Современные дисциплины и классические представления

Полезно будет дальше обсудить существующие связи между классическими и современными дисциплинами. Знание их природы позволяет понять, что многое, считающееся оригинальным в структуре современных дисциплин, в действительности же всего лишь повторяет либо углубляет те идеи, что формировали дух и задачи классических дисциплин в течение столетий.

Различные установления, обычаи и верования традиционной японской культуры, включая и исконные, и позаимствованные, можно встретить в современных дисциплинах. Знакомые современному японцу синтоистские, даосские, конфуцианские и буддийские представления предстают нашему взору при критическом взгляде на современные дисциплины.

Те из современных дисциплин, где основным оружием является меч, относятся к высшим формам, и едва ли такое положение вещей изменится. Подобное отношение связано с тем, что меч продолжает оставаться главным оружием японца. Но немногие из современных бойцов, искусно владеющих мечами, знают, что столь почетное место мечу было отведено еще старинными синтоистскими верованиями. Высшее божество синтоизма, богиня солнца Аматэрасу Омиками (дословно: освещающее небо высшее божество) полагала, что меч помогает его обладателю «различать правду от лжи, ибо меч служит справедливости и помогает слабому противостоять сильному на благо милосердия». Поэтому меч является предметом поклонения, а не просто оружием убийства. Для древних японцев меч всегда олицетворял качества «твердости, проницательности и решительности, в чем и заключалась вся мудрость», выражаясь словами Дзинно Сётоки («Родословная божественных царей», автор — Китабатакэ Тикафуса, 1293‑1354).

Даосские и конфуцианские представления, сочетаясь друг с другом, образовывали сложный, философский сплав, который трудно разъять. Здесь самовоспитание посредством жесткой дисциплины представляется «сиятельной добродетелью» и считается абсолютной истиной то, что собственное самосовершенствование недостижимо без самосовершенствования окружающий. Кроме того, помимо довольно явного объединения даосских и конфуцианских представлений в учении о до (пути), «самовоспитание» и «сиятельная добродетель» имеют еще и другое значение для последователей современного будо.

Глава «Великое учение» («Да сюэ», глава конфуцианского канона «Ли цзи» («Книга установлений»)), которая позднее, в эпоху неоконфуцианства (XIIв.), переработанная Чжу Си, вошла вместе с другой главой «Учение о середине» в качестве самостоятельного произведения в Малый канон, иначе Четверокнижие (Сышу ), где излагаются основы конфуцианского учения, ссылается на восемь «малых установлений», которым необходимо следовать на пути духовного самосовершенствования. Второе «малое установление», или же «постижение вещей», можно трактовать по‑разному, но в любом случае здесь подразумевается много‑, а не односторонность личных усилий. То, что многие представители современных дисциплин не понимают всей значимости подобной многосторонности усилий, которые необходимо прилагать при изучении и овладении данными дисциплинами, заставляет остановиться на этом подробнее.

Те, кто предлагает добиться самосовершенствования посредством дисциплины, страдающей однобокостью, забывают о самой множественности [устремлений], требуемой для «постижения вещей». Вспоминается критика Томаса С.Эллиота: «Стоит им овладеть одним делом, и они уже считают себя культурными людьми».

Вполне очевидно, что до нельзя понять с наскока, тем более овладеть им. А предпринимать подобные попытки — значит исказить классическую концепцию самого до . Так что склонность современных систем развиваться в русле жестко очерченной специализации, т.е. ограничиваться рамками только рукопашной системы или системы с одним видом оружия, не находит поддержки у традиционалистов, считающих узкую специализацию несвойственной формам настоящего будо. В доказательство они приводят тот факт, что все подлинные мастера (мэйдзин ) классических дисциплин изучали широкий спектр различных дисциплин, никогда не специализируясь на какой‑либо одной, по крайней мере пока не достигнут уровня мэйдзин . Другое основание для подобного утверждения традиционалисты находят в самой современности, где полностью отсутствуют истинные мастера современных форм будо среди чистых специалистов, как бы они пи этом ни были технически совершенны.

