Чего в Париже нет, или как мы ездили за селедкой

В Париже есть все. А настоящей селедки нет. В местных магазинах предлагают тощую копченую, но это не то. Я скучаю по нежной, жирной, тающей во рту. Мой оператор Женя Величко по ней не просто скучает, а прямо-таки тоскует и подбивает меня поехать в Голландию. Он утверждает, что там продают лучшую в мире селедку. Поехать в Голландию за селедкой мы не можем, можем ехать только за репортажем, и я нахожу тему: водоплавающая деревня. Изобретательные голландцы, испытывающие недостаток земной тверди, принялись строить дома на воде. Комфортные, со всем необходимым, эти дома исключительно надежны. Прочные сваи фиксируют их по горизонтали, позволяя им свободно двигаться по вертикали: вверх-вниз, как кольца в детской пирамидке. Таким домам не страшны никакие внезапные приливы — отливы и вообще любая водная болтанка. В Голландии, регулярно страдающей от наводнений, это жизненно важно. На реке Маас, где в 1953 году половодье в одночасье смыло три тысячи домов с людьми и всем содержимым, уже выросла целая деревня на воде. Туда-то мы и направляемся.

Мы снимаем деревню Маасбоммель, архитекторское бюро в Роттердаме, где проектируют целые города на воде, а также завод по производству водоплавающих домов. Он находится к северу от Амстердама. Самое главное, ради чего и была затеяна эта поездка, мы оставляем на последний день.

Рано утром в городе Дельфт перед возвращением в Париж Женя тащит меня на рынок. Там за огромной дубовой бочкой стоит невероятных размеров человек и продает чуть присоленую селедку. Он аккуратно лишает ее головы, потрошит, удаляет хребет, разделяя нежную плоть на два удлиненных лепестка, соединенных хвостовым плавником. Эту селедку надо, держа двумя пальцами за хвост, обмакнуть в мелко нарезанный репчатый лук. Потом запрокинуть голову и вертикально опустить в распахнутый рот.

Именно так: запрокинуть голову и вертикально опустить.

Говорят, что так селедку ест даже голландская королева. Раз в году, весной, когда селедочьи стада подходят близко к голландским берегам, рыболовы устраивают гонки. Первый экипаж, вернувшийся с уловом, встречает на берегу сама королева. Она непременно должна отведать свежей селедки по-голландски. (Представляю, какое луковое амбре стоит потом в королевском дворце.)

Есть селедку утром — пусть и самую лучшую в мире — мне трудно. Даже кусочек сыра не лезет в меня с утра. Максимум — ломтик хлеба с маслом. Но я делаю над собой усилие, обмакиваю рыбку в сочное луковое крошево и запрокидываю голову…

… Я никогда не ела ничего более вкусного. Даже описывать не берусь испытанное потрясение. Тут нужно перо Гоголя, не меньше. За первой рыбкой идет другая, потом третья. Женя съедает шесть. А потом мы садимся в машину и мчимся в Гаагу, на окраине которой есть заветный магазинчик Симонис. Там, в пластиковых 5-литровых бочонках продают мороженую селедку. Со слов Жени, она ничем не отличается от свежей. Если завернуть ее в несколько слоев газеты и тщательно упаковать в полиэтиленовый пакет, за 5 часов пути из Гааги в Париж она не успеет разморозиться. И тогда счастье можно продлить.

Но по дороге в Гаагу звонят из редакции: срочно в Париж, там начались студенческие волнения. Акции протеста против предложенного правительством контракта первичного найма на работу вылились в массовые столкновения с полицией. Прямое включение на программу «Время» уже заказано.

Вот некстати!

За окном мелькают указатели: до поворота на Гаагу 2 километра… 1… Божественная селедка так близко и так далеко! Женя, совершенно убитый, сидит за рулем. Развилка стремительно приближается. Уже осталось 500 метров.

Женя: Ну?

Я: Не знаю…

Если мы опоздаем на прямое включение, я не смогу оправдываться селедкой. И без селедки будет скандал. А если купим селедку, то, пока снимаем акции протеста, она растает.

До поворота остается 200 метров.

Женя: Ну??

Я: Подожди…

Но если мы купим селедку, то кто-то из домашних может по дороге ее забрать и спасти. Правда, в Париж придется ехать со скоростью 200 километров в час, а это грозит огромным штрафом…

За окном мелькают столбики и знаки. До поворота 100 метров.

Женя:????

Я:…

… Но в Париже такой селедки нет!

За 30 метров до поворота я принимаю решение:

— За селедкой!!

И Женя круто берет вправо.

… Через час мы мчимся по автобану. Багажник до отказа забит мороженой рыбой, которой, по моим подсчетам, должно хватить на год. Я настраиваюсь на парижскую баталию. Снова звонок из редакции:

— Вы от Гааги случайно не далеко?

— Ну-у-у… как сказать… (что они там, через спутник за нами следят, что ли??)

— Срочно в Гаагу!

— ???

— Умер Милошевич!

