Матильда Бим, «Как быть достойно невестой», 1956

Я не могу заснуть.

Как только засыпаю, то думаю о Лео, сердце начинает болеть, и я просыпаюсь. Если меня будит не это, тогда это делает Пич, вертясь на кровати и ударяя по лицу рукой.

Со вздохом я выбираюсь из-под одеяла, меряю шагами комнату и пальцем ноги натыкаюсь на острый осколок.

— Ай! — шиплю я, хватаюсь за ступню и скачу. Я вынимаю осколок из ноги. Это кусок фарфора, который остался после того, как племянник Джейми уронил Фелисити.

Я окидываю взглядом остальных кукол. Маминых кукол. Интересно, мама постоянно чувствовала ту боль, что чувствую сейчас я? Это она довела ее до грани?

Проверяю время на айфоне. Два часа.

Накинув халат, я крадусь к месту, где должна быть лестница на чердак, наверху вижу дверцу и замечаю небольшую свисающую веревку. Встав на цыпочки, я тяну за нее так медленно, как только могу, чтобы спустить деревянную лестницу максимально бесшумно.

После шага на первую же ступеньку раздается громкий треск. Я застываю. Если бабушка застукает меня после того, как велела не соваться туда, у нее будет приступ праведного гнева, а сегодня катастроф было достаточно, спасибо.

Спустя тридцать секунд, когда становится ясно, что бабушка не слышала треск, и я в безопасности, я аккуратно преодолеваю остальной путь, забираюсь на чердак и закрываю дверцу в потолке за собой. Я сразу же чихаю. Ух, здесь невероятно пыльно, невозможно дышать!

Дотягиваясь до ближайшей стены, я нащупываю выключатель и тут же нажимаю на него. Чердак освещается ярким светом голой лампочки, свисающей с балки под потолком. Я качаю головой, моему взгляду открываются коробки, игрушки, бумаги, старые призы и книги, очень много книг. На чердаке пусто, черт подери. Бабушка откровенно лгала. Я хватаю приз, балансирующий на открытой картонной коробке, и читаю надпись.

Кенсингтонское соревнование юных танцоров балета. Победительница — Роуз Бим.

Затем поднимаю старый школьный блейзер с вышивкой на воротнике.

Собственность Роуз Бим, класс 4 «блу»[64].

Ого. Это все мамины вещи! Неудивительно, что я ничего не нашла в доме — они все свалены здесь!

Открывая странные коробки, я яростно копаюсь в них. Здесь школьные отчеты, подписанная театральная программка с «Ромео и Джульетты», кассеты, наполовину использованные бутылочки духов и несколько рекламных листовок о клубе, называющемся «Печальная канарейка».

Затем под бирюзовым полосатым одеялом замечаю огромный черный сундук, задвинутый в темнейший угол чердака. Я пробираюсь к нему, заглушаю очередной чих и перемещаю пару мишек Тедди, упавших мне на голову с поверхности картонной коробки. Усаживаясь перед сундуком со скрещенными ногами, я сдергиваю одеяло, комкаю его и отбрасываю в другой конец чердака. После чего медленно поднимаю крышку.

Внутри полно конвертов и папок, старых журналов и писем. Вскоре я обращаю внимание, что под бумагами зарыта маленькая кучка блокнотов с красочными, пестрыми обложками.

Нахмурившись, я беру самый верхний блокнот и открываю его.

Первая страница исписана размашистыми закорючками, выведенными жирными чернилами синего цвета, которые часто приобретают для перьевых ручек. Почерк я узнаю сразу же.

Это почерк мамы.

Дневник Роуз Бим

Руки начинают трястись.

Дневник Роуз Бим

Июля 1985

Не могу писать четко, очень сильно трясутся руки. Черт подери. Мне нужно дышать, но я не могу вдохнуть.

Только что была внизу, когда меня позвала мама. Она сидела в гостиной с папой, и оба они выглядели чрезвычайно серьезными. Я подумала, будто они хотят сообщить мне, что кто-то умер. Но прежде, чем я успела спросить, кто, папа велел мне сесть. Затем он сказал, что я больше не увижусь с Томом. Сначала я засмеялась, решив, что он выдал одну из своих глупых шуток, но потом мама начала плакать, и до меня дошло, что он говорит серьезно. Папа рассказал, что он попросил одного из своих друзей разузнать о Томасе Трумане, и тот выяснил, что Том — известный игрок с ворохом долгов, и что он, без сомнений, использует меня ради денег. Я заявила папе, что он смешон, потому что знаю о карточных играх Тома и знаю, что он любит меня, и это настоящая, истинная любовь. Том вернул мне каждое пенни, что я одолжила ему, это я родителям и сказала.