В современных дисциплинах можно обнаружить многое из дуализма чжусианского конфуцианства, доставшееся им по наследству от классических дисциплин. Современный кэндоист, скрещивая свое учебное оружие с оружием соперника, рассматривает данное действие как юкэн (в кэндо означающее «синай входит в соприкосновение с синаем»); когда то же самое учебное оружие отводится назад, такое действие называется мукэн (в кэндо означающее «отсутствие между синаями соприкосновения»). Все технические действия в кэндо строятся на основе одного из этих двух аспектов конфуцианской мысли. И едва ли рядовой современный кэндоист осознает, что первое действие исходит от чжусианской концепции юкэй , иначе «имеющий форму», а второе — из ее дополнения укэй , иначе «бесформенный».

В действительности сама система иерархии, используемая во многих современных дисциплинах для популяризации своих учений, так называемая система дан‑кю, основывается на подобном чжусианском дуализме: имеющие дан (ранг мастера) именуются ю‑данся (удостоившийся ранга), тогда как не имеющие дана именуются му‑данся (не удостоившийся ранга). При выполнении ката (комплекса формальных упражнений) дзюдоист или последователь каратэ‑до, выказывающий в своих действиях верное соотношение между покоем и движением, в своих умственных и физических установках пользуется чжусианскими концепциями сэй , иначе пассивность, и до , иначе активность. Современный лучник, осуществляя необходимые действия для стрельбы одной стрелой в стиле кюдо, едва ли осознает, что производит еще одно действие, связанное с дуализмом Чжу Си, а именно, действие, включающее тай , иначе предмет, и ё , иначе функцию [данного предмета]. Подобным образом последователю некоторых стилей айкидо также невдомек, что как бы он ни уповал на ки (жизненную силу), чтобы достичь согласия между духом и самим действием, необходимо привлечь ри , иначе разум, являющийся вторым полюсом по отношению к ки .

Каково бы ни было отношение к дуализму Чжу Си, его действенность проявляется во всех типах современных дисциплин в той же мере, как это было свойственно классическим формам. Только через взаимодействие двух полюсов можно выразить те особенности исполнения, которые придают типично японский характер физическому действию и необходимому для его проявления эмоциональному настрою. Исполнение, лишенное какого‑либо аспекта из большого числа чжусианских полюсов, предстает «мертвым», что выражается в отсутствии «телесного восприятия» со стороны одного или всех исполнителей. Подобный недостаток говорит об отсутствии «внутренней жизни» у тех, кто выказывает свое умение, той самой «внутренней жизни», являющейся неотъемлемой чертой настоящего мастера, мэйдзина .

Все современные дисциплины, как и классические военные искусства и принципы, деятельны по своей природе. Они отвечают по существу нерелигиозной натуре японского народа, но не лишены явно выраженных представлений о нравственности и религиозном чувстве. Особенно современное будо ищет метафизическое обоснование своего представления о нравственности. Само стремление современного будо привить своим последователям этическое чувство естественным образом вытекает скорее из даосских и конфуцианских представлений, чем установлений дзэн‑буддизма, как это представляется многим современным последователям будо; классические концепции бусидо предстают в современных учениях будо лишь бледной копией. Конфуцианский путь возвышает сознание до такого уровня, когда индивидуализм становится одним целым со вселенной, в отличие от даосского пути, нацеленного на отрицание самого себя, а такое самоотрицание достигается отождествлением себя с природой, что в свою очередь возвышает сознание над мирскими различиями наподобие «такое» и «иное». И конфуцианские, и даосские представления находят поддержку в современном будо. В то же время современные формы будо диктуются, согласно Огю Сораи, социальными практическими нуждами, пытающимися ослабить значимость многих достаточно требовательных этических представлений конфуцианства.

Что касается исключительно современных последователей будо, то естественные привязанности современного человека, включая те из них, вследствие которых его собственные склонности могут привести к безнравственному поведению, что хорошо понимали Мотоори Норинага и Огю Сораи, вытесняют абстрактные, идеалистические моральные установки его поведения. К примеру, этические учения конфуцианства и даосизма, лежавшие в основе эстетического мировосприятия средневековых классических рыцарей, в современном будо представляются не чем иным, как романтическими идеалами. Натурализм Хираты Ацутанэ, взывающий к японскому национальному духу, превосходно выражает само существо целей японских последователей современного будо в наши дни: «Примериться к самим естественным привязанностям человека и есть Путь… А поскольку истинный Путь столь прост, то следует перестать вести себя наподобие мудреца и совершенно отбросить так называемый разум, иначе путь просветления, и все то, что неестественно и напоминает буддизм. Вместо этого давайте не будем искажать и забывать Ямато‑гокоро [дух Японии], а начнем воспитывать и направлять его таким образом, чтобы превратить в несгибаемый, истинный, чистый и благой дух Японии».

