Ч Бантыш-Каменский, Источники малорос. истории, Москва, 1858, 1, 248; Собрание государственных грамот и договоров, Москва, 1828, IV, 287.

-)Архив министерства иностранных дел, 1673, № 35, св. 39.

Акты южной и западной России, XI, 342; Собрание государств, грамот и договоров, Москва, 1828, IV, 292.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Появление в Сичи царевича Семиона Алексеевича.—Приметы его по рассказам вождя Ыиюеского.—Принятие и допрос царевича Сирком.—Повесть царевича о своем уходе ив Москвы.—Отправка царских послов Чадуева и Щоголева к Сирку с приказанием выдачи самозванца им. — Встреча запорожцев с царскими послами на Украйне и в самом Запорожье и разговор о царевиче.—Прибытие послов в Сичу.—Объяснение их с Сирком в курене и с царевичем возле посольской избы. — Негодование запорожцев против послов.—Войсковая рада и смертный приговор послам. — Успокоительное действие Сирка на Козаков.—Частная беседа Сирка с послами и перечисление им всех вин царя в отношении Сирка. — Недоверие запорожцев к московским послам и отправка в Москву собственных.—Удержание царевича запорожцами в Сичи.—Возвращение послов в Москву п рассказ их обо всем виденном в Запорожье.

В то время, когда Сирко промышлял под Тягином, в это самое время, в начале зимы 1673 года, в Сичи произошло дело, до того времени неслыханное в Запорожье: объявился царевич и/ Оемион, назвавший себя сыном царя Алексея Михайловича. Он находился сперва на речке Самаре, левом притоке Днепра, а оттуда спустился к Чортомлыку, в самую Сичь ⁴). Не смотря на то, что в Сичи в это самое время открылась чума, занесенная торговым человеком из Каменца-Подольского и «уязвившая два запорожских куреня», шкуринский и батуринский, не смотря на это, «в тот, час, в веденье всех Козаков, приехал на коиех, называясь бытп царевич, и стал на том месте, где Косагов великого государя с ратными людьми стоял до приходу Серкова». На вид этот человек был хорош и тонок, долголиц, не румян и не русяв, несколько смугловат, мало разговорчив, очень молод, всего около 15 лет, на теле имеетъ

какие-то два знамени—орлы да сабли кривые; одет в зеленый, подшитый лисицами, кафтанец; с ним прибыло восемь человек донцев с вождем Иваном Миюсским, хохлачем по рождению. Миюсский под клятвою сказал запорожскому судье, будто у называющагося царевичем на правом плече и на руке есть знамя, похожее на царский венец.

Прибыв в Сичь, царевич ожидал приезда Сирка в течении целой недели, а по истечении недели, узнав, что Сирко приближается к Сиче, распустил знамена и вышел к кошевому на встречу. Сирко принял его так же, как и принял других Козаков. Оставив войско за городом, Сирко один пошел в Сичь для того, чтобы прочесть письма, присланные ему гетманом Иваном Самойловичем и хранившиеся до приезда кошевого в войсковой скарбнице. Выслушав письма, Сирко вновь вышел за город и, став на другом месте, послал за царевичем. Когда царевич пришел, то Сирко сперва пригласил его сесть между собой и знатным запорожским козаком Григорием Пелехом, а потом спросил: «Слышал я от своего наказного, что ты называешься сыном какого-то царя; скажи правду, боясь Бога, потому что ты очень молод: нашего-ли ты, великого государя и великого князя Алексея Михайловича сын или другого какого-нибудь, находящагося под высокодержавной рукой его, скажи истинную правду, чтобы мы не были обмануты тобой так, как иными, бывшими в войске, плутами». На эти слова Сирка молодой человек, поднявшись с места и сняв шапку, ответил как бы плача: «Не надеялся я на то, чтобы ты стал стращать меня, хотя и вижу, что оно так делается. Бог мне свидетель, я настоящий сын вашего великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великой и Малой п Белой России самодержца, а не иного кого». Услышав то, Сирко снял шапку и. вместе со своими товарищами, поклонился царевичу до земли, а после поклона, также вместе с товарищами, стал угощать его питьем. Царевич не отказывался от питья, но все время стоял и смотрел в землю. После этого бывший в Сичи гетманский посол Зуб спросил: «Будешь-ли ты писать своею рукой к гетману, а главным образом к своему батюшке, кт, великому государю, объявпшь-ли о себе?» На это царевич отвечал: «господину гетману шлю поклон изустно, а к батюшке писать трудно,—опасаюсь, чтобы мое письмо не по-

