Текст №29. Работа над картиной

Художнику, решившему написать историческую картину, надо хорошо знать ту историческую эпоху, которую он собрался описы­вать. Когда Суриков задумал писать «Боярыню Морозову», он про­читал много книг о той эпохе, он ходил по Москве, всматривался в Кремль и храм Василия Блаженного. Он, как у людей, спрашивал их: «Вы видели, вы слышали, вы свидетели».

В написании картины художнику очень помогли воспоминания детства. Родился он в сибирском городе Красноярске. Он был по­томком сибирских казаков, пришедших туда с Дона под предводи­тельством Ермака. В детстве мальчик слышал много сказаний и пре­даний, в том числе и историю про боярыню Морозову.

В то время в Сибири еще сохранился образ жизни Руси XVI и ХУП веков: та же одежда, те же обычаи. Все эти черты художник и изобразил в своей картине.

Суриков работал очень много над созданием каждого героя кар­тины. Он часто посещал молитвенные дома старообрядцев в селе Преображенском Московской области. Он вспоминал: «Там меня все знали. Даже старушки и девушки-начетчицы позволяли мне себя рисовать. Им нравилось, что я казак и не курю».

Дольше всего Суриков искал образ самой боярыни Морозовой. Однажды у старообрядцев он увидел женщину, приехавшую с Урала. Ее внешность поразила художника. Он нарисовал с нее этюд за два часа. Этюд — это небольшая картина, в которой художник изобра­жает часть своей будущей картины. С этого первого этюда Суриков потом написал еще один, окончательный, который сейчас хранится в Третьяковской галерее. Он называется «Голова боярыни Морозо­вой». Суровое лицо женщины как будто освещено внутренним ог­нем.

Очень много написал Суриков этюдов зимы. Он вспоминал, что все рисовал с натуры: и розвальни, и сани, и колеи. Тогда он жил в Долгоруковском. В переулках всегда были глубокие сугробы. Как только выпадал глубокий снег, Суриков просил кого-нибудь про­ехать на розвальнях, а потом начинал колею рисовать.

Вот так работал Суриков. Он сам шутил, что если бы он нарисо­вал, то и под землю бы залез и в котле позировать заставлял бы.

Очень большое значение в работе художника имеет его жизнен­ный опыт, те ассоциации, которые возникают у него во время рабо­ты. Чем больше впечатлений откладывается в душе художника, тем ярче и полнее его искусство. Иногда во время работы художника эти ассоциации появляются сами собой.

Суриков в своей картине «Боярыня Морозова» долго искал соче­тание черного платья женщины и белого снега. В поисках этого цве­тового решения он внезапно вспомнил, как однажды поразило его одно сочетание: черная ворона на ослепительно белом снегу.

Композиция позволила художнику расположить на картине все, что он хотел, а светотень и колорит помогли передать все разнообра­зие мира.

Текст №30. Весна в селе

Саврасову хотелось работать: писать новые этюды и картины. После некоторых раздумий он решил отправиться в какую-нибудь деревню на севере Костромской области. Он быстро собралс свои вещи, взял этюдник и отправился в санях по почтовому тракту.

Наезженная дорога чернела среди покрытых снегом полей. Снежный покров был уже серым, как домотканый услот. Но как же свободно дышалось в этих местах! Пахло тающим снегом. Пегая кобылица вяло плелась по почтовому тракту среди еще зимних по­лей.

Извозчик, тощий мужик с тощей бородкой, спросил у Саврасова, куда он едет, и по служебной ли надобности или так просто прове­дать кого-нибудь. Саврасов ответил ему, что он художник и что он приехал в эти края для того, чтобы написать весну.

— Да для чего это, барин, — удивился извозчик. — Мы и так ее каждый год видим, мы уже привыкли. Лучше бы ты что-нибудь по­хлеще, позаковырестее нарисовал, чтобы удивление взяло...