Подобная натуралистическая направленность, обуславливающая восприятие конфуцианской этики современными дисциплинами, также существенно сказывается на том, как современные последователи будо воспринимают влияние буддизма. В период возникновения первых современных дисциплин все известные секты буддизма отошли от строгого соблюдения жесткой дисциплины; и ослабление старого духа суровой дисциплины наряду с ростом либерализма повлияло на саму природу современных дисциплин. К тому же буддизм всегда был в большей степени «государственным делом» в Японии, чем личной религией японцев. Поэтому и влияние буддизма на современное будо ограничивается тем, в какой мере он оказывается полезным в достижении абсолютной истины в мирской жизни. Признание современными последователями будо священности их физических усилий является определяющей четой какого бы то ни было у них религиозного чувства. Таким образом, если последователь будо всем сердцем и душой отдается обучению, он проповедует «благой буддизм» в том смысле, как его выразил дзэнский монах Токуан (1573‑1646). Праведно исполненный закон Будды совпадает с законом "мирского существования… Путь (До ) является сугубо земным делом".

В оставшихся главах данной книги будут рассмотрены технические современные дисциплины. Хоть и важно не терять из виду связь между современными и классическими дисциплинами, необходимо все же признать, что на практике современные дисциплины в наш век научного рационализма мало внимания уделяют тайному и интуитивному миру классических воинских искусств и принципов.

Несмотря на то что наиболее ранние дисциплины могут позволить вполне надежно оценить их существо, роль и воздействие на современное общество, необходимо постоянно помнить о непрерывно совершенствующихся внутри них изменениях. К тому же появляются новые дисциплины. Мы уже наслышаны о таких системах, как тайдо, айкикэн‑до и других. Когда писались эти строки, сами системы были еще слишком молоды, чтобы можно было выявить их исконную природу, а сама роль их в обществе еще не определилась. Поэтому в последующих главах данной книги будут подробно разобраны уже устоявшиеся современные дисциплины, не обязательно являющиеся самыми ранними из них.

Вместо того чтобы повторять все то, что уже появилось на страницах авторитетных книг по истории и развитию современных дисциплин и их техническому оснащению, каждая из представленных здесь дисциплин будет рассмотрена в новом ракурсе, где упор делается на исконную природу самих дисциплин, как это виделось их создателям и некоторым наиболее опытным и авторитетным последователям. Такая подача материала преследует двоякую цель: во‑первых, практикующий ту или иную современную дисциплину получит возможность сравнить исходную форму с практикуемой им в настоящее время. Во многих случаях выявляется очевидное расхождение между первоисточником и его современной трактовкой. Осознание подобного расхождения поможет серьезным и преданным последователям современных дисциплин справиться с собственной некомпетентностью, характерной для настоящего времени.

Во‑вторых, для несведущих людей, для которых современные дисциплины, возможно, являются предметом любопытства или же сугубо праздного интереса, подобное изложение даст реальное представление о самих дисциплинах, то понимание, которое нельзя обрести на основе отрывочных наблюдений за искаженными формами практикуемых дисциплин, наводнившими собой современный мир и пытающимися выдать себя за подлинник.

Глава четвертая. Современное будзюцу

Хоть суждено сменить сандалии,

Свой путь мы будем продолжать

Окакура Какудзо

Батто‑дзюцу

Многие классические школы отличает иай‑дзюцу , искусство извлечения меча из ножен, но подобное искусство там предпочитают именовать батто‑дзюцу . Выражение «батто‑дзюцу» равносильно по значению иай‑дзюцу, но в нем сильнее звучит сам мотив «стремительной атаки» на противника. В сочетании с практикой тамэси‑гири , искусства испытания рубящей силы клинка и умения им пользоваться, батто‑дзюцу и составляет существо реального боя.

Создание в 1873 году Тоямой Гакко специальной школы для подготовки воинских кадров привело к образованию в 1925 году Тояма‑рю. Среди воинских предметов данного рю имелся и гунто сохо , иначе способ обращения с армейским мечом. Гунто сохо, или же иай из Тояма‑рю, как еще чаще его именовали, впитал опыт многих кэнси (опытных мечников), особенно владеющих техникой тати‑иай из Омори‑рю, то есть обнажения (и использвания) меча в положении стоя. Иай из Тяма‑рю включает семь техник. Все они являются действенными методами мгновенного умерщвления противника.

