Культура эпохи возрождения

Возрождение или Ренессанс (от франц. Renaissance – «возрождение)» – это наименование культурной эпохи времен перехода от средневековья к Новому времени в Западной Европе (кон. XIII –XVI вв. в Южной Европе; до нач. XVII ст. в Северной Европе и в Англии). Впервые термин «Возрождение» употребил итальянский историк искусств Джорджо Вазари (1511 – 1574 гг.) в его работе «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (1550).

В сравнительно небольшой промежуток времени, который именуют Возрождением, в Европе были заложены основы культуры качественно отличной от культуры эпохи средневековья. В основе ренессансного переворота лежит переход от религиозного сознания к сознанию эмпирическому и рациональному, связанному с земными, а не «небесными» интересами людей. Наряду с секулярным мировоззрением, среди культурных доминант новой эпохи можно назвать появление реалистического и гуманистического художественного творчества, утверждение отличного от христианско-церковного представления о свободе и ценности человеческой личности. В зависимости от конкретных исторических условий каждой западноевропейской страны, возрожденческая культура формировалась, развивалась, достигала расцвета и переживала кризис позднего периода в них различным образом. Наиболее полно и последовательно, эволюция Возрождения проходила в Италии, где при ее анализе выделяют следующие четыре этапа:

1) Проторенессанс (посл. треть XIII – нач. XIV вв.); 2) Раннее Возрождение (нач. XIV – 90 гг. XV вв.); 3)Высокое Возрождение (90 гг. XV в. – нач. XVI в.); 4) Позднее Возрождение (40-е гг. XVI – нач. XVII вв.).

Эпоха Проторенессанса – это время появления отдельных признаков, свидтельствующих о скрытых масштабных изменениях, происходящих в европейской средневековой культуре. Именно в это время создается «Божественная комедия» Данте (1265 – 1321 гг.) – первое литературное произведение на итальянском языке в котором сделана попытка осмыслить факт двойственности бытия человека (факт сочетания в нем равно ценных небесного и земного начал), а также живописи Джотто (1266/67 – 1337 гг.) – первого опыта отхода от символизма в живописи в направлении к созданию реалистических изображений («Поцелуй Иуды»).

Раннее Возрождение – это эпоха расцвета городов-республик в Италии (Флоренция, Венеция, Генуя и др.), время когда создают свои литературные произведения Франческо Петрарка (1304 – 1347 гг.) и Джованни Бокаччо (1313 – 1375 гг.); в живописи реалистические традиции продолжают Мазаччи (1401 – 1428 гг.) и Сандро Ботичеслли (1445 – 1510 гг.); в скульптуре раскрывается гений Донателло (1386 – 1466 гг.), а в архитектуре Филиппо Брунеллески (1377 – 1466 гг.). Франческо Петрарку называют «первым гуманистом» эпохи Возрождения, поскольку именно Петрарка заложил основы «гуманизма» – нового мировосприятия и новой системы ценностей всей эпохи, в центре внимания которой был уже не Бог (теоцентризм средневековья), а человек (атропоцентризм). Именно с подачи Петрарки «studia humanitas» (изучение и комментирование античных авторов, а также ориентированное на классические образцы собственное литературное творчество), становится альтернативным традиционно-церковному, путем воспитания человеческого в человеке. Ученик Петрарки Калюччо Солютатти (1331-1406 гг.), развивая идеи Петрарки, дает в это время философское обоснование антропоцентризму Возрождения, переориентируя философию на внимание к внутреннему миру человеческой личности в ее земном существовании, наполненном не только созерцанием, но активной творческой деятельностью и страстями, которые анализирует и пытается поставить под свой контроль моральная философия Ренессанса. Такие гуманисты – литераторы как Леонардо Бруни (1370-1444 гг.) и Лоренцо Валла (1406-1457 гг.) начинают сперва скрытую, а затем явную антицерковную полемику, направленную против лицемерия римского папства, дискредитирующего христианство своими откровенно-корыстными претензиями на мирскую власть. В пику папским претензиям на политическое господство, гуманисты развивают идею политической и гражданской самостоятельности человека, который ориентируется в своей общественной жизни на разумно установленные гуманистические ценности.

