В жизни все монтажно, только нужно найти, по какому принципу 3 страница
Указатель произведений
Льва Толстого
Неотправленное письмо Н. Н. Страхову 25 марта 1873 года
Расскажу теперь про себя, но, пожалуйста, под великим секретом, потому что, может быть, ничего не выйдет из того, что я имею сказать вам... Я как-то после ра-
боты ваял... том Пушкина (повести Белкина. — В. Ш.) и, как всегда (кажется, седьмой раз), перечел всего, не в силах оторваться, и как будто вновь читал. Но мало того, он как будто разрешил все мои сомнения... И там есть отрывок «Гости собирались на дачу». Я невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось так красиво и круто, что вышел роман, который я нынче кончил начерно, роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен и который будет готов, если бог даст здоровья, через две недели и который ничего общего не имеет со всем тем, над чем я бился целый год. Если я его кончу, я его напечатаю отдельной книжкой, но мне очень хочется, чтоб вы прочли его. Не возьмете ли вы на себя его корректуры с тем, чтобы печатать в Петербурге?..
Не взыщите за бестолково написанное письмо — я нынче много радостно работал утром, кончил, и теперь, вечером, в голове похмелье.
30 марта 1873 года П. Д. Голохвастову
Вы не поверите, что я с восторгом, давно уже мною не испытываемым, читал это последнее время, после вас — повести Белкина, в седьмой раз в моей жизни. Писателю надо не переставать изучать это сокровище. На меня это новое изучение произвело сильное действие.
6 или 7 апреля 1873 года Опять Н. Н. Страхову
...Я отвечал вам тотчас же, но не послал письмо, а с тех пор прошло вот две недели. Не послал я письмо оттого, что писал о себе кое-что, что было преждевременно, и так и вышло. Когда-нибудь пошлю вам это письмо или покажу.
11 мая 1873 года Н. Н. Страхову
...Я пишу роман, не имеющий ничего общего с Петром I. Пишу уже больше месяца и начерно кончил. Роман этот — именно роман, первый в моей жизни, очень взял меня за душу, я им увлечен весь, и, несмотря на то, философские вопросы нынешнюю весну сильно занимают меня. В письме, которое я не послал вам, я писал об этом романе и о том, как он пришел мне невольно и
благодаря божественному Пушкину, которого я случайно взял в руки и с новым восторгом перечел всего.
Ответное письмо Н. Н. Страхова 17 мая 1873 года на несохранившееся письмо Л. Н. Толстого
Почему-то я все думал, что Вам пишется, но такой радостной вести, что у Вас вчерне готов целый роман, не ожидал.
31 мая 1873 года Опять Н. Н. Страхову
Роман мой тоже лежит, и я уж теряю надежду кончить его к осени.
24 августа 1873 года, Н. Н. Страхов у
...А я, к стыду, должен признаться, что переправляю и отделываю теперь тот роман, про который писал вам, и в самом легком, нестрогом стиле. Я хотел пошалить этим романом и теперь не могу не окончить его и боюсь, что он выйдет нехорош, т. е. вам не понравится.
...Я здоров, как бык, и, как запертая мельница, набрал воды...
В ответном письме Н. Н. Страхова1
...Противоречие, которое я нашел в Ваших письмах, состоит в том, что Вы сперва писали, что отдались роману всею душою, а потом, что он в легком роде...
23 сентября 1873 года А. А. Фету
...Я начинаю писать, т. е. скорее кончаю начатый роман...
23 или 24 сентября 1873 года Н. Н. Страхову
Я в своей работе очень подвинулся, но едва ли кончу раньше зимы — декабря или около того. Как живописцу нужно света для окончательной отделки, так и мне нужно внутреннего света, которого всегда чувствую недостаток осенью.
1 Ответные письма Страхова здесь и дальше даются по кн. «Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым, 1870 — 1894 гг.» (1914).
17 ноября 1873 года Н. Н. Страхову
...Работа моя до этого шла хорошо, даже очень хорошо. Могу сказать, что листов семь готовы к печати, и остальное все перемято в тесто, так что окончание — только вопрос времени. Я уже начинал подумывать о процессе печатания, и вся надежда на вас.
