Высказывания о М.Ю.Лермонтове
Составитель: И.А.Суязова
п.г.т. Каменка, 2014
Оглавление
| № | Содержание | Стр. |
| Направление первое «Недаром помнит вся Россия…» | ||
| Статья Андроникова о М.Ю.Лермонтове | ||
| Стихи о М.Ю.Лермонтове | ||
| Высказывания о М.Ю.Лермонтове | ||
| Информация о творчестве | ||
| Направление второе «Вопросы, заданные войной» | ||
| Память.Фрагменты рассказа М. А. Шолохова «Судьба человека» | ||
| Память.Р. Рождественский. «Реквием» (фрагмент поэмы) | ||
| Память.Д.С.Лихачев. «Письма о добром и прекрасном». «Четвертое измерение» | ||
| К. Симонов. Стихотворение «С чего начинается память?» | ||
| Д.С.Лихачев. «Память …» | ||
| Героизм (мужество).Б. Пастернак. «Смерть сапёра» | ||
| Война и дети.А.П.Платонов. «Маленький солдат» | ||
| Предательство.Василь Быков. Повесть «Сотников» (фрагменты) | ||
| Предательство.Очерк Авдеева | ||
| Направление третье «Человек и природа» | ||
| Восхищение природой. М. М. Пришвин. «Полянка в лесу». | 15. | |
| Духовная связь с природой. Ю.Коваль. «Бабочка» | ||
| Духовная связь с природой.Л.Н.Толстой. Фрагменты романа: две встречи князя Андрея с дубом. | ||
| Духовная связь с природой.К.Г.Паустовский. Фрагменты рассказа «Телеграмма» | ||
| Духовная связь с природой.И.А.Бунин. Фрагмент рассказа «Антоновские яблоки» | ||
| Духовная связь с природой.И.С.Тургенев. X глава романа «Отцы и дети» | ||
| Духовная связь с природой.И.С.Тургенев. Фрагмент рассказа «Бежин луг» | ||
| Духовная связь с природой.Мацуо Басё. Хокку | ||
| В.М.Шукшин. «Солнце, старик и девушка» | ||
| Безнравственное отношение к природе.Н. Соколова «Рябинка» (притча) | ||
| Безнравственное отношение к природе.Юрий Яковлев. Рассказ «Солнце с белыми лучами» | ||
| Безнравственное отношение к природе.В.В.Вересаев. Легенда | ||
| Безнравственное отношение к природе.С. В. Михалков. «Стон Земли» | ||
| Безнравственное отношение к природе.Фрагмент рассказа В.П.Астафьева «Царь-рыба» | ||
| Направление четвёртое «Связь поколений: вместе и врозь» | ||
| Д.С.Лихачёв. «Письма о добром и прекрасном». Письмо тринадцатое «О воспитанности» | ||
| Направление пятое «Чем люди живы?» | ||
| Дружба. Стихотворение В.Федорова | ||
| Дружба. В.Астафьев. Очерк «Дружба» | ||
| Выбор.Притча о двух волках | ||
| Зависть.А. Розенбаум. «Я вышел на тропу войны…» | ||
| Книга. Д.С.Лихачёв. «Письма о добром и прекрасном».«Любите читать!» | ||
| Лень и безволие. А.П.Чехов. РассказМоя «ОНА» | ||
| Милосердие.Я.Козловский. Стихотворение «Душа, чело и человечность…» | ||
| Милосердие.С.Л. Львов.Отрывок из книги «Быть или казаться?»: «Сострадание …» | ||
| Милосердие.И.А. Бунин. Рассказ «Лапти» | ||
| Милосердие.Очерк В.Ткаченко | ||
| Любовь к Родине. В.М.Песков. «Святые места» | ||
| Красота внешняя и внутренняя.И.А.Бунин. Рассказ «Красавица» | ||
| Красота внешняя и внутренняя.Ю.Бондарев. Новелла «Красавица» | ||
| Лесть, лицемерие.Заветы отца Молчалина (фрагмент) | ||
| Честь и совесть.Очерк Д.Шеварова | ||
| Честь и совесть.И.А.Ильин. Очерк о совести | ||
| Смысл (цель) жизни.Д.С.Лихачёв. «Письма о добром и прекрасном». «В чем смысл жизни» | ||
| Д.С.Лихачёв. «Письма о добром и прекрасном». «Цель и самооценка» | ||
| Спор.Статья Л.Павловой о манере поведения во время спора. | ||
| Спор. Д.С.Лихачёв. «Письма о добром и прекрасном». «Умей спорить с достоинством» | ||
| Счастье. В.Г.Бахмутов. Рассказ «Радуга» | ||
| Счастье. Ф. Д. Кривин. «Сотворение человека». Сказка | ||
| Счастье. Фрагмент поэмы Николая Алексеевича Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» | ||
| Талант.Фрагмент книги Я.Голованова «Этюды об учёных» | ||
| Талант.М. М. Пришвин. Фрагмент рассказа «Мои тетрадки» | ||
| Честь.Д.С.Лихачёв. «Письма о добром и прекрасном». «Честь истинная и ложная» | ||
| Ответственность человека за свои поступки.Г.С.Островой. Стихотворение «Узелок на память» | ||
| Телевидение.Очерк В. А. Солоухина | ||
| Телевидение.Очерк В.Кутерева |
НАПРАВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
«НЕДАРОМ ПОМНИТ ВСЯ РОССИЯ...»
