Достоинство человека заключается в способности знать правду и жить в соответствии с ней
как его можно победить. Он изображает зеленщика, которому пред- ставители власти велят вывесить на витрине его магазина плакат с надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» В бывшем ком- мунистическом блоке восточноевропейских стран подобные плакаты висели повсюду — на заводах, в магазинах и на придорожных щитах. Зеленщик должен решить, что ему делать с распоряжением вла-
стей. Подчиниться? Но он больше не верит в идеологию, отраженную
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
в лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Он не верит, что люди — это продукт экономической среды, в которой они находятся, и что рай на земле может быть достигнут через изменение социаль- ных условий. После сорока лет советской гегемонии в Восточной Ев- ропе общество, безусловно, изменилось, — но только в худшую сторону. Людям приходилось идти на компромисс с совестью, про- должая поддерживать то, что, по их мнению, было ложью.
В то же время правительство боится, что люди могут обнару- жить лживость коммунистической идеологии. Именно поэтому им так важно, чтобы зеленщик вывесил транспарант. Это связало бы его ложью, и он стал бы соучастником коммунистического гнета. Уча- ствуя в обмане, зеленщик отверг бы свое человеческое достоинство и сделал бы себя слугой лживой, порабощающей идеологии. Кроме того, он стал бы правительственным инструментом угнетения других, поскольку его пример подразумевал бы, что противоречить властям слишком рискованно. После каждого участия во лжи зеленщиком было бы все проще манипулировать.
В своем эссе Гавел показывает, что великую ложь коммунизма можно поддерживать только с помощью миллионов маленьких об- манов, выуженных у таких зеленщиков. Советский Союз со своими сателлитами стал огромным миром кажущегося, лишенным реально- сти. Каждому, кто содействовал работе этой системы, приходилось вести себя, как будто: как будто экономика определяет судьбу, как будто правительство защищает интересы трудящихся, как будто под- держивается верховенство закона, как будто уважаются права чело- века, как будто практикуется свобода вероисповедания… Возникла хитроумная система ритуальных жестов, включая политические пла- каты в витринах магазинов, позволяющая государственным деятелям притворяться перед самими собой и другими, что коммунизм есть источник смысла и значимости жизни.
Для большинства людей это подразумевало крайнюю раздвоен- ность. Они были одними в общественной жизни, и совершенно дру- гими — в частной. На людях они вели себя так, словно верили лжи, но внутренне знали правду. Зеленщики вывешивали плакаты, потому что за отказ сделать это они могли перестать быть зеленщиками, им могли урезать зарплату или даже посадить в тюрьму, а их дети могли лишиться возможности получить высшее образование. По- этому большинство людей в советском блоке предпочитали жить в великой лжи.
В качестве наиболее революционного образа действий Гавел предложил жить в правде. Достоинство человека заключается в спо- собности знать правду и жить в соответствии с ней. Это восста- навливает врожденное чувство человеческого достоинства и снова
Г Л А В А 1 7
наполняет жизнь смыслом, поскольку истина важнее самой жизни. Гавел пишет:
Следовательно, под внешней благопристойностью
«жизни во лжи» дремлет скрытая сфера истинных устремлений к жизни, ее «скрытая открытость» правде.
Особая, чреватая взрывом и неизмеримая поли- тическая сила «жизни в правде» заключается в том, что открытая «жизнь в правде» имеет своего хотя и невидимого, но при этом вездесущего союзника:
«скрытую сферу». Именно из нее она вырастает… Это пространство, естественно, скрыто, и потому для власти весьма небезопасно: сложные процессы, которые в нем протекают, протекают в полумраке — и в момент, когда они в своей завершающей фазе или своими последствиями выходят «на свет» в форме различных неожиданных потрясений, их уже, как правило, невозможно скрыть.8
Для Гавела жизнь в правде подразумевала обычную честность: признать реальность и затем быть верным ей в своих поступках. По- вторюсь, что он не призывал придерживаться какой-то грандиозной политической схемы. Жизнь в правде охватывает все: «от письма ин- теллектуалов до рабочей забастовки, от концерта рок-музыки до сту- денческой демонстрации, от отказа участвовать в избирательном фарсе и открытого выступления на каком-то официальном съезде до, скажем, голодовки».9
К 1989 году бесчисленное множество людей по всей Восточ- ной Европе посвятило себя призыву Гавела жить в правде. Среди них были другие подписанты «Хартии 77», а также Лех Валенса и дви- жение «Солидарность» в Польше, пастор Ласло Тёкеш и его после- дователи в Румынии, и венгры, вынудившие свое правительство провести свободные выборы. В результате смелых действий многих людей систему действительно постиг «шокирующий сюрприз».
В конечном итоге, эти диссиденты вдохновили сотни тысяч выйти на улицы Восточной Германии. Демонстрации восточных нем- цев начались от церкви Святого Николая в Лейпциге, в которой люди, начиная с 1982 года, встречались для проведения мирных со- браний. После одного из таких собраний 4 сентября 1989 года пол- торы тысячи человек организовали демонстрацию, пройдя по улицам Лейпцига с зажженными свечами в руках. Хотя незадолго до этого венгерское правительство открыло границу с Австрией, позволив ты-
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
сячам восточных немцев впервые после Второй мировой войны эмиг- рировать на запад, люди, собравшиеся в церкви Св. Николая не были удовлетворены лишь правом свободного передвижения. Они хотели настоящей свободы в своей стране. В тот день, 4 сентября, они на- чали скандировать: «Мы остаемся!»
