Глава xvii истерика

Весь этот день Мэри с рассвета провела на ногах и, едва поужинав, захотела спать. «Завтра я сперва поработаю в саду вместе с Дикеном, а уж потом навещу Колина», – поудобнее устраиваясь на подушке, решила она и почти сразу заснула.

Среди ночи что-то заставило ее подскочить на постели от ужаса. Первые секунды девочка в недоумении вглядывалась во тьму и ничего не могла понять. За дверью слышались истошные крики, от которых кровь стыла в жилах.

– Что такое? Что там случилось? – дрожа всем телом, шептала Мэри.

Чуть позже она различила голоса слуг, которые, стуча каблуками, бегали по коридору. Кто-то из них довольно громко произнес имя Колина.

– Колин! – вдруг осенило Мэри. – Значит, это он и кричит. Все-таки у него случилась истерика.

Теперь она наконец поняла, отчего все в Мисселтуэйте были согласны терпеть любые выходки Колина. Мэри и сама сделала бы сейчас все, что угодно, только бы больше не слышать этих ужасных воплей. Она крепко зажала ладонями уши. Однако крикам юного мистера Колина ничего не стоило пробить столь эфемерный барьер, и Мэри страдала по-прежнему.

– Долго я так не вынесу! Не вынесу! Не вынесу! – в отчаянии твердила она.

Если бы Мэри могла наверняка знать, что ее приход успокоит Колина, она забыла бы все обиды и тотчас отправилась бы к нему. Но, едва вспомнив о скандале, который он ей учинил, Мэри решила, что никуда не пойдет. Ей совсем не хотелось испытывать на себе его гнев.

Колин между тем расходился все больше. Мэри терпела, покуда хватало сил. Внезапно ее охватила ярость. «Пожалуй, сейчас я сама устрою истерику, – решила она. – И уж я постараюсь так разойтись, что вы, мистер Колин, испугаетесь побольше, чем я!» То ли крики Колина и впрямь ее напугали, то ли она не привыкла терпеть чужих капризов, но на какое-то мгновение Мэри-все-наоборот снова возобладала в ней. Она заколотила изо всех сил босыми пятками по полу.

– Остановите! Сейчас же остановите его! – старалась как можно громче кричать она. – Да когда же он прекратит!

Следовало отдать Мэри должное: она закатила впечатляющую истерику. Если бы ей предоставили возможность продолжать эту сцену дальше, неизвестно еще, до каких высот мастерства ей удалось бы подняться. Но дверь в детскую неожиданно отворилась. На пороге стояла сиделка.

– Беда, мисс Мэри, – сокрушенно проговорила она, – мистер Колин все же довел себя до истерики.

Мэри умолкла и внимательно поглядела на женщину. Трудно было поверить, что еще недавно она потешалась над Колином. Сейчас она не находила себе места от страха. Было ясно, что она не меньше, чем остальные, боится истерик Колина.

– Будь хорошей девочкой, Мэри, – заискивающе проговорила сиделка. – Пойдем вместе к нему. Попробуй его успокоить. У тебя должно получиться. Ты очень нравишься мистеру Колину.

– Нравлюсь! – взорвалась Мэри. – Вы же слышали, как он сегодня выгнал меня из комнаты!

Вопли Колина и сиделка так раздражали ее, что она вновь принялась топать ногами. Вопреки ожиданиям Мэри сиделку ее поведение явно обрадовало.

– Да ты просто молодец у меня, – с довольным видом сказала она. – Признаться, я, когда шла к тебе, боялась, что ты со страха забилась под одеяло и там сидишь с головой. Но ты оказалась смелая. Вот и задай этому Колину хорошенько за все его выходки.

Похвала сиделки ободрила Мэри, и она, не помня себя, бросилась в комнату Колина. Потом, вспоминая события этой ночи, Мэри неизменно смеялась. Множество взрослых людей были не в силах справиться с маленьким скандалистом и взывали о помощи к Мэри, которая была столь же неуравновешенным и капризным ребенком. Но в тот момент, когда Мэри бежала к Колину, ей было совсем не до смеха. Полы ее халата развевались, в ушах звенело, кровь в висках стучала от ярости.

Добежав до двери, она с треском распахнула ее и устремилась к кровати, на которой извивался и вопил Колин.