| Статья Андроникова о М.Ю.Лермонтове МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ - Мы узнаем в нем поэта русского, народного, в высшем и благороднейшем значении этого слова. В. Г. Белинский В дни трагической гибели Пушкина Россия внезапно услышала голос молодого поэта, которому суждено было стать преемником Пушкина в осиротевшей русской литературе. Это был двадцатидвухлетний офицер императорской гвардии Михаил Юрьевич Лермонтов, написавший стихи на смерть Пушкина - скорбные, гневные, обличительные. Он сказал в этих стихах, что руку убийцы направляли вельможи, окружавшие императорский трон. Он грозил им народной расправой, предрекал, что их, палачей Гения, Свободы и Славы России, ждет суд истории. Стихи переписывались и ходили по рукам, как прокламации. Так началась всенародная слава Лермонтова. Как солдат в бою, он подхватил знамя русской поэзии, выпавшее из рук убитого Пушкина, и встал на его место. Правительство Николая I расценило стихи Лермонтова как призыв к революции. Оно сразу почувствовало в новом поэте преемника декабристов и Пушкина и поторопилось принять суровые меры. Лермонтов был арестован и сослан на Кавказ, под пули горцев. ...Он ехал на Кавказ, где бывал еще в детстве, когда бабушка - Елизавета Алексеевна Арсеньева возила его на Воды - в Горячеводск, как называли тогда нынешний Пятигорск, и на Терек. С детских лет открылся ему героический мир - сражающийся Кавказ, где царское самодержавие вело долголетнюю войну с горцами. Лермонтов запомнил черкесов в мохнатых шапках и бурках, скачки джигитов, огненные пляски и хороводы, слышал горские песни, легенды, предания. С малых лет поражали его рассказы о кровавой мести, кровопролитных сражениях и схватках. Все в этом крае было необыкновенно и ново - обычаи, нравы и горцев, и русских: казаков, солдат, офицеров, на которых наложили свой отпечаток кавказская жизнь и законы долголетней войны. Жизнь, полная тревог, опасностей и лишений, рождала героев. Много было на Кавказе людей, неугодных правительству, недовольных порядками царской России. И Кавказ с ранних лет вошел в сознание Лермонтова как край свободы и чести, как родина благородных и возвышенных стремлений. Теперь он снова ехал на Кавказ, но уже не по своей воле, а как изгнанник. И вот снова - уже зрелым человеком, уже поэтом увидел он этот край. И снова соприкоснулся с бытом и нравами народов Кавказа. Побывал в Пятигорске и в Кисловодске, проехал вдоль Кубани и Терека, ночевал в казачьих станицах. Год спустя Лермонтов вернулся в Петербург. Скитания по Кавказу, впечатления и замыслы поэта начали оживать в его стихах и поэмах. Однако вскоре его сослали вторично. Правительство Николая I опасалось все возрастающей славы молодого поэта. Сохранилось предание, что перед отъездом из Петербурга Лермонтов заехал проститься к друзьям, в доме которых постоянно бывал... Из окна были видны тучи, плывшие над Фонтанкой 1 и деревьями Летнего сада. И будто бы тут же Лермонтов сочинил и прочел стихотворение «Тучи», заключавшее в себе иносказательный смысл, намекавший на личную и политическую судьбу опального автора... Снова потянулись тряские дороги, замелькали подорожные столбы и раскинулся бесконечный горизонт... В последний раз Лермонтов приезжал в Петербург лишь на короткий отпуск, разрешенный ему для свидания с бабушкой. Накануне отъезда, после того как ему было предписано покинуть столицу в сорок восемь часов, он написал гневное стихотворение «Прощай, немытая Россия...». Это было одно из самых сильных и смелых политических произведений Лермонтова. Вскоре Лермонтов погиб на дуэли в окрестностях Пятигорска, 15 июля 1841 года... Каждый раз, когда мы произносим имя Лермонтова, к глубокому раздумью и бесконечному восхищению, которые всегда возбуждает его поэзия, примешиваются чувства сожаления и горечи. Вряд ли во всей мировой литературе можно вспомнить столь же великого поэта, жизнь которого оборвалась так рано. А поэзия его составила целый этап в развитии литературы. Имя Лермонтова стоит вторым в ряду имен величайших русских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, Маяковский... Проходят годы, десятилетия. Но не тускнеет, не бледнеет поэтическое слово Лермонтова. Перелистывая томики его сочинений, мы всегда проникаемся героическим духом его поэзии, ее неповторимым лирическим содержанием и думаем о нем, как об одном из величайших поэтов мира и как о живом! |
Стихи о М.Ю.Лермонтове
1.
