Кто же все-таки отправил Федора Михайловича Сумкина в древний Китай, и зачем он это сделал? Вы, кстати, «Властелина колец» любите? 20 страница

о вас. Поэтому прошу вас: как только мы соединимся с друзья-ми, не мешкая следуйте за тем, на кого я укажу. Вам нет нуж-ды принимать участие в схватке, ваша жизнь и судьба гораздо ценнее для Поднебесной. Вас, господа Лян и Кун, я также про-шу последовать вместе со смотрителем.

Видно было, что Лю Бан хочет возразить, но после короткой паузы бывший уездный смотритель лишь согласно кивнул.

– Куда мне доставить вас, господа? – спросил Бао у Чижико-ва. – Наставник повелел мне безукоснительно исполнить все ваши пожелания.

Котя хотел лишь одного: чтобы его доставили на улицу Мо-ховую, положили на диван в гостиной и ушли, закрыв за собой дверь. И никогда больше не возвращались. Сама мысль о том, что снова придется куда-то идти, была ему противна. К тому же Чижиков понятия не имел – куда.

– Поближе к тем горам, – неожиданно заговорила Ника, указывая пальцем на невысокую гряду. – Дальше мы пойдем сами.

Бао согласно опустил голову. Чижикова внутренне передер-нуло. Но деваться было некуда, осталось только положиться на то, что Ника действительно знает, как отсюда выбраться, а не обманывает по обыкновению. Идти... Опять идти...

Прощание не заняло много времени: его просто не было. Сойдя на пологий берег и изрядно промочив ноги, Чижиков, вторя Сумкину, низко поклонился оставшимся в лодке, чув-ствуя, как ноет все тело, и перехватил внимательный взгляд смотрителя. Лю Бан чуть заметно кивнул ему. И Чижиков от-ветил таким же кивком. «Братство дракона какое-то...» – про-мелькнуло в голове.

Лодка отвалила от берега и заскользила по воде дальше, а Котя развернулся к Нике и впервые за все это время спросил: «Ты знаешь, куда нам теперь надо? Знаешь? Так веди!» Сумкин только хмыкнул. Не скрываясь, достал сигарету и задымил.

Котя ожидал, что, лишь только они останутся одни, Ника по-пробует выяснить, что именно он нашел в императорской со-

кровищнице, а потом, возможно, и отобрать. Но ничего подоб-ного не произошло: проводив лодку взглядом, Ника забросила узел с вещами на плечо и, сказав «нам туда», двинулась прочь от берега. Как это понимать, Котя не знал. Но от былой симпа-тии к Нике не осталось и следа – Котя сам видел, на что способ-на эта хрупкая с виду девушка, как она управляется с мечом и высоко прыгает. Даже весьма поверхностной подготовки Чи-жикова хватало, чтобы понять: перед Котей если не мастер, то очень и очень продвинутый боец, который одержит над ним верх одной левой. И это было уже слишком. Это стало послед-ней каплей. Потому что одно дело – просто врать в глаза ему, Коте Чижикову, и совсем другое – бесстрастно смотреть на то, как кругом гибнут люди, и не пошевелить и пальцем для их спасения. Тем более, когда так вот можешь и умеешь.

Сумкин, видимо, испытывал сходные чувства, потому что держался рядом, отстав от Ники. Так они и шли в молчании не-правильным треугольником: впереди девушка, а позади Чижи-ков с Сумкиным. Справа от хозяина устало трусил Шпунтик.

Чижиков шел за Никой, бездумно переставляя ноги. За па-зухой теплело неведомое зеркало, плечо оттягивал узел с ве-щами и с похищенными из сокровищницы книгами. Путь ле-жал через поле – к горам, встающим впереди в сияющей дым-ке зари. По крайней мере, именно туда направлялась Ника. Чижиков посмотрел ей в спину с завистью: надо же, шагает так, будто всю ночь крепко спала в удобной постели, а потом плотно позавтракала, выпила пару чашек кофе и сполна ощу-тила, сколь прекрасен новый день!

Опять столько странностей. Непостижимый Фэй Лун. Сам же сказал: книги, что сейчас при каждом шаге хлопают Котю по спине, взяты были из его разоренной библиотеки, и книги эти особенные, – но преспокойно позволил забрать их! Видел же, что зеркало изготовлено из такого же материала, что и дра-кончик, который наверняка остался у Лю Бана, – но ни слова поперек не произнес и не возбранил вынести зеркало из сокро-вищницы! Хотя в свое время попугая у той же Ники собирал-

ся отнять силой. Где логика? Где смысл? И как Фэй Лун вообще оказался там, на реке, прямо на пути у удирающих от совет-ника Гао лодок? Чижиков рассмеялся бы в лицо любому, кто осмелился бы утверждать, что это случайность. Котя отдал бы все доллары, ну почти всю тугую пачку, что таилась в карма-не спрятанных в дорожном свертке джинсов, тому, кто взялся бы достоверно объяснить ему поведение Фэй Луна. Только не было таких людей на примете, ни одного!