палось в руки боярам; такого же человека, который бы мог передать мое письмо прямо в руки государя, мне пе отыскать, и ты, кошевой атаман, смилуйся надо мной и никому из русских людей о том не объявляй. Из царского дома я отлучился потому, что сослан был в Соловецкий монастырь; в бытность же на острову Степана Разина, я тайно к нему перешел и до тех пор, пока он не был взят, я при нем состоял, а потом с козаками на Хвалынском море ходил и струги гулящим нанимал; после того на Дон перешел, а теперь хочу в Киев и к польскому королю ехать». К этим словам царевича вождь Иван Миюсский добавил потом Сирку, что действительно на теле царевича имеются знаки, похожие на царский венец.

Узнав о появлении в Запорожье царевича Семиона, царь Алексей Михайлович, при всей своей тревоге относительно наступления турок на Украйну, немедленно, послал к гетману Са- мойловичу и от него к кошевому Сирку в Запорожье сотника Василия Чадуева да подъячего Семена Щоголева и наказал им, по приезде к гетману Самойловичу и кошевому Сирку, говорить такое слово: «Ведомо великому государю, по письму гетмана, что на Запорожье, в то время, когда Сирко был под Тятином, объявился с Дону вор *) и самозванец, 15 лет, а с ним 8 человек донских Козаков и вождь им всем Ивашка Миюска; и назвался он, самозванец, сыном его царского величества, блаженной памяти царевичем Семиопом Алексеевичем... И Сирко принял его ласково, кланялся и питьем потчивал. Теперь великий государь приказал объявить гетману и кошевому, что благоверный государь царевич, Семион Алексеевич, родился в 1665 году, апреля 3 дня, а скончался в 1669 году, июня 18 дня и погребен в церкви архистратига Михаила при патриархах, митрополитах и архиепископах русских и при папе, патриархе вселенском и судье Паисие александрийском, о чем извещено было особыми грамотами гетману и кошевому; а со дня рождения и до дня смерти царевичу было всех лет 4, в нынешний же год, еслибы он многолетствовал, было бы 9, а не 15 летъ». После изложения речи Чадуеву и Щоголеву велено было просить гет

*) В древней Руси со словом <воръ» соединялось понятие о беглеце, бродяге.

мана, чтобы он дал им, Чадуеву и Щоголеву, двух или трех асаулов или войсковых товарищей и отправил бы в Запорожье. Приехав же в Запорожье говорить кошевому и всему поспольству, что принимать им вора и самозванца вовсе не годилось бы и что кошевой, памятуя, какое он дал клятвенное обещание при отпуске из Москвы, в присутствии царя, бояр и думных людей, должен был бы вышеупомянутого вора и обманщика с его единомышленником Миюскою и товарищами прислать к великому государю в Москву. А как этого не сделано, то царь требует, чтобы кошевой атаман Иван Сирко и все посполь- ство поспешили отдать всех тех воров и обманщиков Чадуеву, Щоголеву и гетманским посланцам, придав им, сколько нужно, из Коша провожатых, а сверх сего внушить им, кошевому и поспольству, что по их челобитью и по царскому указу, к ним посланы ломовые пушки, парядные ядра, пушечный мастер, умеющий стрелять ядрами, смпоши и сукна, как в прошлом годе, а за все это они бы верно царю служили и над крымскими людьми всякий промысел чинили».

