The Man Who Could Work Miracles 7 страница

nasty ['nRstI], heart [hRt], muscles [mAslz], deuced [dju:st]

“Shut,” I said. “Good!”

“And the next thing is, keep still. Don’t begin to whack about. You may fetch something a nasty rap if you do. Remember you will be going several thousand times faster than you ever did before, heart, lungs, muscles, brain — everything — and you will hit hard without knowing it. You won’t know it, you know. You’ll feel just as you do now. Only everything in the world will seem to be going ever so many thousand times slower than it ever went before. That’s what makes it so deuced queer.”

“Lor’ (Господи),” I said. “And you mean (и ты хочешь сказать) —”

“You’ll see (увидишь),” said he, and took up a little measure (и поднял маленькую мензурку; measure — мера, мерка, эталон). He glanced at the material on his desk (он посмотрел на принадлежности на письменном столе; material — принадлежности; набор инструментов, принадлежностей; боеприпасы; боевая техника). “Glasses (стаканы),” he said, “water (вода). All here (все здесь). Mustn’t take too much for the first attempt (нельзя принимать слишком много на первый раз: «для первой попытки»).”

The little phial glucked out its precious contents (маленький пузырек выбулькал свое драгоценное содержимое = драгоценное содержимое с бульканьем вылилось из маленького пузырька).

“Don’t forget what I told you (не забудь, что я тебе сказал),” he said, turning the contents of the measure into a glass in the manner of an Italian waiter measuring whisky (выливая содержимое мензурки в стакан в манере итальянского официанта, отмеряющего виски). “Sit with the eyes tightly shut and in absolute stillness for two minutes (посиди с плотно закрытыми глазами и в абсолютной неподвижности две минуты),” he said. “Then you will hear me speak (потом ты услышишь, как я говорю).”

measure ['meZq], material [mq'tIqrIql], tightly ['taItlI]

“Lor’,” I said. “And you mean —”

“You’ll see,” said he, and took up a little measure. He glanced at the material on his desk. “Glasses,” he said, “water. All here. Mustn’t take too much for the first attempt.”

The little phial glucked out its precious contents.

“Don’t forget what I told you,” he said, turning the contents of the measure into a glass in the manner of an Italian waiter measuring whisky. “Sit with the eyes tightly shut and in absolute stillness for two minutes,” he said. “Then you will hear me speak.”

He added an inch or so of water to the little dose in each glass (он добавил один дюйм воды или около того к маленькой дозе в каждом стакане).

“By-the-by (кстати),” he said, “don’t put your glass down (не клади свой стакан). Keep it in your hand and rest your hand on your knee (держи его в руке, а руку положи на колено; to rest — отдыхать, давать отдых, покой; класть, положить; опереть). Yes — so (да, так). And now (а теперь) —”

He raised his glass (он поднял стакан).

“The New Accelerator (/за/ Новый Ускоритель),” I said.

“The New Accelerator (/за/ Новый Ускоритель),” he answered (ответил он), and we touched glasses and drank (и мы чокнулись стаканами и выпили), and instantly I closed my eyes (и тотчас я закрыл глаза).

each [JC], glass [glRs], answer ['Rnsq]

He added an inch or so of water to the little dose in each glass.

“By-the-by,” he said, “don’t put your glass down. Keep it in your hand and rest your hand on your knee. Yes — so. And now —”

He raised his glass.

“The New Accelerator,” I said.

“The New Accelerator,” he answered, and we touched glasses and drank, and instantly I closed my eyes.

You know that blank non-existence into which one drops when one has taken “gas (знаете, то абсолютное небытие, в которое погружаешься, когда получаешь «наркоз»).” For an indefinite interval it was like that (на протяжении неопределенного промежутка времени это было так). Then I heard Gibberne telling me to wake up (потом я услышал, как Гибберн велит мне пробуждаться), and I stirred and opened my eyes (и я зашевелился и открыл глаза). There he stood as he had been standing, glass still in hand (он стоял там, где стоял прежде, все еще со стаканом в руке). It was empty, that was all the difference (он был пуст, что было всей = единственной разницей).