И тогда папа сказал мне худшее из того, что человек вообще может сказать. Он рассказал, как прошлой ночью ходил повидаться с Томом у него дома и предложил ему двадцать тысяч фунтов, чтобы Том уехал из Лондона и больше не искал встречи со мной. Согласно словам отца, Том взял их без колебаний. Я не верю этому. Не могу поверить. Папа возмутился, что они потратили на меня кучу времени, сил и денег, чтобы дать мне правильное воспитание только для того, чтобы я вышла замуж за тунеядца, охотника за семейными деньгами, и скандалом вроде этого разрушила репутацию, создаваемую с таким трудом. Мама потянулась, чтобы обнять меня, но я оттолкнула ее. Как она допустила подобное? Она просто сидела с папой и соглашалась с каждым его словом, как делала каждый чертов раз.

На этой ноте я выбежала из комнаты и из дома. На метро поехала к дому Тома. Открыл Джон. При виде меня черты его лица исказились. И он передал мне записку. От Тома. Я пыталась открыть конверт, но руки тряслись так сильно, что Джону пришлось это сделать за меня. Записку даже не стоило убирать в конверт. В ней было простое «Прости».

Я спросила Джона, куда уехал Том, но он ответил, что понятия не имеет. Как только я могла быть такой долбаной идиоткой?

Дневник Роуз Бим

Июля 1985

Я отправилась в театр, чтобы поспрашивать, знает ли кто, куда уехал Том. Похоже, на прошлой неделе он позвонил сообщить об отказе от должности, и все расстроены тем, что он их кинул. Они и половины не знают.

Дневник Роуз Бим

Июля 1985

Я пробыла в постели два дня кряду и только сейчас перестала плакать. Думаю, у меня просто закончились слезы. Мама продолжает стучаться в дверь, пытаясь принести еды и теплого молока, но я каждый раз посылаю ее нахрен. Прежде я никогда не сквернословила перед родителями. Но теперь мне плевать. Они больше ничего не значат для меня. Я хочу сказать ей, что она наделала. Что я беременна, и это ребенок Тома, и что она разрушила все. Но она даже не заслуживает знать. Папа не заслуживает знать. Они ядовитые, старомодные и жестокие… И Том… Я дурила сама себя.

Мне нужно убираться отсюда. На моем счету есть три тысячи фунтов. Я уеду завтра. Здесь со всем кончено. Они никогда не узнают о моем ребенке. Никогда.

Дневник Роуз Бим

Июля 1985

Это будет моя последняя запись. Я собираюсь выбросить дневник. Собираюсь выбросить их все… Не хочу, чтобы что-то напоминало мне о такой жизни. С меня хватит, я не вернусь. Прощай.

Роуз х

За чтением маминых дневников я провожу два часа, и не могу поверить в то, что читаю. Вот как разбилось мамино сердце? Этот мужчина, мой отец, использовал ее и оставил?

Слова расплываются перед глазами, когда я понимаю, что произошло. Он вообще знает о моем существовании? И бабушка. Она и дедушка Джек заплатили Тому, чтобы тот бросил маму. Из-за из снобизма. Потому что у Бимов есть репутация. Это кошмарно. На меня накатывает волна жалости. Неудивительно, почему мама не верила людям, совсем не удивительно, почему она была такой угнетенной и так страдала. Люди, которых она любила и которым верила больше всего на свете, обманули ее.

Пока я убираю дневники обратно в сундук, сердце часто колотится в груди. Подняться сюда было плохой идеей. Что я хотела найти? Почему решила забраться сюда именно сейчас, после всей сегодняшней драмы? Господи, моя жизнь — череда гребаных неверных решений.

Как же я зла. Зла на себя. На бабушку. Теперь ясно, почему она была так уклончива. Естественно, она не хотела, чтобы я знала, что маме разбил сердце не какой-то мужчина. Это была она. Она и Джек. Так вот что она имела в виду, когда говорила о том, что сможет «реанимировать себя». Она считала, что, приняв меня, все исправит.

