Категория «Возвышенное»

Возвы́шенное — одна из центральных категорий эстетики, характеризующая внутреннюю значительность предметов и явлений, несоизмеримых по своему идеальному содержанию с реальными формами их выражения. Аналитика прекрасного и возвышенного представлена у Канта в «Критике способности суждения». Сущность возвышенного содержится в его величии. Чувство возвышенного — это чувство удовольствия, связанного со страхом. Понятие о Возвышенное возникло на закате античности. Возвышенное характеризовало особый стиль ораторской речи. Это значение термина сохранилось вплоть до эпохи Возрождения. В классицизме было развито учение о «высоком» и «низком» стилях литературы. Как самостоятельное эстетическое понятие Возвышенное было впервые разработано в трактате Э. Бёрка «Философское исследование относительно возникновения наших понятий о возвышенном и прекрасном» . Бёрк связывает Возвышенное с присущим человеку чувством самосохранения и видит источник Возвышенное во всём том, что «... так или иначе способно вызывать представление о страдании или опасности, т. е. всё, что так или иначе ужасно...» И. Кант в «Критике способности суждения» (1790) дал систематический анализ противоположности между прекрасным и Возвышенное (см. Соч., т. 5, М., 1966, с. 249—88). Если прекрасное характеризуется определённой формой, ограничением, то сущность Возвышенное заключается в его безграничности, бесконечном величии и несоизмеримости с человеческой способностью созерцания и воображения. Возвышенное обнаруживает двойственную природу человека: оно подавляет его как физическое существо, заставляет его осознать свою конечность и ограниченность, но одновременно возвышает его как духовное существо, пробуждает в нём идеи разума, сознание нравственного превосходства даже над физически несоизмеримой и подавляющей его природой. Вследствие этого нравственный характера Возвышенное, связи его с идеей свободы Кант ставит Возвышенное выше прекрасного. И. Ф. Шиллер, развивая эти идеи Канта («О возвышенном», 1792), говорит уже о Возвышенное не только в природе, но и в истории. В дальнейшем Шиллер преодолевает кантовское противопоставление прекрасного и Возвышенное, вводя объединяющее их понятие идеально прекрасного.

9. Категория «Трагическое».

Трагическое, философская и эстетическая категория, характеризующая неразрешимый общественно-исторический конфликт, развёртывающийся в процессе свободного действия человека и сопровождающийся человеческим страданием и гибелью важных для жизни ценностей. В отличие от печального или ужасного, Трагическое как вид грозящего или свершающегося уничтожения вызывается не случайными внешними силами, а проистекает из внутренней природы самого гибнущего явления, его неразрешимого самораздвоения в процессе его реализации. Диалектика жизни поворачивается к человеку в Трагическое её патетической (страдальческой) и губительной стороной. Трагическое предполагает свободное действие человека, самоопределение действующего лица, так что хотя его крушение и является закономерным и необходимым следствием этого действия, но само действие представляет собой свободный акт человеческой личности. Противоречие, лежащее в основе Трагическое, заключается в том, что именно свободное действие человека реализует губящую его неотвратимую необходимость, которая настигает человека именно там, где он пытался преодолеть её или уйти от неё (так называемая трагическая ирония). Ужас и страдание, составляющие существенный для Трагическое патетический элемент, трагичны не как результат вмешательства какой-либо случайных внешних сил, но как последствия действий самого человека. В отличие от мелодраматического (вызывающего жалость, «трогательного»). Трагическое не может быть там, где человек выступает лишь как пассивный объект претерпеваемой им судьбы.Если немецкая классическая философия, и прежде всего философия Гегеля, в своём понимании Трагическое исходила из разумности воли и осмысленности трагического конфликта, где победа идеи достигалась ценой гибели её носителя, то в иррационалистической философии А. Шопенгауэра и Ф. Ницше происходит разрыв с этой традицией, ибо под сомнение ставится само существование какого-либо смысла в мире. Считая волю безнравственной и неразумной, Шопенгауэр видит сущность Трагическое в самопротивоборстве слепой воли, бессмысленном страдании, гибели справедливого. Ницше характеризует Трагическое как изначальную суть бытия - хаотическую, иррациональную и бесформенную («Рождение трагедии из духа музыки», 1872). В 20 в. иррационалистическая трактовка Трагическое была продолжена в экзистенциализме. Согласно К. Ясперсу, подлинно Трагическое состоит в осознании того, что «¼универсальное крушение есть основная характеристика человеческого существования»

10. Комическое и многообразие форм его выражения в искусстве.