Послы выехали из Москвы 14 декабря 1673 года, а 21 декабря прибыли в Батурин и изложили гетману все, что им было наказано. Гетм^ан," 'выслушав их слово, объявил, что ехать теперь в Запорожье пельзя, потому что ему еще неизвестно, прекратплось-ли там моровое поветрие или нет; гетман советовал послам подождать собственных посланцев, которых он отправил в Спчь и чсреза, которых он написал кошевому Сирку с товарищами, чтобы он самозванца, прояву, вора и плута прислал бы к нему, гетману, со своими козакамн; но опасается, однако, что запорожцы едва-ли исполнят его приказание; они говорят, что они войско вольное,—к ним кто хочет приходит по воле и отходит также. Приняв послов в Батурине, гетман ушел вместе с ними в Гадяч, а из Гадяча отъехал в местечко Омелышк на речке Псле; в Омедьнике оп узнал от запорожца ИИелеха с товарищами, что Сирко из Запорожья вышел и отправился на морские разливы, а выходя из Сичи, он отдал приказ, чтобы козаки царевича почитали и всякую честь ему воздавали; от того же Пелеха гетман узнал, что его посланцы задержаны в Сичи, а для чего это сделано, неизвестно. Из Омелышка московские посланцы, расставшись с гетманом, поехали в местечко Келеберду на левом берегу

Днепра. В Келеберде они встретились с запорожским козаком Максимом Щербаком, который, узнав, зачем ехали царские послы в Сичу, стал им говорить такия речи: «Знаете-ли вы Щербака донского, а он знает, зачем вы Василий и Семен посланы в Запорожье; ехать вам туда нечего, даром пропадете, потому что на Запорожье объявился настоящий царевич, и я про то все и знаю и ведаю: тот царевич деда своего по плоти Илью Даниловича Милославского ударил блюдом и от того ушел, и по всей Москве слава носилась, что то была правда, а я в то время сидел в тюрьме в Москве, а потом, по челобитью Демьяна Многогрешного, был освобожден и ушел на Дон, а с Дона— на Запорожье». На эти слова Максима Щербака Чадуев и Що- голев отвечали, что тот царевичъ—вор, плут, самозванец и обманщик. В ответ на это Щербак сказал им, чтобы они плюнули сами себе в очи и завязали свои рты, потому что за такую речь свою примут злую смерть. Из Кедеберды московские послы спустились в местечко Кишенку при речке Ворскле и тут встретились с гетманскими посланцами и с запорожскими козаками, сопровождавшими посланцев. Гетмаиские посланцы объявили Чадуеву и Щоголеву, что Ивана Сирка действительно нет в Сичи и что он находится на морских разливах. Что же касается самого войска запорожского, то оно, выслушав письмо гетмана о самозванце, стало смеяться над гетманом и поносить непристойными и грубыми словами московских бояр, а самозванца, по приказу Сирка, величало царевичем, писать гетману вовсе отказалось, а вм'Ьсто того писал к нему сам самозванец и письмо свое запечатал собственною печатью, схожею с печатью царского величества. Печать же ту сделали ему запорожцы из скарбничных ефимков и весит она 30 золотников; кроме того запорожцы сделали ему тафтяное с двуглавым орлом знамя и сшили хорошее платье. При отпуске гетманских посланцев самозванец, нриш^д в раду, всячески бесчестил гетмана, называя его глупым человеком за то, что он именовал его вором и обманщиком, а самим посланцам сказал, что если бы у них не пресные души, то он велел бы повесить их; если лее гетману надо знать его, то пусть он пришлет осмотреть его обозного Петра Забелу да судью Ивана Домонтонича; а в конце всех речей сказал, что бояре именем царского величества много раз будут за ним, царевичем, присылать

с грамотами знатных бояр, но только он раньше трех лет никуда не поедет, а будет ходить в Черное море и в Крым, а кто будет прислан, даром не пробудет.