Высокий Ренессанс – это время когда творили так называемые «титаны» Возрождения – Леонардо да Винчи, Рафаэль Санти и Микеланджело Буонарроти.

«Титанами» их называют отдавая должное той многосторонней и плодотворной творческой активности, которую развили каждый из этих художников, ставя под вопрос все существовавшие до них представления о возможных масштабах самовыражения человеческой личности и ее способностях познавать и перестраивать мир. Так Леронардо был одновременно художником («Тайная вечеря», «Мона Лиза» и др.), скульптором, астрономом, математиком, физиологом, ботаником, анатомом, военным инженером и т.д. Как теоретик живописи, Леонардо разработал теорию перспективы и светотени, ставшую базовой для европейского изобразительного искусства Нового времени. Рафаэль, создатель «Сикстинской мадонны» также был не только живописцем, но и архитектором, учавствовавшим в создании собора св. Павла в Риме. Микеланджело был одновременно живописцем («Сикстинская капелла»), скульптором («Давид), поэтом и архитектором (собор св. Павла в Риме). Кроме творчества «титанов» Возрождения, эпоха высокого Ренессанса ознаменовалась ломкой средневековых представлений о мироустройстве (гелио-центрическая система мироздания Коперника); расширением занний об обитаемом человеком мире (открытие Америки Колумбом); ставшим к концу XV столетия повсеместным распространением книгопечатания, значительно ускорившим обмен информацией между европейскими интеллектуалами и облегчившим доступ к занниям о мире основной части грамотного населения.

Эпоха Позднего Возрождения – это время религиозного раскола в западном христианском мире, эпоха Реформации и Контрреформации. В это время с одной стороны – продолжается неуклонное развитие основных идей Возрождения в литературе и живописи, с другой стороны – происходит резкое наступление церкви на всех инакомыслящих. Католическая церковь вынужденно принимает реалистическую живопись Возрождения в качестве новой образной системы для выражения религиозных истин и противопоставляет ее протестантскому духу борьбы с любым религиозным реализмом. В это время творят такие художники как Паоло Веронезе (1528 –1588 гг.), Якоппо Тинторетто (1518 – 1594 гг.), Микеланджело да Караваджо (1537 – 1610 гг. ) и др.

За пределами Италии, прежде всего в Германии и Нидерландах, идеология Возрождения также находит своих последователей и апологетов. Эразм Роттердамский, Альбрехт Дюррер, Иеронимус Босх, Лукас Кранах Старший и др. воспринимают и развивают возрожденческие гуманистические представления о человеке и мире. Протестантизм, ставший духовным стержнем Северного Возрождения, поддерживая активность и независимость человека прежде всего в религиозной сфере (в этом его отличие от итальянского Ренессанса), в то же время узаконил ценность его земного бытия способствовал оправданию деловой активности человека, ставшей главной ценностью буржуазного мира грядущей на смену Возрождению эпохи Нового времени.

Франческо Петрарка (Francesco Petrarca, 1304–1374 гг.) – итальянский поэт, первый великий представитель гуманистической традиции Возрождения. Тщательно и бережно относясь к культурному наследию античности, Петрарка стремился открыть это наследие для своей эпохи в полном объеме, для чего даже изучил греческий язык, давно позабытый на латинском Западе (чтобы читать греческих авторов в подлиннике). Сам он ощущал себя стоящим на стыке двух эпох, считая свой век временем упадка и надеясь что ему на смену придет новый, «золотой век» позабытой римской образованности. Именно Петрарка своим собственным примером и своими сочинениями иницииоровал выработку гуманистического образа человека Возрождения. Для Петрарки, который стал «изобретателем» европейской лирической поэзии (после встречи с музой Петрарки – Лаурой), «человек» в подлинном смысле этого слова – это тот кто не боится любить достойное любви в мире земном и воспевать земные радости как дар Творца, не менее ценный, чем истины веры. Самыми известными произведениями Петрарки являются сборники сонетов «На жизнь мадонны Лауры», «На смерть мадонны Лауры», историческое сочинение «Африка», автобиографические «Книги писем о делах повседневных», «Письмо к потомкам», «Моя тайна, или Книга о презрении к миру».

ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА

«Фоме из Мессины об искусстве слова»

Ключ к фрагменту:В письме к Фоме из Мессины, Петрарка утверждает что человеку стремящемуся к совершенству и добродетельной жизни не только не бесполезно, но в высшей степени необходимо совершенствоваться в искусстве слова и литературном творчестве. Красноречие и литература требуют духовного спокойствия и сдержанности и человек, пытаясь ими заниматься, автоматически воспитывает в себе такие качества. Наличие высоких классических образцов литературных произведений совсем не означает, что человеку не стоит писать зная о них: творческие горизонты человека неисчерпаемы, о Боге и красоте мира можно писать бесконечно. К тому же, литература может принести пользу потомкам и доставить радость при перепрочтении написанного самому автору (тезис, который очень ярко характеризует отличие возрожденческого самосознания, от средневекового, чуждого идеи самоценности индивидуального творчества).

Забота о душе присуща философу, совершенство языка свойственно оратору; ни душою, ни словом мы не должны пренебрегать, если намерены «от праха вознесясь, жить в памяти людской». Впрочем, о первом—в другом месте; великий это подвиг и громадный труд, но преизобильный плодами. Здесь, чтоб не уходить от того, что потянуло меня к перу, я зову и убеждаю исправлять не только нашу жизнь и нравы, в чем первый долг добродетели, но и привычки нашей речи, чего мы достигнем, заботясь об искусстве словесного выражения. Ибо и слово—первое зеркало духа, и дух—главный водитель слова. Оба зависят друг от друга, разве что тот сокрыт в груди, а это выходит на всеобщее обозрение; тот снаряжает в путь и придает выступающему желанный себе вид, а это, выступая, возвещает о состоянии снарядившего; воле того подчиняются, свидетельству этого верят. Так что о том и о другом надо подумать, чтобы и тот умел быть к этому трезвенно суровым и это было бы подлинно достойным того; хотя, конечно, где позаботились о духе, там слово не может остаться в небрежении, равно как, наоборот, слову не придашь достоинства, если не будет своего собственного величия у духа.

Что толку, что ты с головой утонешь в Цицероновых источниках, что ни одно сочинение ни греков, ни наших не пройдет мимо тебя? Пожалуй, ты выучишься говорить изящно, изысканно, мило, утонченно; весомо, строго, мудро и, что выше всего, связно—ни в коем случае не сумеешь; ведь если сперва не придут в согласие наши порывы, чего никому никогда не достичь, кроме мудреца, то от разлада стремлений с необходимостью окажутся в разладе и нравы и слова. Наоборот, хорошо устроенный ум всегда мирен в своей нерушимой безмятежности и спокоен; он знает, чего хочет, и чего однажды хотел, хотеть не перестает; поэтому, даже если ему не хватит украшений ораторского искусства, он из самого себя почерпнет слова дивно великолепные, возвышенные и во всяком случае себе созвучные. Хотя и нельзя отрицать, что нечто еще более редкостное возникает всякий раз, когда после упорядочения душевных порывов, – а при их буре вообще нечего надеяться на сколько-нибудь счастливый результат, – отводится время и на занятия искусством слова. Если даже оно нам не нужно, и ум, полагаясь на свои силы в тишине развертывая свои сокровища, способен обойтись без поддержки слов, надо все равно потрудиться по крайней мере ради пользы людей, с которыми живем; в том, что наша беседа может принести большую пользу их душам, сомневаться нельзя.