Накамура Тайсабуро (родился в 1911 году) является специалистом в изучении воинских искусств школы Тояма‑рю; он владеет гунто сохо, дзюкэн‑дзюцу и таккэн‑дзюцу (искусством владения коротким мечом). Он также является ведущим наставником классического иай‑дзюцу и таких современных дисциплин, как кэндо и дзюдо. Тридцатилетняя работа увенчалась созданием собственной школы Накамура‑рю, где главным предметом является батто‑дзюцу.

Теория и техника

Накамура сознательно выбрал для классификации собственной системы обращения с мечом наименование дзюцу , чтобы сохранить свойственное этой системе достоинство и воинский дух. Поэтому в его формах обучения преобладает практическая жилка, и нет специальной попытки облагородить их посредством причудливых философских концепций. И все же самому строю обучения в данной школе присущ положительный духовный заряд.

Батто‑дзюцу из Накамура‑рю черпает этот духовный заряд из того, что именуют обычно эйдзи хаппо , дословно "воплощением восьми черт каллиграфии (сёдо ) в иероглифе эй — вечность". Но здесь присутствует и более глубокий, буддийский иносказательный смысл для обозначения цифры «восемь», то есть «мириады»; поэтому и выражение «эйдзи хаппо» означает также «мириады иероглифа вечность». Это особое значение говорит о бесконечном многообразии форм иероглифов, которые могут выйти из‑под кисти каллиграфа, и в своем приложении к батто‑дзюцу Накамуры оно предстает как хаппо‑гири но тосэн , иначе «мириады образов (траекторий меча) для ударов».

Практичность элементов из Тояма‑рю побудила Накамуру включить их в программу собственной школы боя на мечах. Как и в приемах иай из Тояма‑рю, в батто‑дзюцу Накамуры была также полностью исключена позиция сэйдза (обычная японская стойка в положении сидя); все приемы исполнялись из положения стоя. Накамура расширил пять стандартных камаэ (боевые стойки) современного кэндо: тюдан‑но камаэ (средняя стойка), гэдан‑но камаэ (низкая стойка), дзёдан‑но камаэ (высокая стойка), хассо‑но камаэ (исходная стойка) и ваки‑но камаэ (боковая стойка) — до восьми, создав левый и правый варианты стандартных положений кэндо, таких как дзёдан, хоссо (хаппо) и ваки‑но камаэ. Восемь техник удара, именуемых хаппо‑гири, довершают весь арсенал технических средств батто‑дзюцу Накамуры, как бы дословно выполняя требования самого выражения «эйдзи хаппо»; но опираясь на эти основные приемы, опытный наставник свободен импровизировать в пределах, допустимых буддийским представлением о восьмерке как мириаде.

Батто‑дзюцу, как учит Накамура, не является сугубо искусством умерщвления; но, с другой стороны, оно не допускает, чтобы последователь батто‑дзюцу был убит, когда ему придется столкнуться с противником в бою. Батто‑дзюцу Накамуры следует классической концепции бу , всегда трактуемой как оборонительная. Задача системы Накамуры состоит в том, чтобы обеспечить средства для сэйсин танрэн , иначе «духовной закалки» личности. В процессе обучения последователь батто‑дзюцу из Накамура‑рю совершенствуется как духовно, так и физически, и тем самым облагораживается его собственный характер. В свое обучение он должен вкладывать все кокоро (сердце, ум, дух, сознание). Являясь духовным аспектом собственного "я", кокоро позволяет обучающемуся подготовить себя к суровой дисциплине занятий. Кокоро освобождает его ум от отвлекающих мыслей и позволяет сосредоточить собственную энергию на предмете обучения. Сэйган‑но камаэ , боевая исходная стойка, напоминающая тюдан‑но камаэ из кэндо, но отличающаяся от последней тем, что в первую очередь угрожает глазам соперника, является, согласно Накамуре, "выражением душевного [кокоро ] состояния обучающегося". Такому опытному наставнику, как Накамура, она говорит об умственному состоянии и степени владения мечом его обладателя.