Письмо Н. Н. Страхова от 11 февраля 1874 года в ответ на не дошедшее до нас письмо Толстого
...Вы пишете, что все готово; ради бога берегите же рукопись и сдавайте ее в типографию.
13 февраля 1874 года Н. Н. Страхову
Вы угадали, что я очень занят и много работаю. Очень рад, что давно, когда писал вам, не начал печатать. Я не могу иначе нарисовать круга, как сведя его и потом поправляя неправильности при начале. И теперь я только что свожу круг и поправляю, поправляю... Никогда еще со мною не бывало, чтобы я написал так много, никому ничего не читая и даже не рассказывая...
Но написано уж так много и отделано, и круг почти сведен, и так уж устал переделывать, что в 20-х числах хочу ехать в Москву и сдать в катковскую типографию.
6 марта 1874 года Н. Н. Страхову
Я вчера приехал из Москвы и отдал в типографию часть рукописи, листов на семь. Всего будет листов 40. Надеюсь все напечатать до мая.
Прочел несколько глав дочери Тютчева и Ю. Самарину... и мне показалось, что впечатления произвело мало; но я от этого не только не разлюбил, но еще с большим рвением принялся доделывать и переделывать.
6 марта 1874 года А. А. Толстой
...Я пишу и начал печатать роман, который мне нравится, но едва ли понравится другим, потому что слишком прост.
10 мая 1874 года Н. Н. Страхову
Роман мой лежит. Типография Каткова медлит — по месяцу один лист; а я и рад. Очень интересно мне будет прочесть из него вам что-нибудь и узнать ваше мнение. Откровенно скажу, мне он теперь совсем не нравится.
25 мая — начало июня 1874 года Н. Н. Страхову
Посылаю письмо Буняковского. С этой же почтой высылаю письмо в типографию — остановить печатание... Вы не поверите, с какой я радостью жду вас, и вовсе не для того, чтобы читать вам.
20 июня 1874 года Н. Н. Страхов в ответ на не дошедшее до нас письмо Л. Н. Толстого
Я с ужасом прочитал, что Вы приостановили печатание, — Вы нас замучите ожиданием.
23 июня 1874 года Толстой сообщает А. А. Толстой
Я нахожусь в своем летнем расположении духа, — т. е. не занят поэзией и перестал печатать свой роман и хочу бросить его, так он мне не нравится...
27 июня 1874 года Н. Н. Страхову
Но то, что напечатано и набрано, мне так не понравилось, что я окончательно решил уничтожить напечатанные листы и переделать все начало, относящееся до Левина и Вронского. И они будут те же, но будут лучше. Надеюсь с осени взяться за эту работу и кончить.
29 июля 1874 года П. Д. Голохвастову
На днях у меня был Страхов, пристрастил меня было к моему роману, но я взял и бросил. Ужасно противно и гадко.
15 августа 1874 года П. Д. Голохвастову
Корректуры мои, как они мне ни постылы, теперь к вашим услугам.
30 августа 1874 года Н. Н. Страхову
Роман мой еще не двигается, но благодаря вам я верю, что его стоит окончить, и надеюсь это сделать нынешним годом.
3 или 4 ноября 1874 года Н. Н. Страхову
Завтра я еду в Москву... Кроме того, в Москве хочу предложить в «Русский вестник» свой роман по 500 руб. за лист и с тем, чтобы мне дали 10 тысяч вперед, которые мне нужны для покупки (имения. — В. Ш.). А кроме того, хочу себя этим связать, чтобы кончить его (роман. — В. Ш.).
8 ноября 1874 года Н. А. Некрасову
Нужда в десяти тысячах заставила меня отступить от моего намерения печатать мой роман отдельной книгой. Я считал себя связанным случайно данным обещанием «Русскому вестнику»...
Они стали торговаться, и я очень рад был, что этим освободили меня от моего обещания. Делаю теперь то же предложение вам... зная, что предлагаемые мною условия тяжелы для журнала, я нисколько не удивлюсь, если вы их не примете.