К 25 сентября число демонстрантов возросло до восьми тысяч, а 2 октября на улицы вышло уже десять тысяч. Затем, невзирая на
угрозы правительства устроить бойню вроде той, что была на площади Тяньань- мэнь в Китае, 9 октября в марше приняли
Честность и поиск истины
идут рука об руку
участие пятьдесят тысяч человек. Именно тогда правительство Восточной Германии окончательно потеряло контроль над на- селением страны. В следующие несколько недель демонстрации в Восточной Герма-
нии становились все более многолюдными. Люди маршировали со свечами в руках по всем городам страны. Началась революция при свете свечей, олицетворяющих сокровенные молитвы народа. В вос- точном Берлине местом сбора стала церковь «Добрый самарянин», расположенная неподалеку от тех районов, где Шпеер проводил «вы- селение» и «эвакуацию», содействовавшие Холокосту.
9 ноября 1989 года из-за какого-то недоразумения в правитель- стве по городу распространился слух о том, что будет разрешен сво- бодный проезд в Западный Берлин. К полуночи Бранденбургские ворота оказались посреди моря из сотен тысяч людей, празднующих свою вновь обретенную свободу и радующихся скорому воссоедине- нию Германии. По Берлинской стене ударили первые молоты.
Это событие и по сей день остается одним из самых позитивных в моей жизни, и оно стало возможным только потому, что смелые люди признали: они знают правду и решили жить по ней. Нация, ко- торая породила Альберта Шпеера, жившего в плену ужасов раздвоен- ного сознания, в лице сотен тысяч его сограждан отвергла этику раздвоенности. В 1989 году, прислушавшись к совету Гавела и других, подобных ему, люди решили, что их общественное поведение больше не будет идти вразрез с личными убеждениями, и начали жить в со- ответствии с этим решением, невзирая на цену. Как это воодушевляет! Из негативного примера Альберта Шпеера и позитивного — Вацлава Гавела мы можем почерпнуть крайне важные жизненные уроки. Для того чтобы обрести смысл жизни, нам необходимо вы- явить истину, обнаружить реальность. А обнаружив, оставаться ей верными, чего бы это ни стоило. Честность и поиск истины идут рука об руку. Людям в Восточной Европе было недостаточно просто
знать правду. Они должны были жить в соответствии с ней.
Г Л А В А 1 7
Опыт тех, кто жил при коммунистах, учит нас тому, что все мы не только ищем истину, но и стремимся избегать ее, когда наши за- просы, желания и инстинкты выживания делают ее неудобной или угрожающей. Один из польских диссидентов, принявших мучениче- скую смерть, Ежи Попелушко, сказал: «Если правда становится для нас настолько ценной, что мы готовы пойти ради нее на риск и стра- дания, то мы победим страх — прямую причину нашего порабоще- ния».10
Честность жизненно важна, потому что любое отступление от нее делает нас противниками реальности, и это — война, в которой ни один человек никогда не побеждал. Вы можете отвергать реаль- ность только до тех пор, пока она не раздавит вас, как случилось с нацистской Германией и коммунистической Восточной Европой.
Для вдумчивых мыслителей эти принципы настолько очевидны, что папа римский Иоанн Павел II предвидел крах коммунизма еще задолго до падения «железного занавеса». Он понимал, что любая система, которая столь радикально противоречит человеческой при- роде и естественному порядку, просто не в состоянии выдержать ис- пытание временем.
Великая ложь коммунизма практически исчезла, но на ее место пришла другая. Как это ни трагично, в наше время мы стали зелен- щиками, вывешивающими на своих витринах плакаты: «Нет такого понятия, как истина!»; «Толерантность — вот наш бог!»; «Много- образие — любой ценой!»
Запад настаивает на отсутствии абсолютов, и в этом состоит его великая ложь. Для него существуют лишь противоборствующие друг другу субъективные истины. Сколь безобидным ни кажется такой тезис на первый взгляд, эта великая ложь разрушает «истин- ные цели жизни», как назвал их Гавел, — и делает счастливую жизнь невозможной, в чем мы вскоре убедимся.
Глава 18
Можно ли познать истину?
|
шего общества отвечают на него решительным «нет».
Главная причина отрицания заключается в том, что на западе произошла глобальная культурная революция. Как мы уже отметили ранее, в период после Второй мировой войны философы-экзистенциа- листы (преимущественно, французские) всерьез приняли на вооруже- ние формулировку Ницше о том, что Бог умер, и жизнь не имеет трансцендентного смысла. Значит, задача человека состоит в преодо- лении бессмысленности, присущей жизни, с помощью личного опыта. Так возникли «шестидесятники» — поколение Вудстока, ищущее смысл в протесте, свободной любви и наркотиках. Вскоре компанию экзистен- циализму составил деконструкционизм в литературе и культурологи- ческих науках. Он настаивал на том, что сообщества живут в
«языковой тюрьме», подразумевая, что мы не можем избежать пред- убеждений своей культуры, а любое мнение о мироустройстве — это лишь проявление предвзятого группового мышления.1 Не нужно быть философом, чтобы увидеть, что эти два мировоззренческих течения подрывают любую структуру власти.
Истиной становится любое субъективное убеждение человека. То есть, у вас — своя истина, а у меня — своя. Именно в этом заключается суть эпохи постмодернизма.
Но если все предположения верны, то, в конечном итоге, не верно ни одно из них. Постмодернизм радикально отступил от исторической традиции западной цивилизации, согласно которой мы можем познать истину посредством разума и воображения. Историческое христианство добавило к этому идею о том, что откровение расширяет возможности
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
разума и делает понимание завершенным и целостным, предоставляя ответы на вечные человеческие вопросы о цели и смысле жизни.
К сожалению, постмодер- низм не стал просто схоластиче-
ским учением современных