КОМИЧЕСКОЕ (от греч. κωμικός – смешной) – категория эстетики, характеризующая смешные, ничтожные, нелепые или безобразные стороны действительности и душевной жизни. В истории эстетической мысли существует большое разнообразие определений комического, которые исходят из противопоставления трагическому, возвышенному, серьезному, совершенному, трогательному, нормальному либо из его объекта или состояния субъекта (переживания, эмоции – от гомерического хохота до легкой улыбки). Выделяются также виды комического (остроумие, юмор, ирония, гротеск, насмешка), а также жанры комического в искусстве (комедия, сатира, бурлеск, шутка, эпиграмма, фарс, пародия, карикатура) и приемы искусства (преувеличение, преуменьшение, игра слов, двойной смысл, знаково-смешные жесты, ситуации, положения). Кроме того, каждый вид и жанр искусства предоставляет свои особые средства для выражения комического и достижения соответствующего эффекта, смеха или улыбки, иногда просто удовольствия, одобрения. Механизмом действия комического является игра со смыслом. Все многообразие определений комического вызвано многообразием типов игры, ее стратегий, правил, различающихся в зависимости как от социальной, так и от культурной среды в разные времена и у разных народов. Но в каждой культуре есть сфера высших ценностей, которые сами по себе не могут стать предметом комического, но в определенных условиях могут быть низвержены в область комического (учение Μ.Μ.Бахтина о карнавальном смехе, когда исполнители социальных ролей меняются местами). Платон и Аристотель определяли комическое и смешное через безобразное. Платон считал комическое недостойным для свободных граждан идеального государства, противопоставляя смешное серьезному. Удовольствие от комического нередко связывалось с рассеиванием той или иной иллюзии и с избавлением от видимости. Русские мыслители связывали комическое с социальной критикой. Так, Н.Г.Чернышевский определяет комическое через безобразное: «Неприятно в комическом нам безобразие; приятно то, что мы так проницательны, что постигаем, что безобразное – безобразно. Смеясь над ним, мы становимся выше его». К классическим типам комического относятся юмор, остроумие, ирония. Юмор как бы исключает серьезное, выражаясь в незлобивом смехе, доброжелательной улыбке. Для юмора характерно не отрицание мира в его испорченности, а снисходительность. Остроумие, предполагая высокое развитие интеллекта и личности, стремится обнаружить неочевидные связи, скрытые соотношения, нарушить схемы и стереотипы мышления.

11. Основные проблемы онтологии искусства.

ОНТОЛОГИЯ ИСКУССТВА - исследовательское направление в эстетике, изучающее фундаментальные принципы бытия искусства, бытийную сущность его символики. Первоначальное русло онтологии искусства было связано с изучением способа бытия художественного произведения как чувственно-материального объекта, анализом онтологического статуса искусства, степени объективности его содержания, форм его зависимости (независимости) от воспринимающего субъекта и историко-культурного контекста. Сам по себе музыкальный текст или текст пьесы, романа есть не что иное как физический объект, запечатленный в нотах, типографских знаках; статус произведения искусства он приобретает только тогда, когда актуализируется и воспринимается заложенное в нем содержание. Уже со времен Канта стало общезначимым заключение: процесс распредмечивания содержания произведения возможен лишь в случае соединения интенции художественного текста с действительным опытом индивида. Более того, сам факт новых и новых приближений к уже известному произведению - инсценировки, трактовки, вариации - свидетельство онтологической неисчерпаемости, таящихся в нем "резервов смысла". Отсюда высказываемое суждение, что настоящий смысл произведения искусства есть совокупность всех исторических смыслов, для которых оно дает повод.

В XX веке проблемы онтологии искусства активно разрабатывались в феноменологии Э.Гуссерля, экзистенциализме М.Хайдеггера, структурализме Р.Барта. Главный лейтмотив их поисков в этой сфере - каким образом посредством искусства человек может прикоснуться к глубинным структурам бытия? Какой должна быть идеальная модель художественного восприятия, преодолевающая поверхностный психологизм, очищающая восприятие от случайных ("неподлинных") онтологических знаков, символов? В какой мере через художественное переживание можно проникать в сущностные характеристики бытия? Таким образом XX век привнес значительное обогащение в трактовку проблем онтологии искусства. Исследование уже не ограничивается ролью материального носителя произведения искусства и воспринимающего субъекта в процессах смыслопорождения. Речь идет о соотнесенности художественной символики с сущностными основами бытия.