“Well (ну)?” said I.

“Nothing out of the way (ничего необычного; out of the way — необычный, странный)?”

“Nothing (ничего). A slight feeling of exhilaration, perhaps (возможно, легкое чувство возбуждения). Nothing more (больше ничего).”

“Sounds (звуки)?”

existence [Ig'zIstqns], indefinite [In'defInqt], exhilaration [Ig"zIlq'reISqn]

You know that blank non-existence into which one drops when one has taken “gas.” For an indefinite interval it was like that. Then I heard Gibberne telling me to wake up, and I stirred and opened my eyes. There he stood as he had been standing, glass still in hand. It was empty, that was all the difference.

“Well?” said I.

“Nothing out of the way?”

“Nothing. A slight feeling of exhilaration, perhaps. Nothing more.”

“Sounds?”

“Things are still (все тихо: «вещи тихие»),” I said. “By Jove (Боже правый; by Jove — клянусь Юпитером! ей-богу!; Боже мой!)! yes (да)! They ARE still (/действительно/ ТИХО). Except the sort of faint pat, patter (кроме какой-то слабой капели/слабого постукивания; patter — стук /дождевых капель/; топотание, легкий топот, шуршание, шлепанье, шебуршение), like rain falling on different things (словно дождь падает на разные предметы = словно стук дождя по разным предметам; to fall — падать, идти /об осадках; расширительно о звездах, метеоритах и т. п./). What is it (что это)?”

“Analysed sounds (разложившиеся /на составляющие/ звуки; to analyse — анализировать, исследовать, разбирать; разлагать),” I think he said (мне кажется, сказал он), but I am not sure (но я не уверен). He glanced at the window (он взглянул на окно). “Have you ever seen a curtain before a window fixed in that way before (ты когда-нибудь раньше видел занавеску перед окном, закрепленную таким образом)?”

I followed his eyes (я проследил за его взглядом), and there was the end of the curtain, frozen, as it were, corner high, in the act of flapping briskly in the breeze (и там был край занавеса, словно застывший, с поднятым углом в момент оживленного трепыхания на ветру).

“No (нет),” said I; “that’s odd (это необычно).”

sure [Suq], eye [aI], high [haI]

“Things are still,” I said. “By Jove! yes! They ARE still. Except the sort of faint pat, patter, like rain falling on different things. What is it?”

“Analysed sounds,” I think he said, but I am not sure. He glanced at the window. “Have you ever seen a curtain before a window fixed in that way before?”

I followed his eyes, and there was the end of the curtain, frozen, as it were, corner high, in the act of flapping briskly in the breeze.

“No,” said I; “that’s odd.”

“And here (а вот = это),” he said, and opened the hand that held the glass (и раскрыл кисть руки, которая держала стакан). Naturally I winced, expecting the glass to smash (естественно я вздрогнул, ожидая, что стакан разобьется; to wince — вздрагивать, морщиться /например, от боли/). But so far from smashing it did not even seem to stir (но куда там разбиться: «так далеко от разбития», он, казалось, даже не шевельнулся); it hung in mid-air — motionless (он повис неподвижно посреди воздуха = в воздухе).