23 — 25 ноября 1874 года П. М. Леонтъеву
Я предложил вам условия... 20 листов по 500 р., деньги вперед, печатать окончание романа. Теперь я занял уже нужные мне деньги... занятия школами... отвлекают меня...
С. А. Толстая к Т. А. Кузминской от 10 декабря 1874 е.1
Роман не пишется, а из всех редакций так и сыплются письма: десять тысяч вперед и по пятьсот рублей серебром за лист. Левочка об этом и не говорит, и как будто дело не до него касается.
1 Отрывки из писем С. А. Толстой к сестре цитирую по комментариям Н. К. Гудзия к «Анне Карениной». — Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч., т. 20.
16 марта 1875 года Н. М. Нагорнову
Всякий день получаю телеграммы от Каткова — торопят меня с Карениной, которая мне противна...
1... 20 марта 1875 года М. Н. Каткову
Никогда не буду вперед обещаться относительно своего писания, многоуважаемый Михаил Никифорович. То, что следовало, казалось так готово, а как взялся отсылать, пришла необходимость исправить, и я задержал.
25 августа 1875 года Н. Н. Страхову
Я не брал в руки пера два месяца и очень доволен своим летом (в самарских степях. — В. Ш.). Берусь теперь за скучную, пошлую «Анну Каренину» и молю бога только о том, чтобы он мне дал силы спихнуть ее как можно скорее с рук, чтобы опростать место — досуг очень мне нужный.
25 августа 1875 года А. А. Фету
Я два месяца не пачкал рук чернилами и сердца мыслями, теперь же берусь за скучную, пошлую «Каренину» с одним желанием — поскорее опростать себе место — досуг для других занятий...
б... 7 сентября 1875 года Н. Н. Страхову
...С своим романом вожусь по утрам, но не берет, и ухожу на охоту.
8, 9 ноября 1875 года Н. Н. Страхову
Я все время — две недели — ходил за больной женой, которая родила умершего тотчас ребенка и была при смерти. Но — странное дело — я никогда с такой силой не думал о тех вопросах, которые занимают меня, как в это время. Я читал и перечитывал снова внимательно Вундта и в первый раз понял всю силу матерьялистического воз-
зрения и два дня был совершенным материалистом, но зато уже в первый и последний раз...
Боже мой, если бы кто-нибудь за меня кончил «А. Каренину»! Невыносимо противно.
8... 9 ноября 1875 года А. А. Фету
Получил письмо в страшно тяжелые минуты, жена была при смерти... родила преждевременно тотчас же умершего ребенка. Страх, ужас, смерть, веселье детей, еда, суета, доктора, фальшь, смерть, ужас...
30 ноября 1875 года Н. Н. Страхову
...Вспоминая пройденный путь, разбирая настоящий и стараясь из всего пройденного пути и из наблюдений окружающего меня проникнуть тайну того, что значит та жизнь, которую я прожил, и еще большую тайну того, что ожидает меня там, в том месте, к которому я невольно стремлюсь. Такое состояние я называю старостью...
I... 2 января 1876 года Н. Н. Страхову
Об «Анне Карениной» ничего не пишу вам; и не буду писать. Если выйдет, вы верно прочтете.
17 января 1876 года А. М. и Т. А. Кузминским
Прощайте, до свиданья. Соня все опишет, а я все написал в «Анне Карениной», и ничего не осталось.
I 24... 25 января 1876 года Н. Н. Страхову
У меня «Анна Каренина» подвигается.
14... 15 февраля 1876 года Н. Н. Страхову
Я очень занят «Карениной». Первая книга суха, да и кажется плоха, но нынче же посылаю корректуру 2-й книги, и это, я знаю, что хорошо.
29 февраля... 1 марта 1876 года А. А. Фету
Да и надо кончить надоевший мне роман.
8... 12 марта 1876 года А. А. Толстой
Моя Анна надоела мне, как горькая редька. Я с нею вожусь, как с воспитанницей, которая оказалась дурного характера, но не говорите мне про нее дурного или, если хотите, то с menagement (бережно, щадя); она все-таки усыновлена.