Мой друг, прости, что я к тебе на «ты».
Ведь ты так молод! Ты совсем мальчишка!
Но все твои поэмы и стихи -
Из раненой, страдающей души,
Познавшей мир не по ученым книжкам.
(Наталья Зименкова)
2.
Я правды ничем не нарушу,
Сказав, что под стать колдуну,
Он с детства берёт вашу душу
И держит до смерти в плену.
(Александр Сазонов)
3.
Нет, не за то тебя я полюбил,
Что ты поэт и полновластный гений,
Но за тоску, за этот страстный пыл
Ни с кем неразделяемых мучений,
За то, что ты нечеловеком был.
О, Лермонтов, презрением могучим
К бездушным людям, к мелким их страстям,
Ты был подобен молниям и тучам,
Бегущим по нетронутым путям,
Где только гром гремит псалмом певучим.
И вижу я, как ты в последний раз
Беседовал с ничтожными сердцами,
И жестким блеском этих темных глаз
Ты говорил: «Нет, я уже не с вами!»
Ты говорил: «Как душно мне средь вас!»
(Константин Бальмонт)
НАПРАВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
«ВОПРОСЫ, ЗАДАННЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ ВОЙНОЙ»
ВОЙНА - СТРАШНОЕ ЯВЛЕНИЕ
| Фрагменты рассказа Михаила Александровича Шолохова «Судьба человека» Эпизод расставания с семьёйА тут вот она, война. На второй день повестка из военкомата, а на третий - пожалуйте в эшелон. Провожали меня все четверо моих: Ирина, Анатолий и дочери - Настенька и Олюшка. Все ребята держались молодцом. Ну, удочерей - не без того, посверкивали слезинки. Анатолий только плечами передергивал, как от холода, ему к тому времени уже семнадцатый, год шел, а Ирина моя... Такой я ее за все семнадцать лет нашей совместной жизни ни разуне видал. Ночью у меня на плече и на груди рубаха от ее слез не просыхала, и утром такая же история... Пришли на вокзал, а я на нее от жалости глядеть не могу: губы от слез распухли, волосы из-под платка выбились, и глаза мутные,несмысленные, как у тронутого умом человека. Командиры объявляют посадку, а она упала мне на грудь, руки на моей шее сцепила и вся дрожит, будто подрубленное дерево... И детишки ее уговаривают, и я, - ничего не помогает!Другие женщины с мужьями, с сыновьями разговаривают, а моя прижалась ко мне, как лист к ветке, и только вся дрожит, а слова вымолвить не может. Я и говорю ей: "Возьми же себя в руки, милая моя Иринка! Скажи мне хоть слово на прощанье". Она и говорит, и за каждым словом всхлипывает: "Родненький мой... Андрюша... не увидимся мы с тобой... больше... на этом... свете"... Тут у самого от жалости к ней сердце на части разрывается, а тут она с такими словами. Должна бы понимать, что мне тоже нелегко с ними расставаться, не к теще на блины собрался. Зло меня тут взяло! Силой яразнял ее руки и легонько толкнул в плечи. Толкнул вроде легонько, а сила-то у меня! была дурачья; она попятилась, шага три ступнула назад и опять ко мне идет мелкими шажками, руки протягивает, а я кричу ей: "Да разве же такпрощаются? Что ты меня раньше времени заживо хоронишь?!" Ну, опять обнял ее, вижу, что она не в себе... Он на полуслове резко оборвал рассказ, и в наступившей тишине я услышал, как у него что-то клокочет и булькает в горле. Чужое волнение передалось и мне. Искоса взглянул я на рассказчика, но ни единой слезинки неувидел в его словно бы мертвых, потухших глазах. Он сидел, понуро склонив голову, только большие, безвольно опущенные руки мелко дрожали, дрожал подбородок, дрожали твердые губы... - Не надо, друг, не вспоминай! - тихо проговорил я, но он, наверное, не слышал моих слов и, каким-то огромным усилием воли поборов волнение, вдруг сказал охрипшим, странно изменившимся голосом: - До самой смерти, до последнего моего часа, помирать буду, а не прощу себе, что тогда ее оттолкнул!.. Плен. Убийство предателя И слышу я рядом с собой такой тихий разговор. Один говорит: "Если завтра, перед тем как гнать нас дальше, нас выстроят и будут выкликать комиссаров, коммунистов и евреев, то ты, взводный, не прячься! Из этого дела у тебя ничего не выйдет. Ты думаешь, если гимнастерку снял, так за рядового сойдешь? Не выйдет! Я за тебя отвечать не намерен. Я первый укажу на тебя! Я же знаю, что ты коммунист и меня агитировал вступать в партию, вот и отвечай за свои дела". Это говорит ближний ко мне, какой рядом со мной сидит, слева, а с другой стороны от него чей-то молодой голос отвечает: "Я всегда подозревал, что ты, Крыжнев, нехороший