Благодаря новым и новым интерпретациям произведение искусства постоянно возрождается. При этом оказывается, что власть хозяина этого текста - его автора - над дальнейшей жизнью художественного языка - достаточно мнимая. С этим наблюдением связана известная концепция "смерти автора" Барта. Вся множественность исторических биографий текста, по его мнению, "фокусируется в определенной точке, которой является не автор, как утверждали до сих пор, а читатель", "рождение читателя приходится оплачивать смертью автора". "Смерти автора", способствуют и возможности текста к самоорганизации: самые оригинальные авторские замыслы вступают в компромисс с надличностными языковыми формами и приемами данной культуры, самостоятельные законы рождающегося живого текста порой действуют неодолимо.

Произведение искусства предполагает широкое, но не беспредельное поле для интерпретаций; художественная форма задает им определенное направление, по которому можно долго двигаться, но только в его рамках, тогда трансформация онтологических смыслов будет подобна естественному прорастанию зерна. Условие многовековой <прочности> и открытости произведений, определяемых как классические, заключено в таком качестве художественной формы как полисемия, многозначность. Именно отсюда исходит правота нередко звучащего утверждения, что художественный мир может ощущаться более подлинным, чем реальный. Сгущение художественной символики образует такой ландшафт, что онтологически он воспринимается как более богатый, чем мир обыденный. Через особую конфигурацию ключевых символов, повторяющихся "эмблем" и лейтмотивов проглядывает всепорождающая стихия бытия. На достижение такого эффекта, по сути, и претендует любой художник - быть не своим собственным глашатаем, но "глаголом универсума". Его экзистенциальная тоска во многом и выступает как побудительный мотив творчества, позволяющий искусству осуществить прорыв сквозь устоявшиеся мифологемы и рутинный порядок в непредсказуемые глубины космоса, в новые резервы бытийного смысла.

12. Гносеологическая природа искусства.

Гносеология - наука о природе познания, условиях его достоверности и истинности Соответствующий раздел эстетики изучает искусство в аспекте его познавательных возможностей, отношения художественного мира и мира реального.Проблемы отношения искусства и действительности являются фундаментальными проблемами для понимания природы и специфики художественной выразительности, поскольку окружающий мир выступает важнейшим образным источником искусства. Вместе с тем художественный образ не может быть представлен как слепок или копия с реальности: процесс смыслообразования в искусстве чрезвычайно сложен, чуть заметные «рекомбинации» предметного мира действительности в художественном творчестве способны резко изменять его символику Элементарные приемы монтажа, построения композиции, привнесение определенного ритма, использование контрастов трансформируют знакомый мир до неузнаваемости Синтаксис действительности, таким образом, не совпадает с синтаксисом искусства «Пишу не то, что вижу, а то, что хочу, чтобы увидели другие» - так выразил эти познавательно-преобразующие возможности искусства Э. Дега.

Любая эпоха всегда имеет свой зримый, предметный, чувственный облик, свидетельствующий об определенном типе ее восприятия и мироощущения Уже это позволяет заключить, что любые жизненные ситуации так или иначе сопровождает вещественно-предметный, чувственно-звуковой компонент, рождающий явления обыденного символизма: тот или иной предмет напоминает о каком-либо событии, хранится в индивидуальной или коллективной памяти как символ, мелодия рождает череду связанных с ней ассоциаций и т.д. В этом отношении справедливо утверждать, что принципы художественного распредмечивания применяются в жизни не реже, чем в искусстве: явление обыденного символизма заставляет человека и к обычным вещам относиться «необычно», вычитывая их символику, оберегая их тайну. Отсюда можно прийти к выводу, что «изначальная» символика художественного образа во многом существует благодаря уже ставшей символике внехудожественных явлений действительности, без последних художественно-образная символика была бы нетвердой, зыбкой, искусственной, потеряла бы возможности трансформации своей выразительности.На становление художественно-образной символики проливает свет теория мимезиса (подражания), активно разрабатывавшаяся еще в античности. Подражание в широком смысле слова - это изначальный и весьма распространенный факт в жизни любых высокоорганизованных существ - не только человека, но и животных. На подражании движениям, поведению взрослых основывается весь комплекс передачи опыта от старших к младшим. Сохранение и передача опыта, необходимого для жизни рода, осуществляется во многом путем подражания.

Изучая механизмы создания воображаемых смыслов, можно отметить близость искусства и магии. Магические действия имеют целью возбудить определенное эмоциональное состояние и тем самым оказать воздействие на вещи и цели, которыми человек хочет овладеть. В основе как мимезиса, магии, так и искусства лежит механизм эвокации. Речь идет об определенных приемах и средствах, позволяющих заражать человека нужным переживанием. Магия и связанные с ней основы художественной деятельности в первобытном обществе первоначально базировались именно на этом фундаменте. Возбуждение определенного состояния происходит по принципу: подобное вызывает подобное, изображение того или иного явления вызывает чувства, связанные с этим явлением, животным или человеком.