Тут ты прервешь меня и скажешь: «Но насколько полезней для нас и действенней для них наглядное убеждение явственными примерами нашей добродетели, способными захватить людей своим благородством и увлечь в порыве подражания! Природой устроено так, что нас намного верней и скорей подстегивают не слова, а дела; их путем мы надежнее поднимемся до всей высоты добродетели!» Да я и не возражаю: каково тут мое мнение, ты мог понять уже тогда, когда я напоминал о необходимости прежде всего душевного мира; и, думаю, не без причины сказал сатирик: «Первыми должен явить ты мне блага души», а они не были бы первыми, если бы что другое им предшествовало. И все же сколько способен сделать дар слова для устроения человеческой жизни, о том и у многих авторов читаем, и свидетельством повседневного опыта подтверждено. В наш век сколько людей, которым ничуть не помогли показанные им примеры, мы слышим, словно проснулись и от негоднейшего образа жизни вдруг обратились к высшему смирению единственно благодаря силе чужого слова! Не буду ни повторять тебе, что еще пространнее говорит об этом Марк Цицерон в книгах «Об изобретении» — место широко известно,— ни пересказывать здесь миф об Орфее или Амфионе, первый из которых зачаровывал и вел, куда хотел, диких зверей, второй — деревья и камни; так о них рассказывают, явно имея в виду несравненный дар слова, коим один вдохновлял на кротость и всетерпение души разнузданные и неистовые, повадкой подобные диким животным, а другой—грубые, каменно-жесткие и упорные. Добавь, что благодаря искусству слова мы можем принести пользу многим живущим вдали от

нас людям, куда наше воздействие и жизненный пример, возможно, никогда не дойдут, а слово донесется. Наконец, какой может быть наша помощь потомкам, мы способны превосходно оценить, вспомнив, сколько нам дали изобретения ума наших предков.

Но здесь ты опять усомнишься: «Что за нужда еще изощряться, если все служащее пользе людей вот уже больше тысячи лет хранится в большом множестве книг, написанных поистине дивным стилем и с божественным талантом?» Успокойся, прошу тебя, и не впадай по такой причине в бездействие; от опасения, что все новые усилия излишни, и некоторые из старых писателей нас избавили, и я освобожу от него тех, кто явится после меня. Пусть пройдет еще десять тысяч лет и к векам прибавятся века — никогда не будет довольно славить добродетель, никогда не хватит наставлений любить Бога и ненавидеть сластолюбие, никогда для глубоких умов умов не закроется путь к изобретению нового. Так что приободримся: мы работаем не зря, и не напрасно будут через много столетий работать люди, которые родятся близко к концу стареющего мира. Следует, скорее, бояться, как бы род людской прекратил свое существование прежде, чем в стремлении усовершенствовать свою человечность он прорвется к тайникам сокровенной истины.

Наконец, если бы даже нас вовсе не связывала любовь к другим людям, я все равно не принизил бы прекрасное и нас же самих питающее искусство слова. О себе пусть каждый судит сам, а я и высказать вполне не надеюсь, как помогают мне в моем одиночестве кое-какие привычные строки и заметки которыми я частенько взбадриваю дремлющий дух, не только в уме их повторяя, но и вслух произнося; как приятно иногда перечитывать чужие или свои сочинения; как ощутимо чтение это снимает с сердца груз самых тягостных и горьких забот. Притом свое иногда помогает тем больше, что, будучи приготовлено рукой недужного и чувствующего больное место врача, оно пригоднее для моих немощей. И, разумеется, я бы не имел этого утешения, если бы сами же целительные слова не ласкали слух и, какими-то скрытыми чарами побуждая к частому перечитыванию, не прокрадывались исподволь в душу и не пронзали сердце потаенным жалом.—Желаю тебе успехов.

1 мая [1338?] (С. 234-236)

Источник: Петрарка Ф. Книга писем о делах повседневных // Петрарка Ф. Лирика. Автобиографическая проза. – М., 1989. – С. 220–303.

