Ветерки

…— Юрка,— сдавленно сказал Глеб.

Яр каждым нервом ощутил это слово, и прошла по каждому нерву резкая электрическая боль. Он остался неподвижным. Но мысленно он рванулся вперед — чтобы увидеть вплотную, разглядеть до последней черточки жи­вое лицо сына. Юрка встретился с ним влажными, пол­ными беды и упрямства глазами, медленно отвернул лицо, вскинул палочки выше прежнего и пропал за желтым языком огня.

Яр почувствовал, как Глеб сказал — одними губами, но уже твердо:

— Тихо, Яр. Всё — потом.

Да. Все потом. Когда не будет Магистра. Чтобы Магистр ничего не понял, ничего не узнал. Врагу нельзя давать лишнюю ниточку. Сиди и молчи…

Изображение опять качнулось, мелькнули фигуры в коричневых шлемах, похожих на каски строителей. Стал виден фундамент башни, береговые камни, прибой над ними. С башни быстрыми тенями срывались тонкие маль­чишечьи тела, не долетали до земли и пропадали, косо рванувшись в сторону. Теперь все это виделось нечетко, раздерганно. Картинка металась— то камни на ней, то волны, то мелькающий полет мальчишечьих силуэтов. То очень синее небо с белым облаком — таким спокойным и ласковым.

Яр отчаянно хотел увидеть Юрку еще раз. Сначала просто увидеть. А потом уже что-нибудь понять. Он даже не пытался разобраться в сумятице мыслей, они рвались на клочки: «Где?.. Как это случилось?.. Что с ним?.. Он— ветерок?.. Почему Глеб говорил: он вернулся?.. Какое странное лицо! Нет, не странное, знакомое… А это правда Юрка?.. Я же знаю, что Юрка!»

Фильм кончился, и было странно, даже дико видеть вместо.живых мелькающих картин лаковый черный поднос и намалеванные на нем цветы.

— А дальше? — бесцветным голосом спросил Яр.

— Это все,— сказал Магистр.

Яр ощутил маленькую и твердую ладонь Игнатика. Пальцы Игнатика слегка надавили ему на плечо сквозь толстое сукно пиджака: «Держись, Яр. Мы здесь, Яр». Яр чуть заметно шевельнул мускулами плеча: «Да, Тик. Я держусь».

Чита неожиданно резким голосом спросил:

— И зачем же вы нам это показали, Магистр?

— Вы сами хотели,— отозвался Магистр и вежливо повернул к Чите аккуратную профессорскую голову.— Это была иллюстрация.

— Иллюстрация чего? — спросил Чита.

— Какие же вы сволочи! — тихонько сказала Маги­стру Данка.

Магистр приподнял седые брови.

Глеб откинулся на стуле и сухо задал вопрос:

— Вы что же, хотели нас напугать?

— Пожалуй, нет,— с доброжелательной задумчиво­стью ответил Магистр.— Я просто пытался быть предельно откровенным. Откровенность— залог будущего союза.

— Вы всё еще надеетесь на союз? — очень серьезно спросил Глеб.

— Да, Глеб Сергеевич.

— После того, что показали?

— А что я показал? То, что было. В конце концов, мальчики сами виноваты, и это была необходимая акция. Взрослых можно убедить, можно напугать, а дети… Это же категория, не поддающаяся логическим схемам.

— Вашим схемам,— глухо сказал Яр и опять ощу­тил пальцы Тика.— И поэтому вы решили их сжечь. Неподдающихся.

— Ну что вы, в самом деле, Ярослав Игоревич! Никто же из них не погиб! Улетели. Превратились в этих… в ветерков. Тоже форма существования разумной жизни.

— Не все превратились,— сказал Игнатик.— Не врите.

«Не все! — ахнул про себя Яр.— А Юрка?»

— Я не вру, мальчик,— терпеливо сказал Ма­гистр.— Вы видели сами.

— Повторите фильм!— жестко потребовал Игнатик. Яр никогда не слышал у него такого голоса.— Повторите! Самый конец.

— Это невозможно.

— Повторите, Магистр,— сказал Глеб.

— Но это невозможно, уверяю вас. Я очень устал.