“Roughly speaking (грубо говоря),” said Gibberne, “an object in these latitudes falls 16 feet in the first second (предмет в этих = наших широтах падает /со скоростью/ 16 футов в первую секунду). This glass is falling 16 feet in a second now (этот стакан падает сейчас /со скоростью/ 16 футов в секунду). Only, you see, it hasn’t been falling yet for the hundredth part of a second (только, видишь ли, он еще не падает /и/ сотую долю секунды). That gives you some idea of the pace of my Accelerator (это дает некоторое представление о силе: «темпе» моего Ускорителя; pace — шаг; длина шага; скорость, темп).” And he waved his hand round and round (и он помахал рукой со всех сторон; round and round — кругом; со всех сторон), over and under the slowly sinking glass (над и под медленно опускающимся стаканом). Finally, he took it by the bottom (наконец, он взял его за донышко), pulled it down (потянул его вниз), and placed it very carefully on the table (и очень аккуратно поставил его на стол). “Eh (что скажешь; eh — вот как!, не правда ли? /ожидание согласия; надежда на сочувствие слушающего/)?” he said to me, and laughed (сказал он мне и засмеялся).

open [qupn], roughly ['rAflI], eh [eI], laugh [lRf]

“And here,” he said, and opened the hand that held the glass. Naturally I winced, expecting the glass to smash. But so far from smashing it did not even seem to stir; it hung in mid-air — motionless.

“Roughly speaking,” said Gibberne, “an object in these latitudes falls 16 feet in the first second. This glass is falling 16 feet in a second now. Only, you see, it hasn’t been falling yet for the hundredth part of a second. That gives you some idea of the pace of my Accelerator.” And he waved his hand round and round, over and under the slowly sinking glass. Finally, he took it by the bottom, pulled it down, and placed it very carefully on the table. “Eh?” he said to me, and laughed.

“That seems all right (все вроде в порядке),” I said, and began very gingerly to raise myself from my chair (и начал очень осторожно подниматься со стула). I felt perfectly well (я чувствовал себя прекрасно: «совершенно хорошо»), very light and comfortable (очень легким и спокойным; comfortable — уютный, удобный; расслабленный, спокойный; лишенный напряженности), and quite confident in my mind (и полностью уверенным в своих мыслительных способностях). I was going fast all over (я двигался быстро повсюду = все у меня работало быстро). My heart, for example, was beating a thousand times a second (мое сердце, например, билось /с частотой/ в тысячу ударов: «раз» в секунду), but that caused me no discomfort at all (но это совершенно не доставляло мне дискомфорта). I looked out of the window (я выглянул из окна). An immovable cyclist, head down and with a frozen puff of dust behind his driving-wheel (неподвижный велосипедист, наклонив голову, и с застывшим облаком пыли за задним: «ведущим» колесом; to drive — гнать), scorched to overtake a galloping char-a-banc that did not stir (несся, чтобы обогнать быстрый омнибус, который не двигался). I gaped in amazement at this incredible spectacle (я открыл рот в изумлении от этого невероятного зрелища). “Gibberne,” I cried (Гибберн, — воскликнул я), “how long will this confounded stuff last (на сколько хватит этого адского: «проклятого» зелья; to confound — мешать; смущать; проклинать; to last — длиться; хватать, быть достаточным)?”

heart [hRt], immovable [I'mHvqbl], cyclist ['saIklIst]

“That seems all right,” I said, and began very gingerly to raise myself from my chair. I felt perfectly well, very light and comfortable, and quite confident in my mind. I was going fast all over. My heart, for example, was beating a thousand times a second, but that caused me no discomfort at all. I looked out of the window. An immovable cyclist, head down and with a frozen puff of dust behind his driving-wheel, scorched to overtake a galloping char-a-banc that did not stir. I gaped in amazement at this incredible spectacle. “Gibberne,” I cried, “how long will this confounded stuff last?”

“Heaven knows (Бог /его/ знает)!” he answered (ответил он). “Last time I took it I went to bed and slept it off (в последний раз, когда я принимал его, я лег спать и избавился от него с помощью сна; to sleep off — избавиться с помощью сна /от чего-л./). I tell you (скажу тебе), I was frightened (я испугался). It must have lasted some minutes (наверное, его хватило на несколько минут: «это должно было продлиться несколько минут»), I think (я думаю) — it seemed like hours (это показалось часами). But after a bit it slows down rather suddenly, I believe (но, кажется, спустя немного времени оно прекращает действие: «снижает скорость» довольно неожиданно).”