Пятый президент Югославии Слободан Милошевич, обвиняемый в военных преступлениях, в том числе геноциде, к тому моменту сидел в тюрьме Гаагского трибунала по бывшей Югославии уже больше 4 лет. Он отказался от адвокатов и защищал себя сам, но его бесконечный процесс уже перестал так остро волновать российскую прессу. И вот на тебе! Утром охранник находит его в камере без признаков жизни.

Ясно, что история с Милошевичем — это надолго. И наша первая мысль: а селедка?!

Мы прибываем в Гаагу раньше других коллег-конкурентов. Я готова к прямому включению в выпуске новостей в 15.00. Единственная мобильная спутниковая тарелка, которая успевает к этому времени встать у стен тюрьмы, — тарелка турецкой компании IHA (потом я буду встречать ее в самых горячих точках, она повсюду будет одной из самых первых). Ее инженеры, двое деревенского вида мужчин, уже успели установить тарелку, но еще не настроились на спутник и не поставили телекамеру. Все разворачивается на наших глазах. До эфира 3 минуты. Наконец камера стоит, спутник найден, но Москва меня «не видит». До эфира минута. Турки переговариваются коротко и резко. Выясняется, что сигнал теряется где-то между камерой и пультом. Должно быть, обрыв кабеля. Один из турков чудом находит обрыв, рубит кабель. Кажется, что он сейчас ляжет и зажмет голые провода зубами, но он — слава богу! — всего лишь зажимает их рукой. Мне кажется, что это мне только снится…

В общем, мы застреваем в Гааге на 8 дней.

Мертвым Милошевича никто не желает принимать. Ни новые власти Белграда, ни Москва. Пока его семья ведет сложные переговоры с теми и с другими, его тело лежит в Институте судебно-медицинской экспертизы. Результаты вскрытия обнародовать не торопятся, в суть переговоров тоже не посвящают, и мы изнываем от отсутствия информации, довольствуясь жидкими фактами: семья приехала, семья вошла, семья вышла… Какая мука для журналиста, когда история свершается в двух шагах, за забором, а ему даже одним глазком взглянуть не дают!

И тут у меня сдают нервы. Уже шестые сутки мы дежурим у Института судебно-медицинской экспертизы и вдруг видим, как из его ворот медленно выезжает катафалк. То есть гробовоз. То есть автомобиль, который перевозит покойников. Впервые за 6 дней! Я вижу краем глаза, как пара-тройка фотографов-папарацци седлают свои мотоциклы и готовятся сесть катафалку на хвост. И еще вижу, что другие это движение еще не заметили. Я кричу Жене: срочно в машину! Катафалк набирает скорость, папарацци тоже. Мы за ними. За нами протуберанец из прозевавших начало.

Это была погоня через весь город. На скорости 150 километров в час мы мчались за катафалком, который удирал от нас, петляя, как заяц. Визжали тормоза, нас заносило на поворотах. Женя свесился из окна с камерой на плече, и я молилась, чтобы он не вывалился совсем. Что это была за погоня!

Минут через 20, растеряв по дороге конкурентов, мы загнали его в тупик, прижав к шлагбауму, за которым виднелся маленький заводик с трубой. Из катафалка вышел человек в черном и печально произнес:

— Господа, я даю вам 200 процентов. Это не Милошевич.

На воротах заводика была написано «Крематорий».

Азарт ловца сменился тоскливым разочарованием. Но, подумав, мы решили: полтора дохленьких процента, что везли все-таки Милошевича, чтобы хоронить потом его прах, а не тело, все-таки есть. Мы быстро слепили репортаж о погоне, начинив его этой гипотезой. С начала наших гаагских бдений это был едва ли не первый настоящий репортаж. Настоящий в академическом смысле.

Коллегам-конкурентам с других каналов досталось по первое число: «Пока вы ворон считаете, Агалакова сняла эвакуацию тела Милошевича!» Полдня мы ходили в героях…

Как вы, наверное, помните, Слободан Милошевич был погребен в Сербии, в родном Пожароваце в присутствии 50 тысяч человек. Журналистов на похоронах было едва ли не больше. Для маленького сербского городка это были похороны века, но мы на них уже не попали. В Пожаровец отправили другую съемочную группу.

А что селедка, спросите вы?

Нам повезло. Селедку приютил гостиничный морозильник. И когда с Милошевичем стало все ясно, нас с селедкой отпустили в Париж. Там нас ждали студенческие волнения, которые к этому времени стали еще яростней и разрушительней. Так что мы, сдав селедку родным и близким, еще недели две-три не вылезали из боев.

Любопытно

ГРАНИЦЫ ГОРОДА были очерчены еще в 1840 году и с тех пор остаются неизменными. Окружность Парижа по бульвару Перифирик всего 35 км, что в три раза меньше московской кольцевой автодороги (109 км). Расстояние от восточной границы города до западной 18 км, а с севера на юг — 9,5 км.