человек. Особенно, когда ты отказался вступать в партию, ссылаясь на свою неграмотность. Но никогда я не думал, что ты сможешь стать предателем. Ведь ты же окончил семилетку?" Тот лениво так отвечает своему взводному: "Ну, окончил, и что из этого?" Долго они молчали, потом, по голосу, взводный тихо так говорит: "Не выдавай меня, товарищ Крыжнев". А тот засмеялся тихонько. "Товарищи, - говорит, - остались за линией фронта, а я тебе не товарищ, и ты меня не проси, все равно укажу на тебя. Своя рубашка к телу ближе". Замолчали они, а меня озноб колотит от такой подлючности. "Нет, - думаю, - не дам я тебе, сучьему сыну, выдать своего командира! Ты у меня из этой церкви не выйдешь, а вытянут тебя, как падлу, за ноги!" Чуть-чутьрассвело - вижу: рядом со мной лежит на спине мордатый парень, руки за голову закинул, а около него сидит в одной исподней рубашке, колени обнял, худенький такой, курносенький парнишка, и очень собою бледный. "Ну, - думаю, - не справится этот парнишка с таким толстым мерином. Придется мне его кончать". Тронул я его рукою, спрашиваю шепотом: "Ты - взводный?" Он ничего не ответил, только головою кивнул. "Этот хочет тебя выдать?" - показываю я на лежачего парня. Он обратно головою кивнул. "Ну, - говорю, - держи ему ноги, чтобы не брыкался! Да поживей!" - а сам упал на этого парня, и замерли мои пальцы у него на глотке. Он и крикнуть не успел. Подержал его под собой минут несколько, приподнялся. Готов предатель, и язык набоку! До того мне стало нехорошо после этого, и страшно захотелось руки помыть, будто я не человека, а какого-то гада ползучего душил... Первый раз в жизни убил, и то своего... Да какой же он свой? Он же худее чужого,предатель. Встал и говорю взводному: "Пойдем отсюда, товарищ, церковь велика". Плен Тяжело мне, браток, вспоминать, а еще тяжелее рассказывать о том, что довелось пережить в плену. Как вспомнишь нелюдские муки, какие пришлось вынести там, в Германии, как вспомнишь всех друзей-товарищей, какие погибли,замученные там, в лагерях, - сердце уже не в груди, а в глотке бьется, и трудно становится дышать... Куда меня только не гоняли за два года плена! Половину Германии объехал за это время: и в Саксонии был, на силикатном заводе работал, и в Рурской области на шахте уголек откатывал, и в Баварии на земляных работах горбнаживал, и в Тюрингии побыл, и черт-те где только не пришлось по немецкой земле походить. Природа везде там, браток, разная, но стреляли и били нашего брата везде одинаково. А били богом проклятые гады и паразиты так, как у нас сроду животину не бьют. И кулаками били, и ногами топтали, и резиновыми палками били, и всяческим железом, какое под руку попадется, не говоря уже про винтовочные приклады и прочее дерево. Били за то, что ты - русский, за то, что на белый свет еще смотришь, за то, что на них, сволочей, работаешь. Били и за то, что не так взглянешь, не так ступнешь, не так повернешься. Били запросто, для того чтобы когда-нибудьда убить до смерти, чтобы захлебнулся своей последней кровью и подох от побоев. Печей-то, наверное, на всех нас не хватало в Германии. |
| ПАМЯТЬ Роберт Рождественский. Реквием (фрагмент поэмы) | |
| Разве погибнуть ты нам завещала, Родина? Жизнь обещала, любовь обещала, Родина. Разве для смерти рождаются дети, Родина? Разве хотела ты нашей смерти, Родина? Пламя ударило в небо! - ты помнишь, Родина? Тихо сказала: «Вставайте на помощь...» Родина. Славы никто у тебя не выпрашивал, Родина. Просто был выбор у каждого: я или Родина. Самое лучшее и дорогое - Родина. Горе твоё - это наше горе, Родина. Правда твоя - это наша правда, Родина. Слава твоя - это наша слава, Родина! Помните! Через века, через года, - помните! О тех, кто уже не придёт никогда, - помните! Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны. Памяти павших будьте достойны! | Вечно достойны! Хлебом и песней, Мечтой и стихами, жизнью просторной, каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны! Люди! Покуда сердца стучатся, - помните! Какою ценой завоёвано счастье, - пожалуйста, помните! Песню свою отправляя в полёт, - помните! О тех, кто уже никогда не споёт, - помните! Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили! Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили! Во все времена бессмертной Земли помните! К мерцающим звёздам ведя корабли, - о погибших помните! Встречайте трепетную весну, люди Земли. Убейте войну, прокляните войну, люди Земли! Мечту пронесите через года и жизнью наполните!.. Но о тех, кто уже не придёт никогда, - заклинаю, - помните! |