I was proud to observe (я с гордостью отметил; to observe — понять, осознать, отметить /что-л./) that I did not feel frightened (что мне не было страшно: «не чувствовал испуганным») — I suppose because there were two of us (думаю, потому что нас было двое). “Why shouldn’t we go out (почему бы нам не выйти на улицу)?” I asked (спросил я).

frightened ['fraItqnd], minute ['mInIt], observe [qb'zWv]

“Heaven knows!” he answered. “Last time I took it I went to bed and slept it off. I tell you, I was frightened. It must have lasted some minutes, I think — it seemed like hours. But after a bit it slows down rather suddenly, I believe.”

I was proud to observe that I did not feel frightened — I suppose because there were two of us. “Why shouldn’t we go out?” I asked.

“Why not (почему бы и нет)?”

“They’ll see us (они увидят нас = нас увидят).”

“Not they (не они = нет). Goodness, no (Боже мой, нет)! Why, we shall be going a thousand times faster than the quickest conjuring trick that was ever done (ведь мы будем двигаться в тысячу раз быстрее самого быстрого волшебного трюка = фокуса, который когда-нибудь совершался; to conjure — молить, заклинать; заниматься колдовством, магией; показывать фокусы). Come along (идем/пошли; to come along — идти вслед за /кем-л./; спешить)! Which way shall we go (каким путем = как пойдем)? Window, or door (/через/ окно или /через/ дверь)?”

And out by the window we went (и мы вышли на улицу через окно).

conjuring [kqn'GuqrIN], ever ['evq], door [dL]

“Why not?”

“They’ll see us.”

“Not they. Goodness, no! Why, we shall be going a thousand times faster than the quickest conjuring trick that was ever done. Come along! Which way shall we go? Window, or door?”

And out by the window we went.

Assuredly of all the strange experiences that I have ever had (несомненно из всех необычайных впечатлений, которые я когда-нибудь получал), or imagined, or read of other people having or imagining (или представлял себе или читал о том, как другие люди получают или представляют себе), that little raid I made with Gibberne on the Folkestone Leas (эта небольшая вылазка, которую я совершил с Гибберном по Фолкстон-Лиз), under the influence of the New Accelerator (под воздействием Нового Ускорителя), was the strangest and maddest of all (была самой необычайной и безумной из всех). We went out by his gate into the road (мы вышли через его калитку на дорогу), and there we made a minute examination of the statuesque passing traffic (и там мы минуту созерцали застывшее движение; traffic — движение; транспорт; passing — проходящий /мимо/). The tops of the wheels and some of the legs of the horses of this char-a-banc (верхние части колес и некоторые из ног лошадей этого омнибуса), the end of the whip-lash and the lower jaw of the conductor (кончик бича и нижняя челюсть кондуктора) — who was just beginning to yawn (который как раз начинал зевать) — were perceptibly in motion (двигались заметно), but all the rest of the lumbering conveyance seemed still (но все остальное у тяжело движущегося транспортного средства казалось неподвижным; to convey — перевозить). And quite noiseless except for a faint rattling that came from one man’s throat (и совершенно бесшумным, за исключением слабого дребезжания, которое исходило из горла одного человека)!

imagine [I'mxGIn], statuesque ["stxtju'esk], jaw [GL]

Assuredly of all the strange experiences that I have ever had, or imagined, or read of other people having or imagining, that little raid I made with Gibberne on the Folkestone Leas, under the influence of the New Accelerator, was the strangest and maddest of all. We went out by his gate into the road, and there we made a minute examination of the statuesque passing traffic. The tops of the wheels and some of the legs of the horses of this char-a-banc, the end of the whip-lash and the lower jaw of the conductor — who was just beginning to yawn — were perceptibly in motion, but all the rest of the lumbering conveyance seemed still. And quite noiseless except for a faint rattling that came from one man’s throat!