– Прекрати! – закричала она с такой силой, что задребезжали подвески на люстре. – Сейчас же заткнись! Ненавижу! Ненавижу таких скандалистов! И все тут тебя ненавидят! И чего они с тобой возятся? Ушли бы из дома. Тогда бы ты мог надрываться один, сколько хочешь. Хоть пока не умрешь! Если ты такой гадкий, лучше бы ты, наверное, действительно умер!

Все это Мэри выпалила с такой силой и злостью, что Колин опешил. Он умолк и повернулся к девочке. Лицо его побледнело, опухло от слез и пошло красными пятнами. Колин тихо всхлипывал, но Мэри это ничуть не растрогало.

– Если ты еще хоть раз завопишь, – угрожающе проговорила она, – я закричу так громко, что ты обязательно испугаешься. Ты у меня тут будешь сидеть и трястись от страха! А может, и голову под одеяло засунешь! – вспомнила Мэри слова сиделки.

Колин даже всхлипывать перестал. Лишь слезы катились у него по щекам.

– Ты у меня навсегда эти истерики прекратишь, – продолжала Мэри.

– Но я н-не могу, – с трудом выдавил из себя Колин. – Н-не могу прекратить.

– Еще как можешь, – снова затопала ногами девочка. – Все твои болезни одна истерика! Истерика! Истерика! Истерика!

– Но я ведь н-нащупал, – всхлипывая, пытался возразить юный мистер Крейвен. – Я нащ-щупал бугорок на спине. Значит, горб точно растет. О, теперь я стану горбатым, а потом и совсем умру! Умру! Умру! Умру!

И, перевернувшись на живот, он стал опять извиваться и колотить по постели ногами. Однако пока он сдерживался и не исторг ни единого крика.

– Ничего ты не мог нащупать! – еще яростней возразила Мэри. – Это все тебе от истерики показалось. От истерик еще и не то бывает.

Мэри с упоением повторяла слово «истерика». Когда повышаешь голос, оно звучит очень противно и резко, что вполне соответствовало настроению девочки. Кроме того, слыша, как Мэри издевается над его истериками, Колин успокаивался все больше.

– Ну-ка, покажите мне его спину! – велела Мэри сиделке.

Сиделка, миссис Мэдлок и Марта испуганно толпились у двери. Эта девочка вызывала у них изумление. Услыхав, что требует от нее Мэри, сиделка медленно двинулась к постели больного, и вид у нее был такой, словно ее ведут на казнь.

– Мистер Колин мне может не разрешить, – пробормотала она.

Ушей юного мистера Крейвена достиг ее шепот, и он неожиданно мирным тоном проговорил:

– Можешь ей показать мою спину. Пусть сама убедится.

Спина у Колина оказалась очень худой. На ней без труда можно было сосчитать каждое ребро и каждый позвонок. Но всякие там подсчеты Мэри Леннокс не интересовали. Лицо ее вдруг сделалось не по-детски серьезным, и она склонила голову над спиной мальчика с таким видом, словно была по меньшей мере знаменитым врачом из Лондона. Сиделка не выдержала. Низко опустив голову, она сотрясалась от беззвучного смеха. Колин тихонько всхлипывал. Остальные старались ничем не привлечь внимания Мэри или больного.

– Вот! – торжествующе изрекла девочка пару минут спустя. – Я так и думала! Ничего у тебя на спине нет плохого. Ты, Колин, чувствуешь на своей спине обыкновенные позвонки. А они у каждого человека есть. Просто ты слишком худой, и каждый позвонок у тебя выступает наружу. Со мной то же самое было, пока я не потолстела. Но вредных никаких бугорков на твоей спине нет совершенно. Если ты еще когда-нибудь заикнешься о них, я над тобой знаешь как буду смеяться! Истерик несчастный!

Вряд ли даже сама Мэри предполагала, какое воздействие окажет на Колина ее гневная речь. Ей просто хотелось преподать хороший урок этому скандалисту. Но Колин никогда еще не говорил ни с кем по душам о том, что его волнует. Он питался слухами, которые разносили о его болезни невежественные люди, и страдал, что рядом не было верного друга. Вот почему, выслушав Мэри Леннокс, он испытал не возмущение, а надежду. Если она так грубо с ним разговаривает, да еще смеется над его болезнями, может быть, положение и впрямь не столь безнадежно? Потому что во всех книгах, какие он прочел, над умирающими никто не смеялся.