Марсилио Фичино (Ficino, 1433 – 1499 гг.) –итальянский гуманист, основатель платоновской Академии во Флоренции. Проведя огромную работу по переводу и комментированию текстов Платона, Прокла, Ямфлиха, Порфирия и других философов-неоплатоников, в своих оригинальных сочинениях Фичино соединил воедино философию Платона, идеи гуманизма и христианскую веру. Основные сочинения Фичино следующие: «Комментарии на Пир Платона» (1469), «Платоновская теология о бессмертии души» (1469-1474), «О христианской религии» (1474), «О жизни» (1489) и др.

МАРСИЛИО ФИЧИНО

«Письмо Марсилио Фичино Джованни Ручеллаи, мужу светлейшему, о том, что такое Фортуна и может ли человек противостоять ей»

Ключ к фрагменту:Рассматривая актуальный для гуманистической этики его времени вопрос о роке и фортуне (судьба, случай, счастье), Фичино настаивает на том, что между природной необходимостью (рок), божественным предопределением и свободной волей человека нет противоречий. Мудрость и благоразумие человека позволяют ему постигнуть законы миропорядка и противопоставить знание слепому случаю.

Ты меня спрашиваешь, может ли человек изменить или каким-либо образом предотвратить грядущие события, и в особенности те, что зовутся случайными. Конечно же, на сей счет у меня есть различные суждения. Ибо когда я раздумываю о беспорядочной жизни жалкой толпы, я нахожу, что эти глупцы не задумываются о будущем, а если думают, не заботятся о средствах защиты, и даже если стараются обезопасить себя, то это ни к чему ни приводит или помогает очень мало. Поэтому в таком случае, как говорит мне разум, против Фортуны ничего не предусмотрено. Но, с другой стороны, когда я мысленно обращаюсь к делам Джованни Ручеллаи и других, для которых благоразумие есть правило в их поступках, то вижу, что события случайные могут быть предугаданы, а следовательно, против них могут быть приняты меры. И в этом рассуждении разум говорит мне противоположное тому, в чем убеждал прежде. Это противоречие, как мне кажется, следует свести к такому первому заключению: ударам Фортуны не может противостоять человек и человеческая природа как таковая, но лишь человек благоразумный и человеческое благоразумие. Это нас подводит к другому размышлению, которое показывает, что многие люди едины в своем желании и в равной степени стремятся и упорствуют, используя одни и те же средства и способы, дабы обрести благоразумие, которое выше мы определили как правило человеческой жизни и как средство защиты от Фортуны. И тем не менее они отнюдь не одинаково, не в равной мере и не в равной степени вышеозначенному благоразумию следуют, обладают им и применяют его. Это меня вынуждает утверждать, что благоразумие не столько человеческое приобретение, сколько дар природы. Отчего, вероятно, и кажется, что не человек предотвращает случайности, но человеческое благоразумие и не благоразумие, которое приобретается в результате человеческой деятельности, но — дарованное природой. Далее мы скажем, что природа есть неодушевленное качество, от которого исходит побуждение к движению, а само движение обращено от одной цели к другой, и от всех к определенной и близкой цели, и от одной особенной цели к другой, и от всех частных целей к общей для всех, которая присутствует во всех, но отделена от них чистотой сущности. Но, поскольку обычное движение есть производное от жизни, порядок движения создается разумом, а цель порядка задается благом, из этого следует, что природа не в себе состоит, не от себя зависит, не ради себя действует, будучи в своей основе неодушевленной, в своих законах лишенной разума, по своей сущности отделенной от высшего блага многими ступенями. Итак, в природе следует усматривать разумную основу, жизненный источник, благое начало, или же изначальное благо, где находится субстанция разумная, живая и благая, или же разум, жизнь, благо, или же жизненный разум, разумная жизнь, умопостигаемое и живое благо, или же первоединство блага, источник жизни, основа разума. Это начало полагает цель, к которой движение направляется от своего источника; основа же создает пропорцию и порядок движения внутри него самого, и во всех движениях к цели, и во всех целях, устремленных к общей цели, которая, естественно, есть высшее благо, источник жизни, первопричина разума. Из чего видно, что эта субстанция, от себя беря начало, по кругу на себе замыкается и все движения по кругу возвращаются к центру, откуда они выводятся на окружность. На основе этого платоновского процесса ты можешь прийти к заключению, что человеческое благоразумие есть дар не просто природы, но гораздо больше — начала, источника и первопричины природы. И поскольку между действующим и тем, на кого направлено действие, должно быть соответствие, то природа движет тем, что в нас есть природного, начало же природы — тем, что в нас есть жизненного, разумного и доброго. Итак, от двух основ зависит человеческое благоразумие: от телесной природы в ее использовании как инструмента и от божественного начала как источника действия. Из этого становится понятным, что тот, кто является первопричиной всего, что в настоящем, прошлом и будущем, является также основой умеренности в настоящем, размышления о прошлом и благоразумия в будущем. Итак, благоразумный человек обладает силой для противодействия Фортуне, с той оговоркой, однако, которую сделал мудрец: «Ты не имел бы этой силы, не будь она дана свыше».