Саврасов остановился в селе Мслвитине. Порядочная глухомань. Сколько вот таких сел по всей России' Те же почерневшие изкизы и дворы. Церковь на окраине. Деревья с мокрыми стволами. Кажктся, что все здесь отсырело: деревья, бревна изб, заборы. Слышно, как где-то кричат птицы. Наверное, это грачи. Уже прошел день Гераси­ма-грачевника, и они уже должны были прилететь. , Да вот же они! Сидят на березе возле церкви Они покачиваются ' на ветках, устроились в больших черных гнездах, неторопливо и с достоинством ходят по осевшему снегу.

Березы эти молодые, но неказистые, отбрасывают тонкие тени на потемневший снег. Они у забора, за которым церковь и колокольня. Здесь село заканчивалось, и вдаль уходили серые поля с черными прогалинами обнажившейся земли.

Церковь Вознесения была построена в конце XVIII века. Белый храм с пятью небольшими куполами. Рядом колокольня со встроен­ными кокошниками и основания остроконечного шатра.

Саврасов пошел посмотреть на старую церковь и остался там на­долго. То чувство весны, которым он жил последние дни, которое он ощущал, когда ехал по дороге среди потемневших полей и вдыхал пьянящий мартовский воздух, приобрело здесь особую силу. Он увидел на окраине обыкновенного русского села то, что он смутно надеялся увидеть. Именно ради этого он проехал столько верст

Текст №31. Дорога домой

Бывают коты вороватые, а бывают неисправимо вороватыми. Одесский кот Мордан относился как раз к таким — неисправимо вороватым. Что касается его внешности, то мне кажется, его имя говорит само за себя. Что же касается его сущности, об этом было сказано выше. Жил он в коммунальной квартире, не голодал, при­звание же свое видел не в ловле мышей, не в ласковости, которой некоторые коты заслуживают себе беспечальное житье у людей, а в том, чтобы следовать врожденной преступной наклонности — во­ровству. Стоило хозяйке отвернуться, как Мордан был тут как тут. Он даже умудрялся вытаскивать мясо из кастрюли с кипящим су­пом.

Ловкость и наглость кота всегда держали обитателей квартиры как бы на осадном положении. С одной стороны, это неплохо: тре­нируются внимание, бдительность и устойчивость нервной системы. С другой стороны, обитатели квартиры, не понимая всей выгоды положения, малодушно решили избавиться от надоедливого кота. Бедное животное вывезли на окраину города и оставили там. Месяц жители квартиры пребывали в спокойствии и думали, что так будет всегда. Но через месяц на пороге показался Мордан, злой, похудев­ший, но не изменивший своим преступным наклонностям.

На беду кота, в этой квартире жил капитан сухогруза, и было ре­шено взять кота на борт корабля. Суровая морская жизнь и дисцип­лина должны были перевоспитать Мордана, но не тут-то было: реци­дивист он на то и есть рецидивист. На корабле криминальные воз­можности кота резко возросли по сравнению с кухней. Мордан крал все, что только мог. Конечно, я был бы склонен видеть в этом какую-то игру, соперничество между Морданом и всеми остальными, кото­рое должно было скрасить монотонные дни пути. Но моряки не по­няли этих возвышенных мотивов и были настроены более прозаиче­ски. Они не приняли вызова судьбы и в первом же индийском порту оставили его на суше.

На этом должен был бы закончиться рассказ о Мордане, но этого не произошло.

Обитатели одесской квартиры, избавившись от наваждения, жили теперь спокойно и счастливо. Если они и вспоминали о коте, то не с былым ужасом, а даже с некоторой ностальгией.

Когда же через полтора года на пороге все той же одесской квар­тиры послышалось жалобное мяуканье, никто не мог и предположить, что это был Мордан. Но это был именно он, вернувшийся из Индии домой. Для всех это было как возвращение блудного сына.

Желающие могут подсчитать, через сколько границ, рек, гор пришлось коту перейти, сколько километров преодолеть, чтобы вер­нуться домой