Но какого духовного совершенства мы бы ни достигли практикуясь батто‑дзюцу из Накамура‑рю, и какой уровень мастерства в исполнении хаппо‑гири мы бы ни приобрели, отсутствие возможности испытать свое умение на практике, полагает Накамура, превращает само искусство в бессмысленное занятие, зацикленное на самом себе. Поэтому он полагает, что частое использование практики тамэси‑гири (проверка силы удара) является необходимым дополнением к занятиям батто‑дзюцу. Достаточно поупражнявшись в ударах по целям из бамбука и рисовой соломы, последователи батто‑дзюцу могут оценить свое физическое умение с практической точки зрения; подобная практика выявляет степень овладения такими необходимыми основами, как правильный выбор камаэ и ма‑ай (боевая дистанция) и умение сконцентрировать силу удара меча движением рук.

Иай‑до в настоящее время

Накамура в своих взглядах столь же традиционен, сколь и практичен. Он не считает, что любой вид современного будо должен быть воинским искусством. Касясь, в частности, систем иай‑до, Накамура видит в них лишь служащие уму и телу дисциплины, чьи сторонники зачастую используют свое умение для того, чтобы удовлетворить собственную гордыню и поразить окружающих. По мнению Накамуры, современную технику иай‑до сознательно делают искусственной и бессодержательной с точки зрения реального боя; иай‑до прекрасно согласно представлению о тадасиий катати , иначе «правильной форме», которую вырабатывают в соответствии с сэйтэй‑гата , иначе стандартной формой приемов обнажения меча, созданных Дзэн Нихон Иай‑до Рэммэй (Всеяпонская федерация по иай‑до). Накамура рассматривает сэйтэй‑гата как уступки вкусам современной публики.

Практический боевой аспект техники обнажения меча, являющийся основой самих форм дзюцу, утрачивается вследствие приспособления такой техники к требованиям иай‑до. Начало обнажения меча из положения сэйдза, к примеру, «совершается не подобно тому, как поступал средневековый рыцарь», замечает Накамура, "ибо такая стойка не практична, когда воин вооружен дайсё [сочетанием длинного и короткого мечей]". Также недоволен Накамура формой исполнения четырех технических действий при обнажении меча в стиле иай‑до. Нукицукэ (извлечение меча из ножен) обычно происходит слишком медленно и таким образом, что нужная скорость движения достигается после извлечения из ножен четырех пятых длины клинка. "Это вовсе не нуки (мгновенное извлечение клинка)", — замечает Накамура. Медленное обнажение меча говорит о суки (слабое место в обороне) в технике фехтовальщика‑мечника.

"Кирицукэ (удар мечом), как его делает большинство современных борцов, также неэффективен, — говорит Накамура, — поскольку у них нет опыта владения тамэси‑гири". Тибуруи , иначе «стряхивание крови» с меча, которая якобы обагрила клинок после быстро нанесенного удара, также производится не эффективно. "Никто из рыцарей не делал тибуруи так, как это проделывают нынешние представители иай‑до". По‑настоящему очистить клинок после ранения им человека можно, лишь вытирая его куском ткани или клочком бумаги, чего никогда не забывал делать рыцарь прежде, чем вложить свой меч в ножны. Последнее движение ното , иначе вложение меча в ножны, также не избежало критических замечаний Накамуры не только потому, что само действие следует после неэффективно проведенного тибуруи , но и по причине его быстрого исполнения лишь для того, чтобы показать собственное умение. В действительности же возвращение меча в ножны рыцарем происходило достаточно медленно, осторожно, в форме дзансин («бдительность», сохраняемое превосходство над противником, характеризуемое полной непрекращающейся концентрацией [внимания] и выражаемое душевным настроем и физической формой).

Современные последователи иай‑до также мало знакомы с манерами и обычаями средневекового рыцаря и ведут себя, по мнению Накамуры, слишком беззаботно. "Я тщательно обследовал многие сотни мечей современных фехтовальщиков и едва нашел один из них, где бы коигути (открытый конец ножен) не был поврежден". Средневековый рыцарь оценивал свое умение и умение других по состоянию коигути . Коигути не должен быть поцарапан, что случается при неосторожном вкладывании меча в ножны. А поскольку коигути является составной частью меча, по существу частью «живой души рыцаря», то его повреждение или порез означает нанесение раны собственной душе.