Адреналин мчит по моему телу, вызывая чувство, словно я сейчас взорвусь. А ведь я думала, что бабушка и правда хорошая. Ощущала удовлетворение оттого, что она гордилась мной.

Я неосознанно тереблю рукава халата и наблюдаю за блестящими на свету пылинками, кружащими вокруг и будто никогда не приземляющимися на пол. Я думаю о маме. О взрослении в окружении тех, кто не хочет обнять, не хочет поговорить о любви, о пролитых слезах, о жизни в четырех стенах. Вспоминаю сидение на полу в библиотеке, когда позвонила Пэм, чтобы сообщить, что мама не нашла в себе сил жить дальше.

Бабушка лгала. И лгала по-крупному.

Спускаясь с чердака, я больше не таюсь, как по пути наверх, и наступаю не на одну скрипящую ступеньку, а на три. Из своей спальни выплывает бабушка, ее седые волосы взъерошены, а на бледном морщинистом лице испуг. Когда она понимает, что это всего лишь я, а не грабитель, то испытывает облегчение.

— Ох, Джессика, ты так меня напугала! Боже мой, как прошел бал? Ты хорошо провела время? — Вдруг она осознает, где я только что была. — Стой… что ты делала наверху? Я говорила тебе не…

— Ты врала мне, — перебиваю я ее, сходя с лестницы, мой голос дрожит. — Ты позволила мне думать, что не имела отношения к тому, почему мама была такой несчастной. Но во всем была виновата именно ты. Ты и Джек.

Бабушка легко покачивается.

— Это не то…

— Я только что прочла ее дневник! Она была влюблена, по-настоящему влюблена, нашла родственную душу, и лишь потому, что он не подходил под ваши стандарты, ваши драгоценные гребаные стандарты Бимов, вы заплатили ему, чтобы он бросил ее. И она так и не оправилась.

— Боже милостивый, — шепчет бабушка, ее нижняя губа начинает дрожать. — Я собиралась сказать тебе…

— Правда что ли?

— Да! Собиралась объяснить все. Когда проект был бы окончен.

— Ах, ну да, твой драгоценный проект. Ну, поздравляю! Лео признался мне в любви, так что, знаешь, гип-гип ура. Вот только он узнал, как мы обошлись с ним, как мы лгали ему, и это опустошило его. Мне не следовало верить тебе.

Бабушка заламывает руки.

— Когда она ушла, Томас вернулся.

Я моргаю.

— Что?

— Он вернулся через четыре дня, чтобы вернуть деньги. Он сказал нам, что любит Роуз и понял, что совершил ошибку. Твой дедушка отослал его прочь. Он солгал, что Роуз решила уехать и теперь живет с семьей в Нью-Йорке, и чтобы Том не смел даже на пороге нашем появляться. Я чувствовала жутчайшую вину.

В горле возникли болезненные ощущения. Я не понимаю, в чем дело.

— Мой отец вернулся, а ты так ей и не сказала об этом? — шепчу я, не веря своим ушам.

Бабушка начинает рыдать. Ненавижу это. Первым порывом было успокоить ее, но она этого не заслуживает. Из-за ее снобизма моя мать всю свою жизнь считала, что человек, которого она любила, взял деньги, чтобы бросить ее. А он так не поступил. Может, если бы она знала, она бы не…

— Джек запретил мне. Он был моим мужем. Мне следовало слушаться его.

— Она была беременна, ради всего святого!

— Когда мы отсылали Тома, то не знали этого. Я узнала об этом только тогда, когда обнаружила дневники Роуз в развязанном мусорном пакете за мусорными баками. Уже было слишком поздно.

Я провожу руками по своим волосам. Просто не могу поверить.

— Она всю жизнь верила в ложь. Это уничтожило ее!

— Я знаю, и я сожалею, — выдавливает сквозь слезы бабушка. — Мне казалось, я знаю, что для моей дочери лучше. Если бы она следовала моим советам, то, прежде всего, не связалась бы с таким ненадежным человеком. Забеременеть вне брака!

Я качаю головой.

— Ты невероятна, — выплевываю я, выпрямляясь. — Я знала, что ты старомодная, но это уже чересчур. Как ты только не видишь, насколько это чудовищно и осуждающе?