ПАРИЖ — самый главный город Франции, но далеко не самый большой. По площади (105 кв. км вместе с Булонским и Венсенским лесами) он всего лишь 113-й в списке французских городов: больше Парижа Арль, Марсель и даже Фонтенбло. На территории Москвы поместилось бы 10 Парижей.

НАСЕЛЕНИЕ. В Париже проживает 2 млн 200 тыс. человек и ежегодно приезжает 17,5 млн туристов.

КРУАССАН — по-французски означает одновременно «растущий» и «месяц». Родом эти хрустящие пышные рогалики из Вены. Там они впервые появились в 1683 году после того, как удалось во второй раз отбить осаду города турками. Чтобы отметить победу над мусульманами, один булочник испек рогалики в форме полумесяца. Считается, что в Париж круассаны привезла Мария-Антуанетта, уроженка Вены.

СТАТУЯ МОЛЬЕРА — самая первая статуя в Париже, поставленная в честь не-короля. Она находится на углу rue Moliere и rue Richelieu в 1-м округе, метро Pyramides.

ОБЕЛИСК НА ПЛОЩАДИ СОГЛАСИЯ. Он стоял когда-то у одного из луксорских храмов, а в первой половине XIX века был подарен Египтом Франции. Только спустя полтора столетия, совсем недавно, из него сделали самые большие в мире солнечные часы. От подножья обелиска тянутся линии, которые заканчиваются римскими цифрами — от VII до XII. Тень от древнего обелиска указывает час.

Place de la Concorde, 8-й округ, метро Concore.

АНЕКДОТ — по-французски это слово обозначает вовсе не шутку, а историю из жизни, случившуюся на самом деле, и совсем не обязательно смешную.

ВАНДОМСКАЯ КОЛОННА — украшает одноименную площадь. Отлита из русских и австрийских пушек, взятых Наполеоном после победы в Аустерлицком сражении.

Place Vendome, 1-й округ, метро Opйra.

СОБОР НОТР-ДАМ является главным собором столицы, однако почти все французские монархи для коронации выбирали кафедральный собор Реймса (за исключением Генриха IV, который выбрал Шартр). В Нотр-Дам короновался только Наполеон I.

ЛЮТЕЦИЯ. Принято считать, что Париж начинался с острова Сите. Это не совсем так. На одном из островов на Сене (возможно, это был Сите, а возможно, и нет) в середине третьего века до новой эры кельтское племя паризиев основало поселение, которое позже назвали Лютеция. Это поселение со временем разрослось за пределы острова. В 52 году до новой эры Лютецию попытались захватить римляне. Паризии город сожгли и укрылись на острове. Кстати, название Сите острову дали римляне: Civitas Parisiorum, что означает «город паризиев». За время осады римляне построили новый город. Он был заложен на левом берегу Сены. До наших дней дошли развалины арены Лютеции, построенной римлянами. Они находятся на улице Монж, вход у дома 47: rue Monge, 5-й округ, метро Maubert-Mutualitй.

ИММИГРАЦИЯ. Каждый пятый житель Парижа родился за пределами Франции: в основном в Китае или странах Африки.

ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ длиной 2,2 километра: от площади Согласия до Триумфальной арки. Вдоль авеню посажены 415 платанов.

ВСЕ ДОРОГИ во Франции начинаются от Нотр-Дам. На площади перед собором есть бронзовая отметка — нулевой километр.

ГИЛЬОТИНА стояла сначала на площади Карусель прямо напротив Лувра (сейчас там находится Малая арка). Революционеры перенесли ее на площадь Конкорд и потом установили еще одну на Гревской площади (ныне — площадь перед Парижской мэрией). Гильотина стояла также на площади Бастилии. Там напротив Оперы даже сохранилась отметка. В последний раз гильотину использовали по назначению в 1977 году.

ЛУКОВЫЙ СУП. По статистике парижане едят суши и сашими в 14 раз чаще, чем луковый суп.

ПРОСТИТУЦИЯ во Франции разрешена. Однако проститутки не могут открыто рекламировать свои услуги и навязываться прохожим. Даже просто стоять на улице в ожидании клиента запрещено. Сводничество тоже. И как они выживают?!

ФРАНЦИЯ — самая «рожающая» страна Европейского Союза. Во Франции на каждую женщину приходится 2,2 ребенка. При этом количество браков с каждым годом уменьшается.

ЖЕНЩИНЫ во Франции получили право избирательного голоса только в 1944 году.

КОЛОННА НА ПЛОЩАДИ БАСТИЛИИ. Говорят, что под ней лежат… египетские мумии! В начале XIX века мумии были подарены Франции вице-королем Египта. Однако подарок не выдержал влажного парижского климата, и заплесневелых мумий закопали в саду Тюильри. Спустя несколько лет, когда про мумий забыли, там же похоронили жертв революции 1830 года. Позже революционерам решили воздать по заслугам и торжественно перезахоронить их на площади Бастилии. Только спустя столетие при обустройстве площади обнаружили, что мумий тоже «записали» в революционеры.