| Дмитрий Сергеевич Лихачев. «Письма о добром и прекрасном» Письмо двадцать седьмое. Четвертое измерение Память и знание прошлого наполняют мир, делают его интересным, значительным, одухотворённым. Если вы не видите за окружающим вас миром его прошлого, он для вас пуст. Вам скучно, вам тоскливо, и вы в конечном счёте одиноки, ибо и товарищи для вас – товарищи по-настоящему, когда вас связывает с ними какое-то общее прошлое: окончили ли школу, институт, либо работали вместе, а старики помнят с особенной нежностью тех, с кем воевали, пережили какие-то трудности. Пусть дома, мимо которых мы ходим, пусть города и сёла, в которых мы живём, пусть даже завод, на котором мы работаем, или корабли, на которых мы плаваем, - будут для нас живыми, то есть имеющими прошлое! Жизнь – это неодномоментность существования. Будем знать историю – историю всего, что нас окружает в большом и малом масштабах. Это ведь четвёртое, очень важное измерение мира. Но мы не только должны знать историю всего, что нас окружает, начиная с нашей семьи, продолжая селом или городом и кончая страной и миром, но и хранить эту историю, эту безмерную глубину окружающего. Обратите внимание: дети и молодые люди особенно любят обычаи, традиционные празднества. Ибо они осваивают мир, осваивают его в традиции, в истории. Будем же активнее защищать всё то, что делает нашу жизнь осмысленной, богатой и одухотворённой. |
| Константин Симонов С чего начинается память? С берёз? С речного песочка? С дождя на пороге? А если с убийства! А если со слёз! А если с воздушной тревоги! А если с визжащей пилы в облаках, Со взрослых, в пыли распростёртых! А если с недетского знания – как Живое становится мёртвым? И в пять, и в пятнадцать, И в двадцать пять лет Войной начинается память. |
| Дмитрий Сергеевич Лихачев Память — одно из величайших свойств бытия, любого бытия: материального, духовного, человеческого... Лист бумаги. Сожмите его и расправьте. На нём останутся складки, и если вы сожмёте его вторично — часть складок ляжет по прежним складкам: бумага «обладает памятью»... Памятью обладают отдельные растения, камень, на котором остаются следы его происхождения и движения в ледниковый период, стекло, вода и т. д. А что говорить о «генетической памяти» — памяти, заложенной в веках, памяти, переходящей от одного поколения живых существ к следующим. Запоминается то, что нужно; путём памяти накапывается добрый опыт, образуется традиция, создаются бытовые, семейные, трудовые навыки… Память противостоит уничтожающей силе времени. Это свойство памяти чрезвычайно важно. Принято примитивно делить время на прошедшее, настоящее и будущее. Но благодаря памяти прошедшее входит в настоящее, а будущее как бы предугадывается настоящим, соединённым с прошедшим. Память — преодоление времени, преодоление смерти. В этом величайшее нравственное значение памяти. Безответственность рождается отсутствием сознания того, что ничто не проходит бесследно. Человек, совершающий недобрый поступок, думает, что поступок этот не сохранится в памяти его личной и в памяти окружающих. Совесть — это в основном память, к которой присоединяется моральная оценка совершённого. Но если совершённое не сохраняется в памяти, то не может быть и оценки. Без памяти нет совести. Вот почему так важно воспитываться в моральном климате памяти: памяти семейной, памяти народной, памяти культурной. Семейные фотографии — это одно из важнейших «наглядных пособий» морального воспитания детей, да и взрослых. Хранить память, беречь память — это наш нравственный долг перед самими собой и перед потомками. Память — наше богатство |
ГЕРОИЗМ, ПОДВИГ
| Борис Пастернак. Смерть сапёра | |