— Он врет,— сказал Игнатик.— Ладно, я запомнил. Я повторю.

— Не смейте! — тонко сказал Магистр и попытался встать.

Яр быстро оглянулся на Игнатика. Тот резко поблед­нел, как бледнеет человек от борьбы с очень сильной болью. На верхней губе у него высыпали крошечные капельки. Металлический поднос тонко задребезжал. Яр метнулся к нему взглядом.

Он снова увидел основание башни, каменистый берег, взлетающую пену прибоя. Только сейчас пенные языки взлетали очень медленно. Так бывает, когда пленку с записью прокручивают с тихой скоростью. И мальчишки падали с башни медленно. Видно было, как у самых камней силуэты их тают, а воздух на этом месте скру­чивается в прозрачную спираль.

Но не со всеми так случилось. Несколько ребят до­летели до земли…

— Что вы делаете…— не то простонал, не то прокри­чал Магистр.— Я не могу…

…При замедленном движении фильма было видно, как сила удара вдавливает ребячьи тела в мелкую гальку среди камней, потом подбрасывает их на полметра — и мальчишки вытягиваются, уже неподвижные. Кто на­взничь, кто ничком.

Яр заледенел, готовясь увидеть среди упавших Юрку. А движение фильма все замедлялось, и наконец кадр застыл совсем. Потом берег и камни стремительно при­двинулись.

Между глыб желтого ракушечника лежал мальчик. Он лежал, прильнув щекой к гальке и разметав избитые в кровь ноги. Он сжимал круглые камешки в пальцах выброшенных вперед рук. На нем была порванная зеленая рубашка с квадратным белым воротником, похожим на матросский. Ветер кинул воротник на голову мальчику, и можно было разглядеть лишь рыжеватую ребячью макушку с торчащим пучком волос. Из-под руки мальчика выбралась ящерка — маленькая и проворная. По склад­кам рукава она взбежала к нему на плечо. И замерла там. Только глазки блестели — живые и умные, как у кро­шечного человечка.

Глеб с коротким стоном подался вперед.

— Это те, кто не успел стать ветерком,— шепотом сказал Игнатик. И шелот странно, очень громко прозвучал в мертвой, какой-то черной тишине.

Изображение погасло, и поднос с коротким звоном упал. Игнатик, часто дыша, лег головой Яру на плечо.

Магистр негромко хрипел. Он полулежал на стуле, и руки его обвисли почти до пола. Лицо его затвердело, левая бровь наполовину отклеилась и висела над веком грязно-белым клочком.

Магистр заговорил, и голос его теперь напоминал шум от просыпавшихся гвоздей.

— Это нечестно…— сказал Магистр.

— Что? — тихо спросил Глеб. Тихо и страшно.

Магистр, ломаясь в суставах, поднялся. Шлепком ладони приклеил бровь. Приоткрыл твердые губы, стеклянно взглянул на Игнатика. Сказал с той же металли­ческой рассыпчатостью:

— Я теперь вижу, что была ошибка? Мы зря пощадили этого мальчишку.

Игнатик поднял голову над плечом Яра.

— Вы — пощадили? — негромко проговорил он.— Иди-ка ты отсюда… глина.

Чита коротко и деревянно засмеялся.

— Я пойду. Разумеется,— сказал Магистр.— Но… Ярослав Игоревич… Я все же надеюсь еще на одну встречу. Деловую.— Он, не дождавшись ответа, медленно и деревянно вышел за дверь.

Чита, гибкий и бесшумный, двинулся за ним.

«Стой»,— в первый миг хотел сказать Яр. И тут же подумал: «Нет, ты сам стой. Решись на удар хоть раз!»

«А потом? — быстро спросил он себя.— Какой будет ответ?»

«Страхом не выиграешь бой».

«А ребята? Если что-то случится с ними?»

«Уже случалось. И не раз».

«А если будет еще хуже?»

«Что — хуже? Боя все равно не миновать. Из-за твоей нерешительности и так хватило бед… Решись хотя бы сейчас. Это совсем легко, ничего не надо делать. Только сидеть и молчать».