Так говорили о самозванце посланцы гетмана, а запорожцы, сопровождавшие пх, называли того самозванца истинным царевичем и угрожали московским послам за него смертью. С теми же гетманскими посланцами прибыли из Запорожья в Кишенку челядник Василия Многогрешного Лучка и товарищ самозванца Мерешка. Лучка сказал московским послам, чтобы они на Запорожье не ездили, потому что козаки встретят их выше Сичи в Кодаке и там повесят, а царевича выдать п не подумают, потому что он настоящий царевич и сам Лучка, долго живя с ним, видел на теле его природные красные знаки: герский венец, двуглавый орел и месяц с звездой. Мерешка лее добавил к этому то, что он пришел с царевич:ш> с Дона, а- почему он именует себя царским сыном, того не знает. В ту же Кишенку приехал и посланец Ивана Сирка, Игнат Оглобля, направлявшийся из Сичи в Украйну к гетману Самойловичу. В разговоре с московскими послами Оглобля сказал, что кошевой атаман Сирко находится уже в Сичи, прибыл он с морских разливов в Сичу на сырной неделе и за царевича называл Василия Чадуева собачьим сыном и намеревался убить его.

Узнав о настроении Сирка и всего товарнства, послы взяли для собственной безопасности некоторые меры: они схватили Щербака, Лучку, Мерешку и Оглоблю и отправили их к гетману, которому наказали держать их ⁷до тех пор, пока послы вернутся из Запорожья на Украйну. В той же Кишенке послы узнали, что Сирко прислал из войсковой скарбницы в местечко Переволочну к некоему Петру Перекресту 40 ефимков на покупку самозванцу всяких столовых запасов. И тот Перекрест, закупив столовые заиасы по росписи, отвез все в Запорожье, а кошевой с товарищами все купленное отдал самозванцу.

Собрав все сведения и обезопасив^ себя заложниками, московские послы написали гетману о том, что им пора уже ехать на Запорожье, для чего просили его прислать им посланцев и провожатых. По письму послов гетман отправил генерального асаула Черняченка и позволил послам взять из полтавского полка 40 человек Козаков охраны. Тогда послы, снявшись 1 марта с Ки-

шенки, поехали в Запорожье. Дорогою они наехали на речке Томаковке, в 10 верстах от Сичп *)., на запорожских Козаков, бывших кошевых атаманов Евсевия Шашола и Лукьяна Андреева и других знатных Козаков, кормивших своих лошадей, за недостатком травы' в Сичи, возле речки Томаковки; с ними был и вождь царевича Иван Миюсский. Тут асаул Черняченко стал потчивать всех встретившихся запорожцев водкой. Во время угощения Иван Миюсский признался одному из полтавских Козаков, что запорожцы не выдадут самозванца, потому что верят в него, как в истинного царевича и что он волен у них во всем и собирается побывать в Крыму. Поговорив с послами, все запорожцы с Иваном Миюсским двинулись, для прокормления лошадей, от речки Томаковки в урочище Тарасовское, к правому берегу Днепра; один только Лукьян Андреев остался у Томаковки, потому что он должен был переправить послов через речку в собственной лодке, которую он привез на собственной лошади. Б то время, когда послы стали перевозиться через реку, в это самое время приехали на перевоз и запорожские козаки, Иваник с товарищами, числом 11 человек, и стали просить водки. На это Лукьян Андреев стал их спрашивать, зачем они приехали и стал называть их ворами и разбойниками, два раза уже побившими и разграбившими царских посланников, а теперь, очевидно, имевших намерение побить и разграбить, в третий раз. После этого он стал торопить Ча- Дуева и ИДоголева скорее переправляться через реку и идти дальше к Сичи. Когда послы переправились, то Иваник и его товарищи, прибив Лукьяна Андреева, оставили Томаковку и поехали за другими козакамн в Тарасовское. На прощанье Лукьян Андреев сказал послам, что по приезде их в Сичу самозванец будет над ними озорничать и всячески «оказываться».

Девятого марта 1674 года царские послы прибыли наконец в Сичу. Кошевой атаман Иван Сирко и вей поспольство вышли к ним за город и посоветовали им остановиться за Сичею, для чего отвели греческую избу на берегу речки Чортомлыка. А асаулу Черняченку с провожатыми велели войти в город и разместиться по куреням, где кто пожелает. В это же время