| Мы время по часам заметилиИ кверху поползли по склону.Bот и обрыв. Мы без свидетелейУ края вражьей обороны.Вот там она, и там, и тут онаВезде, везде, до самой кручи.Как паутиною опутанаВся проволкою колючей.Он наших мыслей не подслушивалИ не заглядывал нам в душу.Он из конюшни вниз обрушивал Свой бешеный огонь по Зуше Прожекторы, как ножки циркуля,Лучом вонзались в коновязи.Прямые поподанья фыркалиФонтанами земли и грязи. Но чем обстрел дымил багровее,Тем равнодушнее к осколкам,В спокойствии и хладнокровииРаботали мы тихомолком.Со мною были люди смелые.Я знал, что в проволочной чащеПроходы нужные проделаюДля битвы завтра предстоящей. Вдруг одного сапера ранило.Он отползал от вражьих линий,Привстал, и дух от боли заняло,И он упал в густой полыни. Он приходил в себя урывками,Осматривался на пригоркеИ щупал место под нашивкамиНа почерневшей гимнастерке. И думал: глупость, оцарапали,И он отвалит от Казани,К жене и детям вверх к Сарапулю,И вновь и вновь терял сознанье. Все в жизни может быть издержано,Изведаны все положенья,Следы любви самоотверженнойНе подлежат уничтоженью. | Хоть землю грыз от боли раненый,Но стонами не выдал братьев,Врожденной стойкости крестьянинаИ в обмороке не утратив. Его живым успели вынести.Час продышал он через силу.Хотя за речкой почва глинистей,Там вырыли ему могилу. Когда, убитые потерею,К нему сошлись мы на прощанье,Заговорила артиллерияВ две тысячи своих гортаней. В часах задвигались колесики.Проснулись рычаги и шкивы.К проделанной покойным просекеШагнула армия прорыва. Сраженье хлынуло в пробоинуИ выкатилось на равнину,Как входит море в край застроенный,С разбега проломив плотину.Пехота шла вперед маршрутами,Как их располагал умерший.Поздней немногими минутамиПротивник дрогнул у Завершья.Он оставлял снарядов штабели,Котлы дымящегося супа,Все, что обозные награбили,Палатки, ящики и трупы.Потом дорогою завещаннойПрошло с победами все войско.Края расширившейся трещиныУ Криворожья и Пропойска.Мы оттого теперь у Гомеля,Что на поляне в полнолуньеСвоей души не экономилиB пластунском деле накануне.Жить и сгорать у всех в обычае,Но жизнь тогда лишь обессмертишь,Когда ей к свету и величиюСвоею жертвой путь прочертишь. |
| Андрей Платонович ПЛАТОНОВ МАЛЕНЬКИЙ СОЛДАТ Рассказ Недалеко от линии фронта, внутри уцелевшего вокзала, сладко храпели уснувшие на полу красноармейцы; счастье отдыха было запечатлено на их усталых лицах. На втором пути тихо шипел котел горячего дежурного паровоза, будто пел однообразный, успокаивающий голос из давно покинутого дома. Но в одном углу вокзального помещения, где горела керосиновая лампа, люди изредка шептали друг другу уговаривающие слова, а затем и они впали в безмолвие. Там стояли два майора, похожие один на другого не внешними признаками, но общей добротою морщинистых загорелых лиц; каждый из них держал руку мальчика в своей руке, а ребенок умоляюще смотрел на командиров. Руку одного майора ребенок не отпускал от себя, прильнув затем к ней лицом, а от руки другого осторожно старался освободиться. На вид ребенку было лет десять, а одет он был как бывалый боец - в серую шинель, обношенную и прижавшуюся к его телу, в пилотку и в сапоги, пошитые, видно, по мерке, на детскую ногу. Его маленькое лицо, худое, обветренное, но не истощенное, приспособленное и уже привычное к жизни, обращено было теперь к одному майору; светлые глаза ребенка ясно обнажали его грусть, словно они были живою поверхностью его сердца; он тосковал, что разлучается с отцом или старшим другом, которым, должно быть, доводился ему майор. Второй майор привлекал ребенка за руку к себе и ласкал его, утешая, но мальчик, не отымая своей руки, оставался к нему равнодушным. Первый майор тоже был опечален, и он шептал ребенку, что скоро возьмет его к себе и они снова встретятся для неразлучной жизни, а сейчас они расстаются на недолгое время. Мальчик верил ему, однако и сама правда не могла утешить его сердца, привязанного лишь к одному человеку и желавшего быть с ним постоянно и вблизи, а не вдалеке. Ребенок знал уже, что такое даль расстояния и время войны, - людям оттуда трудно вернуться друг к другу, поэтому он не хотел разлуки, а сердце его не могло быть в одиночестве, оно боялось, что, оставшись одно, умрет. И в последней своей просьбе и надежде мальчик смотрел на майора, который должен оставить его с чужим человеком. - Ну, Сережа, прощай пока, - сказал тот майор, которого любил ребенок. - Ты особо-то воевать не старайся, подрастешь, тогда будешь. Не лезь на немца и береги себя, чтоб я тебя живым, целым нашел. Ну, чего ты, чего ты, - держись, солдат! Сережа заплакал. Майор поднял его к себе на руки и поцеловал в лицо несколько раз. Потом майор пошел с ребенком к выходу, и