Чижиков тревожно оглянулся.

Никто их не преследовал и не ловил: по всей вероятности, уловка Бао сработала, и советник Гао и его люди устремились за одинокой лодкой дальше по течению, не заметив высадки на берег трех человек и одного кота.

Горы понемногу приближались.

– Знаешь, старик, если там, куда мы идем, никакого выхода не окажется, то нам ведь хана, – наконец нарушил молчание Сумкин. – Если твоя приятельница из будущего соврала или что-то в этом роде, то дела наши плохи. Просто отвратитель-ны. Нас или найдет этот псих Гао с его гвардейскими гаврика-ми, или по недомыслию зарежут какие-нибудь другие злодеи

0иподонки, или же пристукнут обычные работники сельскохо-зяйственного труда.

– Вижу, у тебя приступ оптимизма, – буркнул Чижиков. – Спрячемся в горах. Уйдем от мира.

– Да-да. Обязательно. Я не говорил тебе, старик, как я меч-таю укрыться в горах и распрощаться с суетой? – усмехнул-ся Сумкин. – Вот, помню, родился и сразу начал мечтать: как было бы здорово с Чижиковым, дорогим моим одноклассни-ком, уйти в какие-нибудь древнекитайские горы! Зажить про-стой, незамутненной жизнью, жрать вершки и корешки, запи-вая их чистой родниковой водой! Сказка! И Шпунтик с нами опять же. Большая дружная горная семья!

– Да Федор же Михайлович!

– Ну ладно, ладно, – Сумкин вдруг сморщился, схватился за щеку, тонко зашипел.

– Ты чего? – вяло встревожился Чижиков.

– Да все зуб, сволочь, – душным голосом ответил великий ки-таевед. Через силу усмехнулся. – Прикинь, за три дня до отле-та так мне в зуб мудрости вступило... И нечего смеяться! Я вол-ком выл, старик. Правда. Рванул тут же в клинику – то-се, поко-вырялись, просветили. Ах, говорят, какой зубик у вас сложный! Ой, говорят, какой непростой! Будто я сам простой и понятный! Ну, словом, пихнули меня в машину с красным крестом и по-везли – хорошо, сирену не врубили для полноты картины. Я им: люди, опомнитесь, кто оплатит все ваши медицинские издерж-ки, прыжки, уколы и эту красивую машину, у меня денег три с половиной сотни, мне через пару дней в Китай, вырвите зубик к свиньям собачьим и все дела! А они: нет, дорогой наш человек, мы тебя не бросим, у нас всероссийская акция доброй воли и проникающей в мозг рекламы, мы тебя сейчас на самом новей-шем оборудовании совершенно бесплатно полечим – да так, что не нахвалишься! Короче, старик, привезли меня куда-то, бро-сили в кресло, марлей со всех сторон обложили, насовали пол-ный рот каких-то прозрачных трубок, и тут я отрубился. А когда пришел в себя, доктора радостно так скалятся: мы вам, товарищ знаменитый ученый, новый зуб смастерили, лучше старого, но только придется в рекламном ролике сняться и еще интервью дать оплаченное. Это-то ладно, если вернемся, дам я им все, а вот что зуб этот каждый божий день дергает по вечерам – этого

0яим никогда не прощу! Фуф, отпустило, – облегченно сообщил Сумкин. – Я же говорил тебе, что от меня здесь толку никакого. Я сплошная обуза, теперь вообще на части разваливаюсь. Вот и зуб этот... Теперь, видишь, не только каждый вечер, но и по утрам прихватывать стало. Воспаление началось, не иначе.

– Федор, не ной, а? – попросил Чижиков. – Нам сейчас не о зубе твоем думать надо. Зуб нам твой без надобности. А уж если там, куда идем, выхода не будет, то вообще.

– Я ей с самого начала не верил, – Федор вытряхнул из поч-ти пустой пачки пару сигарет. Одну протянул Чижикову. – Она знает гораздо больше, чем говорит. Кстати, а как там, во двор-

це, все прошло? Дворец-то хоть посмотрел одним глазком? Эх, жалко, что не положил я в карман пиджака фотоаппарат!

– Нормально прошло, – ответил Чижиков, затягиваясь. – Зашли

0всокровищницу, повстречали там Гао, забрали одну фигулину.