Если бы сейчас кто-нибудь меня спросил, что такое судьба и какую защиту ты можешь предложить против нее, я ответил бы, во-первых, что судьба есть ход событий, совершающийся хотя и вне порядка вещей, который нам обычно известен и желателен, тем не менее согласно порядку, о котором знает и которого желает тот, кто знает и желает более, чем нам позволяет наша природа. Поэтому то, что по отношению к нам зовется Фортуной или случаем, по отношению ко всеобщей природе можно назвать роком, по отношению к разумному началу — провидением и по отношению к высшему благу — законом. На вторую часть вопроса я ответил бы, что образ верного поведения при событиях случайных, неизбежных и закономерных подсказан самой основой такого порядка событий, и знание его также входит в этот порядок, поскольку оно не мешает, не затрудняет, но осуществляет и завершает всеобщее управление. Помня о том, что было сказано выше, мы приблизимся к тайному и божественному уму Платона, нашего князя философов, и завершим письмо следующей моральной сентенцией: хорошо сражаться с Фортуной оружием благоразумия, терпения и великодушия. Лучше уклониться и бежать такой войны, в которой побеждают лишь немногие, да и те с невероятным трудом и обильным потом. Лучше всего заключить с ней мир или перемирие, сообразовывая нашу волю с ее волей и добровольно идти туда, куда она укажет, так как иначе она поведет тебя туда силой. Этого мы добьемся, если согласуем в себе силу, мудрость и желание. (С. 218-220)

Источник: Фичино М. Письмо Марсилио Фичино Джованни Ручеллаи, мужу светлейшему, о том, что такое Фортуна и может ли человек противостоять ей // Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения (XV век). – М., 1985. – С. 218-220.

Леонардо да Винчи (1452 – 1519 гг.) – итальянский художник, ученый, инженер и философ. Считая живопись наиболее интеллектуальным видом творчества, Леонардо понимал ее как универсальный язык (подобный математике в сфере наук), который воплощает все многообразие мироздания посредством пропорций, перспективы и светотени. Не разделяя свое творчество и науку, он считал что изучение природы дает возможность познать замысел Творца, скрытый под внешним обликом созданных Им вещей. Как ученый и инженер Леонардо уделял внимание почти всем областям знания его времени. Страсть к моделированию приводила Леонардо к поразительным техническим предвидениям, намного опережавшим эпоху: таковы наброски проектов металлургических печей и прокатных станов, ткацких станков, печатных, деревообрабатывающих и прочих машин, подводной лодки и танка, а также разработанные после тщательного изучения полета птиц конструкции летальных аппаратов и парашюта. До наших дней сохранилисьзаписные книжки и рукописи Леонардо (около 7 тыс. листов), написанные на разговорном итальянском языке, которые наряду с картинами мастера, дают нам возможность составить себе представление о масштабе личности этого «титана« Возрождения.