Он сидел и молчал. Чита исчез за дверью.

Алька вдруг звонко сказал:

— А на улице солнышко.

Все посмотрели в окно. Серые облака поредели. В разрывах между ними еще была пасмурная дымка, но сквозь нее светило мохнатое солнце, похожее на громад­ный цветок мать-и-мачехи.

Тик сказал:

— Яр. Там на берегу Юрика не было… Ну, среди тех, кто упал.

Яр закусил губу. Ему было стыдно за свою радость. Юрка сумел улететь, но боль тех, кто разбился, отчаяние их отцов и матерей от этого не стали меньше… Но Юрка улетел. Значит, он ветерок? На какой-то поляне, на площади Города, на морском берегу можно встретить его, прижать к себе хотя бы на минуту… А потом?

А потом он опять улетит — живой и не живой, на­стоящий и призрачный. И неизвестно, есть у тебя сын или есть только одна печаль по нему. Ты будешь стариться, и наконец тебя не станет, а он будет летать над Планетой вечно — всегда маленький, всегда одинокий. И не сможет доделать то, что начал делать отец. Он останется навсегда двенадцатилетним Юркой. Беззащитным. Ему не страшны ни время, ни боль, ни холод, ни огонь. Но кто защитит его от тоски?

А кто защитит их всех, ветерков?

Яр думал об этом, и были в нем страх, берущая за горло тревога и боль, но в то же время его нервы были настроены на звуки в коридоре.

Там, в отдалении, стучали ребячьи подошвы, слышался смех, несколько раз хлопнула дверь. И наконец поверх этих звуков обозначились легкие знакомые шаги. И Яр как бы увидел Читу, спокойного, гибкого, даже красивого в своем черном спортивном костюме, шагающего между облупленных коридорных стен.

Чита вошел.

…Чита вошел очень спокойный, глянул через очки поверх голов. Только на щеках у него был резкий тре­угольный румянец. Чита отрывисто сказал:

— С Магистром произошла неприятность. Он шел мимо спортзала. Там играли ребята. Они попали мячиком в Магистра.

— И что? — так же отрывисто спросил Глеб.

Чита заложил руки за спину и прислонился к косяку.

— Ничего… Сначала они испугались. Но я им сказал, что это был фокус. Шутка. Что старшеклассники сделали движущийся манекен, а он оказался непрочным… Ну вот… Осколков много, ребята их таскают в мусорный ящик. Странно, что даже пальто превратилось в гипсовую кор­ку…— Чита вдруг прижался к косяку лбом, будто хотел заплакать. Но сказал жестко и пренебрежительно: — Семьсот двадцать девять единиц интеллекта, а все равно. Хватило одного мячика.

Данка подошла к нему и стала гладить по узкой спине с торчащими под черным трикотажем лопатками. Алька сказал от окна:

— Это Тик измотал Магистра. Тот еле живой сделался. Мячик его добил.

«А если сейчас их явится сотня или тысяча?— подумал Яр.— Не полуживых, а сильных и беспощадных! Как те, в береговой крепости!» Он подумал это без страха, но с напряжением. Пришло обычное состояние скадермена пе­ред лицом опасных и неведомых сил.

— Чита…— быстро начал Яр. Но его перебил Алька:

— Ух ты! — Он смотрел в окно, прижимаясь ладонями к стеклу.

— Что?— обернулся Яр.

— Они мчатся сюда целой толпой!

Чита по-кошачьи скользнул за дверь. Глеб выдернул револьвер — видимо, машинально.

— Кто? — спросил Яр.

Алька весело сказал:

— Ветерки!

Нарастающий гул— голоса, топот башмаков, шлепанье босых ног — подкатился к двери, и она рас­пахнулась. Первым влетел в комнату Денек. Его впихнул в нее, как поршнем, напор двадцати или тридцати мальчишек.

Яр сразу увидел, что это Денек, хотя он выглядел не так, как на снежной поляне. На нем была новая рубашка с погончиками, с нашивкой на коротеньком рукаве и с торчащими из нагрудных карманов карандашиками. Сбо­ку — сумка на широком белом ремне, под мышкой — скрипичный футляр. Денек был похож на школьника, который теплым утром сбежал с урока музыки и неожи­данно попал под холодный удар непогоды. В желтых волосах его блестели капли. Глаза были озорные и ви­новатые. Он зябко передернул плечами, согнулся и стал растирать исчирканные косыми царапинами ноги.

