издал сдавленный смешок.

– Вот потеха! – сказал Грифон не то себе, не то Алисе.

– Что – потеха? – спросила Алиса.

– Да она, – сказал Грифон. – Это все ее выдумки; они тут никогошеньки не казнят, понимашь. Пошли!

«Все здесь только и говорят 'пошли'! – подумала Алиса, неспешно шагая следом за Грифоном. – Никогда в жизни мною еще так не командовали, никогда!»

Им не пришлось идти далеко, прежде чем они увидели вдалеке Якобы Черепаху. Одинокий и печальный, восседал он на небольшом выступе скалы, и, когда они подошли ближе, Алиса услышала, как он вздыхал, словно у него разрывалось сердце. Ей стало очень жалко его.

– Что у него за горе? – спросила она Грифона, и тот ответил почти теми же словами, что и в прошлый раз:

– Это все его выдумки; ничегошеньки у него не горе, понимашь. Пошли!

И они подошли к Якобы Черепахе, который посмотрел на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.

– Здесь тут юная леди, – сказал Грифон, – она хочет чтобы, значит, узнать твою историю, да вот.

– Я расскажу ее для ее, – сказал Якобы Черепаха глубоким, гулким голосом. – Садитесь оба, и не произносите ни слова, пока я не закончу.

Они уселись, и в течение нескольких минут никто не сказал ни слова. Алиса подумала про себя: «Не знаю, как он сумеет когда-нибудь закончить, если он не начинает.» Однако она терпеливо ждала.

– Однажды, – сказал, наконец, Якобы Черепаха и глубоко вздохнул, – я был настоящей Черепахой.

Вслед за этими словами установилась весьма продолжительная тишина, нарушаемая лишь восклицаниями «Хжкррх!», которые время от времени издавал Грифон, да постоянными тяжелыми вздохами Якобы Черепахи. Алиса совсем уже было собралась подняться и сказать: «Спасибо, сэр, за ваш интересный рассказ», но ее не покидала мысль, что продолжение должно последовать, так что она осталась сидеть и ничего не сказала.

– Когда мы были маленькими, – продолжил наконец Якобы Черепаха более спокойно, хотя и все еще всхлипывая время от времени, – мы ходили в школу в море. Нашим учителем был старик Черепаха – мы обычно называли его Зубром…

– Почему вы называли его Зубром, если он был Черепахой? – спросила Алиса.

– Мы называли его Зубром, потому что он заставлял нас зубрить! – гневно ответил Черепаха, – Воистину, ты очень несообразительна!

– Постыдилась бы задавать такой простой вопрос, – добавил Грифон, и оба они молча уставились на бедную Алису, которая готова была провалиться сквозь землю. Но, наконец, Грифон сказал Якобы Черепахе: «Валяй дальше, старина! Не размазывай это на весь день!» – и тот возобновил рассказ:

– Да, мы ходили в школу в море, хоть ты и не можешь в это поверить…

– Я этого не говорила! – перебила Алиса.

– Говорила, – сказал Якобы Черепаха.

– Придержи язык! – прибавил Грифон, прежде чем Алиса успела сказать что-либо еще. Якобы Черепаха продолжал:

– Мы получили лучшее образование – в самом деле, мы ведь ходили в школу каждый день…

– Я тоже каждый день хожу в школу,- сказала Алиса, – нечем вам тут так гордиться.

– С дополнительными предметами? – спросил Якобы Черепаха с некоторым беспокойством.

– Да, – ответила Алиса, – нас дополнительно учат французскому и музыке.

– А стирке? – спросил Якобы Черепаха.

– Нет, конечно же! – возмущенно воскликнула Алиса.

– Ага! Ну, значит, твоя школа не больно-то хорошая, – сказал Якобы Черепаха с большим облегчением. – А вот в нашей в конце счета всегда писали: «Французский, музыка и стирка – дополнительно».[ [31]]

– Вряд ли стирка была вам особо нужна, – сказала Алиса, – ведь вы жили на дне морском.

– Я не мог себе позволить изучать ее, – вздохнул Якобы Черепаха. – Я проходил только обязательные предметы.

– Это какие? – осведомилась Алиса.

– Сначала, конечно, мы учились чихать и пищать, – ответил Якобы Черепаха, – а затем проходили четыре действия арифметики: служение, почитание, урожение и давление.

– Я никогда не слышала об «урожении», – рискнула заметить Алиса. – Что это такое?

Грифон в изумлении воздел обе лапы к небу.

– Никогда не слышала об урожении! – воскликнул он. – Я думаю, ты знаешь, что такое «украшать». Знаешь?

– Да, – ответила Алиса с некоторым сомнением, – это значит – делать… что-нибудь… красивей.

– Ну тогда, – заключил Грифон, – если ты не знаешь, что такое «урОдить», то ты простофиля.

У Алисы пропало всякое желание спрашивать об этом дальше, так что она повернулась к Якобы Черепахе и спросила:

– Что еще вы учили?

– Ну, еще истерию, – ответил Якобы Черепаха, считая предметы на своих ластах, – истерию, древнюю и новую, с небографией; потом еще рискование – учителем рискования был старый морской угорь, он приходил раз в неделю и учил нас рисковать, чернить и плясать мосляными трясками.

– А это еще как? – спросила Алиса.

– Ну, сам я не могу тебе показать, – сказал Якобы Черепаха, – мне гибкости недостает. А Грифон этому не учился.

– Времени не было, – ответил Грифон. – Я получал классическое образование. Мой учитель был старый рак-отшельник, да, настоящий отшельник.

– Я никогда не был на его занятиях, – сказал со вздохом Якобы Черепаха, – говорят, он учил латуни и жреческому.

– Точно, точно, – вздохнул в свою очередь Грифон, и оба существа закрыли лапами лица.

– А сколько часов в день у вас были уроки? – спросила Алиса, спеша сменить тему.

– В первый день – десять часов, – ответил Якобы Черепаха, – на следующий – девять, и так далее.

– Какое странное расписание! – воскликнула Алиса.

– Поэтому их и зовут уроками, – пояснил Грифон, – потому что с каждым днем на них все меньше времени урывают.

Эта идея была совершенно новой для Алисы, и она немного подумала, прежде чем задать следующий вопрос:

– Тогда на одиннадцатый день у вас должен был быть выходной?

– Конечно, он и был, – ответил Якобы Черепаха.

– А что же у вас получалось на двенадцатый день? – не терпелось узнать Алисе.

– Хватит об уроках, – решительно перебил Грифон, – расскажи ей теперь о наших играх.

Наши рекомендации