Глаза начинает щипать. Мне нужно убираться отсюда.

— Об этом я жалею больше всего, — тихо признается бабушка. — Джек разрушил все. После побега Роуз он стал много пить, потерял контроль над «Дилайтексом», удача отвернулась от нас, он стал холодным и отстраненным. Она ушла с его внуком, оборвала все связи, отказалась говорить с нами… меня это потрясло, но его — убило. Меньше чем через два года у него случился сердечный приступ. Поверь мне, я чувствую вину каждый день своей жизни. Я выследила Роуз после смерти Джека. Нашла вас обеих в крошечном домике в Манчестере. Когда я явилась, она кричала и бросалась на меня. Сказала, что если я люблю ее, то больше никогда не должна с ней связываться. Что мне оставалось, Джессика? Я не знала, что делать. Потому я постучалась в двери твоей соседки…

— Назойливой миссис Фарревэй? — шепотом уточняю я.

— Да, миссис Фарревэй. И предложила платить ей, если она будет посылать мне ежемесячный отчет о том, как вы справляетесь. Так я и узнала, что Роуз… что она… — Бабушка теряет самообладание, на ее лице проступает расстройство.

Я пытаюсь сглотнуть, но мешает огромный ком.

— Если ты знала, что она умерла, то почему не пришла на похороны? — спрашиваю я сорвавшимся от боли голосом. — Почему не пыталась найти меня?

— Я была на похоронах.

— Что? Ты врешь. Тебя там не было.

— Я была, Джессика. Стояла сзади, за другими гостями. Видела тебя с твоими друзьями. Ты была… в неважном состоянии.

Я вспоминаю мамины похороны. Как перед началом службы выпила полбутылки текилы, как Саммер пришлось держать меня, чтобы я могла стоять. Настолько пьяная, что даже не заметила Матильду.

— Почему ты не подошла и не заговорила со мной? — выпаливаю я. — Все могло сложиться иначе. Я была одна. У меня не осталось никого.

Слезы катятся по лицу бабушки и капля за каплей стекают на воротник ее кремового халата.

— Я хотела, Джессика. Очень сильно хотела. Но когда твоей мамы не стало, я получила письмо от ее адвоката с распоряжением, чтобы я никогда не контактировала с тобой.

— Ну, и как ты называешь вот это? — Я указываю на нас обеих.

— Я не выискивала тебя. Ты пришла ко мне. Я не могла отказать тебе. Тебе был кто-то нужен.

— Нет, это тебе был кто-то нужен. Кто-то, кем ты могла бы манипулировать. Тот, кто занялся бы твоими счетами и твоим тупым проектом. Ну, поздравляю. Все получилось. Я напишу книгу. Твой дом будет спасен. Рада за тебя.

— Мне все это неважно. Может, так было сначала, но теперь это не так. Для меня имеешь значение только ты.

— Тот, кто заботится обо мне, не стал бы толкать на то, что произошло сегодня. Я дерьмово себя чувствую из-за того, как поступила с Лео. Мы причинили кое-кому настоящую боль.

Бабушка опускает взгляд на свои трясущиеся руки. Она и правда мучится.

Внутренности скручивает, в животе бурчит.

— Слушай… мне нужно идти.

— Куда? — испуганно спрашивает бабушка. — Половина пятого утра!

— Неважно, лишь бы подальше от тебя.

Оставляя ее за спиной, я как в тумане тороплюсь в комнату, хватаю телефон и трясущимися руками, едва попадая по кнопкам, набираю первый номер, всплывший в памяти.

После четырех гудков следует ответ.

— Алло?

— Могу я остаться у тебя на ночь? — спрашиваю я без предисловий.

— Да. — Просто и коротко. — За тобой нужно приехать?

— Нет, не нужно. Я вызову такси.

Я быстро звоню в такси, забираю ноутбук, надеваю кроссовки и, проносясь мимо громко рыдающей бабушки, выбегаю на улицу, чтобы подождать машину, которая отвезет далеко отсюда.

Стоит только переступить порог дома, и я наконец даю волю слезам, что сдерживала последние десять лет.

Глава тридцать четвертая

Разочарование неотвратимо в этой жизни. Но Достойная Женщина может перенести почти все, терпеливо и стоически переждав шторм.