12... 15 марта 1876 года А. А. Фету
Я все мечтаю окончить роман до лета, но начинаю сомневаться.
8, 9 апреля 1876 года Н. Н. Страхову
...Все... скверно, и все надо переделать и переделать: все, что напечатано, и все перемарать, и все бросить, и отречься, и сказать: виноват, вперед не буду, и постараться написать что-нибудь новое... Вот в какое я прихожу состояние, и это очень приятно.
23 и 26 апреля 1876 года Н. Н. Страхову
Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою, дл^ выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно — словами описывая образы, действия, положения.
31 июля 1876 года Н. Н. Страхову
Что бы вам, вместо того, чтобы читать «Анну Каренину», кончить ее и избавить меня от этого Дамоклова меча.
9 декабря 1876 года С. А. Толстая к Т. А. Кузминской
Анну Каренину мы пишем наконец-то по-настоящему, т. е. не прерываясь. Левочка, оживленный и сосредоточенный, всякий день прибавляет по новой главе...
11, 12 января 1877 года Н. Н. Страхову
Если ничто не помешает, кончу, надеюсь, в один период работы и опростаю место для новой работы.
Вторая половина января 1877 года С. А. Толстая к Т. А. Кузминской
...Левочка что-то запнулся и говорит: «Ты на меня не ворчи, что я не пишу, у меня голова тяжела», — и ушел зайцев стрелять.
22, 23 марта 1877 года А. А. Фету
Март, начало апреля самые мои рабочие месяцы, и я все продолжаю быть в заблуждении, что то, что я пишу, очень важно, хотя и знаю, что через месяц мне будет совестно это вспоминать.
10 декабря 1877 года В. А. Иславину
Я предлагаю ему (Бистрому. — В. Ш.) следующее: я покупаю всю землю без рассрочки по 10 руб., т. е. за 40000 с его купчей (или пополам, это можно уступить) и с одним условием, очень важным, чтобы я не был принужден покупать постройки арендатора, находящиеся на этой земле.
27 января 1878 года С. А. Рачинскому
Суждение ваше об А. Карениной мне кажется неверным («Нет архитектуры». — В.Ш.).
Я горжусь, напротив, архитектурой — своды сведены так, что нельзя и заметить, где замок. И об этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи.
Термин «энергия заблуждения» появился в апреле 1878 года.
11. «АННА КАРЕНИНА»
Художник только потому и художник, что он видит предметы не так, как он хочет видеть, а так, как они есть.
Лее Толстой. Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана
«Анна Каренина» наиболее известная книга Толстого. Наиболее признанная удача и наиболее читаемая книга. Мне говорили, что, прочитав «Анну Каренину», жена всесильного предводителя дворянства Самарского уезда графа Н. А. Толстого ушла от мужа, разбив семью, оставив детей, и соединила свою жизнь с мелкопоместным дворянином А. А. Бостромом, отчимом Алексея Толстого.
«Анна Каренина» повелительная книга. Прекрасный знаток Толстого Эйхенбаум в книге «Лев Толстой. 70-е годы», изданной «Советским писателем» в 1960 году, указал много поводов для выхода этой книги. Изображение этих поводов, их повелительности, в этом, может быть, моя вина (потому что я считаю это виной).
Старая литература существует в новой литературе как бы без прописки. Она существует как изменение магнитного поля на земле после какого-то надземного происшествия.
Здесь произошло земное происшествие, но оно ново для земли.
Стрелки, указывающие направление человеческих поступков, изменяют свое направление.
Все слова языка находятся в словаре, но хорошие писатели пишут на разных языках, хотя, может быть, мыслят словарем одного и того же языка. Старая литература входит в новую самыми разными способами, она остается в литературе тоже по-разному.
На полинезийских островах нет лука, этой упругой палки, стянутой тетивой. На островах не было повода для охоты на зверя. Интересом людей было море. Но лук остался как детская игра. Вот в таком состоянии его и нашли путешественники. Произошло это как бы само собой Трагедия Анны Карениной, существование и корни такой трагедии долго волновали Льва Николаевича. Я думаю, он слышал об этом даже тогда, когда был Левой.