And as parts of this frozen edifice there were a driver, you know, and a conductor, and eleven people (и частью этого застывшего сооружения были кучер, знаете ли, и кондуктор, и одиннадцать человек)! The effect as we walked about the thing began by being madly queer (впечатление, когда мы обходили это /всё/, вначале было очень необычным; to begin — начинать/ся/), and ended by being disagreeable (а в конце оказалось неприятным; to end — оканчивать/ся/). There they were (там были они), people like ourselves and yet not like ourselves (/такие же/ люди, как мы, и однако непохожие на нас), frozen in careless attitudes (застывшие в беспечных позах), caught in mid-gesture (захваченные на незаконченном жесте: «полужесте»). A girl and a man smiled at one another (девушка и мужчина улыбались друг другу), a leering smile that threatened to last for evermore (улыбкой искоса, которая грозила затянуться на вечные времена; to leer — смотреть искоса; смотреть хитро, злобно или с вожделением; evermore — навеки; навсегда; вечно); a woman in a floppy capelline rested her arm on the rail and stared at Gibberne’s house with the unwinking stare of eternity (женщина в мягком капоре оперлась рукой на поручень и пристально смотрела на дом Гибберна немигающим взглядом вечности; stare — пристальный взгляд /широко открытыми глазами/); a man stroked his moustache like a figure of wax (мужчина поглаживал ус, как восковая фигура), and another stretched a tiresome stiff hand with extended fingers towards his loosened hat (а еще один протянул утомляющую = медлительную /за которой скучно наблюдать/ окостеневшую руку с расставленными пальцами в направлении сползающей шляпы; to tire — утомлять; уставать; to loosen — развязывать/ся/, распускаться; становиться свободнее, разъединяться). We stared at them (мы пристально вглядывались в них), we laughed at them (мы смеялись над ними), we made faces at them (мы строили им рожи), and then a sort of disgust of them came upon us (а потом на нас нашло какое-то отвращение), and we turned away and walked round in front of the cyclist towards the Leas (и мы отвернулись, и прошли в обход перед велосипедистом в направлении к Лиз).

edifice ['edIfIs], caught [kLt], moustache [mq'stRS]

And as parts of this frozen edifice there were a driver, you know, and a conductor, and eleven people! The effect as we walked about the thing began by being madly queer, and ended by being disagreeable. There they were, people like ourselves and yet not like ourselves, frozen in careless attitudes, caught in mid-gesture. A girl and a man smiled at one another, a leering smile that threatened to last for evermore; a woman in a floppy capelline rested her arm on the rail and stared at Gibberne’s house with the unwinking stare of eternity; a man stroked his moustache like a figure of wax, and another stretched a tiresome stiff hand with extended fingers towards his loosened hat. We stared at them, we laughed at them, we made faces at them, and then a sort of disgust of them came upon us, and we turned away and walked round in front of the cyclist towards the Leas.

“Goodness (Боже мой)!” cried Gibberne, suddenly (воскликнул вдруг Гибберн); “look there (посмотри туда)!”

He pointed, and there at the tip of his finger (он показал, и там на кончике его пальца) and sliding down the air with wings flapping slowly and at the speed of an exceptionally languid snail (скользящая по воздуху с медленно машущими крылышками и со скоростью исключительно медлительной улитки) — was a bee (была пчела).