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

«О своих талантах и своем умении»

Ключ к фрагменту:В своем письме-прошении о предоставлении ему должности инженера при дворе миланского герцога Лодовико Сфорца, Леонардо да Винчи дает краткий перечень некоторых из своих умений и способностей, которые могли бы быть полезны миланскому властителю во время войны и во время мира. Надо подчеркнуть, что полный перечень достоинств Леонардо мог бы занять десятки страниц, поэтому в своем письме герцогу он выделяет только те из них, которые имеют явный практический интерес для государства и лично Сфорца.

49. С.А. 391 а.

Пресветлейший государь мой, увидев и рассмотрев в достаточной мере попытки всех тех, кто почитает себя мастерами и изобретателями военных орудий, и найдя, что устройство и действие названных орудий ничем не отличается от общепринятого, попытаюсь я, без желания повредить кому другому, светлости вашей представиться, открыв ей свои секреты и предлагая их затем по своему усмотрению, когда позволит время, осуществить с успехом в отношении всего того, что вкратце, частично, поименовано будет ниже:

1. Владею способами постройки легчайших и крепких мостов, которые можно без всякого труда переносить и при помощи которых можно преследовать неприятеля, а иногда бежать от него, и другие еще, стойкие и неповреждаемые огнем и сражением, легко и удобно разводимые и устанавливаемые. И средства также жечь и рушить мосты неприятеля.

2. В случае осады какой-нибудь местности умею я отводить воду из рвов и устраивать бесчисленные мосты, кошки и лестницы и другие применяемые в этом случае приспособления.

3. Также, когда из-за высоты вала или укрепленности местоположения нельзя при осаде местности применить бомбард, есть у меня способы разрушать всякое укрепление или иную крепость, не расположенную вверху на скале.

4. Есть у меня виды бомбард, крайне удобные и легкие для переноски, которые кидают мелкие камни, словно буря, и наводящие дымом своим великий страх на неприятеля с тяжелым для пего уроном и смятением.

5. Также есть у меня средства по подземельям и по тайным извилистым ходам пройти в назначенное место без малейшего шума, даже если нужно пройти под рвами или рекой, какой-нибудь.

6. Также устрою я крытые повозки, безопасные и неприступные, для которых, когда врежутся с своей артиллерией в ряды неприятеля, нет такого множества войска, коего они не сломили бы. А за ними невредимо и беспрепятственно сможет следовать пехота.

7. Также, в случае надобности, буду делать я бомбарды, мортиры и метательные снаряды прекраснейшей и удобнейшей формы, совсем отличные от обычных.

8. Где бомбардами пользоваться невозможно, буду проектировать машины для метания стрел, манганы, катапульты и другие снаряды изумительного действия, непохожие на обычные; словом, применительно к разным обстоятельствам буду проектировать различные и бесчисленные средства нападения.

9. И случись сражение на море, есть у меня множество приспособлений, весьма пригодных к нападению и защите; и корабли, способные выдержать огонь огромнейшей бомбарды, и порох, и дымы.

10. Во времена мира считаю себя способным никому не уступить, как архитектор, в проектировании зданий и общественных, и частных, и в проведении воды из одного места в другое.

Также буду я исполнять скульптуры из мрамора, бронзы и глины. Сходно и в живописи — всё, что только можно, чтобы поравняться со всяким другим, кто б он ни был. Смогу приступить к работе над бронзовой конной статуей, которая будет бессмертной славой и вечной честью блаженной памяти отца вашего и славного дома Сфорца. А буде что из вышеназванного показалось бы кому невозможным и невыполнимым, выражаю полную готовность сделать опыт в вашем парке или в месте, какое угодно будет светлости вашей, коей и вверяю себя всенижайше. <…> (C. 61-65)

Источник: Леонардо да Винчи. Избранные произведения. В 2 т. Т.1.– М., 1995.