Игра была тогда, она есть и сейчас; старшие играют с младшими, как с куклами. И Лева раз был уложен как ребенок, как маленький. А он заснул, потому что он действительно был маленький. То намерение, которое было направлено на игру, было неправильным, так как шло невпопад с фактами не игры.
Думаю, что маленький Лева уже тогда если не думал, то чувствовал это «невпопад».
Во времена Толстого был развит французский роман; он шел из классической страны любовного романа.
Французские романы не только читались; они появлялись в русской печати в переводах, так как французский язык был языком сравнительно немногих грамотных людей; и, говорят, Лев Николаевич сны видел по-французски.
Лев Николаевич, который для своего современника Страхова был такого рода магнитной бурей, писал в отрывке, который напечатан в Юбилейном издании полного собрания сочинений как особый философский набросок. Он имеет название «О браке и призвании женщины».
Толстой отвечает на слова Тургенева: «Вся неразрешимая сложность таинственного вопроса о браке, которую по уверению господина Тургенева разрабатывает г. Ауэрбах вместе с другими европейскими и нашими мыслителями, заключается в том же, в чем заключается сложность вопроса питания человека, который хочет за один раз съесть два или десять обедов... Тот, кто захочет жениться па двух и трех, не будет иметь ни одной семьи... Детям... необходимо влияние отца и матери, живущих в единстве согласия семьи».
Я видел маленьких детей, которые спрашивали: «А что было, когда меня не было?» Я думаю, в вопросе заключено подозрение: а может, когда меня не было, вообще и тебя не было.
Вы видите, здесь что-то дребезжит.
Толстой думал, что семья и воздействие семьи всегда было одним и тем же. Дети и семья были, но семьи были разными, и стрелки направлены в разные стороны. Кажется, в Спарте, которая, между прочим, была страной, где очень самостоятельны женщины, так как воины-мужья уходили из дома, рожденного ребенка показывали отцу, и только по одобрении он становился членом семьи. Очевидно, иначе его выключали.
Истории, похожие на историю рождения Эдипа, были
очень древними, а это время до Спарты. От ребенка можно было отказаться.
Или же ребенок принадлежал скорее роду, чем отцу и матери.
Многосемейственность, возможность нескольких женщин у одного мужчины или нескольких мужчин у одной женщины порождали другое сознание.
Я в Средней Азии видал счастливую многодетную семью; женщин было несколько; у старшей жены не было живого ребенка; она была почетной женой и потому не рожала. Существовала молодая жена, она родила мальчика. Первая жена взяла мальчика к себе, воспитала его, и как-то получилось так, что истинная мать приняла это как почетное признание. Она приходила к своему ребенку с радостью и уважением.
Отношения детей к родителям в Библии разнообразны, и холодные отношения между евреями и арабами при том, что они близки по роду, когда-то сознательно или несознательно выражались в том, что матери были разные, отец один. Так старший ребенок был удален из семьи вместе с матерью, вернее, изгонялся из шатра отца.
Ангел, однако, утешает мать, предрекает: потомство у твоего сына будет многочисленно и сильно.
Во времена Толстого существовало много женщин, как и сейчас; были женщины-няньки, помощницы в семье, было очень много проституток, и Л. Н. Толстой считал, что количество 80 000 проституток в Лондоне как бы законно, иначе семья не может существовать.
Он писал Страхову (19 марта 1870 года), что сталось бы с семьями, можно ли удержать женщин и дочерей чистыми, что сталось бы с законной нравственностью, которую так любят блюсти люди — и тут Толстой ссылается на Мишле: «Призвание женщины все-таки главное — рождение, воспитание, кормление детей. Мишле прекрасно говорит, что есть только женщины, а что мужчина есть le mâle de la femme (самец женщины) ».
Все это написано в письме, приведенном в 61-м томе. Это первая жизнь письма. У Толстого много решительных, но неотправленных писем. И, даже будучи могучим человеком и могучим писателем, он многим писал письма резкие, но не отправлял их.
Мы, люди сравнительно с Толстым маленькие, можем составить большой архив писем и речей, которые обратились в бормотание.