– Какую? – очень заинтересовался Сумкин.

– Оно тебе надо? – вздохнул Чижиков. Что-то по-прежнему удерживало его рассказать приятелю и про предметы, и про зеркало. – Ты и так очень умный. Череп не жмет?

– Ну интересно же: ради чего это все! – заблестел очками Сум-кин. – Так, старик, нечестно. После всего того, что мы вынесли и пережили, ты, значит, фигулину зажал и даже глазком одним не даешь мне на нее взглянуть! Это вообще как понимать? Ты что, мне не доверяешь?! – от возмущения Федор даже остановился.

– Доверяю, доверяю, – успокоил его Котя. – Вот дойдем до того леска, – указал он заросли у подножия горы, – сядем там в тенечке и я тебе покажу фигулину. Ладно?

Лесок оказался бамбуковой рощей. Чижиков плюхнулся на землю около трех особо крупных стволов, Сумкин присел ря-дом. Ника некоторое время неприкаянно маялась в сторонке, а потом со словами «пойду разведаю дорогу» скрылась в зелени. Ни Чижиков, ни Сумкин даже не посмотрели в ее сторону.

Котя развязал свой узел с барахлом и осторожно достал свер-ток с книгами. Он заранее решил, что не покажет Федору зерка-ла. Ведь тот не знает, что именно нужно было похитить из сокро-вищницы. Так же, как и Ника – если не врет, конечно. Вот и пусть считают, что предмет – таинственные книги количеством три.

– Господи боже мой... – на Сумкина было страшно глядеть. Казалось, глаза его вот-вот выскочат из орбит, а челюсть ска-тится по хилой груди наземь. – Ты вообще понимаешь, что мы держим в руках, старик?! Это же древ-не-ки-тай-ская книга! Головастиковое письмо!!!5Это же такая древность, что... что я

	Архаический, трудно читаемый стиль написания иероглифов. Знаки, напи-

санные этим стилем, действительно внешне напоминают головастиков. Соглас-но преданию, при династии Хань (206 до н. э.—220 н. э.) в одной из стен старого дома Конфуция была обнаружена целая библиотека книг, выполненных голова-стиковым письмом

даже не знаю! – великий китаевед стал хватать ртом воздух, словно вытащенная на берег рыба. Сумкину явно не хватало слов, чтобы выразить обуявшие его чувства. – Обалдеть, ста-рик! Просто обалдеть! Да уйди ты! Не кошачьего ума это дело!

– отвел он рукой в сторону морду любопытного Шпунтика. Сумкин держал бамбуковую связку перед собой как святую

икону в драгоценном окладе. Он смотрел на книгу с обожани-ем, кажется – еще немного и Федор покроет неровные, темные от времени бамбуковые планки серией жарких поцелуев.

– Так, попробуем разобрать, как называется... Может, старик, перед нами неизвестный текст Конфуция или апокриф Мэн-цзы!6Черт, непонятно, – бормотал Сумкин, сняв очки и поднеся связку вплотную к глазам. – Первый иероглиф, кажется, «хэ». Второй...

второй – «ма». Так... Мне это ни о чем не говорит... Дальше... «И». Да, определенно «и». Следующий «ли». А это что? Гм... Похоже на «я». Ну да, «я». И наконец – «тэ», это я вижу отчетливо.

Сумкин замер. Перевел расширившиеся от изумления глаза на Чижикова. Котя даже курить забыл от испуга. Раньше таким Федора он никогда не видел: бледный, с вытаращенными до пре-дела безумными глазами, бороденка стоит дыбом как наэлек-тризованная, пот на лбу. Даже Шпунтик удивленно мыркнул.

– Старик, – Сумкин внезапно охрип. – Старик, но это же...

«Илиятэ». «Илиада»! Ты понимаешь?! «Илиада»! А значит, «хэ ма» – Гомер! – он бессильно уронил книгу на колени. – Ниче-го не понимаю.

– «Илиада»?! – Котя тупо глядел на приятеля.

– «Илиада», – прошептал тот. – Но этого просто не может быть. Откуда? Как, как у Цинь Ши-хуана оказалась «Илиада» да еще в переводе на древнекитайский язык?!

– А ты не ошибся? – робко предположил Чижиков, умолчав о том, что раньше книга принадлежала Фэй Луну.

	Мэн-цзы (Мэн Кэ 372—289 до н. э.) — мыслитель, политик, педагог, второй

после Конфуция идеолог раннего конфуцианства, автор трактата «Мэн-цзы», со-бранного учениками из высказываний наставника. Много странствовал из одно-го древнекитайского княжества в другое, но понимания у правителей не нашел, потому вернулся на родину и до конца жизни преподавал

– Действительно. Сейчас проверим! Это слишком! Слишком, чтобы быть правдой!