Накамура дает дельный, конструктивный совет, который привил бы большее чувство ответственности у последователей современного иай‑до и побудил бы их придерживаться традиционных, практических рекомендаций в обращении с мечом. «Необходим баланс старого и нового в процессе всего обучения, — говорит Накамура, — но следует покончить со сползанием в сторону публичного зрелища, отказаться от спортивных или состязательных моментов, и восстановить связь между кэндо и иай‑до». Многие современные кэндоисты ничего не знают о настоящем фехтовании на мечах просто потому, что "синай [бамбуковый учебный меч] вовсе не является мечом". Лишь настоящий клинок поможет овладеть кэндо, «путем меча», полагает Накамура.

Кэйдзё‑дзюцу

Когда в 1874 году создавались современные японские полицейские силы, то предполагалось возложить на них ответственность за поддержание гражданской законности и общественного порядка по всей Японии. Задача совершенствования методов ведения полицией рукопашного боя стала постоянной заботой полицейских властей с конца эры Мэйдзи. Меч являлся составной частью экипировки полицейского до конца Второй мировой войны, его дополнял револьвер или пистолет. Но несмотря на всю эффективность холодного и огнестрельного оружия, подобные средства явно не подходили для многих обычных ситуаций.

Поэтому была созвана техническая комиссия из семи человек, которой поручалось разработать более приемлемый метод борьбы, применимый в вооруженной рукопашной схватке. Симидзу Такадзи и Такаяма Кэнъити, два знатока классического будзюцу, продемонстрировали перед технической комиссией в 1927 году приемы дзёдзюцу (искусства владения боевой палкой). Их показ был столь впечатляющим, что полицейские власти решили заимствовать некоторые приемы дзёдзюцу и ввести специальные программы по обучению японских полицейских. Обучение приемам дзёдзюцу полицейских потребовало надзора, и в 1931 году Симидзу был приглашен в Токио в качестве главного наставника полицейских сил по дзёдзюцу. Под его техническим руководством было создано токубэцу кэйбитай , особое полицейское подразделение, воинский состав которого специально был обучен приемам с использованием дзё , твердой деревянной палки средней длины.

Дзёдзюцу, приспособленное к современным нуждам полиции, стало официально именоваться кэйдзё‑дзюцу , иначе искусством владения полицейской палкой. Это была система, созданная Симидзу для усмирения разбушевавшейся толпы или подавления беспорядков. Запрет, наложенный союзниками в 1945 году на воинские искусства и принципы, не коснулся кэйдзё‑дзюцу, поскольку оно было необходимо для обучения японских полицейских. Но спокойствие внутри страны не давало поводов для использования кэйдзё‑дзюцу, и потому его роль в работе полиции оказалась не столь важной, как ожидалось.

Теория и техника

Кэйдзё‑дзюцу основано на классическом воинском искусстве дзёдзюцу, а именно учениях, берущих начало из школы XVII века Синдо Мусо‑рю. Оборонительный характер классического дзёдзюцу соответствовал требованиям, предъявляемым к кэйдзё‑дзюцу.

Используемая с умом палка оказывается идеальным оружием для усмирения агрессора. Она предлагает более широкие возможности, чем любое иное оружие. В работе по поддержанию правопорядка сфера применения огнестрельного или холодного оружия очень ограничена. Полицейский или должен решиться на суровое наказание, прибегнув к такого рода оружию, или же убрать его на прежнее место, тем самым делая его бесполезным. И нет никакой гарантии, что прибегнув к огнестрельному или холодному оружию можно избежать нанесения серьезных ранений; а если редко использовать это оружие, то нет гарантии, что агрессора удастся усмирить. Сама трудность в определении того, как использовать огнестрельное или холодное оружие, чтобы совладать с агрессором, снижает эффективность такого рода оружия. Применяя же палку в качестве оружия против нарушителя, наоборот, можно регулировать необходимую для его усмирения тяжесть удара.

Приемы кэйдзё‑дзюцу можно применять с расчетом того, нужно ли посредством достаточного болевого шока отвратить агрессора от дальнейших действий, либо же, ломая кости или травмируя ткани, его обездвижить; используя анатомически уязвимые места, называемые кюсё , можно оглушить или нокаутировать агрессора. В умелых руках палка (дзё ) способна нанести режущий, колющий удары, отразить нападение агрессора и нейтрализовать его; это касается и безоружных и вооруженных нарушителей. Умение быстро управляться с дзё позволяет производить такие действия, от которых довольно трудно защититься, что вынуждает агрессора открывать свои уязвимые места, чем и может воспользоваться обладатель дзё.