Толстой читал Шопенгауэра, жил Шопенгауэром, и Б. М. Эйхенбаум считал, что приведенные слова Толстого из письма к Страхову вызваны влиянием Шопенгауэра. Супружеская верность имеет у мужчины характер искусственный, а у женщин естественный.
Таким образом, прелюбодеяние женщины как в объективном отношении, так и в субъективном гораздо непростительнее, чем прелюбодеяние мужчины.
Толстой эпохи «Воскресения» извиняется в этом письме перед собой.
Нехлюдов должен был стать единственным мужем Катюши Масловой. Но в то же время Толстой любил новеллу «Душечка», я уже говорил об этом, считая, что даже соседи не обвиняли женщину, которая меняла своих мужей, так как причины к тому были естественные. Мужья умирали.
Шопенгауэр утверждает, что мнение о необходимости верности для мужчины противоестественно.
Толстой говорил в том же письме, что роль человека — размножение в семье, и необходимость появления «магдалин» связана с усложнением форм жизни, а не принципами моногамии.
Лев Николаевич был человек, и не только в литературе, очень потентный; во всем он мог сделать то, что мы сделать не можем.
Было приказано всем гимназистам знать греческий язык, что, по словам Толстого, так же нелепо, как приказать всем быть танцорами, но Лев Николаевич узнал греческий язык и стал читать «Илиаду».
Когда Лев Николаевич захотел переводить Библию, он изучил еврейский язык.
Когда совсем молодой Лев Толстой был на Северном Кавказе, то он по ошибке заговаривал с женщинами на цыганском языке.
Дело понятно. Для него цыганский язык был языком любви. Он видел женщину и переходил на ее словарь.
Таким образом, не можем мы судить Льва Толстого, потому что он мог совершать дела, что не для нас; он постоянно отказывался и в то же время делал то, что называется историей культуры. Я выражаюсь, кажется, неясно. Но он сам был историей, он жил в нескольких странах, в нескольких языках.
Его отношение к браку было отрицательным, он опла-
кивал брак дочери. Он говорил, что на свадьбе вообще надо плакать. Ведь человек был свободен, и вот на спину ему привесили пять пудов.
Гераклит, великий философ, его называли Темным, говорил, что для того, чтобы появилось целое, должны быть и другие существования. Эта мысль Гераклита также есть в «Философских тетрадях» Ленина.
Гераклит приводит один признак, я использовал его к названии одной книги.
Лук состоит из сочленения палки и тетивы. И это целая вещь.
Так существует лира, так существует ветер, так существует то, что мы называем жизнью.
Это я уж выбился по ошибке из цитаты.
Теперь перейдем к вещам, которые как будто не имеют никакой связи с прежде сказанным.
Вот эти слова я считаю лишними.
Темы не меняются, темы существуют в своих противоречиях, но бывают неудачно выбранные противоречия, т тогда лучше молчать.
Я с удовольствием и с некоторой завистью цитировал указание Б. М. Эйхенбаума, но Лев Николаевич в своей разнообразной жизни читал не только книги философский и не только книги классические.
Он читал и читал очень внимательно вышедшую в маленьких томах книгу Дмитрия Николаевича Бегичева. Книга называется «Семейство Холмских. Некоторые черты нравов и образа жизни семейных и одиноких русских дворян».
Из этой книги Толстой взял привычку вести дневника и в дневнике ставить самому себе отметку, как школьнику, отмечая всякий отход от принятых решений.
При всех своих качествах в числе определений, которые мы можем ему придать, существует еще одно — он архаист.
Книга Бегичева вышла в 1832 году, потом, через много лет, ей удивлялся несколько иронически Белинский; через много лет она попала ко мне в библиотеку. Библиотека в трудную минуту моей жизни была продана в Союз писателей целиком, и, к сожалению, книжные шкафы, в которых она стоит, не раскрыты по сию пору. Это хорошая библиотека, библиотека только по русской прозе.
Надо учиться открывать книжный шкаф.