второй майор тоже последовал за ними, поручив мне сторожить оставленные вещи. Вернулся ребенок на руках другого майора; он чуждо и робко глядел на командира, хотя этот майор уговаривал его нежными словами и привлекал к себе, как умел. Майор, заменивший ушедшего, долго увещевал умолкшего ребенка, но тот, верный одному чувству и одному человеку, оставался отчужденным. Невдалеке от станции начали бить зенитки. Мальчик вслушался в их гулкие мертвые звуки, и во взоре его появился возбужденный интерес. - Их разведчик идет! - сказал он тихо, будто самому себе. - Высоко идет, и зенитки его не возьмут, туда надо истребителя послать. - Пошлют, - сказал майор. - Там у нас смотрят. Нужный нам поезд ожидался лишь назавтра, и мы все трое пошли на ночлег в общежитие. Там майор покормил ребенка из своего тяжело нагруженного мешка. "Как он мне надоел за войну, этот мешок, - сказал майор, - и как я ему благодарен!" Мальчик уснул после еды, и майор Бахичев рассказал мне про его судьбу. Сергей Лабков был сыном полковника и военного врача. Отец и мать его служили в одном полку, поэтому и своего единственного сына они взяли к себе, чтобы он жил при них и рос в армии. Сереже шел теперь десятый год; он близко принимал к сердцу войну и дело отца и уже начал понимать по-настоящему, для чего нужна война. И вот однажды он услышал, как отец говорил в блиндаже с одним офицером и заботился о том, что немцы при отходе обязательно взорвут боезапас его полка. Полк до этого вышел из немецкого охвата - ну, с поспешностью, конечно, и оставил у немцев свой склад с боезапасом, а теперь полк должен был пойти вперед и вернуть утраченную землю и свое добро на ней, и боезапас тоже, в котором была нужда. "Они уж и провод в наш склад, наверно, подвели - ведают, что отойти придется", - сказал тогда полковник, отец Сережи. Сергей вслушался и сообразил, о чем заботился отец. Мальчику было известно расположение полка до отступления, и вот он, маленький, худой, хитрый, прополз ночью до нашего склада, перерезал взрывной замыкающий провод и оставался там еще целые сутки, сторожа, чтобы немцы не исправили повреждения, а если исправят, то чтобы опять перерезать провод. Потом полковник выбил оттуда немцев, и весь склад целым перешел в его владение. Вскоре этот мальчуган пробрался подалее в тыл противника; там он узнал по признакам, где командный пункт полка или батальона, обошел поодаль вокруг трех батарей, запомнил все точно - память же ничем не порченная, а вернувшись домой, указал отцу по карте, как оно есть и где что находится. Отец подумал, отдал сына ординарцу для неотлучного наблюдения за ним и открыл огонь по этим пунктам. Все вышло правильно, сын дал ему верные засечки. Он же маленький, этот Сережка, неприятель его за суслика в траве принимал: пусть, дескать, шевелится. А Сережка, наверно, и травы не шевелил, без вздоха шел. Ординарца мальчишка тоже обманул, или, так сказать, совратил: раз он повел его куда-то, и вдвоем они убили немца, - неизвестно, кто из них, - а позицию нашел Сергей. Так он и жил в полку, при отце с матерью и с бойцами. Мать, видя такого сына, не могла больше терпеть его неудобного положения и решила отправить его в тыл. Но Сергей уже не мог уйти из армии, характер его втянулся в войну. И он говорил тому майору, заместителю отца, Савельеву, который вот ушел, что в тыл он не пойдет, а лучше скроется в плен к немцам, узнает у них все, что надо, и снова вернется в часть к отцу, когда мать по нем соскучится. И он бы сделал, пожалуй, так, потому что у него воинский характер. А потом случилось горе, и в тыл мальчишку некогда стало отправлять. Отца его, полковника, серьезно поранило, хоть и бой-то, говорят, был слабый, и он умер через два дня в полевом госпитале. Мать тоже захворала, затомилась, она была раньше еще поувечена двумя осколочными ранениями, одно было в полость, и через месяц после мужа тоже скончалась; может, она еще по мужу скучала... Остался Сергей сиротой. Командование полком принял майор Савельев, он взял к себе мальчика и стал ему вместо отца и матери, вместо родных всем человеком. Мальчик ответил Володе тоже всем сердцем. - А я-то не их части, я из другой. Но Володю Савельева я знаю еще по давности. И вот встретились мы тут с ним в штабе фронта. Володю на курсы усовершенствования посылали, а я по