Первая «зарплата» — 100 евро
В мое распоряжение выделили каюту. Внутри, то есть внизу, яхта оказалась как четырехкомнатная малогабаритная квартира. Кроме бара, который я уже видела, было еще минимум три каюты — те, которые я видела. Мне выдали огромное пушистое, как мех, полотенце. На солнышко вынесли шезлонги, холодное белое вино, шампанское в ведерке со льдом и виноград с орехами. Включили музыку.
Рик не замолкал ни на минуту. Хвастал каким-то навигационным прибором и своей коллекцией часов, показал карту, где яркими кнопками были отмечены порты, где он уже побывал, показал чучело пойманной им лично (если не врал, конечно) акулки-катрана и свой красно-синий галстук с булавкой, на которой было написано «Оксфорд» — выпускник, значит… В общем, поначалу парень вел себя как обычный мальчишка. Даже забавно. До того момента, как он достал из закрывающегося ящика своего стола три коробка с таблетками. На очаровательных разноцветных, как пуговицы, таблетках были выведены крестики, звездочки и даже фирменный знак Шанель — скрещенные полукольца. Что это было, я не знала, но поняла по задорно блестящим глазам Рика — наркотики. Я отказалась. Он настаивать не стал, но сам слопал несколько штук, запил шампанским и сунул один из коробков в карман. При этом заговорщически подмигнул мне, приложил палец к губам и попросил не говорить Джону, потому что он обязательно доложит отцу.
— Рик, а зачем тебе наркотики?
— Вкусно! — пошутил он.
— Но это же вредно для головы, для здоровья…
— Хорошо, мама, я больше не буду, — рассмеялся он.
Рассмеялась и я. В конце концов, каждый сам себе хозяин. Потом мы ныряли прямо с борта, танцевали… Но его поведение стало меняться в неприятную сторону. Он стал возбужденным, нервным и развязным одновременно. Начал распускать руки, похлопывать меня по заду, неприятно нарочито облизывать палец, засовывая очередную порцию табака под губу. Потом еще и еще глотал таблетки… Когда нас позвали в барстоловую есть «суперпасту с мидиями», он отказался. Все обедали, а он раскачивался на стуле и хлестал виски. Несмотря на интеллигентные попытки Джона говорить по-английски, перешел на непонятный мне португальский и все время громко смеялся. Впрочем, все добродушно-снисходительно смеялись с ним. Поскольку я не понимала ни слова, настроение активно портилось. Глаза Рика и коробки с таблетками казались сообщающимися сосудами. Чем меньше содержимого оставалось в коробке, тем больше «масло» заволакивало взгляд Рика и тем чаще он лез ко мне с руками.
Мне он совсем не нравился. Тем более сейчас, пьяный, агрессивный и развязанный. Положение спасали только Джон и старпомом, которые периодически отвлекали парня разговорами.
— Мы тебе купим колье из жемчуга, вот такое… — водил Рик пальцем по моей шее и вырисовывая «нити» все ниже и ниже. — Или кулон с бриллиантом вот сюда, и платья, вот так обтягивающие…
Я держалась, зверела и видела только большой перламутрово-розовый прыщ на его шее и некрасивые плоские ногти. Руки мужчины, который не нравится, не скрасят даже самые крутые часы. Глупо было думать, что мои уловки с запонкой могут придать охотничьей деятельности вид благородной случайности. И Рик, несмотря на свою молодость, точно знал, для чего приезжают охотницы. Он и не заикался о каких-то романтических глупостях. Он просто тупо покупал меня.
— Рик, ну, пожалуйста, не надо меня трогать.
— О’кей, о’кей! — смеялся, как будто это игра, поднимал руки: «сдаюсь», и все начиналось заново.
Не выдержала я, когда он зажал меня при выходе из туалета на нижней палубе и полез в трусы. Неуклюже ударила, оттолкнула… Рик ошарашенно замер, а потом заорал. Бог мой, как я испугалась! Рик был некрупным, но все же мужчиной. Он что-то орал, а я жалась к стенке, потом скользнула в каюту и заперлась изнутри. Но больше он меня не беспокоил. Мне было ужасно страшно и стыдно. Так что я всю вторую половину путешествия просидела с пылающими щеками в каюте, думая: «А что ты, собственно, хотела? И рыбку съесть, и крючком не подавиться? И охотницей стать, и чтоб с тобой как с королевой обращались?»
Конечно, он пригласил только прокатиться… Но вот если бы Рик был не на яхте, а, скажем, в грузовике дальнобойщика, я бы не села к нему «покататься», зная его не многим больше пары часов? А яхта — пожалуйста! Эта идиотская женская уверенность, что если у корабля паруса, то где-то, в глубине мачты, они обязательно алые, а хозяин в душе — непременно капитан Грей. Именно поэтому добрая половина девчонок, идущих в охотницы, до последнего верят, что под костюмом от Джани Армани — не пупок, а розовый бутон, и душевная организация миллионера из кружева. А они такие же мужики, как дальнобойщики, только пообразованней и с деньгами. Впрочем, меня же предупреждали, что охотница — специальность не для романтиков…
От стыда я плакала. Потом уснула. А потом деликатным стуком в дверь из заточения меня вызволил Джон. Он провожал меня на берег и улыбался. Скорее сочувственно, но в тот момент мне казалось, что он насмехается. А на берегу неожиданно сунул мне в руку бумажку — 100 евро. На мое истеричное «Не надо, что вы!» замахал руками и что-то затараторил, уже спрыгивая обратно на палубу, что-то вроде «Рик приказал дать».
Шла по причалу с босоножками в руках, как плохой артист-юморист, который уходит со сцены под холодный стук своих каблуков. Унизительное подношение сунула в расщелину на их трапе, так чтобы заметили и забрали. Хоть какое-то, неуклюжее, но оправдание. На душе было гадостно, даже непонятно толком, от чего. Роскошь, в которой я прожила несколько часов, совсем не порадовала, и хотелось все забыть, как один из самых позорных моментов в жизни.
Придя домой, рухнула спать, даже не сходив на ужин. Утром побрела на пляж. Я сердилась не на Рика, а на себя. А его я жалела. Бедный мальчик, развращенный вседозволенностью, мечтавший стать капитаном и потихоньку снаркоманивающийся под крылом папиных миллионов.
Мда… Красивый роман, мягко говоря, не получился. Но в конце концов, в любой деятельности бывают проколы, и раз уж я испытываю на себе долю охотницы, то надо продолжать поиски красивой жизни. Только на яхту я, пожалуй, больше не пойду.