And so we came out upon the Leas (и вот мы вышли на Лиз). There the thing seemed madder than ever (там ситуация казалась еще более ненормальной). The band was playing in the upper stand (оркестр играл на верхнем месте = навозвышении), though all the sound it made for us was a low-pitched, wheezy rattle (хотя все звучание, которое он производил, было для нас низким, сиплым дребезжанием), a sort of prolonged last sigh that passed at times into a sound (какой-то продолжительный предсмертный: «последний» вздох, который временами переходил в звук) like the slow, muffled ticking of some monstrous clock (подобный неспешному, приглушенному тиканью каких-то гигантских часов). Frozen people stood erect, strange, silent, self-conscious-looking dummies (застывшие люди стояли вертикально — странные, безмолвные, похожие на обладающих сознанием манекенов) hung unstably in mid-stride (зависшие неустойчиво на половине шага), promenading upon the grass (гуляющие по траве).

though [Dqu], self-conscious ['self'kOnSqs], promenade ["prOmI'nRd]

“Goodness!” cried Gibberne, suddenly; “look there!”

He pointed, and there at the tip of his finger and sliding down the air with wings flapping slowly and at the speed of an exceptionally languid snail — was a bee.

And so we came out upon the Leas. There the thing seemed madder than ever. The band was playing in the upper stand, though all the sound it made for us was a low-pitched, wheezy rattle, a sort of prolonged last sigh that passed at times into a sound like the slow, muffled ticking of some monstrous clock. Frozen people stood erect, strange, silent, self-conscious-looking dummies hung unstably in mid-stride, promenading upon the grass.

I passed close to a little poodle dog suspended in the act of leaping (я прошел рядом с маленьким пуделем, застывшим: «зависшим» в момент прыжка), and watched the slow movement of his legs as he sank to earth (и понаблюдал за медленным движением его ног, когда он опускался на землю). “Lord, look here (Господи, посмотри сюда)!” cried Gibberne (воскликнул Гибберн), and we halted for a moment before a magnificent person in white faint-striped flannels, white shoes, and a Panama hat (и мы остановились на минуту перед внушительным человеком в белых фланелевых брюках в едва заметную полоску, белых туфлях и в панаме), who turned back to wink at two gaily dressed ladies he had passed (который обернулся, чтобы подмигнуть двум ярко разодетым дамам, мимо которых он прошел). A wink, studied with such leisurely deliberation as we could afford (подмигивание, изучаемое с такой неторопливой медлительностью, какую мы могли позволить себе), is an unattractive thing (/оказалось/ непривлекательным явлением; to attract — привлекать). It loses any quality of alert gaiety (оно теряет всякое качество живой веселости), and one remarks that the winking eye does not completely close (и замечаешь, что подмигивающий глаз полностью не закрывается), that under its drooping lid appears the lower edge of an eyeball and a little line of white (что под его закрывающимся веком появляется нижний край глазного яблока и черточка /глазного/ белка). “Heaven give me memory (Боже, дай мне память = не дай забыть),” said I, “and I will never wink again (и я никогда больше не буду подмигивать).”

halt [hLlt], shoe [SH], leisurely ['leZqlI]

I passed close to a little poodle dog suspended in the act of leaping, and watched the slow movement of his legs as he sank to earth. “Lord, look here!” cried Gibberne, and we halted for a moment before a magnificent person in white faint-striped flannels, white shoes, and a Panama hat, who turned back to wink at two gaily dressed ladies he had passed. A wink, studied with such leisurely deliberation as we could afford, is an unattractive thing. It loses any quality of alert gaiety, and one remarks that the winking eye does not completely close, that under its drooping lid appears the lower edge of an eyeball and a little line of white. “Heaven give me memory,” said I, “and I will never wink again.”

“Or smile (или улыбаться),” said Gibberne, with his eye on the lady’s answering teeth (направив взгляд на отвечающие зубы дамы = на зубы дамы в ответной улыбке).

“It’s infernally hot, somehow (почему-то ужасно жарко; infernally — очень, ужасно, крайне),” said I. “Let’s go slower (давай пойдем медленнее).”

“Oh, come along (ах, идем)!” said Gibberne.