— Янка! — сказал Глеб.

Денек, не разгибаясь, поднял глаза. Улыбнулся:

— Здравствуй. А ты… а вы постарели, Глеб. Не­множко…

— Янка… Черт возьми! Я еще зимой, на поляне, подумал: как Денек похож на Янку! Как это вышло, Янка?..

Разговор этот— суетливый и быстрый — шел среди тесноты, беспорядочного шума и других торопливых раз­говоров. Данка сорвала через голову свитер и натягивала на дрожащего Стручка. У того испуганно и радостно блестели глаза.

Командир, опустив голову, объяснял Яру:

— Мы сами не понимаем. Три дня назад вернулся Денек. Мы обрадовались, стали созывать всех на весенний сбор. Сегодня мы слетелись на поляне, Денек начал рассказывать. И вдруг чувствуем, что холодно. Ну, просто трясет. Как… как раньше. Ну, когда мы были еще на­стоящие и боялись холода… Сразу все задрожали. Ведь в лесу-то еще снег. И Денек говорит: «Помчались! В ту школу, к ребятам!» И мы через лес, бегом! Маленьких на руки… Лететь не смогли…

Яр скрутил в себе желание спросить: с чем вернулся Денек? Были другие, более срочные вопросы. Стреми­тельные дела. Скадермен Ярослав Родин сказал:

— Данка, завхоз в школе? Черт с ним, взломайте дверь склада. Из двух классов долой парты, поставить раскладушки от летнего лагеря. По два одеяла. Оде­яла— сюда, закутать ребят. Алька, раздуй титан! Чита, из кладовки в спортзале тащите все лыжные костюмы!

— Уже,— сказал Чита.

— Чита, охрану к дверям и окнам.

— Да,— сказал Чита.

В это время Глеб спрашивал:

— А Гелька? Янка, что с Гелькой?!

— Я не знаю…— Денек скинул с плеча ремень сум­ки.— Я только… вот…

— Подожди! Он был во время восстания?

— Он? Откуда? Он же там, в Старогорске. Он же…

Глеб шумно и коротко вздохнул:

— Ладно. А мне показалось…

Яр спросил Командира:

— Почему же это случилось?

— Мы не знаем. Совсем не знаем. Сразу перестали быть ветерками. Теперь мы опять…

— Но мы еще сможем летать, хоть немножко…— по­дал голос один из мальчишек.

— Но чтобы стать вот такими, настоящими, вы дол­жны были это захотеть. Не так ли? — настойчиво ска­зал Яр.

Командир опустил голову.

— А мы всегда хотели. Если по правде…

— Это случилось только с вами? На вашей поляне? Или со всеми ветерками? — допытывался Яр.

Командир виновато сказал:

— Не знаю. Не могу понять…

— Яр! — громко окликнул Глеб.— Это, наверно, со всеми. Потому что Гелька порвал кольцо.

— Что?

— Смотри!

Глеб и Денек держали какие-то истрепанные листы. Яр шагнул поближе. Он увидел на бумаге торопливые крас­ные строчки:

«Гелька, прощай! Мы не успеем повидаться. Я улетаю, я чувствую. Это раньше, чем я ждал. Наверно, те два кусочка жизни, которые мы отдали искоркам, меня так сильно торопят. Не осталось ни минуты. Гелька, порви…»

И ниже — крупные зеленые буквы: «Янка, не бойся! Мы его разорвем!»

— Эти слова появились уже здесь,— объяснил Де­нек.— Потом я писал Гельке, но ответа нет… Порвалось кольцо.

— Ничего не понял,— сказал Яр.

— Это неважно.— Глеб торопливо свернул листы.— Важно, что сейчас в лесах и на берегах оказались тысячи раздетых и голодных мальчишек.

— Они все пойдут в Пустой Город,— сказал Игна­тик.— Там хватит места.