– Знать бы мне раньше, что Колин вообразил про какие-то бугорки на спине! – воскликнула сиделка, словно отзываясь на его мысли. – Да я давно бы ему сказала, что с позвоночником у него все в порядке!

Колин шумно сглотнул и повернулся к сиделке.

– Значит, и вы, как Мэри, считаете…

– Да, сэр! – решительно подтвердила сиделка.

– Я же тебе говорю! – подхватила девочка. – Нет у тебя ничего, кроме истерик!

Колин снова уткнулся в подушку. Слезы катились по его щекам. Так с ним случалось всегда перед тем, как истерика окончательно проходила. Но сегодня он чувствовал не просто изнеможение от долгих криков, конвульсий и слез. Колин словно сбросил с себя тяжкий груз, и, когда вновь заговорил с сиделкой, в тоне его уже ничто не напоминало властных повадок молодого раджи.

– Скажите, – замирая от страха, произнес он, – вы думаете, я сумею дожить до того, когда стану взрослым?

Сиделка не отличалась ни большой добротой, ни умом. Но она была женщиной честной и в ответ повторила дословно диагноз доктора, которого привозили из Лондона.

– Если будешь выполнять предписания, прекратишь злиться и будешь проводить много времени на свежем воздухе, – отвечала она, – то, скорее всего, выживешь!

Колин не мог произнести больше ни слова. Он просто слегка улыбнулся и протянул руку Мэри. Та последовала его примеру. Мир был восстановлен.

– Я пойду с тобой на улицу, Мэри, – обрел чуть позже дар речи Колин. – И свежий воздух, наверное, полюблю, если ты сможешь…

Колин едва не проговорился, но все-таки сумел не выболтать тайны, и никто из присутствующих не услышал про Таинственный сад.

– Я пойду с тобой на улицу, Мэри, – повторил он. – Ты думаешь, Дикен согласится толкать мое кресло? Мне так хочется увидеть его, и лисенка, и ворона!

– Дикен уже согласился, – кивнула Мэри.

Пока они беседовали вполголоса, сиделка расправила белье на кровати мальчика и как следует взбила подушки.

– Теперь садись поудобнее, – велела она мальчику, – я принесу тебе чашку бульона.

Услыхав о бульоне, Мэри вдруг почувствовала страшный голод.

– Я тоже хочу чашку бульона, – попросила она.

Скоро они с Колином вовсю поглощали наваристый бульон. Убедившись, что сегодня ночью неприятностей более не предвидится, миссис Мэдлок и Марта ушли. Сиделка со стоическим видом опустилась в кресло. Не было никакого сомнения, что она с радостью последовала бы примеру экономки и горничной.

– Иди и ложись спать, – с завистью глядя на Мэри, сказала она. – Я посижу, пока он не уснет, и тоже лягу в соседней комнате.

– Хочешь, я спою тебе колыбельную Айи? – шепнула Колину девочка.

– Конечно, – ответил он. – После твоей хорошей песенки я сразу засну.

– Вы можете идти, – повернулась Мэри к сиделке, – а я сама его убаюкаю.

– Пожалуй, тебе я могу это доверить, – скрывая изо всех сил радость, отозвалась сиделка. – Только обещай, если он через полчаса не заснет, обязательно меня разбуди.

– Ладно, – послушно проговорила Мэри.

Едва сиделка ушла, Колин сказал:

– Прости, Мэри, я чуть не выболтал про Таинственный сад. Теперь я буду стараться следить за собой. А ты… Ты днем говорила, что у тебя есть какие-то новости. Это не про Таинственный сад?

И он с такой надеждой взглянул на Мэри, что сердце ее смягчилось.

– Именно про Таинственный сад я и хотела тебе рассказать, – подтвердила она. – По-моему, мне удалось выяснить, как проникнуть туда. Если ты сейчас же заснешь, я тебе завтра все-все расскажу.

– Мэри! – дрожащим от волнения голосом проговорил мальчик. – Мне кажется, если я попаду в этот сад, я обязательно доживу до того, когда стану взрослым. Только, пожалуйста… ты не можешь сейчас, вместо песенки, рассказать мне, как ты представляешь Таинственный сад? Тогда я еще быстрее засну.

– Закрой глаза и слушай, – ответила Мэри.

И она повторила все, о чем от нее узнал Колин в ночь первого их знакомства. Рассказ ее длился недолго. Скоро рука Колина разжалась. Мэри пристально на него поглядела. Он крепко спал.