We picked our way among the bath-chairs in the path (мы продвигались осторожно среди кресел на колесах на дорожке). Many of the people sitting in the chairs seemed almost natural in their passive poses (многие из людей, сидевших в креслах, казались почти естественными в своих пассивных позах), but the contorted scarlet of the bandsmen was not a restful thing to see (но искаженный ярко-красный цвет /лиц/ оркестрантов не был успокоительным явлением, чтобы видеть = не был успокаивающим зрелищем). A purple-faced little gentleman was frozen in the midst of a violent struggle to refold his newspaper against the wind (невысокий багроволицый джентльмен застыл в разгаре яростной борьбы по сворачиванию своей газеты на ветру); there were many evidences that all these people in their sluggish way were exposed to a considerable breeze (было много свидетельств того, что все эти люди в замедленном состоянии находились на сильном ветру; to be exposed to the rain/sun/wind — находиться под дождём/на солнце/на ветру; considerable — большой, немалый), a breeze that had no existence so far as our sensations went (на ветру, который не существовал, насколько это касалось наших ощущений).

bath [bRT], almost ['Llmqust], evidence ['evIdqns]

“Or smile,” said Gibberne, with his eye on the lady’s answering teeth.

“It’s infernally hot, somehow,” said I. “Let’s go slower.”

“Oh, come along!” said Gibberne.

We picked our way among the bath-chairs in the path. Many of the people sitting in the chairs seemed almost natural in their passive poses, but the contorted scarlet of the bandsmen was not a restful thing to see. A purple-faced little gentleman was frozen in the midst of a violent struggle to refold his newspaper against the wind; there were many evidences that all these people in their sluggish way were exposed to a considerable breeze, a breeze that had no existence so far as our sensations went.

We came out and walked a little way from the crowd (мы вышли и отошли недалеко от толпы), and turned and regarded it (/и/ повернулись и рассмотрели ее). To see all that multitude (видеть всю эту массу) changed, to a picture, smitten rigid, as it were (превратившуюся в картину, пораженную неподвижностью, так сказать; to smite — поражать /о болезни/; охватывать, поражать /страстью и т. п./), into the semblance of realistic wax (в подобие реалистичных восковых скульптур; wax — изделие из воска: свеча, скульптура и т. п.), was impossibly wonderful (было невероятно: «невозможно» изумительно). It was absurd, of course (конечно, это было глупо); but it filled me with an irrational, an exultant sense of superior advantage (но это наполняло меня беспричинным, ликующим чувством превосходящего преимущества = превосходства). Consider the wonder of it (примите во внимание изумление от этого; to consider — принимать во внимание, учитывать)! All that I had said, and thought, and done (все, что я сказал, подумал и сделал) since the stuff had begun to work in my veins had happened (с тех пор, как начало действовать лекарство в моих венах, произошло), so far as those people, so far as the world in general went, in the twinkling of an eye (насколько это касалось этих людей и /всего/ мира в целом, в мгновение ока). “The New Accelerator —” I began (Новый Ускоритель, — начал я), but Gibberne interrupted me (но Гибберн перебил меня).

multitude ['mAltItjHd], exultant [Ig'zAltqnt], advantage [qd'vRntIG]

We came out and walked a little way from the crowd, and turned and regarded it. To see all that multitude changed, to a picture, smitten rigid, as it were, into the semblance of realistic wax, was impossibly wonderful. It was absurd, of course; but it filled me with an irrational, an exultant sense of superior advantage. Consider the wonder of it! All that I had said, and thought, and done since the stuff had begun to work in my veins had happened, so far as those people, so far as the world in general went, in the twinkling of an eye. “The New Accelerator —” I began, but Gibberne interrupted me.

“There’s that infernal old woman (вот эта чертова старуха; infernal — адский; чертов; проклятый)!” he said.

“What old woman (какая старуха)?”

“Lives next door to me (живет по соседству со мной; next door — по соседству, рядом),” said Gibberne. “Has a lapdog that yaps (имеет = у нее комнатная собачка, которая пронзительно тявкает). Gods (боги = Боже)! The temptation is strong (соблазн силен = какой сильный соблазн)!”