Сумкин принялся лихорадочно распутывать перехваты-вавшую связку веревочку. Наконец дрожащие пальцы его справились с затянутым Котей узлом – и Федор развернул глухо застучавшие бамбуковые планки. Поднес к носу, вгля-делся.

– Эх, почистить бы. Грязная. Гм... Так... «Напевы здесь». Это что? А, моление, гимн богам! Значит: «Напевы здесь в каче-стве молений богам каждый возносит». Дальше: «говоря про ярость...» Тут какое-то имя... «Акэлюсы», вот какое. Ну, зна-ток Гомера, тебе ничего это не напоминает? – пытливо гля-нул Сумкин на Котю. – «Напевы здесь как моления богам каж-дый возносит, говоря о ярости Акэлюсы». Прости, перевод раб-ский, я понимаю, но все же.

– «Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына, гнев про-клятый, страданий без счета принесший ахейцам!» – проци-тировал по памяти Чижиков, глядя на Сумкина с восторгом.

– Ахейцы там есть? Есть?

– Сейчас, подожди, – Сумкин сунулся в текст, чуть не но-сом завозил по бамбуковым дощечкам. – А! Вот! Есть «акайя». Должно быть, это твои ахейцы. А Акэлюсы – Ахиллес!

И оба замолчали, глядя друг на друга.

– Невероятно, – наконец нарушил молчание Сумкин.

– Здорово! – хлопнул его Котя по коленке.

– Ай!!! – вдруг вскрикнул великий китаевед, подпрыгнув на месте и роняя в траву сверток с книгами.

– Да я же несильно, – начал было оправдываться Чижиков, как взгляд его наткнулся на короткую толстую стрелу, прон-зившую левую икру Сумкина. – Что за черт?!

Шпунтик, вздыбив шерсть, зашипел, припадая к земле. Схватившись за меч, Котя обернулся, вскочил.

Неподалеку Чижиков увидел человека – весь в черном, он стоял, широко расставив ноги, и поспешно перезаряжал не-большой арбалет. Увидев, что его заметили, человек отбро-

сил арбалет, рванул из-за плеча короткий блестящий клинок

0истремительно побежал к Коте.

– Э! Мужик! Ты чего?!

Чижиков растерялся: нападавший двигался точно молния. Котя всем существом почувствовал, что через пару мгновений страшное лезвие неотвратимо вопьется в его тело, рассекая мышцы, кости, вены... Расширившимися глазами Котя смотрел на собственную смерть, летевшую на него со скоростью гоноч-ного автомобиля. Котя оцепенел и обреченно зажмурился.

Вдруг раздался короткий яростный вскрик, и Чижиков рез-во открыл глаза. Откуда-то сбоку на черного человека налете-ла Ника и сбила его с ног, но тот вскочил как мячик и сразу же бросился на нее, непостижимо быстро орудуя мечом. Ника не уступала ему в скорости, более того – она умудрилась нанести нападавшему внезапный удар коленом в грудь. Удар был силен: человек в черном крякнул, его отнесло на несколько шагов, а девушка взвилась в воздух и в невероятном прыжке обруши-лась на него сверху, ударила в голову – локтем сверху, прямо

0втемя, и одновременно наподдала коленом снизу, прямо в че-люсть. После чего оттолкнулась от его плеча и приземлилась

0вполутора метрах позади, тут же извернувшись в низкой бое-вой стойке. Однако продолжения битвы не последовало: напа-давшим овладела воистину смертная скука – он лежал черным комком и не подавал никаких признаков жизни.

– Вы в порядке? – крикнула Чижикову и Сумкину девушка, склоняясь над телом.

– Готов, – выпрямилась она.

– Спасибо, – выдохнул Чижиков, привыкая к тому, что все еще жив. – Но это все равно тебя не оправдывает, девочка из будущего.

С кряхтением, по-стариковски Котя сел на землю рядом с раненым приятелем:

– Ну что, Федор Михайлович, как ножка?

Конечно, Котя допустил Нику до врачевания Сумкина. Чижи-кову еще никогда не приходилось вынимать стрелу из чужой ноги – черт, да он вообще в жизни с такими ранами не сталки-

вался! – и здесь хороша была любая помощь, хотя бы мораль-ная. Впрочем, Ника оказалась более полезной, чем Котя пред-полагал, и ловко вытянула стрелу из раны. Сумкин держался, как мог, но все же заорал дурным матом, да так, что Шпунтик прижал уши и на всякий случай удрал в заросли бамбука.