Никколо Макиавелли (Niccolò Machiavelli, 1469 – 1527 гг.) – итальянский мыслитель, писатель, военный теоретик, политический деятель (занимал в Флорентийской республике пост государственного секретаря). Восхищаясь римским прошлым (в первую очередь политическим устройством Римской республики), Макиавелли-политик искал в нем рецепт для преодоления главной причины бедствий Италии его времени – ее политической раздробленности. Исследование истории и осмысление реальной политической ситуации (кризис Флорентийской республики), привели Макиавелли к убеждению что спасти Италию от постоянных усобиц между отдельными городами может не столько республика, сколько сильная государственная власть, сосредоточенная в одних руках. Наиболее известным произведением Н. Макиавелли является трактат «Государь» (опубл. 1532 г.), в котором он дает свои рекомендации по управлению государством флорентийскому правителю Лоренцо Медичи. Среди прочего, Макиавелли советует Медичи не стеснятся в использовании любых средств для укрепления своей власти (отсюда термин «макиавеллизм» для определения политики, не брезгующей лицемерием в отстаивании «государственных интересов»). Перу Макиавелли принадлежат также следующие сочинения: «Рассуждения на I декаду Тита Ливия», «История Флоренции» (1520-1525, издана 1532), комедия «Мандрагора» ( 1518, поставлена и издана 1524), «О военном искусстве» и др.

НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ

«Государь»

(Глава 18. О том как государи должны держать свое слово)

Ключ к фрагменту: Изложенная в трактате «Государь» политическая философия Макиавелли демонстрирует один из ликов того явления, которое мы называем «итальянским Возрождением». Возможно обращенный Макиавелли к Лоренцо Медичи призыв оставить «благородство» в распоряжении своим словом государя – это обратная сторона той индивидуальной свободы, которая была завоевана в эпоху Возрождения европейским обществом: свобода индивидуальности от принципов морали средневековья оборачивается, фактически, призывом к монарху быть абсолютно свободным в своем манипулировании жизнью и надеждами подданых.

Излишне говорить, сколь похвальна в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на честность.Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя. Не это ли иносказательно внушают нам античные авторы, повествуя о том, как Ахилла и прочих героев древности отдавали на воспитание кентавру Хирону, дабы они приобщились к его мудрости? Какой иной смысл имеет выбор в наставники получеловека-полузверя, как не тот, что государь должен совместить в себе обе эти природы, ибо одна без другой не имеет достаточной силы?Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегданайдет того, кто даст себя одурачить.Из близких по времени примеров не могу умолчать об одном. Александр VI всю жизнь изощрялся в обманах, но каждый раз находились люди, готовые ему верить. Во всем свете не было человека, который так клятвенно уверял, так убедительно обещал и так мало заботился об исполнении своих обещаний. Тем не менее обманы всегда удавались ему, как он желал, ибо он знал толк в этом деле. Отсюда следует, что государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Дерзну прибавить, что обладать этими добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими – полезно. Иначе говоря, надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым – и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранить готовность проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать, что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла.Итак, государь должен бдительно следить за тем, чтобы с языка его не сорвалось слова, не исполненного пяти названных добродетелей. Пусть тем, кто видит его и слышит, он предстает как само милосердие, верность, прямодушие, человечность и благочестие, особенно благочестие. Ибо люди большей частью судят по виду, так как увидеть дано всем, а потрогать руками – немногим.Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства, за спиной которого стоит государство. О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого ни употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят, ибо чернь прельщается видимостью и успехом, в мире же нет ничего, кроме черни, и меньшинству в нем не остается места, когда за большинством стоит государство. Один из нынешних государей, которого воздержусь назвать, только и делает, что проповедует мир и верность, на деле же тому и другому злейший враг; но если бы он последовал тому, что проповедует, то давно лишился бы либо могущества, либо государства. <…> (C. 52-54) Источник: Макиавелли Н. Государь. – М., 1990

Вопросы для самопроверки:

1. Какие этапы выделяют в истории развития итальянского Ренессанса?

2. Что такое возрожденческий гуманизм и кто был его первым представителем?

3. Почему Петрарка считает занятие литературой деятельностью способствующей совершенствованию человека?

4. Почему Леонардо да Винчи называют одним из «титанов» Возрождения?

5. Что такое «макивеаллизм» и как, по вашему мнению, он соотносится с гуманистическими идеями эпохи Возрождения?