— Но там ни отопления, ни хлеба,— нервно сказал Глеб.— Ах ты Гелька, Гелька…

— Гелька молодец,— возразил Денек.

— Он молодец. А нам-то что делать?

Ярослав сказал:

— Глеб, вы возьмете школьную машину. Посмотрите, чтобы машина была заправлена. Возьмете с собой… Ко­мандира. Да, его. Мчитесь в Город. Нет, сначала в ры­бацкий поселок, в сорока километрах от Города. Под­нимите береговую охрану. Это здесь единственная орга­низация, которая на что-то способна. Пусть дадут сооб­щение о ребятах по всем станциям. Еду, одежду, дро­ва— на рыбачьи сейнеры и катера. Начальника охраны зовут Шериф. Там есть диспетчер Феликс, он тоже будет ваш помощник. Скажите, что вы от меня, передайте ему вот это.— Яр достал из внутреннего кармана потертый семизарядный «викинг».

Была страшная теснота и толкотня, мальчишки на­тягивали лыжные костюмы. Глеб нашел глазами Ко­мандира.

— Поедете со мной.

— Да, капитан,— сказал командир ветерков.

Яр окликнул Читу:

— Третьеклассников — в цепь вокруг школы. Пусть окликают любого взрослого, кто идет сюда. Пусть говорят, что карантин. Если все равно идет, пусть лупят мячами. На всякий случай. Потом скажем: была военная игра.

— Яр, это, пожалуй, ни к чему,— тихонько сказал Игнатик.— Ребята порвали кольцо. Теперь те долго не сунутся.

— На всякий случай,— повторил Яр. И встретился глазами с мальчишкой, у которого из-под лыжной куртки выглядывала оранжевая майка.

На несколько секунд Яр перестал быть скадерменом и командиром, напряжение отпустило его. Стало тепло и тихо.

— Это ты…— улыбнулся Яр.— Иди сюда. Скажи на­конец: как тебя зовут?

Мальчик улыбнулся — и нерешительно, и обрадованно:

— Яська…

— Что? — изумленно спросил Яр.

— Яська. Ярослав…

— Ну… и прекрасно,— засмеялся Яр. В конце концов, что здесь было удивительного?

Протолкалась Данка с закутанным в свитер Стручком.

— Яр, Вовчика я заберу к себе. И еще трех человек.

— Яська пойдет ко мне,— ревниво сказал Алька.— И еще вот он.— Алька кивнул на косматого, большеротого пацаненка с глазами-смородинами.— Это Люк…

— Хорошо.

Яр вдруг заметил, что в комнате стало просторнее и спокойнее. Кое-кто сидел по углам, других уже не было здесь — видимо, таскали кровати. Денек, Игнатик и Яська о чем-то быстро шептались у окна.

«Боже мой, сколько теперь работы!» — подумал Яр.

— Глеб, машина готова?

— Да, Яр.

— Глеб…— Яр наконец разрешил себе сказать то, свое. Очень важное.— Глеб, если увидишь Юрку…

— Конечно, увижу. Куда он теперь денется,— быстро сказал Глеб.

«Куда?— подумал Яр.— Все что угодно может быть с живым мальчишкой. Если в лесу, раздетый, без хлеба. Может заплутать, сорваться со скалы, ухнуть в болото, замерзнуть… Да и в Городе тоже…»

«Это может случиться не только с Юркой»,— перебил он себя. Но спокойнее, разумеется, не стало.

— Давай, Глеб. Не теряйте минут!

Глеб и Командир шагнули к двери. Но там, у порога, возникла суета. Денек, Яська и Тик вталкивали в комнату кого-то четвертого. Игнатик весело и сердито говорил:

— Ну чего ты боишься? Вот балда! Иди…

Они расступились наконец, и перед Яром оказался темноволосый сумрачный мальчишка с низко опущенной головой. Несмотря на мешковатый лыжный костюм, он был похож на виноватого страусенка из мультфильма, который Яр видел в детстве.

Яр услышал оглушительно звенящую тишину.

Мальчишка засопел, неловко провел рукой под носом, чуть поднял лицо, сказал сипловато:

— Это, что ли, ты… папа…