Когда Ника закончила, Котя вздохнул с облегчением: все это время он представлял себя на месте Сумкина и напред-ставлялся до того, что аж в животе захолодело. Порывшись в дорожном свертке, Котя отыскал в кармане джинсов относи-тельно чистый носовой платок. Им и закрыли рану, а сверху для верности замотали куском древнекитайской тряпки, ко-торый Котя живенько отпорол от своей куртки. Вернувший-ся Шпунтик помогал изо всех сил: тыкался мордой в Сумки-на, в Чижикова, в Нику, успокаивающе мурлыкал, был одно-временно всюду, проводя посильную кототерапию.

Федор смотрелся бледно: встрепанный, с задранной шта-ниной и с нелепой повязкой на ноге. Котя вырубил ему под-ходящую бамбучину, и Сумкин попробовал подняться на ноги, опираясь на нее и на плечо Чижикова. Получилось так себе, но подобным способом великий китаевед все же мог передвигаться, хотя и не так быстро, как раньше.

Увидев, что дело его небезнадежно, Сумкин немедленно потребовал наибережным образом упаковать «Илиаду»:

– Ты, старик, просто не представляешь всю важность мо-его открытия! Это же буквально переворачивает все наши представления о связях древних китайцев с внешним ми-ром! Притом, заметь: это же перевод! Понимаешь, перевод!

0Аведь считалось, что переводная литература появилась в Китае только с массовым проникновением сюда индийского буддизма! Фантастика! Просто фантастика!

Тут Котя понял, что Сумкин определенно выживет.

– А нам обязательно надо лезть в гору? – спросил Котя у Ники. Девушка упрямо кивнула.

Так и полезли: Ника по-прежнему впереди, со своей и сум-

кинской поклажей, затем Котя, а сзади – опирающийся на Котю

Сумкин, который пристально следил, не уронил ли приятель узел с важнейшей находкой современности. Замыкающим шел Шпунтик, который твердо решил следовать в арьергарде.

Котя никогда не подозревал, что тщедушный Сумкин может быть тяжелым как комод. Сначала они шли довольно бодро. Федор периодически тихо охал, наступая на раненую ногу, и только это отвлекало его от рассуждений об «Илиаде». Потом Сумкин пообвыкся, перестал стесняться налегать на Чижико-ва и охать – и вот тут стало тяжелее. Котя ежесекундно ожи-дал стрелы в спину от приятелей убитого Никой черного во-ина, но потом, когда он фактически потащил великого кита-еведа на себе, на стрелы стало просто наплевать. Котя думал лишь о том, как бы не оступиться и не навернуться вниз. Про-движение замедлилось. Меж тем подъем делался все круче. Потом и вовсе пошли горные тропы – от уступа к уступу, – по которым надо было не подниматься, но карабкаться.

– Брось, комиссар, не донесешь, – простонал Сумкин, когда они добрались до очередного ровного пятачка и остановились перевести дух. – Ты книгу не потерял?

Чижикову казалось, что они лезут на эту проклятую гору целую вечность, пот ручьем тек по лицу, и Котя не знал, отку-да у него до сих пор берутся силы, – ведь их не осталось еще там, в лодке. «Так вот, наверное, полз Маресьев7через лес, от шишки к шишке...» – тупо подумал он, снова принимая Федо-ра на плечо.

Подъем казался бесконечным.

Но вот – наконец! – они взобрались на последнюю площадку, а дальше оставался лишь короткий рывок к вершине. И здесь Ника решила, что она так дальше не может.

	Маресьев Алексей Петрович (1916—2001) — легендарный летчик времен Ве-

ликой Отечественной войны, герой Советского Союза, известный, в частности, тем, что, будучи сбит над вражеской территорией, получив тяжелое ранение и ли-шившись возможности ходить, восемнадцать дней пробирался ползком к линии фронта, которую благополучно и пересек. После ампутации голеней обеих ног успешно освоил протезы и вернулся в строй, то есть возобновил боевые вылеты на истребителе. Прототип повести Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке»

– Больше нету, старик, – Сумкин сплюнул фильтр, чиркнул зажигалкой, прикуривая. – Оставлю тебе половину.

– Спасибо, Федор, – поблагодарил Чижиков, утирая лицо грязной ладонью. – Кажется, мы почти пришли. Если нам опять не соврали.

– Вы мне не доверяете. Я понимаю, – подала голос сидевшая поодаль Ника. – Вы думаете, я все вру, я обманом завлекла вас сюда. И это правда: да, обманом! Да, дядя Костя, я не преду-предила вас о том, что случится в самолете.