В этой малоизвестной книге живут герои Грибоедова. Бегичевы были знакомы с Грибоедовым, и Грибоедов — дело старое — обидел Бегичева.
В книге Бегичева существует Фамусов, Чацкий, Молчалин и многие другие герои, которые современниками поняты были иначе, чем теперь.
Фамусов выскочка из чиновников, делец, который потихоньку грабит Чацкого.
Про Чацкого сказано, — это уже в шестой главе, — о Чацком сказано словами писателя, дворянина Пронского: «Пронский еще несколько раз виделся с Чацким. Часто с удивлением смотрел он на Чацкого и сам себя спрашивал: неужели это тот отважный, неустрашимый Чацкий, с которым он служил несколько кампаний, которого он видел в пылу сражений... всегда молодцом... впереди всех? Неужели это тот храбрый офицер, которого называли рыцарем Баярдом? — думал Пронский.
— Можно ли до такой степени и во всех отношениях перемениться... Ни о чем более не говорил Чацкий, как только о болезнях, о лекарствах, о лекарях, рассказывал, какие он чувствует припадки и кто, чем, когда его лечил... Наконец Пронский не выдержал: «Помилуй, Александр Андреевич, тебя узнать нельзя? Что с тобой сделалось?..» — «Что делать, брат! Что было, то прошло», — отвечал Чацкий».
Вот мы добрались до темы. «Семейство Холмских» изображает жизнь дворянских семей, причем взяты сестры в их взаимности, в их неудачах, и все это оценивает мудрая женщина Свияжская.
Вот идет молодой Толстой, не написавший двух романов, как его упрекали, романа Вронского и романа Левина; но если взять Бегичева, непритязательного писателя, то он в шестом томе прощается по крайней мере с двадцатью семействами, при этом между ними деловые отношения, не очень благочестивые.
Хотя Бегичев негодует о Бомарше, с восторгом говорит о преданности царю и отечеству и всем правилам русского Домостроя, это только отговорки. На самом деле хотя автор не талантлив, но его можно читать и сейчас. Задача его интересна.
Люди живут в тогдашней жизни, полной мелких наслаждений, берут дешевые удовольствия, налаживают свадьбы, разговаривают; конечно, это написано не Шопен-
гауэром, но это перечитывал и переписывал великий человек будущего и великий архаист граф Лев Николаевич Толстой, который в своем уезде вел, наверное, самое архаическое хозяйство и в то же время пестрел в этом хозяйстве машинами и новыми породами животных, потому что он так понимал жизнь.
Толстой, как настоящий большой писатель, человек не на своем месте. Я думаю, что такие герои, как король Лир, Гамлет, Анна Каренина, тоже люди не на своем месте.
До Толстого было несколько романов из светской жизни, они были написаны на удовлетворительном литературном уровне, а авторы в них как бы облизывались от восторга перед так изображаемой как бы действительностью. После выхода «Анны Карениной» существовали мнения, и даже печатные мнения, что этот роман хуже других великосветских романов, а в том, что это великосветский роман, никто не сомневался.
Федот, да не тот, — это неудача в старом жанре.
В «Анне Карениной» человек, наиболее близкий сознанию автора, Константин Левин, воспринимается другими людьми, в частности княгиней Щербацкой, матерью Китя Щербацкой, в которую был влюблен Левин, как неудачник. Правда, у него большое имение, но он не камер-юнкер, даже не полковник. Он человек без титула, без места, соответствующего его рождению. Это, между прочим, способствовало неудаче сватовства. Хотя у Левина большое имение, мать Кити считала, что вот Вронский на своем месте, очень богат, титулован, он даже мил, — другими словами, он типичный герой романа.
Но романы рождаются другим видением. Толстой знал о том, что существует мода на аристократизм, жажда аристократизма. Герои, имеющие фамилии в «Севастопольских рассказах», все льнут к аристократам. Все хотят быть с людьми, которые кажутся старше, чем они.
Люди с превосходной военной репутацией рады пройтись с бездельником и никому не нужным человеком, считая, что он аристократ. Толстой тут же говорит, что мода на аристократизм заимствована, она иностранная, она пришла к нам, вероятно, с английским романом.