другому делу там находился, а теперь обратно к себе в часть еду. Володя Савельев велел мне поберечь мальчишку, пока он обратно не прибудет... Да и когда еще Володя вернется, и куда его направят! Ну, это там видно будет... Майор Бахичев задремал и уснул. Сережа Лабков всхрапывал во сне, как взрослый, поживший человек, и лицо его, отошедши теперь от горести и воспоминаний, стало спокойным и невинно-счастливым, являя образ святого детства, откуда увела его война. Я тоже уснул, пользуясь ненужным временем, чтобы оно не проходило зря. Проснулись мы в сумерки, в самом конце долгого июньского дня. Нас теперь было двое на трех кроватях - майор Бахичев и я, а Сережи Лабкова не было. Майор обеспокоился, но потом решил, что мальчик ушел куда-нибудь на малое время. Позже мы прошли с ним на вокзал и посетили военного коменданта, однако маленького солдата никто не заметил в тыловом многолюдстве войны. Наутро Сережа Лабков тоже не вернулся к нам, и бог весть, куда он ушел, томимый чувством своего детского сердца к покинувшему его человеку, может быть, вослед ему, может быть, обратно в отцовский полк, где были могилы его отца и матери. |
| Война прошлась по детским судьбам грозно, Всем было трудно, трудно для страны, Но детство изувечено серьёзно: Страдали тяжко дети от войны. Нужны были и смелость и отвага, Чтоб жить под оккупацией врага, Всегда страдать от голода и страха, Прошла где неприятеля нога. В тылу страны нелёгким было детство, Одежды не хватало и еды, Страдали от войны все повсеместно, Хватило детям горя и беды. | Настал чудесный светлый День Победы, В тяжёлой битве выжила страна, От радости забылись сразу беды, Фронтовики надели ордена. Войны не знают люди молодые, , Их детству золотому нет цены, Теперь уже все старики седые Мы – дети грозной праведной войны. Бегут вдаль годы жизни неизменно, Солдат ушёл, и память ушла с ним, Но мы живём, и о поре военной В сердцах навечно память сохраним. |
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Василь Быков.Повесть «Сотников»Поведение в плену Рыбака. Остерегаясь тумака, Рыбак не стал упрямиться - быстрым шагом проскочил крыльцо, двери, недлинный полутемный коридор с мордатым дневальным у тумбочки. Стась вежливо постучал согнутым пальцем в филенку какой-тодвери: - Можно? Будто во сне, предчувствуя, как сейчас окончательно рухнет и рассыплется вся его жизнь, Рыбак переступил порог и вперся взглядом в могучую печь-голландку, которая каким-то недобрым предзнаменованием всталана его пути. Ее крутые черного цвета бока всем своим траурным видом напоминали нелепый обелиск на чьей-то могиле. За столом у окна стоял щупловатый человек в пиджаке, он ждал. Рыбак остановился у порога,подумав, не тот ли это полицай-следователь, о котором говорил староста. - Фамилия? - гаркнул человек. Он был явно рассержен чем-то, его немолодое личико недобро хмурилось, взгляд исподлобья жестко ощупывал арестанта. - Рыбак, - подумав, сказал арестант. - Год рождения? - Девятьсот шестнадцатый. - Где родился? - Под Гомелем. Следователь отошел от окна, сел в кресло. Держал он себя настороженно, энергично, но вроде не так угрожающе, как это показалось Рыбаку вначале. - Садись. Рыбак сделал три шага и осторожно опустился на скрипучий венский стульчик напротив стола. - Жить хочешь? Странный этот вопрос своей неожиданностью несколько снял напряжение,Рыбаку даже послышалось в нем что-то от шутки, и он неловко пошевелился на стуле. - Ну кому ж жить не хочется. Конечно... Однако следователь, кажется, был далек от того, чтобы шутить, и в прежнем темпе продолжал сыпать вопросами: - Так. Куда шли? Энергичная постановка вопросов, наверное, требовала такого же темпа в ответах, но Рыбак опасался прозевать каком-либо подвох в словах следователя и несколько медлил. - Шли за продуктами. Надо было пополнить припасы, - сказал он и подумал: "Черт с ним! Кто не знает, что партизаны тоже едят. Какая тут может быть тайна?" - Так, хорошо. Проверим. Куда шли? Было видно, как следователь напрягся за столом, пристально вглядываясь в малейшее изменение в лице пленника. Рыбак, однако, разгладил на колене полу полушубка, поскреб там какое-то пятнышко - он старался отвечатьобдуманно. - Так это... На хутор шли, а он вдруг оказался спаленный. Ну, пошли куда глаза глядят. - Какой хутор со< Наши рекомендации |